Дело всей жизни

      — Я бы на такое не купился, — Шэй поглядел с балкончика на величественный зал, где собралась довольно приличная публика, и хмуро свел брови.       Оставлять армию сейчас, когда британцы так близко, казалось верхом легкомыслия, но мистер Вашингтон, дорого и изящно одетый, торчал внизу, в окружении почитателей, и если и тяготился необходимостью бросить на произвол судьбы Милбрукские высоты, где остались его солдаты, страдающие от недоедания и диареи, то — как и положено несгибаемому военному — никак этого не проявлял.       — Стоит признать, что у тебя бы и главнокомандующим стать не вышло, — заметил Хэйтем. — Для этого нужно уметь мыслить масштабно, причем на берегу, а не в море. А ты предпочитаешь по-ассасински накинуть капюшон и слиться побеждать в одиночку.       — Да я и не претендую, — откликнулся Шэй. — Интересно, где носит Коннора?       — Где-нибудь за портьерой, я полагаю, — пожал плечами мистер Кенуэй. — Не мог же он пропустить такое событие...       — Создание континентального флота? — рассеянно переспросил мистер Кормак.       На его взгляд, флотом это называть было преждевременно, да и само возведение мистера Биддла в звание носило разве что официальный характер — по факту, все это было решено заранее, да и роль Конгресса и командующего в назначении была минимальной.       — Очередной победы проклятого Ордена, — слегка улыбнулся Хэйтем. — Тамплиеры захватывают ключевые посты.       — Значит, продолжит свою деятельность с каперским патентом, — глубокомысленно заключил Шэй. — Не может же он отдать «Аквилу» на поругание проклятым тамплиерам.       Мистер Кенуэй не ответил. Он проследил взглядом за тем, как толпа, повинуясь взмаху руки мистера Вашингтона, чинно разделяется на две равные части, высвобождая дорожку по центру зала, а сам главнокомандующий взбирается на председательскую трибуну, готовясь, как того требует церемониал, принять клятву на Декларации Независимости — ничего священнее нее у колонистов до сих пор не было.       Мистер Биддл — невысокий, коренастый, в капитанском костюме — отделился от толпы и медленно пошел к трибуне под напряженным, испытующим взглядом Хэйтема.       — Как ты думаешь, Шэй, я правильно поступаю? — вдруг спросил мистер Кенуэй.       Мистер Кормак сразу отвлекся от церемонии и повернулся к любовнику.       — В том, что позволяешь свершиться этому назначению? — утвердительно произнес он. — Не знаю. Но знаю, что иначе было нельзя. Континентальной армии нужен кто-то, кто всерьез займется морскими делами: флот Британии — один из лучших в мире. Постоянная поддержка с моря оставляет колонистов в невыгодном положении.       Хэйтем помолчал немного и спросил куда более требовательно:       — Ты доверяешь Биддлу? Ты был рядом со мной, слышал то же, что и я. А у меня по-прежнему нет ни малейшей уверенности ни в нем, ни в Бенджамине Черче. Кто-то из них лжет, а возможно, что лгут оба.       Шэй невидяще посмотрел на толпу и вздохнул:       — Строго говоря, с Черчем мы не общались. Письма ненадежны, так что о нем говорить вообще трудно. Что же касается Биддла... Я ни на гран не верю в то, что он ни о чем не догадывался, однако ты сам поставил его в такое положение. Этот парень — из тех, каких я обычно себе на «Морриган» нанимаю. Крепкий, хваткий. У него хватает честолюбия, чтобы действовать смело, и ума, чтобы обуздать честолюбие. Ты слишком долго его проверял. Он мог как увериться в том, что его не оценили, так и попытаться достичь успеха путем исполнения приказов от Черча. Думаю, скоро мы это выясним. Он хотел стать адмиралом — он им стал. Точнее, становится — прямо сейчас. Остается только проверить, как он этим воспользуется.       — Надеюсь, он при этом не загубит зарождающийся колониальный флот, — с едва заметной досадой процедил Хэйтем. — Я даже подумывал о твоей кандидатуре, но счел, что не стоит привлекать внимание к твоей персоне. В конце концов, на франко-индейской войне ты действовал заодно с британцами.       Шэй уставился на то, как мистер Вашингтон что-то пафосно вещает, и усмехнулся:       — Говори прямо — не хотел, чтобы я опять встал за штурвал и уплыл неизвестно куда.       — Известно куда, — возразил мистер Кенуэй, но признал поражение. — Хотя в чем-то ты прав.       — Благодарю, магистр, — рассеянно отозвался Шэй. — Потому что я сам как-то желанием не горю. Во-первых, управляться с флотом — та еще морока. Во-вторых... Мне, конечно, приятно ощутить запах моря и скрип палубы под ногами, но в моей жизни этого было столько, что теперь я предпочитаю увеселительные морские прогулки.       — С парочкой бригов на абордаж? — проницательно уточнил Хэйтем.       — Лучше, чем с десятком линейных кораблей в противниках, — парировал капитан Кормак.       На это мистер Кенуэй с ответом не нашелся, а потому тему сменил:       — Думаю сегодня отдать мистеру Биддлу первый приказ — зачистить воды южнее Нью-Йорка. Когда мы наконец устраним южную угрозу, можно будет сосредоточить силы на северных позициях. А пока с севера, скорее, стоит опасаться нападения по суше.       — Как раз на север могу выдвинуться я, — поразмыслив, предложил Шэй. — И можешь предложить это Коннору. Если, как ты говоришь, угроза невелика, то можно совместить приятное с полезным — у меня тоже каперский патент есть.       Мистер Кенуэй довольно долго молчал, после чего проворчал:       — Допустим, но это позже. Пока Вашингтон то и дело навещает Филадельфию, ты мне нужен здесь.       — Именно я? — поддразнил мистер Кормак. — А как же другие члены Ордена?       — Мистер Ли в плену, — начал въедливо перечислять Хэйтем. — Кстати, засиделся. Отдохнул — пора бы и честь знать. Займусь, как смогу. Мистер Биддл отправится на юг. Мистер Черч... Пора призвать его к ответу и выслушать, что он скажет, потому как главу медицинской части континентальная армия не видела слишком давно. Мистер Блессингтон — английский военный — может мне помочь очень ограниченно. Мистер Дербишир остался в Нью-Йорке — и слава Богу.       — А мистер Рутледж сопровождает своего патрона во Францию, — смешливо подхватил Шэй и шутливо-мстительно добавил: — Пусть мучается, теперь его очередь.       — Очень рассчитываю на его дипломатические способности, — подхватил мистер Кенуэй. — Поддержка Франции нам бы сейчас очень пригодилась. Надеюсь на твои рекомендации мсье де ла Серру, потому что Адамс, конечно, неплохой политик, но его нежное отношение к британской конституции может сыграть дурную службу. Мы-то знаем, что он всегда всецело разделял политику вигов и желает здесь добиться не меньшего, но, боюсь, французское правительство, услышав про это, дальше и слушать не станет. Я бы, конечно, предпочел Франклина, но на его решение остаться в Америке повлиять не смог.       — Нет, по-своему я Адамса понимаю, — задумчиво кивнул Шэй. — Это мне Франция опостылела, а ему — очень даже неплохо убраться подальше от войны, проветриться на балах, особнячок какой снять с молодым тамплиером под боком...       — Да, миссис Эбигейл Адамс, полагаю, была бы не в восторге от такого соседства, — пробормотал Хэйтем. — Перестань, мне и без того перед Эдвардом неловко. Сначала ты, потом мои извинения... Честно говоря, до сих пор вспоминать стыдно. А потом я был вынужден просить его сопровождать мистера Адамса во Францию...       — Дипломатия — нелегкая стезя, — фыркнул Шэй. — С какой стороны ни посмотри.       В зале зашумели, и мистер Кормак успел увидеть, как главнокомандующий Вашингтон с жаром пожимает руку новоявленному адмиралу колониального флота. Мистер Кенуэй немедленно заторопился:       — Жди меня здесь, Шэй, я спущусь вниз. Мне нужно успеть поговорить с мистером Биддлом одним из первых, пока он не пообещал кому-нибудь что-нибудь, что будет идти вразрез с моими указаниями.       Шэй честно ждал, наблюдая, как Хэйтем, спустившись, лавирует в толпе и приветствует знакомых. И все-таки даже в ровном оживленном гуле большого зала негромкий звук по левую сторону мистер Кормак расслышал. И вполголоса проговорил, не оборачиваясь:       — Ты обнаружен, ассасин.       — Ну, скрипнуло, — раздалось сбоку сопение. — Но если бы это был не ты, то, поняв, что меня рассекретили, я бы уже бросил шэнбяо.       — Или я бы бросил нож, — хмыкнул Шэй и резко повернулся, а потом, воровато оглядевшись, на миг приобнял сына. И отстранившись, поглядел в глаза: — Что, смотрел на торжество Ордена?       Коннор хмуро насупился:       — На вашем месте я бы этому адмиралу не доверял. Он мне не нравится. И не только потому, что он тамплиер.       — А почему? — Шэй сразу напрягся, как почуявший кровь зверь.       — Потому что... — Коннор запнулся. — Я сталкивался с ним на море. Пару раз. И никогда не видел ближе, чем через подзорную трубу... И мне не очень понятны его действия... Может, он по приказу отца действует, конечно... Но мне крайне не понравилось его поведение и методы. Не спрашивай, Шэй, больше я ничего не скажу.       — А отцу? — на всякий случай уточнил мистер Кормак.       — Ему — тем более, — отрезал Коннор и поглядел грустно. — Правда, я никак не могу сказать. Но зато мне есть чем поделиться... Про Францию и вообще.       — Тогда лучше не здесь, — заметил Шэй. — Вернется Хэйтем — куда-нибудь уйдем. Правда, здесь мы живем на «Морриган», что не очень удобно. А ты?       — А я пришвартовался часа три назад, так что я пока нигде не живу, — фыркнул Коннор. — Но я знаю несколько мест, где можно не опасаться, что подслушают. И даже переночевать.       — Ты пригласишь нас в убежище Братства? — удивленно приподнял бровь Шэй.       — Здесь нет Братства, — покачал головой Коннор. — Или не было, или после тебя нет, а я досюда еще не добрался. Если вообще доберусь — мне и в Нью-Йорке с Бостоном хлопот хватает. Но убежище найдется, только лучше без меня туда не ходите.       — Думаешь, нас там убьют? — позволил себе пошутить Шэй.       Неожиданно Коннор ответил вполне серьезно:       — Нет, я думаю, что вдвоем с отцом это вы легко убьете моих товарищей. Они не любят чужаков и наверняка нападут. А мне не хочется узнать, что вы их убили. Да и зачем бы вам? Это простые ребята, из патриотов и контрабандистов. Пару раз они мне помогали, когда я прибывал на Конгресс, и еще... Но они точно ничего не знают и противостоять вам не смогут.       Шэй даже прикрыл глаза. Воспоминания нахлынули очень ярко. Когда-то он сам, молодой ассасин, находил приют в таких вот местах — и точно знал, чего стоит ожидать.       — Хэйтему не понравится, — предупредил он сына.       — Конечно, не понравится, — улыбнулся Коннор. — Но, согласись, ему полезно иногда.       Мистер Кормак проследил за тем, как Хэйтем церемонно раскланивается с Биддлом, и усмехнулся:       — Главное, ему этого не говори.       — Шэй, как я уже говорил, я не дурак, — Коннор спрятал улыбку и даже выдвинулся навстречу поднимающемуся по лестницу мистеру Кенуэю:       — Магистр Кенуэй?       — А я гадал, где мы тебя встретим, — это были первые слова, обращенные к сыну, потом Хэйтем почти ласково сощурился. — Любовался победой тамплиеров?       Коннор опять смешно засопел и вопросительно поглядел на Шэя:       — Это и есть любовь, да? Почти те же слова!       — Просто мы хорошо тебя знаем, — сразу уловил суть мистер Кенуэй.       — Тогда отвечу — нет, — ехидно откликнулся Коннор. — Мне есть, что с вами обсудить. А поскольку Шэй уже сообщил, что вы не снимали комнат, то я имею честь пригласить вас в убежище. Шэю я уже объяснил, почему там не надо никого убивать.       — Да я пока не собирался, — вздернул подбородок мистер Кенуэй. — А что, придется? Или, раз уж это тайное место Братства, то нам предстоит отправиться туда связанными, с повязками на глазах и в телеге с сеном?       Коннор распахнул глаза и замотал головой:       — Я никого и никогда так не возил. Да это и не убежище ассасинов. Просто место, где не спрашивают, кто ты такой, если ты свой.       Хэйтем с сомнением оглядел сына и вынес вердикт:       — Значит, крайне скверное место.       — Так вы пойдете или нет? — Коннор, кажется, начал терять терпение, поэтому Шэй ответил за двоих:       — Пойдем. И мистер Кенуэй тоже пойдет.       Здание Конгресса покидали с осторожностью — на этом настаивал Хэйтем. Впрочем, Шэй не спорил — еще предстоит выслушать все, что только можно, про «скверное место». Коннор шел первым, и делал это в отвратительной ассасинской манере: двигался рывками, то и дело скрывался, пропадал из виду и вообще выбирал дорогу по самым грязным задворкам города. Вляпавшись в грязь второй раз, Шэй перестал пытаться отереть сапоги о траву и просто шлепал вслед за сыном, отмечая по пути, что не был бы обучен по всем правилам Братства, едва ли бы смог уследить за шустрым ассасином. Пару раз позади раздавались сдавленные ругательства любовника, но мистер Кормак благоразумно не оборачивался.       Июнь выдался дождливым, на приличных улицах было мокро и скользко, а обочина жизни Филадельфии и вовсе тонула в грязи. Путь вел вдоль неказистых бесконечных складов, откуда с шумом разбегались крысы. Около таверны с разбитым окном в луже дремала жирная свинья, похожая на большое полено, а на ее круглом боку, покрытом посеревшей грязевой корочкой, сладко спал какой-то забулдыга. Шэй начал было опасаться, что путь ведет в таверну, но бело-синий ассасинский наряд мелькнул дальше по улице — и мистер Кормак выдохнул.       — Надо было снять что-нибудь приличное, — раздался позади недовольный голос Хэйтема. — Что это за мерзость?       Шэй скосил взгляд назад, под ноги Хэйтему, и велел:       — Обойди, тут кого-то тошнило. Кажется, кашей.       — Зачем я тебя только послушал? — послышалось брезгливое шипение. — Это... Это просто... У меня нет слов.       Фигурка Коннора, наконец, вновь мелькнула впереди и замерла около длинного строения барачного типа, но на вид крепкого — не чета тем ветхим сооружениям, где обычно селились мастеровые и портовые работники, не имеющие своего угла. Табличка рядом с дверью была оборвана (прямоугольник выделялся слишком светлым пятном), а на ее месте висел обрывок объявления: «лучшие комнаты внаем от мадам Пеше». Конец объявления был оторван.       — А кто такая мадам Пеше? — вдруг поинтересовался Хэйтем.       — А черт его знает, — пожал плечами Коннор. — Тут раньше держали пленных британских моряков, а потом они взбунтовались, сломали дверь и разбежались. Патриоты пытались их ловить, а потом плюнули на это дело. И большинство моряков вернулись — идти-то им больше некуда было.       — А потом кто-то ушлый придумал брать за это деньги, — фыркнул Шэй. — Думается мне, этой мадам Пеше никогда не существовало.       — Скорее всего, — кивнул Коннор и постучал.       Дверь приоткрылась на щелочку, и Шэй буквально почувствовал, что его ощупывают взглядом. Наконец створа приоткрылась шире, и оттуда высунулась широкая скуластая физиономия.       — Йа ра? — поинтересовалась рожа.       Коннор в ответ что-то произнес на родном языке — и дверь распахнулась на всю ширь. Выяснилось, что широкая физиономия венчает не менее широкое тело, а на поясе у тела — томагавк и абордажная сабля.       Доброжелательными обитателей барака назвать было трудно. В сероватом дымке от многочисленных трубок сидели, стояли и перемещались такие личности, которых можно было вешать оптом — и даже не выяснять, за что конкретно. Оружие здесь было у каждого первого, и далеко не всегда это было что-то приличное. Один огромный мужик и вовсе щеголял с металлическим кофель-нагелем вместо дубинки — череп размозжит на раз...       — Хэ! — приветствовал кого-то Коннор, а дождавшись ответа, заговорил наконец на нормальном английском. — Я привел друзей, Макадэбинэси. Дай нам две комнаты до завтра, только в самом конце.       — Радунхагейду, — вперед обрадованно вышел еще один индеец. — В последней комнате живет какой-то томми, но я выкину его вещи в Дэлавер, раз ты просишь.       — Лучше пересели, — смешливо фыркнул Коннор. — Я доплачу за неудобства, а если будет не согласен, то можно и в Дэлавер...       — Плати, — радостно согласился собеседник. — Я оставлю деньги себе, а ему отвешу зуботычину.       Шэй старательно не оглядывался. Не то чтобы чего-то опасался, хотя... Опасался, да. Увидеть сейчас лицо Хэйтема было почти что страшно. Ему такая простая атмосфера явно не по душе... Но стоило порадоваться уже тому, что никому не пришло в голову задирать приличных господ в дорогих костюмах — очевидно, Коннора здесь достаточно уважали, а набраться до подкильной зелени никто не успел. Вечер был еще довольно ранним, хотя, конечно, в таких местах жизнь кипит всегда, а не только днем. По собственному опыту Шэй предполагал, как Коннор добился такого уважения местных обитателей — устроил тут масштабную драку, из которой вышел победителем.       Чтобы добраться до комнат в торце, за которые расплатился Коннор, пришлось пробираться длинным узким коридором, где доски скрипели, а кое-где были проломаны. Одна из дверей распахнулась, и едва ли не в объятия Хэйтему вывалилась явно поддатая мадемуазель, юбка которой была заправлена под корсаж. Девушка взвизгнула, хихикнула и отправилась куда-то дальше — и по голосам было слышно, что ее отлично встретили.       — Сюда, — раздался приглушенный голос Коннора. — В предпоследнюю. В последней чужие вещи, но этот вопрос к вечеру решим.       Хэйтем брезгливо перешагнул через порог и недовольно бросил:       — Я даже слышал, какими методами предполагается воспользоваться.       Коннор дождался, пока Шэй последним зайдет, захлопнул и запер на щеколду дверь, а потом извиняющимся тоном произнес:       — Отец, Макадэбинэси — хороший человек, он не обидит гостя, если тот не начнет плохо себя вести.       Мистер Кормак огляделся и почти ностальгически вздохнул. Комната была «в лучших традициях»: широкий топчан, накрытый относительно чистым бельем; крепко сбитый стол, призванный выдержать удар пудового кулака; масляный светильник на стене (настольные в таких местах долго не живут); две табуретки. Еще из местной экзотики наблюдалась истыканная стена, в которую кто-то бросал ножи, и криво вырезанный на двери символ — предположительно, индейский.       Коннор со скрипом подтянул табуретку к столу, плюхнулся, покачался на ней и оперся локтями на стол, явно готовясь к беседе. Шэй подпихнул любовника, и тот, картинно демонстрируя брезгливость, сел на кровать напротив сына. И вопросил:       — Что ты хотел нам сообщить... в такой милой обстановке?       — Да вот... — Коннор замялся. — Даже не знаю.       — То есть ты хочешь сказать, что заманил нас с этот вертеп исключительно ради семейного ужина? — вскинул бровь Хэйтем.       — Нет, кое-что я хотел бы сообщить... Только не знаю, что.       Мистер Кенуэй поджал губы и повернулся к Шэю:       — Не понимаю, зачем я учил его риторике.       — По-моему, слово «риторика» тут не очень к месту, — Шэй обвел взглядом помещение и поглядел на сына. — Говори уже что-нибудь. Когда мы с тобой в последний раз виделись, ты пошел искать картину Ахиллеса. А потом, по всей видимости, уехал из Нью-Йорка, потому что мы о тебе не слышали.       — Я нашел картину, — кивнул Коннор. — Она действительно была в сундуке и не сгорела. А потом я уехал в поместье Дэвенпорт, все верно.       — И... что это была за картина? — не выдержав, полюбопытствовал Шэй.       — Я ее так и не увидел, — покачал головой Коннор. — Раксота меня поблагодарил, но разворачивать картину и вешать на стену не захотел. Сказал, может, когда-нибудь потом. Но я... предполагаю, кто изображен на этой картине. Его семья.       — Я тоже это предполагаю, хотя сам этой картины не видел, — кивнул Шэй. — А что ты хотел рассказать про Францию?       — Про Францию... — Коннор вздохнул. — Начинать нужно не оттуда, а с Авелины...       — Вот это больше подходит нынешней обстановке, — хмыкнул Хэйтем. — Ответь сразу, не женился?       — Конечно, нет, — насупился Коннор. — И я знаю, о чем ты сейчас спросишь. Нет, Авелина слишком опасалась... появления наследника, поэтому приходилось изворачиваться.       — Последнее замечание можно было бы опустить, — немедленно попенял сыну мистер Кенуэй. — Во всем остальном ты меня успокоил. Мне уже доложили, что мисс де Гранпре успешно покинула Нью-Йорк и отправилась по своим делам... полагаю, в Чичен-Ицу?       — Нет, в Луизиану, — рассеянно отозвался Коннор. — По крайней мере, собиралась она туда, а уж куда добралась — не знаю, поскольку мы условились писать только в тех случаях, когда мне или ей потребуется помощь. Она обещала рассказать про меня Братству Новой Франции, ведь до этого про меня там только слышали.       Хэйтем пожал плечами:       — Не думаю, что им сейчас будет до тебя дело, у них хватает своих хлопот. В частности — в Чичен-Ице. Ордену, правда, с ними тоже хватает проблем...       — Про Чичен-Ицу Авелина говорила, — кивнул Коннор. — Но дело не в этом. Она рассказала, что в Луизиане — в большей части Луизианы — недовольны испанским управлением. Жителей можно понять, они в большинстве своем французы и ехали заселять новые земли во имя Франции, а их продали, как скот, после Семилетней войны. Авелина лично способствовала освобождению Новой Франции от испанской тирании.       Хэйтем запрокинул голову и прижал руку ко лбу:       — Боже, Коннор, для тебя любое управление — это тирания? Шэй, мы вырастили анархиста.       — И пирата, — фыркнул мистер Кормак.       — Я ассасин, — буркнул Коннор, но уголки его губ предательски кривились в улыбке.       — Что совершенно не противоречит вышесказанному, — победоносно заключил мистер Кенуэй. — Ладно, Бог с ней, с тиранией, Франция-то тут при чем?       — Это сложно, — Коннор нахмурился и снова начал покачиваться на табуретке в глубокой задумчивости. — Жители Луизианы восставали, а сейчас там очень шаткий мир, и очень остро стоит проблема рабства. Местные жители не хотят испанского управления. Шэй, вот скажи, во Франции еще вспоминают утерянные колонии?       Мистер Кормак даже бровь приподнял:       — Ты еще спрашиваешь? Правда, испанцев никто не поминает, потому что Семилетнюю войну выиграли не они, Испания просто вовремя примазалась.       — А теперь я думаю, что если французскому правительству подбросить мысль о том, что в их бывших колониях смута, то Франция куда охотнее откликнется на призыв помочь американским патриотам, — удовлетворенно бросил Коннор. — Думаю, с треском проиграв свои колонии, французы тоже захотят вовремя примазаться, чтобы отобрать у англичан то, чего те их лишили.       — Ты ведь борешься за свободу? — с сомнением поглядел на сына Хэйтем. — И одновременно пытаешься торговать испанскими колониями, отбитыми англичанами, в пользу французов?       — Я сказал, «подбросить мысль», — уточнил Коннор. — Потом можно будет раздать им памятных ленточек. В благодарность за помощь.       Мистер Кенуэй улыбнулся, как улыбался крайне редко, и снова повернулся к Шэю:       — Смотри-ка, политическое мышление прорезалось, — слова звучали насмешливо, но нежно. — Может, мы успеем дожить и до того, что головой начнет думать?       — Я думаю головой, — упрямо возразил Коннор, — иначе бы давно ее лишился. Так что вы скажете на мое предложение?       Мистер Кенуэй долго обдумывал что-то, а потом поглядел на сына собранно, даже строго:       — Идея неплоха, но ты не знаешь всего. Расскажи про ту миссию, что выполняла мисс де Гранпре, и, возможно, я расскажу тебе больше.       Шэй поймал взгляд Коннора — недоуменный и встревоженный, но всего на миг. Сын пожал плечами и поглядел на Хэйтема:       — В общем-то, ты и сам, наверное, мог бы это узнать.       — Я знаю только в общих чертах, — пояснил Хэйтем. — Вы убили мистера Дэвидсона.       Коннор кивнул и спросил:       — Он ведь служил тамплиерам?       Хэйтем покачал головой:       — Если ты спрашиваешь, собирался ли я взять мистера Дэвидсона в Орден, то нет. Когда мне только доложили о том, что некий человек, бывший раб, сдал своих спутников-патриотов лоялистам и готов поделиться сведениями об ассасинах Новой Франции, я уже знал, что этому человеку доверять нельзя. Он предал тех, кто его спас — так что ему помешает сделать это еще раз? Я — не лично, правда — обещал ему свободу, если он будет работать на Орден, но после этого вообще не занимался им. Это уже не нужно: лоялисты решают в Америке все меньше, борьба идет между британцами и колонистами. От лоялистов раньше можно было ожидать финансовой и продовольственной поддержки, но запасы исчерпаны, а больше они ничего Ордену принести не могут. Мистер Дэвидсон сделал неверную ставку, но вряд ли даже успел это понять. Как и то, что в Массачусетсе никто у него свободы не отнимал, потому что кому он тут вообще нужен.       — Приятно слышать, — Коннор явственно расслабился. — А то я думал, что ты опять меня отчитаешь за то, что я убил тамплиера. Хотя Дэвидсона убил не я, а Авелина. Впрочем, она хотела сохранить ему жизнь. Ей пришлось выстрелить в его повозку, когда он уже убегал. То есть уезжал.       — Честное слово, мне наплевать, — поморщился мистер Кенуэй. — Мне не нравится, что стороннее Братство устраивает на моей территории свои дела только потому, что отдельные его представительницы умеют очаровывать, но сам факт гибели мистера Дэвидсона меня не волнует. Куда больше меня волнует, что он сказал мисс де Гранпре. Ведь не зря же она преследовала его так отчаянно?       Коннор снова поерзал:       — Авелина ищет руководителя Ордена в Новой Франции. Кто это — ей неизвестно, но его все зовут Представитель. Авелина пересказала мне разговор с Дэвидсоном, но мне это ничего не дало. А вот она явно что-то поняла. И ведь ты, отец, тоже должен знать, кто этот Представитель?       Хэйтем вздохнул:       — Конечно, я знаю. И конечно, она поняла. Такая же наивная, как и ты, вы друг друга стоите. Теперь это уже, очевидно, не секрет. Мисс де Гранпре, полагаю, лоб в лоб столкнулась с информацией о том, что великим магистром ложи Новой Франции является ее мачеха и наставница.       Коннор замер, а потом резко отодвинулся на своей табуретке, а на Шэя смотрел почти отчаянно. Мистер Кормак развел руками — сам он до этого был не в курсе о перипетиях отношений Братства и Ордена в Луизиане.       Коннор встряхнул головой, заставляя косичку с бусинами смешно подпрыгивать, а потом потребовал ответа:       — И она знала, что мой отец — магистр Ордена здесь?!       — Этого я не знаю, — несколько удивленно отозвался Хэйтем. — Мне мисс де Гранпре ни разу не попадалась на пути. Откуда я могу знать, что ей известно и что она выясняла?       Коннор уселся обратно, отвернулся и что-то пробормотал, но не обращался ни к кому конкретному. Да и не все можно было расслышать, но кое-что Шэй разобрал.       — Тогда понятно, почему она спросила, доверяю ли я делу Братства. Наверное, не хотела... Или хотела... Она недавно потеряла отца...       Неожиданно мистер Кенуэй сжалился и протянул руку, кончиками пальцев касаясь сжатого кулака сына. И проговорил спокойно и мягко:       — Все через это проходят, Коннор. Шэй проходил — и покинул Братство. Я проходил — и остался в Ордене. Тебе, возможно, тоже предстоит убедиться в своих принципах или разочароваться в них, но ведь важно не это. Важно то, чтобы ты отдавал отчет в своих действиях и понимал, куда это может привести.       Коннор разжал кулак и произнес почти спокойно:       — Теперь Авелина... вполне может попасть в ловушку.       — На то, я думаю, и был расчет ее мачехи, — хладнокровно ответил Хэйтем. — Хотя доподлинно не знаю, это лишь мои предположения. Ты уже ничем не поможешь. Мисс де Гранпре ты не догонишь — мне докладывали о том, что она покинула город в начале весны. Да и она все-таки уже взрослый ассасин, и сама решит свои проблемы. Можешь ей написать. Если действительно отправилась в Луизиану, то уже выяснила все или погибла.       — Ты прав, — Коннор вздохнул. — Надеюсь, я сделал лучше, а не хуже, когда согласился ей помочь. Жить в неведении плохо, но и погибнуть зря — не лучше. Выходит, Шэй, она все-таки обманывала меня. Ведь ничего об этом не рассказала даже после того, как мы... закончили.       — Или ей больно об этом говорить, — возразил мистер Кормак. — Она — твой соратник, а не близкий друг. Не нужно думать, что все ассасины — твои друзья. Это здесь ты Братство набирал сам, а потому посвящал в него только тех, кому доверял. Так не везде.       Хэйтем ободряюще улыбнулся сыну и заключил:       — Так что твоя идея о том, чтобы стравить французов и англичан, неплоха, но отчасти зависит от того, чем закончится противостояние в Луизиане.       — Не зависит, — вдруг понял Шэй и даже ляпнул это вслух, не подумав, стоит ли говорить это при сыне. — Ведь де ла Серр во главе не так давно. Когда он стал магистром, у Франции уже не было колоний, так что вряд ли он имеет тесные отношения с этой... как ее...       — Мадлен де Лиль, — подсказал мистер Кенуэй. — Она же мадам де Гранпре. Может, ты и прав, Шэй... Мсье Мирабо будет снисходителен, если мадам погибнет, или захочет вернуть влияние, если мадам укрепит положение Ордена... Что ж, Коннор, хорошо. Я напишу во Францию.       — А почему ты, а не я? — немедленно возмутился тот.       — Пиши, — щедрым жестом предложил Хэйтем и почти без паузы продолжил: — Не знаешь, кому и куда? Вот поэтому напишу я.       — Мсье... де ла Серру, да? — Коннор сощурился. — Великий магистр во Франции, я запомнил.       — Нет, — парировал Хэйтем. — Одному из тамплиеров своей ложи, временно работающему во Франции. Но запомнил ты правильно, молодец.       Коннор смирился. Кивнул и сложил перед собой руки, рассеянно нащупывая выемку под манжетом, откуда выдвигается скрытый клинок, и спросил:       — Может, ты скажешь, отец, зачем ты назначил мистера Биддла адмиралом? Я сразу понял, что это твоих рук дело, а когда увидел вас на церемонии, убедился, что не ошибся.       Мистер Кенуэй скептически поглядел на Шэя и пожал плечами:       — Кто же должен был им стать? За мистера Биддла поручились... Он тамплиер и действительно неплохой капитан.       — Лучше бы ты Шэя назначил, — бескомпромиссно заявил Коннор. — Он бы лучше справился, и мне бы не пришлось еще и за этим приглядывать.       — А моего мнения ты узнать не хочешь? — рассмеялся мистер Кормак.       — Отец — магистр, — фыркнул Коннор и едва ли не язык показал, настолько знакомой была хулиганская ухмылка. — Так что если бы он приказал, ты бы никуда не делся.       — Мистер Кенуэй! — наставительно произнес Хэйтем. — Ты уже вроде бы не мальчишка. Вырос выше меня, а глупости в голове все те же, как будто тебе двенадцать! Но раз уж ты так уверен, что капитан Кормак справился бы лучше, то можешь ему помочь, когда он отправится на север по Гудзону.       — А что там? — нахмурился Коннор.       — Есть предположение, что часть действующей армии Хоу выдвинется с севера, — пояснил Хэйтем. — Наступление планируется по суше, но отрезать путь с моря — на всякий случай — было бы очень неплохо.       Коннору мысль пришлась не по нутру:       — И что, торчать на Гудзоне, пока остальные дерутся?       Хэйтем пожал плечами:       — Дело твое. Хочешь сидеть вместе с Вашингтоном — сиди. Он когда-нибудь досидится до того, что британцы к нему на обед пожалуют. Да-да, на какой-нибудь из званых обедов, что он устраивает под предлогом обследования Филадельфии на предмет оборонительных возможностей города.       Коннор вопросительно поглядел на Шэя. Шэй пожал плечами:       — Я действительно планирую отправиться на север. Еще не сейчас: если армия двинется сюда, то она будет двигаться медленно, корабли намного быстрей. По примерным расчетам... Если ничего не изменится, то к концу лета выдвинусь. Вряд ли это надолго, в первые же недели станет понятно, чего ожидать. Если хочешь, присоединяйся.       — Может, и присоединюсь, — протянул Коннор. — На «Аквиле» будет проще прибыть туда, где понадобится помощь. А вы больше никаких операций не планируете?       — Крупных — никаких, — отрезал Хэйтем. — Что там у Вашингтона с продовольствием? Ты что-нибудь узнал?       Коннор прикусил губу и признал:       — Не очень хорошо. То есть сейчас-то всего хватает: и хлеба, и бобов, и сена, — но всех тревожит то, что почти ничего не удается запасать. Еще одной голодной зимы армии и ополченцам просто не пережить. Мистер Вашингтон тратит на снабжение личные средства, но трудность в том, что снабжения просто мало. Надеюсь, осенью будет получше, когда урожай поспеет.       Хэйтем скривился:       — Никогда не мечтал стать агрономом и разбираться с тем, почему не взошла кукуруза.       — Ничего удивительного, — мрачно ответил ему Коннор. — Многие фермеры ушли в ополчение. Женщинам, старикам и подросткам не под силу хорошо возделывать землю. Сено нужно для конной армии, а значит, фермеры не могут как следует разводить скот. Моему народу эти трудности знакомы не понаслышке.       — Это значит только то, что войну давно пора завершить, — не смягчился мистер Кенуэй. — Но народной волей избрали мистера Вашингтона, который имеет все шансы провозиться еще десять лет.       — Всем трудно, — насупился Коннор. — Отец, Шэй, мне, наверное, стоит уйти и поторопить Макадэбинэси с комнатой. Я сюда гнал на всей парусах, когда узнал про создание колониального флота, и поднялся ни свет ни заря. Наверное, даже без ужина лягу. Попросить, чтобы вам принесли?       — А мы после этого ужина выживем? — с сомнением осведомился Хэйтем.       — Не хуже тех бобов, что в армии едят, — парировал Коннор, но улыбнулся. — Да ладно, ради меня принесут что-нибудь свежее. Не факт, что вкусное, но свежее.       — Уже неплохо, — снисходительно кивнул мистер Кенуэй. — Здешняя вода у меня вызывает закономерные опасения, так что попроси еще бутылку вина, пожалуйста. Желательно запечатанную из винокурни, а не то, что здесь разливают.       — Найдем, — усмехнулся Коннор. — Здесь заправляют парни из ротинонхсонни, они знают толк в хороших напитках.       — Пока не убрались вусмерть, — закончил его мысль Шэй.       Судя по виду Коннора, попал в точку, но возражать сын не стал, а щелкнул щеколдой и просочился в коридор. Пока дверь была приоткрыта, шум голосов раздался громче, и мистеру Кормаку стало понятно, что вечернее веселье уже началось. Это значит, вино и виски рекой, а дальше либо девушки, либо драка — одно из двух. Впрочем, и то, и другое тоже вполне вероятно.       Шэй поднялся с топчана, подошел к окну и с легким усилием приподнял раму, впуская в комнату свежий воздух, приносящий прохладу и легкий аромат помойки. Следовало Хэйтема предупредить.       — Хэйтем... — Шэй повернулся. — Сразу смирись с тем, что если захочется... облегчиться, то лучше это сделать в окно.       — Что?! — мистер Кенуэй едва не поперхнулся и поднял взгляд.       — Здесь нас признали только как друзей Коннора, — объяснил мистер Кормак. — И то — неизвестно, кто тут ушел, а кто остался. Лично я драться не хочу, а стоит местным нас увидеть, они сразу прикинут, сколько можно выручить за наши вещи, если сбросить трупы в Дэлавер.       — А я только было начал привыкать к обстановке, — скорбно откликнулся Хэйтем. — Ладно, в окно — так в окно. На «Морриган» в этом плане ничуть не лучше.       Коннор вернулся необычайно быстро и поставил на стол поднос, на котором, как на корабле, гремели жестяные миски. Шэй принюхался — пахло вполне аппетитно, вроде бы даже мясным. Бутылку Коннор, как заправский пьянчуга, извлек из кармана — и улыбнулся:       — Приятного аппетита и спокойной ночи, отец. Шэй, если захочется еще бутылку, скажи Макадэбинэси, что от меня. Но лучше выпей завтра, потому что ближе к ночи тут будет жарко.       — Да ладно тебе, что я, никогда в таких местах не бывал? — Шэй хмыкнул и хлопнул сына по плечу. — Иди уже, я к тебе утром сам загляну.       — Дверь я запру, — предупредил Коннор. — Это тоже не всегда спасает, но все-таки. Так что стучи.       За стеной, в последней комнате, раздался шум, и Коннор пригорюнился:       — Значит, без спора не обошлось. Пойду, пока Макадэбинэси и впрямь вещички этого парня в Дэлавер не выкинул. Вместе с ним в одном мешке.       — Доброй ночи, — безукоризненно ответил на это Хэйтем.       Еда, как ни странно, оказалась вкусной. Видно, кашеварил тут кто-то, кто не год и не два ходил по морям, потому что вкус был знакомым, а уж что в эту бурду было понамешано, Шэй даже определять не стал. Мясо вот попадалось, хоть и с жиром, но почти без костей... Хэйтем с сомнением поглядел на любовника, но убедившись, что тот спокойно ест, взялся за ложку сам. Вилок тут не подавали, да и трудно было бы есть варево вилкой. А ножей, наверное, у посетителей и без того было в достатке.       — Прямо юность вспоминается, — прочавкал Шэй. Соблюдать этикет казалось невероятно глупым. — Кормили на «Кречете» прилично. Шевалье говорил, что матросы всегда должны быть в строю, а не обгадиться, когда канат тянут.       — Я матросом никогда не нанимался, — Хэйтем поболтал ложкой в вареве, понюхал и, видимо, признал годным для еды. — Но когда отправлялся в Америку, на «Провидении» кормили чем-то таким же. Я был единственным пассажиром, никто для меня исключений не делал. Я имею в виду, до того, как капитан Смайт, образно говоря, пошел ко дну. После того, как за нами гналась «Аквила», капитанские привилегии распространились и на меня.       — Ну вот, почти что капитаном побыл, — Шэй облизнулся и облизнул ложку.       — Да я и сейчас — не то пассажир, не то запасной капитан, — хмыкнул мистер Кенуэй. — Гиста не предупредили, кстати...       — Он привык, — отмахнулся капитан Кормак. — Все никак ему не могу сказать, что пора бы ему оставить все это и греть кости где-нибудь у камина.       — С Ахиллесом на пару, что ли? — хмыкнул Хэйтем. — Гист не согласится.       — Я же вижу, что ему тяжело, — покачал головой Шэй. — Так что согласится, наверное. Особенно если ты найдешь ему работу, где он сможет чувствовать себя нужным.       — Подумаю, — кивнул Хэйтем. — Вот хотя бы экономическую. Был бы у меня такой человек, я бы раньше обнаружил, что со счетами Черча не все гладко.       — Хорошая идея, — Шэй взял тарелку в руки и с наслаждением и адским скрежетом выгреб оттуда все, что оставалось.       Мелькнула мысль вымазать ее пальцем, но этого мистер Кенуэй уж точно бы не перенес, а потому Шэй ограничился тем, что накрошил в остатки соуса хлеба, хорошенько прокрутил и доел. Хэйтем к тому моменту аккуратно выел все, что признал съедобным — и тем ограничился.       Шэй немного пожалел, что на табуретке нельзя откинуться, и потянулся за бутылкой. Пить хотелось страшно, соли кашевар не пожалел. Капитан Кормак даже рассеянно подумал о том, что, вероятно, этот кок раньше ходил в экваториальных водах — это только там добавляют столько соли, чтобы компенсировать все, что выходит с потом... А вот никаких кружек на подносе не было, так что, вскрыв бутылку, Шэй несколько замялся — губы-то вытереть нечем было...       Хэйтем воспользовался платком и склонил голову набок:       — После меня будешь?       — Буду, конечно, — Шэй фыркнул. — Просто костюм приличный жалко, а похлебка была жирная. А так-то после тебя мне обычно облизнуться хватает.       — Какие романтичные откровения! — съязвил мистер Кенуэй, но платок протянул и почти вырвал бутылку из рук и приложился к горлышку.       Шэй признал, что перегнул палку:       — Прости. Это просто...       — ... привычная тебе атмосфера, — закончил за него Хэйтем. — Мне ты даже в худшие времена демонстрировал другую часть своей... многогранной личности.       Мистер Кормак принял бутылку из рук любовника, основательно напился и даже пересел. Хотелось уже вытянуть ноги, а лучше — лечь. За стеной звуки перебранки затихли. Видно, предыдущего хозяина комнаты успешно турнули, а сам Коннор завалился спать.       — Пей осмотрительней, — посоветовал Хэйтем. — Ты и трезвый сейчас потрясающие вещи говоришь.       Шэй понял намек и бутылку вернул, а потом и со вздохом посмотрел на любовника:       — Нам бы тоже лечь. Коннор рано проснется, да и нам стоит побыстрее убраться из этого заведения.       — Разумно, — оценил мистер Кенуэй. — Что же тебя смущает?       — Перед сном я бы предпочел... в окно, — Шэй поглядел печально. — Вот разве что погасить свечу?..       — Чтобы ты промахнулся? — иронично хмыкнул Хэйтем. — Иди так, а я, обещаю, не буду смотреть.       — А ты точно готов провести здесь ночь? — мистер Кормак уже шагнул к окну, но на пути оглянулся. — Если совсем тяжко, я могу провести тебя на «Морриган».       Хэйтем взгляд поймал и отрицательно качнул головой:       — Я все-таки не девица на выданье. Во-первых, ты обещал Коннору, что придешь за ним утром. Во-вторых, без потерь отсюда выйти может не получиться. В-третьих, если бы я не собирался здесь ночевать, то предпочел бы более пристойный ужин в более пристойном месте. Не делай мою жертву напрасной.       — Понял, — Шэй вернулся к намеченному курсу и открыл окно шире.       Помойкой понесло сильнее, а Хэйтем, верный слову, отвернулся. Похоже, наедине с бутылкой он чувствовал себя прекрасно и не так уж и тяготился заведением. Придя к такому выводу, Шэй ощутил облегчение, а несколькими мгновениями спустя почувствовал и более четкое облегчение — все-таки сначала Конгресс, потом долгий путь, потом долгие разговоры, потом вино...       Под окном, судя по звуку, была лужа, и хотелось надеяться, что от дождя, но Шэй почти не чувствовал смущения, и вовсе не оттого, что походная жизнь приучила не смущаться. С Хэйтемом все это не работало, но после неприятной ссоры в особняке мистера Бедфорда Шэй отмечал, что Хэйтем как будто смирился с неприглядной стороной того, что можно назвать совместной жизнью. Как будто признал, что у любого шедевра всегда есть изнанка.       Штаны мистер Кормак обратно натягивать не стал. Точнее, нижние натянул, а верхние придержал, ковыляя обратно к кровати. И плюхнулся рядом с любовником с намерением стянуть сапоги. Сапоги были грязными едва ли не до колена, так что трогать их руками не хотелось, а без рук — та еще задача.       Мистер Кенуэй поставил бутылку на стол, не нашел, чем бы можно было ее закрыть, поскольку пробка благополучно улетела, и поднялся:       — Надеюсь, ты тоже смотреть не станешь.       — Мне не до этого, — пропыхтел Шэй.       За задник сапоги очень плохо снимались, не то что индейские сапожки Коннора...       Мистер Кенуэй проследовал к окну и зашуршал тканью. Шэй честно выполнял обещание ровно до тех пор, пока со стуком не избавился от второго сапога. Дальше следовало стянуть камзол, но удержаться от взгляда было выше сил, и Шэй все-таки посмотрел, сочтя обещание выполненным: раньше было не до того, а теперь вполне до того. Ничего нового, собственно, не увидел. Шэй рассеянно потянул с плеч камзол и видел, как любовник покачнулся, переступая с пятки на носок и обратно, и принялся шуршать «обратно».       Мистер Кормак торопливо отвел взгляд, сбросил верхние одежды на табуретку, но Хэйтем вдруг резко повернулся и насмешливо спросил:       — И как верить твоему слову, тамплиер Кормак?       — Слово я сдержал, — возразил Шэй. — Пока был занят, не смотрел. Но... Хэйтем, правда, ты же даже на «Морриган» всегда от меня... скрываешься. Тебя, наверное, вся моя команда видела, а я — никогда. Впору ревновать.       — Кого? К чему?! — мистер Кенуэй поморщился. — Не предполагал, что ты настолько ревнив, капитан Кормак. Увидел? Доволен?       — Морально — да, — пошутил Шэй. — Убедился, что ты человек, а не только джентльмен.       — Одно другому не противоречит, — хмыкнул Хэйтем. — Положи уже штаны и ложись, Шэй.       Спорить было чревато, а потому мистер Кормак поспешно нырнул под покрывало. Оно пахло мышами и было слегка влажным, но именно последнее обстоятельство позволяло надеяться, что его стирали.       Волосы Шэй распускать не стал — утром не соберешь. Оставалось только надеяться, что вшей тут не водится. Кое-как устроившись на заменяющей подушку холщовой лепешке, набитой неизвестно чем, Шэй вытянулся, но услышал недовольный голос любовника:       — К стенке.       Сдвигаться не хотелось: во-первых, Шэй уже немного пригрелся; во-вторых, с краю было спокойнее — если что-то случится у Коннора или среди беспокойной публики... Однако на вялый протест Хэйтем остался неумолим:       — К стенке, капитан Кормак. Не ты один предпочитаешь держать ситуацию под контролем.       Шэй напомнил себе, что на «Морриган» у стены спит именно мистер Кенуэй — и со вздохом уступил, переползая на прохладную половину топчана. Хэйтем успел раздеться и с явным удовольствием устроился на нагретом. Шэй попытался было подползти, чтобы устроиться у него на плече, но любовник и тут милости не проявил:       — Лучше на бок. Тут и без того достаточно неудобно.       Шэй подавил возмущенное фырканье и, несмотря на то, что признавал справедливость замечания, молча отвернулся к стене. Рациональный подход в постели он не признавал. Да и не так уж неудобно... Но не успел он додумать, как Хэйтем, поерзав, подвинулся ближе и вытянулся рядом, обнимая за пояс тяжелой рукой. Шэй слегка развернулся, ощутил на ухе дыхание любовника и уперся затылком ему в плечо. Так сразу стало намного уютнее, но взгляд натолкнулся на обнаженное запястье и предплечье Хэйтема под распущенным манжетом, и Шэй снова зашуршал — теперь уже чтобы прикрыть руку Хэйтема покрывалом. В июне ночью быстро холодает, а с приоткрытым окном комнату выстудит еще до утра.       Со второй попытки с непослушными тряпками удалось справиться, и Шэй закрыл глаза. Он устал, и хотя спать еще не хотелось, это не повод мешать мистеру Кенуэю, если тот в состоянии заснуть. Можно просто поваляться и отдохнуть, в очередной раз насладиться близостью, слушать дыхание... И, может, даже подумать о чем-нибудь, лучше приятном.       Шэй нашел удобное положение и замер, чтобы не отвлекать любовника, однако ритм дыхания Хэйтема оставался прежним, да и объятие было слишком сильным для расслабленной дремы, а когда ладонь Хэйтема словно невзначай спустилась с пояса на бедро, Шэй не выдержал.       — Ты спать собираешься? — спросил он скептически.       — Собираюсь, — раздумчиво откликнулся мистер Кенуэй, однако бедро поглаживать не перестал. — Когда-нибудь — точно.       Такого ответа Шэй не ожидал и, хотя поспорить с утверждением было трудно, не удержался:       — Хэйтем, это же отвратительные бараки для отбросов общества! Грубые нравы, дрянная еда, скверная постель и головорезы за любой из стенок.       — Один из этих головорезов иногда ночует в Кенуэй-холле, — парировал Хэйтем. — Я согласен со всеми твоими утверждениями. И что?       Шэй еще ярче ощутил горячую ладонь на бедре. Ох уж эти английские принципы обольщения! Но удар нужно было держать, а потому мистер Кормак пожал свободным плечом:       — Да нет, ничего... То после гонки по крыше, то после китовой охоты... Бывшая каталажка для британских моряков вполне укладывается в этот ряд.       Пальцы на миг сжались крепче, но уже через мгновение Хэйтем насмешливо отозвался:       — Да, вполне укладывается.       Не вышло. Шэй особо и не рассчитывал, что любовник скажет что-то определенное, но мистер Кенуэй проявил еще большую лаконичность, чем ожидалось. Однако своего Хэйтема мистер Кормак все-таки отлично знал, а потому ответил в тон:       — Когда соберешься вставить, разбуди.       А вот теперь сработало. Заминка была совсем короткой, но Шэй чувствовал, что удар достиг цели.       — Я несколько уступаю вам, капитан Кормак, однако думаю, что вы все-таки заметите и без подсказок.       Тон Хэйтема был ровным, но вот пальцы уже очевидно сместились на задницу, и Шэй позволил себе ухмыльнуться, раз уж любовник этого не видит. Несмотря на обтекаемую формулировку, смысл был достаточно прозрачен. Правда, мучила легкая досада — Хэйтем всегда столь внезапен, что готовым к этому быть нельзя, а значит, придется в очередной раз... Как там Коннор сказал?.. Изворачиваться? Собираясь на Конгресс, Шэй как-то не предполагал, что ночь придется провести не на «Морриган», а стало быть, с собой не было ничего, что могло бы пригодиться на случай близости.       Хэйтем тоже должен был это понимать, но отступаться явно не собирался. Шэй чувствовал, как теплая ладонь поднимается вверх. Исподние штаны он натянул, но не завязывал, чтобы не впивались во время сна, а потому сдвинуть их труда не составило. Пальцы любовника игриво очертили линию между ягодицами, и Шэй машинально подался назад. Движение, разумеется, сбил, зато успел ощутить, что Хэйтем... в боевой готовности, так сказать. Это заводило и немного льстило.       Хэйтем вряд ли осознанным движением подпихнул его назад, и это было... Шэй перевел дыхание, ощутив, как горячо и тесно прижимается сзади любовник. Соприкосновение разделяла тонкая ткань — сам мистер Кенуэй расстегнуться не успел, — но и это было чертовски чувственно. Хэйтем провел рукой по груди, несомненно отмечая, что дышит Шэй рвано и неровно, покружил вокруг сосков, слегка царапая, и опустил ладонь ниже, на напрягшиеся мышцы живота, но до поднявшегося естества не дошел — поддразнил, словно раздумывая, и вернулся выше.       Шэй вздохнул одновременно и увлеченно, и разочарованно. Нравиться-то нравилось, но слишком быстро становилось мало. Впрочем, рычаги воздействия на Хэйтема оставались. Точнее, один... рычаг.       Шэй прогнулся в спине и качнул бедрами, насколько позволяла поза. Твердая плоть, почти не сдерживаемая свободным нижним бельем, отлично ощущалась, и Хэйтем глубоко и судорожно вздохнул. Шэй понимающе улыбнулся. Что бы любовник ни говорил, он все-таки нетерпелив.       Хэйтем слегка придержал и, видимо, нашел более подходящее положение: руку, на которой лежал, он вытянул вдоль импровизированной подушки, так, что Шэй сразу на ней удобно устроился, а второй рукой втиснулся между ягодицами. Не пытался войти, только ритмично давил, и Шэй понял, что надолго терпения не хватит — ни его, ни Хэйтема.       Любовника хотелось поторопить, но Шэй не любил уступать, а потому выдержал эту почти мучительную пытку с честью. Несколько раз ему казалось, что любовник вот-вот окажется внутри, но Хэйтем вовремя ловил момент — и продолжал дразнить.       Хотелось рявкнуть уже — таким тоном, каким отдают команды во время шторма, но Шэй предпочел действовать тоньше. Было, конечно, неудобно, но капитан Кормак отвел руку назад, нащупал бедро любовника и потянул его штаны вниз. Те не поддались, и тогда Шэй, рискуя вывихнуть запястье, запустил пальцы под ткань и обхватил любовника за член. Если бы не давняя травма запястья, поврежденного сначала после побега из поместья Дэвенпорт, а потом в первый день пребывания Коннора в Кенуэй-холле, когда Шэю пришлось висеть вместе с ребенком на колонне, это было бы легко. Но теперь Шэй рисковал таким маневром снова повредить руку.       Мистер Кенуэй сдавленно простонал, а потом, судя по звуку, прикусил губу. Неловко вывернутую руку Шэя он отвел, зато приподнялся и расстегнулся. Шэй ощутил распрямившееся естество и поймал машинальное движение любовника своим телом. Плоть влажно проехалась по ложбинке и скользнула между бедрами.       Вот теперь настала пора Хэйтема мучиться и вздыхать. Как бы ни хотелось Шэю поторопить события, отмщения хотелось не меньше, и он никуда не спешил, наслаждаясь тем, как тяжело дышит любовник. Легкую порывистость движений Шэй предупреждал, придерживая Хэйтема за бедро, но вскоре тот резко остановился и надавил на плечо, прижимая к куцей постели и заставляя почти улечься на грудь.       Шэй послушался. Расставить бедра он бы не смог, штаны мешали, но Хэйтему этого хватило. Пока хватило. Мистер Кенуэй поднялся на коленях и уперся в плечо куда тяжелее, а свободной рукой вновь надавил на вход в тело.       Машинально отметив, что любовник позаботился хотя бы о слюне, Шэй выгнулся — и почти сразу ощутил пальцы Хэйтема внутри. Больно не было, а немного неприятное тянущее чувство Хэйтем легко погасил правильными и умелыми ласками. Шэй дернулся и почти беспомощно затих: ни ноги раздвинуть, ни темп задать.       Ничего не осталось, кроме как сдаться на милость любовника. Хэйтем темп задал сам — медленный и тягучий. Бедра сводило тяжестью, по естеству сбежала и сорвалась теплая капля. Шэй шумно вздохнул. До собственного члена дотянуться он тоже не мог, Хэйтем прижимал слишком крепко.       Несколько раз любовник выходил, увлажнял пальцы и возвращался. Казалось, эта пытка никогда не закончится, но тут Шэй ощутил, что Хэйтем позволил ему освободиться — во всех смыслах. Пальцы выскользнули, на плечо перестала давить тяжелая хватка. Однако не успел Шэй хотя бы штаны стянуть, как Хэйтем потянул его за руку, побуждая подняться на колени, и снова надавил — на этот раз на затылок.       — Подожди, — слабо запротестовал Шэй. — Дай хоть раздеться!       — Нет, — неумолимо донеслось сверху, а потом голос любовника смягчился. — Здесь можно заработать что угодно: от чесотки до лишая, — так что лучше не касаться здешнего белья столь... деликатным образом.       Умом Шэй признавал верность суждения, но как же хотелось коснуться себя! Или — еще лучше — ощутить на плоти умелые прикосновения любовника... Однако тот только прижался сзади, заставляя опуститься ниже, и с силой провел по нежной коже ложбинки. Даже не пытался примериться, просто скользил, пока растянутое тело не приняло его. Шэй невольно охнул: все-таки ощущения отличались. Вот сейчас, пожалуй, было немного больно, но даже это не уняло мучительного возбуждения.       — Давай же, — хрипло потребовал Шэй — все, что ему оставалось, он даже подстроиться толком не мог. — Яйца ломит.       Хэйтем шумно вздохнул — то ли среагировал на откровенность, то ли досадовал на грубость, но просьбу выполнил — вошел плотнее и резче. Шэй опустил голову, ощущая, как холодит взмокшую спину прохладный воздух из приоткрытого окна, а к заднице горячо прижимается Хэйтем. В толком не снятых штанах было неудобно, зато от первого же движения ткань натянулась и так ощутимо сдавила... С губ капитана Кормака невольно сорвалось что-то грубое и бессвязное, но Хэйтем уже не обращал на это внимания.       С каждым набирающим силу движением Шэй чувствовал, что больше не вынесет — и выносил. И вздыхал, и сопел, и даже постанывал в плоский блин подушки. Хэйтему тоже явно было не слишком удобно, он слишком часто сбивался и переступал по жесткой постели, пока Шэй наконец не догадался, как ему помочь. Для этого пришлось лечь на постель грудью, да и получилось не сразу, но стоило бесстыдно раздвинуть ягодицы пальцами, как Хэйтем охнул, вошел глубже — и больше с ритма не сбивался. А ткань проклятых штанов продолжала давить...       Шэй прикусил губу, чувствуя, что вот еще, еще чуть-чуть... Хэйтем двигался часто, сильно и ровно. Дыхание перехватило, где-то внутри словно разжалась невидимая пружина, и Шэй с трудом подавил стон, мучительно и глухо выдыхая в подушку. Несколько судорожных рывков навстречу любовнику — и наслаждение достигло пика, заставляя вздрагивать и судорожно зажиматься. Хэйтем, кажется, тоже... Но этого Шэй уже почти не замечал.       Наконец в голове просветлело, и Шэй подтянул штаны, а потом и упал на бок. И выдохнул:       — Да я с детства в штаны не кончал.       Хэйтем тяжело опустился на постель, молча обхватил за плечо и крепко прижал. И уже не отпускал, только чуть ослабил хватку, когда Шэй попытался устроиться удобнее. Сначала просто попытался, а потом и подполз, чтобы все-таки устроиться на плече. И на этот раз мистер Кенуэй не возразил, покорно вынес извивание рядом, а потом и обнял — уже куда мягче и спокойнее.       — Разбуди меня утром, — пробормотал Шэй, чувствуя, что в сон клонит просто нестерпимо. — Я обещал Коннору...       — Спи, — наконец отозвался Хэйтем. — Коннор и сам придет.