Последняя осень

Джерард, побледнев от волнения и страха, стоял перед микрофоном, а я не мог отвести от него взгляд, понимая, что переживаю не меньше, чем он. Поэтому, как только Патрик начал счёт, я подскочил к Уэю и успокаивающе коснулся его руки, осторожно поглаживая. Он удивлённо уставился на меня, как и Линдси, стоящая чуть позади. Поэтому я тут же отошёл в сторону и ударил по струнам, делая вид, что ничего не произошло. Ну, а что такого? Я ведь просто поддержал друга, пусть со стороны это и выглядело слегка... Интимно. Мы продолжили играть всё ту же «Happy togerher», которую я не смог вытянуть из-за своего поганого носа, поэтому, когда мы закончили с проигрышем и Джерард чуть наклонился к микрофону, я затаил дыхание, молясь, чтобы у него всё получилось. Другого выхода правда не было, и когда Уэй неуверенно начал петь, я выдохнул: даже несмотря на волнение, он пел прекрасно. Поймав ошарашенный взгляд Линдси, видимо, не ожидающей, что голос Джи настолько хорош, я улыбнулся ей и едва заметно кивнул. Её губы медленно растянулись в улыбке, и она, отвернувшись, закрыла глаза, растворяясь в музыке. Я же снова посмотрел в сторону Джерарда. Да, песня была про любовь к девушке, но, кажется, это были самые жизненные слова за последнее время, что мне доводилось слышать. Он пел уже чуть увереннее, хотя то, как он до побелевших костяшек вцепился в микрофон, выдавало его с потрохами. Почувствовав мой взгляд, Джерард жалобно взглянул на меня, и я широко улыбнулся, надеясь хоть как-то ободрить его. Чёрт возьми, я ведь смог заставить его петь! Пускай только перед людьми, которым он более-менее доверяет, но это был явный прогресс для его застенчивой натуры. Как только песня закончилась, Джерард в абсолютном шоке уставился в пустоту, в то время как его пальцы, всё ещё лежащие на микрофоне, слегка подрагивали. Он судорожно выдохнул, прикрыл глаза после чего распахнул их и уставился на меня каким-то безумным взглядом. — Так я теперь в группе? — обречённо спросил он спустя несколько секунд молчания. Я лишь в усмехнулся в ответ и достал из кармана сигареты, чувствуя себя омерзительным пауком, затащившим в свои сети скромную, но до жути красивую бабочку.

* * *

Джи всё ещё боялся, даже несмотря на то, что он смог перебороть себя и пел с нами на репетициях, но я мог его понять. Для него это был совершенно новый, я бы даже сказал, дикий опыт, к которому он был явно не готов. Если честно, мне вообще было страшно представить, что будет с ним, когда мы выйдем на сцену, потому что переживал он неимоверно. Это было видно по его затравленному взгляду, который появлялся каждый раз, когда мы заводили разговор о предстоящем концерте. — Тебе не стоит так трястись, — заявил я, садясь рядом с ним на диван, пока Линдси и Патрик обсуждали какие-то свои приколы, связанные с ритмом. — Ты правда классно поёшь. — Я так боюсь вас подвести, — тихо ответил Джерард, хмуря брови. А мне захотелось поцеловать его в лоб, словно маленького котёнка, чтобы он перестал так переживать. — Ты нас не подведёшь, — уверенно заявил я, отгоняя от себя дурные мысли. — В конце концов, мы все знаем, что могло быть хуже, если бы у нас не было тебя, и на вокале остался бы я. — Фрэнк, — он как-то отстранённо посмотрел на меня, кажется, собираясь что-то сказать, но не решаясь. — Что такое? — чуть взволнованно спросил я. Как будто была хоть малейшая вероятность, что он внезапно сообщит мне, будто всё это время был в меня влюблён. — Спасибо тебе, — Джерард слабо улыбнулся и коснулся моей кисти, слегка сжимая, отчего мои глаза чуть из орбит не вылезли, а в горле застрял кашель, который мне едва удалось проглотить. — Я раньше не понимал, что такое дружба, а люди, с которыми я общался, относились ко мне, как к дерьму. — Это... Это неправильно, — еле сумел произнести я, краснея и стараясь не пялиться на наши руки. — Я знаю. Но мне всегда казалось, что я не достоин большего. Я думал, что те люди и так делают мне одолжение, общаясь со мной. Он отпустил мою руку, и я шумно выдохнул, чувствуя, как оглушительно бьётся пульс в висках, и стараясь успокоиться, чтобы не совершить какую-нибудь очередную глупость. — Вот увидишь, на концерте всё будет хорошо, — заверил я, надеясь, что не слишком сильно выдаю себя своей покрасневшей рожей. — Перед выступлением бахнем пива и вообще забудем, что такое страх. Он, кажется, не особо поверил, что пиво поможет ему перестать бояться толпы малоприятных старшеклассников, но всё же слегка расслабился после разговора со мной. Я же напротив теперь сходил с ума, всё ещё ощущая тепло его ладони и проклиная себя за то, что хочу ещё раз ощутить прикосновение его пальцев. Нельзя спустя всего пару недель после знакомства так сильно сходить с ума по человеку, пусть даже по очень хорошему. Это грозит перерасти в привязанность, которая в подобной ситуации не то что неуместна, она, блин, вредна. После репетиции я засел за уроки, надеясь хоть как-то отвлечься от волнующих мыслях о концерте и ещё более волнующих — о Джи. Я не очень-то любил точные науки, поэтому попытался понять химию, но это не увенчались успехом. Наверное, я всё-таки полный дурак, раз не могу решить те задачи, которые многие мои ровесники выполняют без особого труда. Я даже не сумел понять, откуда берутся эти проклятые маленькие циферки и какие дьявольские ритуалы необходимо исполнить, чтобы их вычислить. Я честно пытался вникнуть в эту ужасную науку, но всё было тщетно, поэтому, больше не в силах бороться со своими навязчивыми идеями, бросился во двор. — Ты куда? — удивлённо спросила ле маман, выглядывая из дома, в то время как я уже оседлал свой велик. — Покатаюсь, — бросил я, надеясь, что это окажется правдой, но на самом деле прекрасно зная, что я только что соврал ей. — Уже темно, — встревоженно заметила мама. — Я ненадолго, — поспешил успокоить её я и, надавив на педаль, выехал на дорогу. На город и правда опустилась тьма, хотя было ещё не особо поздно. Несмотря на все опасения, осень всё же наступила, воздух стал гораздо холоднее, а листья желтели, краснели и медленно осыпались, превращая дороги в пестрящие золотисто-солнечные ковры. Мама не угадала, кажется, конец света слегка откладывался, а эта осень была вовсе не последней. Интересно, хотя бы в одну из них я всё же осмелюсь поцеловать Джерарда? Будут ли живы мои чувства к нему ровно через год, или же постепенно сойдут на нет? А может, со мной произойдёт несчастный случай, вдруг я умру и не успею сказать ему, что, к сожалению, влюбился без памяти? Эта мысль ударила по рассудку точно плеть, и я резко затормозил, невидящим взглядом уставившись вдаль, в пустоту. Я ни разу не задумывался, что могу просто не успеть рассказать Джерарду о своих чувствах, потому что в моей голове мы все были вечно молоды и не должны были умереть. Никогда. Но правда была в том, что за всем этим защитным механизмом, который я сам построил вокруг своего разума, за всем этим самообманом, скрывалось нечто страшное и уничтожающее. Плевать на меня, но ведь Джерард тоже мог умереть. Исчезнуть однажды, словно его и не было, оставив после себя лишь воспоминания и гниющий труп, лицо которого больше никогда не покраснеет от смущения, а его руки не будут манить теплом, как и губы, которые скроются за крышкой гроба, оставляя меня лишь с одной мыслью о том, что я не успел. Не успел сказать о том, как сильно к нему привязался, как хотел бы его спасти. О том, что я просто не успел его спасти. Я болезненно прикусил губу, чувствуя, как глаза становятся влажными, как и без того ноющий нос закладывает. Щеку обожгла слеза, и я резко вытер её, словно боясь, что здесь, посреди тёмной и пустынной дороги, кто-то может это увидеть. Я ведь не должен плакать, панки никогда не плачут, что это на меня нашло? Это всего лишь мысли, никто не умирает и вряд ли умрёт в ближайшие лет сорок. А спустя столько времени я, возможно, даже не вспомню о Джерарде, как бы прискорбно это не звучало. Ну, или мы останемся хорошими друзьями, навещающими друг друга по праздникам, а вся эта глупая история с влюблённостью станет чем-то, что я буду с неловкостью вспоминать и думать, каким же идиотом был в свои семнадцать лет. Снова надавив на педаль велосипеда, я помчался с такой безумной скоростью, что уши закладывало. Я надеялся, что хотя бы свист ветра выгонит из моей головы все тревожные мысли. Блестящая чёрная дорога, словно лакрица, проносилась под колёсами велосипеда, и я рассекал свежий воздух, твёрдым взглядом смотря вперёд. Наконец, увидев дом Джерарда, я резко затормозил и, спрыгнув с велика, быстрым шагом поднялся к крыльцу. Постучал пару раз в дверь, но потом вспомнил о звонке и со всей силы нажал на кнопку. Дверь открыла мама Джерарда, глядящая на меня с лёгким недоумением. — Здравствуйте, а Джерард дома? — выпалил я, тяжело дыша после сумасшедшей поездки, напоминающей, скорее, гонку с ветром. — Дома, — она слегка посторонилась, пропуская меня внутрь. — Проходи. В полутьме она направилась на кухню, и я последовал за ней, надеясь заполучить расположение, так как её взгляды, обращённые в мою сторону, говорили явно не о доброжелательном отношении. — Не слишком ли поздно для гостей, как считаешь? — спросила женщина, ловким движением достав из шкафа бутылку с виски. — Я... Извините, — я опустил глаза и сел на край стула, в то время как она налила виски в гранённый стакан и уселась напротив. — Ты ведь не собираешься обижать моего мальчика? — поинтересовалась мама Джи, глядя на меня с нескрываемым недоверием. — Конечно, нет, — удивлённо проговорил я, неловко ёрзая на стуле. — Мы ведь с Джерардом друзья. — Вот как? — женщина усмехнулась и, опустив взгляд, покачала головой, после чего за один раз опустошила стакан. — Миссис Уэй... — начал было я, но она перебила: — Зови меня Донна. — Хорошо, — заторможенно произнёс я. — Я Фрэнк. Она хотела что-то ещё сказать, но на кухню ворвался Джерард, выглядящий так, словно на него ушат холодной воды вылили. — Мам! — встревоженно воскликнул он, замерев на пороге. — Что здесь происходит? — Мы просто беседуем с твоим новым другом, — Донна подняла на него глаза, глядя удивлённо и даже несколько невинно. — Почему ты так раскричался? — Фрэнк, идём ко мне в комнату, — быстро проговорил Джи, глядя на меня немного испуганно. Я виновато покосился на Донну, сложившую руки на груди и смотрящую на сына с непониманием и осуждением, после чего всё же встал со стула и пошёл за Джерардом, уже умчавшимся с кухни. Он так быстро спускался в свой подвал, что я, глядя на его сверкающие пятки, испугался, как бы он не упал и не расшиб себе что-нибудь. Кажется, Джерард в самом деле не ладил с мамой, это было видно невооружённым глазом, и что-то здесь было нечисто. Вот только объяснять он явно ничего не собирался, а я решил не допытываться, понимая, что это тема едва ли будет ему приятна. — Я услышал голоса и поднялся наверх. Что она тебе наговорила? — мрачно поинтересовался Уэй, встав напротив своего шкафа и разглядывая комиксы. Ну, или же он просто делал вид, что разглядывает их, на самом деле терзаясь какими-то своими мыслями. — Ничего, — я пожал плечами и, удивлённо поглядывая на Джи, подошёл к кровати и с размаху уселся верхом на покрывало. — Она сказала, чтобы я тебя не обижал. — Серьёзно? — Джерард громко усмехнулся и повернулся в мою сторону. — Забавно, но не думаю, что её в самом деле волнует именно это. — Послушай, может, ты слишком строг к своей маме? — осторожно предположил я. Да, Донна выглядела довольно эксцентрично, да и вела себя резковато, но, судя по всему, она в самом деле заботились о Джи. — Может, — неожиданно легко согласился он. — Наверное, дело во мне. Нервным движением растрепав волосы, он уселся за пианино и, открыв крышку, быстрым движением пробежался по клавишам. — Я не хотел приходить так поздно, — выдавил я, следя за движениями его пальцев. — Просто, понимаешь... Я резко замолчал, чувствуя, как где-то в районе желудка затягивается тугой узел, заставляя все мои внутренности нещадно болеть. Не самый подходящий день для признания в любви, не так ли, Фрэнк? — Что? — без особого интереса спросил Джи, покосившись на меня. — Просто мне стало одиноко, — я как можно беспечнее пожал плечами. — Я решил покататься и проезжал неподалёку. Вот и решил заглянуть. Кажется, Джерард был чем-то озабочен. Возможно, из-за мамы, а может, из-за чего-то ещё, но он был сам на себя не похож. Я не стал спрашивать про его брата, испугавшись, что с ним произошло что-то страшное, хотя и так понятия не имел, где он и что с ним. — Хочешь, я сыграю песню? — спросил вдруг Джи после недолгого молчания. — Я не так давно её написал, и она не очень, но... — Хочу, — перебил я, испугавшись, что он передумает. — Я уже давно хочу послушать твои песни, но ты не давал мне повода. Джерард улыбнулся настолько грустно, что у меня в груди защемило, а после коснулся клавиш, усердно играя незнакомую, но до жути красивую мелодию. Он начал петь, и я забыл, как дышать, глядя на Уэя во все глаза. Кажется, моё зрение резко обострилось, или я уже сходил с ума, но я видел буквально каждую пылинку, летающую в комнате, видел, как медленно опускаются длинные ресницы Джи, как скользят его пальцы по клавишам, словно это всё было в замедленной съёмке. Словно в огромном мире была лишь маленькая комната Джерарда и мы в ней. А ещё была песня, которую он пел, обволакивая музыкой небольшое помещение. Эта песня была про внутренний свет.