Дело всей жизни

      Парк был старым и не слишком ухоженным, но в нем сквозило что-то... величественное. Старинное, благородное. Это чувствовал даже Шэй, хотя раньше в таких местах бывать ему не доводилось.       В Версале было по-другому. Пусть мистеру Кормаку довелось увидеть роскошь резиденции французских королей только зимой, он успел оценить выверенность форм и продуманное изящество. В Версале каждая статуя была на своем месте, дорожки составляли собой причудливые узоры, фигурные кусты содержались в идеальной форме. Даже при беглом взгляде на версальский дворец и прилегающий к нему парк было видно руку талантливого мастера, это продумавшего, и дорогостоящее содержание, которое позволяло сохранять всю эту красоту в безупречном виде.       Здесь, в Грин-парке, вздымались в низкое, набрякшее небо толстые платаны и величественные дубы — не чета капризным цитрусовым деревьям и аккуратно постриженному самшиту Версаля. Кроны деревьев тяжело, словно нехотя, шевелились под порывами ветра и листву сбрасывали, как будто цедили крупные золотые, красные и серебристые листья. Никаких песчаных или гравийных дорожек — все аллеи Грин-парка были естественными, слегка размытыми от дождей и разъезженными колесами повозок. И ничего: ни клумбы, ни фонтана, ни альпинария, ни рокария, — только деревья и пожухлая и местами истоптанная трава под ними.       Шли молча. В записке, присланной в гостиницу и запечатанной восковой печатью с тамплиерским крестом, была настоятельная просьба «не привлекать внимания к визиту», а потому со стороны парадного входа, где, несомненно, было чище, было решено не отправляться. Мистер Кенуэй, знавший Лондон — приличный Лондон — куда лучше Шэя, специально взял кэб, причем не первый, который увез их с Шэем куда-то к черту на рога. Тем удивительнее было выяснить, что до Букингемского дворца, куда их приглашал великий магистр, не более полумили пешком.       Парк был... удобным. Шэй машинально отметил, что деревья крепкие, развесистые... Если придется удирать — самое то. Когда приблизились ко дворцу, мистер Кормак с удовлетворением отметил еще и то, что вдоль стен того, что, наверное, и являлось дворцом, расставлены леса, а ограду как раз ремонтируют — в ней вообще отсутствовали фрагменты стены. Не слишком красиво, быть может, зато полезно.       Дождь накрапывал с самого утра, но под деревьями это было почти незаметно, а стоило выйти на открытое место, как мелкая морось сразу начала оседать на лице и волосах, да и ветер ощущался заметнее. Еще Шэй отметил мокнущих около разобранной стены часовых — или как их следовало называть? Солдат, охранников... В общем, тех, кто нес воинскую повинность на службе Его Величества. Впрочем, Шэй мгновенно нащупал взглядом и иной путь — через ветку дерева, крышу временной деревянной башенки и кусты по другую сторону забора.       Он тронул любовника за локоть и кивнул в сторону, указывая глазами путь, но Хэйтем отрицательно покачал головой. И сам же решительно зашагал в сторону отсутствующих ворот, хотя до этого не терпящим возражений тоном требовал соблюдения всех мер безопасности.       Четверо солдат, закрывающих собой проход на территорию дворца, сплотились и явно не были намерены пропускать, но мистер Кенуэй остановился, соблюдая безопасную дистанцию, и отрывисто произнес:       — Хэйтем Кенуэй, к мистеру Армитеджу. Со мной мистер Кормак.       — Приглашение, сэр? — скрипучим голосом отозвался тот, у кого на кивере была бляшка побольше и побогаче.       — Есть, — невозмутимо кивнул Хэйтем. — Частное. И слишком личное, чтобы вверить его в чужие руки. Доложите о нашем визите мистеру Армитеджу, офицер, мы подождем.       Шэй проводил командира группы хмурым взглядом. Ишь, как чеканит шаг! На берегах Америки его собратья вовсе не были такими важными и напыщенными. И одеты были куда небрежнее, и ходили нередко вразвалку, да и по матери слать не стеснялись.       Хэйтем скрестил руки на груди и замер, как изваяние, словно не замечая того, что на идеально собранных седых волосах оседают мелкие капли. Солдаты торчали навытяжку, и Шэй тоже сохранял неподвижность, хотя — по закону подлости — одна мерзкая капля уже до ужаса щекотно сползала под воротник, а вторая раздражающе стекала вдоль косого шрама на лбу.       Наконец офицер вернулся и так же скрипуче пригласил, указав жестом на двери дворца, к которым вела не слишком длинная дорожка:       — Мистер Армитедж подтвердил, что приглашал вас к этому часу. Будьте внимательны, господа, левое крыло полностью закрыто для посетителей, находиться там опасно для жизни. Мистер Армитедж примет вас в третьей гостиной правого крыла, вас встретят и проводят.       — Благодарю, — скупо откликнулся Хэйтем и, не оглядываясь на любовника, зашагал по чавкающей земле.       Шэй вляпался в глубокую глинистую лужу и хотел было уже возмутиться, какого черта даже в парке чище, чем в почти королевской резиденции, но прикусил язык. Во-первых, это вредило создаваемому образу; во-вторых, чего спрашивать-то? И так понятно, таскают тут, небось, всякие доски по полдня, куча рабочих топает туда и обратно... Вот доремонтируют, тогда и наведут приличествующий королевскому дому лоск.       И вот ведь удивительное дело! Обитатели дворца были прекрасно осведомлены о посетителях, но двери были заперты, и Хэйтему даже пришлось стукнуть медным кольцом по медной же табличке, чтобы оповестить о своем появлении. Впрочем, это дало ему возможность естественным образом на миг качнуться к Шэю.       — Внимательнее, тут и у стен есть уши, — едва слышно выдохнул Хэйтем, и мистер Кормак даже нахмурился — голос был так тих, что приходилось сомневаться, не послышалось ли.       Шэй не собирался отвечать. И так было понятно, что в нормальной ложе соратников по Ордену встречают несколько иначе. Мигом вспомнились путешествия в Италию и во Францию. В Париже, еще до падения Ордена, Шэя встретили вполне приветливо, и уж точно не заставляли ждать на пороге. Про Венецию и говорить нечего: мистер Кормак поначалу был несколько обескуражен, когда его хлопали по плечу и что-то тараторили, а потом с жаром пытались наладить коммуникацию, на той же скорости последовательно предлагая пообщаться на французском, английском и еще почему-то венгерском.       На стук кольца выглянула сухопарая и чопорная англичанка лет сорока. При более внимательном взгляде Шэй отметил, что сухопарая она только до талии, а массивную нижнюю ее часть не способны замаскировать даже фокю изрядного объема.       — Джентльмены, — женщина посторонилась и присела в реверансе. — Позвольте ваши цилиндры и трости.       Шэй скрипнул зубами. Ну не могла же не видеть, гамбузия сушеная, что гости не при головных уборах и не носят тростей — и все равно злорадно продолжала «исполнять свой долг». Кто-то после этого еще любит британцев?       — Благодарю, мэм, — холодно откликнулся Хэйтем и, не смущаясь, шагнул в темный холл. — Не беспокойтесь, мы не станем вас затруднять. Проводите нас, пожалуйста, к вашему хозяину — и можете быть свободны.       Горничная снова безукоризненно поклонилась, подхватила со стены подсвечник и развернулась, готовая указать дорогу, но Шэй и по ее затылку видел, что она запомнила. Это не следовало упускать из виду. Мистер Кенуэй умел унизить, не сказав ни одного грубого или даже хлесткого слова, но слуги в богатых домах порой могут гораздо больше, чем их хозяева. Гостей горничная уже явно записала во враги.       Хэйтем шел впереди, а Шэй наконец-то почесался, стер невыносимо щекотную каплю на лбу (та, что стекла под воротник, уже впиталась в ткань) и теперь вертел головой, внимательно оглядывая интерьеры и запоминая все, что попадалось на пути. С самого начала его мучило какое-то несоответствие, и только когда мраморная лестница с временными деревянными перилами осталась позади, сообразил, что не так. Вчера в ожидании ответа от великого магистра Армитеджа мистер Кенуэй говорил что-то насчет того, что дворец был куплен королем не вчера и даже не год назад. Ремонтные работы здесь действительно велись, но какого-то масштабного размаха не наблюдалось. Пара рабочих и следы их деятельности действительно были в наличии, но для королевского дома уж больно это... жидко.       — Прошу вас, джентльмены, — горничная осветила одну из дверей и толкнула ее, раскрывая на пару дюймов, не больше. — Вас ждут.       — Спасибо, мэм, — небрежно отозвался Хэйтем и первым шагнул за порог.       День был дождливый и сумрачный, но после темноты холла, которую с трудом разгоняли полтора десятка свечей, Шэю показалось, что серый свет из высоких и широких окон его ослепил. Гардин в полном смысле этого слова тут не было — только легкие прозрачные занавеси, собранные изящной драпировкой. «Третья гостиная» оказалась сравнительно небольшой, изящной и какой-то... печальной, как будто тут жила меланхоличная дама, которую постигло горькое несчастье. Легкие занавеси, клавир, бюро красного дерева и подставка для ног больше подходили старой деве, чем великому магистру Ордена.       Сам магистр стоял у камина и задумчиво скармливал жадному пламени листы бумаги. Бумага была плотной, дорогой. Огонь не сразу охватывал ее — сначала плавились и блекли чернила, потом скручивались листы, и только потом она резко вспыхивала и почти мгновенно чернела.       Мистер Кормак видел мистера Армитеджа только в профиль, но даже этого хватило, чтобы заметить, что тот изменился за десять лет. Волосы его поседели и поредели, но Шэй видел изменения не только в этом. Магистр похудел, но был по-прежнему силен и ловок, это виделось даже в коротких движениях. Однако когда он повернулся к гостям, мистер Кормак убедился, что больше всего изменений произошло с его лицом. Десять лет назад это был самодовольный и немного вальяжный человек, который с трудом сдерживал презрение, чтобы достаточно вежливо сообщить, что понимает все печальные обстоятельства. Уверенности и силы мистер Армитедж не утратил и теперь, но ни вальяжности, ни самодовольства Шэй больше не видел. Решительность и жесткость, — вот что отражало это лицо. И не только сейчас — мистер Кормак видел, что жесткие складки у губ появились не сегодня. И худоба — не признак болезни, а лишь свидетельство того, что великий магистр не попивает виски или чай в кресле, принимая отчеты и донесения. Он действует, и весьма активно.       — Рад видеть вас, господа, — приветствовал их мистер Армитедж в своей раздражающей манере.       Шэй прекрасно знал, что ни черта тот не рад, но все равно по тону этого было не слышно.       — Доброго дня, Грегори, — сдержанно отозвался Хэйтем.       Мистер Кормак только кивнул.       — Что привело вас сюда?       И ведь даже чаю не предложил! Хотя это, может, было и к лучшему. Шэй не мог сказать, что именно его так настораживало, но, пожалуй, ни есть, ни пить он в этом доме бы не захотел — на всякий случай.       — Сразу к делу? — мистер Кенуэй проговорил это почти одобрительно. — Что ж, я тоже не люблю пустых бесед. Меня тревожит обстановка в подвластной мне Америке, Грегори. Думаю, для тебя не секрет, что там происходит, — он усмехнулся. — Мне кажется, что это не слишком хороший тактический ход: действовать тем или иным образом, не согласуя свои действия с соратником на его территории.       Мистер Армитедж не торопясь скормил камину последний лист и прошелся по комнате, закладывая одну руку за спину. Вторую он держал на поясе, но Шэй не видел никакого оружия. Правда, это не означало, что его не было.       — Соратником? — наконец отозвался великий магистр Британии.       И больше ничем свое высказывание не пояснил.       — Соратником, великим магистром Америки, — терпеливо повторил Хэйтем. — В более широком смысле — не только со мной, но и со всеми членами Ордена, которые действуют в Новом Свете.       Мистер Армитедж остановился и перевел взгляд на Шэя:       — Другими членами Ордена, — на этот раз это был не вопрос. — Это зависит от того, как действуют, Хэйтем. Или бездействуют. Но я бы сказал, это не самый важный вопрос. На самый важный вопрос ты мне не ответил. Так что я повторю: с какой целью ты приехал сюда?       Мистер Кенуэй вытянулся, расставил ноги шире и сцепил руки за спиной. Шэй понял, что это уже почти дуэль, но вмешиваться пока не стал. В морду — рано.       — Позволю себе заметить, что этого вопроса ты мне не задавал, — Хэйтем снова усмехнулся. — Ты спрашивал, что привело меня сюда — и я ответил. Моя цель? Остановить войну в Америке. Эта война потребляет слишком много ресурсов.       — Целиком и полностью согласен с тобой, — неожиданно мирно проговорил мистер Армитедж. — Ее давно следует прекратить, и мне приятно слышать, что ты разделяешь это мнение. Думаю, тебе с твоими знакомствами, — он настолько заметно кинул беглый взгляд на Шэя, что трудно было удержаться и смолчать, — не составит труда развалить это недоразумение, называемое «народным ополчением», изнутри.       Хэйтем прошелся по комнате и встал напротив противника. И говорил ясно и четко:       — Если бы мне это было нужно, это, как ты выразился, «народное ополчение» вообще никогда бы не было собрано. Грегори, теперь я вынужден повторить для тебя: вмешиваться в работу другой ложи — это саботаж. Мне приходится напоминать тебе прописные истины: Орден не воюет за страны и политику. Любая армия — это только средство. Мне лучше знакома специфика Нового Света, я лучше осведомлен о внутренних проблемах. Думаю, тебе тоже не составит труда убедить Его Величество в том, что лучше индийские колонии, чем никаких.       Мистер Армитедж поморщился:       — Великим магистром может называться только тот, кто в состоянии управлять, Хэйтем. Если ты вынужден просить о чем-то, значит, тебе не по плечу эта ноша. О каком порядке ты говоришь? В британских колониях Северной Америки творится хаос. Необходимо восстановить структуру, исключить элементы анархии и безвластия. Для этого нужен централизованный подход.       Хэйтем не отступил:       — О каком централизованном подходе может идти речь, если ложа, в ведении которой находятся острова в Старом Свете, намеренно срывает конструктивные действия другой ложи?       Шэй постарался вздохнуть тихо-тихо, как мышка. Уж лучше бы пару перепалок с Коннором послушал. И ведь даже сесть и прикурить, вытянув ноги, нельзя. А разговор тем временем обещал быть долгим... и, по всей видимости, бессмысленным.       Мистер Армитедж то ли тоже это понимал, то ли не желал вести долгие и пространные беседы с противником, потому что возразил:       — Тебя отправили в Новый Свет из британской ложи, чтобы ты навел порядок и организовал переселенцев и дикарей в колониях.       — И я это сделал, — с достоинством откликнулся мистер Кенуэй. — И полагал, что соратники по Ордену помогут создать на американской земле прогрессивное... государство, колонию, все равно, что. Это потрясающие возможности для развития промышленности. Материальные ресурсы, человеческие ресурсы, работы — непочатый край. Но британская ложа только тянула деньги, добываемые примитивным трудом!       — Это демагогия, Хэйтем, — отрезал мистер Армитедж. — Колонии создаются не для того, чтобы их развивать, а для того, чтобы получать от них то, на что развитым странам не хватает земли, человеческих ресурсов и прочего. Тот же чай можно растить только на плантациях, а для этого нужны тысячи голов. И рук, чтобы обрабатывать все это под палящим солнцем, потому что в иных условиях чай не растет. Только дело, ничего больше.       — И поэтому вы заставляли собственные колонии покупать индийский чай по грабительским ценам? — фыркнул Хэйтем.       — В Бостоне уже попили чайку, — не удержался Шэй.       И тут же пожалел, что вообще открыл рот. Оба магистра уставились на него такими нехорошими взглядами...       — Кстати, мистер Кормак, — великий магистр Британии вдруг обратился к нему. — Вы разделяете политику вашего... руководителя? Друга? Когда-то вы воевали с британцами рука об руку, а значит, должны понимать, что колонии никто и никогда не оставлял на произвол судьбы. И если бы не бездарное управление мистера Кенуэя и его предосудительная слабость к дикарям, то все вопросы были бы обсуждаемы.       Шэй как будто получил удар под дых. В первую очередь мелькнула мысль о том, что чертов Армитедж фактически подставил ему «вилку». Ситуация была патовой — Шэй даже не знал, что вообще ответить на этот выпад. Но как бы ни был искусен в словоплетстве великий магистр Англии, Шэй прекрасно помнил, как выглядела разоренная войной родная земля. И только мигом позже до него дошло, что речь Армитеджа — это вполне определенное предложение. Магистр Армитедж ясно дал понять, что если Хэйтема с его бездарным управлением исключить из этой схемы, то все можно обратить на благо. Так, как это благо понимает сам Армитедж, конечно. Это фактически предложение занять место великого магистра Америки — и условие, которое нужно выполнить для того, чтобы получить то, о чем даже мечтать не мог бывший ассасин, только одно.       Предать. Убить Хэйтема. Вот, что предлагает мистер Армитедж.       Шэй почувствовал взгляд любовника, тяжелый, почти отчаянный, но не позволил себе повернуться, чтобы увидеть его лучше, чем боковым зрением.       Черт возьми, на такие вещи принято отвечать!       — Я думаю, — произнес он медленно и даже развязно, — что вы слишком круто судите, магистр. Те моряки-томми, с которыми я размазывал французов, немного отличаются от Его Величества Георга Третьего. А те солдаты, которые насилуют жен фермеров, почему-то не похожи на вашу охрану. Думаю, мы с вами говорим о разных англичанах и о разном управлении.       Мистер Армитедж смерил его крайне неоднозначным взглядом. Вроде бы презирал — и как бывшего ассасина, и как ирландца, но вместе с тем и высоко оценил ответ. Надо было еще пару ругательств ввернуть. Это бы ничего не добавило к сказанному, но, может, Шэю стало бы полегче.       — Значит, нет, — задумчиво бросил Армитедж. — Значит, вы слишком преданы вашему магистру. Ну да, ведь недаром он так стремился принять вас в Орден. Удобно, наверное — все под рукой. Похвальная верность. Смотрите только, чтобы она не вышла вам боком.       Логично. За отвергнутым предложением последовали угрозы. Этого следовало ожидать, но мистер Кормак отнесся к ним с пренебрежением. В конце концов, он уже не раз был готов умереть. И ни разу не усомнился, что подыхает за то, что дорого.       — Грегори, — в голосе Хэйтема послышалось тщательно выверенное удивление, — не думал, что ты до сих пор так грубо работаешь. Мистер Берч когда-то работал так же. Не обращал внимания на досадные мелочи.       Шэй и хотел бы передохнуть, но упоминание об убитом когда-то Хэйтемом магистре тамплиеров заставило сжать зубы и собраться не хуже, чем для ответа Армитеджу. Наверняка для Армитеджа это имя до сих пор — как красная тряпка для быка, так еще и в словах Хэйтема явно слышалась ответная угроза. Высказывание вообще было довольно прозрачным.       И мистер Армитедж, конечно, ее уловил. И улыбнулся — а вот это уже было страшно, Шэй видел его улыбку впервые.       — Хэйтем, — британский магистр неуловимо пожал плечами, — за что ты такого низкого мнения обо мне? Только потому, что я не захотел носиться с дикарями, как с тухлым яйцом? Одним больше, одним меньше... Недавно один такой приехал в мой город. Этого-то я и боялся: стоит дать им хоть немного воли, и они сочтут, что не хуже, чем мы. В Лондоне и так многовато всякого отребья: пэдди, сэнди... Но этот, конечно, особенный. Может, считает, что имя его защитит? Или ассасины, которые так трогательно устраивают еженедельные сборища в Уайтчепеле, где строят планы, как извести ненавистных тамплиеров? Мистера Кенуэя там неплохо приняли.       А вот теперь Шэй позволил себе украдкой посмотреть на любовника. Тот выглядел абсолютно невозмутимым, даже слегка насмешливо щурился, но мистер Кормак видел его не спереди, как Армитедж, а сбоку, а потому не мог не заметить, как Хэйтем сжимает кулак до побелевших костяшек. Такой осведомленности мистер Кенуэй не ожидал.       — Строго говоря, — Хэйтем приподнял бровь, — я ехал сюда не для того, чтобы беседовать с тобой. Я надеялся нагнать ассасина до того, чем он выведет нашу борьбу на другой уровень. Но коль скоро он прибыл раньше, я назначил тебе встречу и собирался тебя предупредить.       — Ты опоздал, — хмыкнул Армитедж. — Я прекрасно знаю, что дикарь здесь и собирается меня убить. Точнее, хочет. Вряд ли у него получится. Или ты хотел меня предупредить о чем-то еще?       Мистер Кенуэй поглядел прямо:       — Должен признать, что родитель из меня получился не очень. Коннор — нахальный и своенравный мальчишка. Он мастерски стреляет из пистолета и отлично владеет саблей. Учил его я, так что умения сравнимы с моими.       Шэй видел, как в душе магистра Армитеджа идет борьба: высмеять противника и отказаться от помощи или все-таки выслушать — и, возможно, узнать что-то новое. Наконец осторожность победила:       — Что-то еще? — коротко бросил Грегори. — Чем там дерутся дикари? Копьями? Палками? Пуляются мудреными индейскими ядами?       — Яды — это ко мне, — не выдержал Шэй. — Не индейские, ассасинские. Но у Коннора не слишком хорошо со всякими шаманскими штучками. Когда тебя забирают из племени, где ты жил впроголодь, хочется побыстрее расплеваться с такой «родней». Сыном мистера Кенуэя быть выгодней.       — Кто бы сомневался, — усмехнулся мистер Армитедж. — Гордость с голой задницей или сытная жизнь под крылом у магистра тамплиеров — выбор очевиден. Но ты, Хэйтем, родитель не «не очень». Ты очень скверный родитель, если при всем при этом не смог убедить сына вступить в Орден.       Хэйтем немедленно выплюнул:       — Я был занят делами Ордена! Мне не хватало времени на то, чтобы воспитывать Коннора, и нет ничего удивительного, что в юношеские годы его понесло... на подвиги. Когда я об этом узнал, было поздно.       — Это правда, Хэйтем? — вдруг выдохнул Грегори. — Правда?       — Клянусь Отцом Понимания, — невозмутимо отозвался мистер Кенуэй.       — Это моя недоработка, — Шэй понял, что пожертвовать собой просто необходимо. — Я старался уничтожить всех ассасинов в американских колониях в свое время. И мне это удалось... почти. Но их никогда не удается уничтожить полностью.       — Что ж... — Армитедж развел руками. — У ассасина, пожалуй, есть только одна возможность меня убить — во время того, когда я езжу на собрания в Орден, в «Лайонс Инн» по воскресеньям. Но это непросто, у меня хватает охраны.       — Не надейся на охрану, — отрывисто бросил мистер Кенуэй. — Кое в чем я учил сына на совесть. Хотя охрану тоже стоит удвоить.       На лице мистера Армитеджа отразилась задумчивость, и он спросил вполне серьезно:       — Не желаешь принять участие, Хэйтем? В американских колониях, возможно, настигнуть мальчишку тебе было трудно, но здесь он заметен и не знает реалий, как бы ни расположены к нему были его товарищи из Братства. У нас — и у тебя в том числе — есть множество преимуществ. И даже у мистера Кормака таковые имеются. Например, знание трущоб, где он может скрываться.       Шэй вопросительно поглядел на любовника. Пусть Армитедж делает какие угодно выводы — в первую очередь, конечно, о том, что Хэйтем держит при себе цепного пса. Сейчас мистер Кормак действительно не был уверен в ответе мистера Кенуэя. И несмотря на то, что Шэй хорошо знал возлюбленного, умел подстраиваться под его действия, целей он пока не понимал.       — Пожалуй... все-таки нет, — после продолжительного молчания заключил мистер Кенуэй. — Если бы мы достигли договоренности, то я бы, несомненно, помог. Но в Америке Коннор — моя головная боль, а в Лондоне — извини, твоя. Свои намерения я осуществил — предупредил тебя, побывал на родине... Так что схожу в театр, загляну по старой памяти в парочку ресторанов — и отправлюсь к берегам Нового Света.       Мистер Армитедж досадливо поморщился, но принял такой ответ — очевидно, это укладывалось в его систему мира.       — Ты неправ, Хэйтем, — произнес он уже явно на прощание. — И мне искренне жаль, что тебе придется доказывать это силой. Действительно жаль: если бы больше наших с тобой соратников разделяли мое мнение, в мире давно бы уже воцарился порядок.       — Боюсь, так думали многие еще задолго до нас, — уронил Хэйтем и, вежливо поклонившись, сделал шаг к двери. — Мы собираемся уходить. Я говорю это только для того, чтобы не смутить даму, которая так старательно подслушивает наш разговор.       Шэй заметил, как в щели под дверью колыхнулся желтый свет — и его сияние померкло. Когда мистер Кенуэй шагнул в холл, за дверью уже никого не было.       Шэй с трудом удерживался, чтобы не задать все те вопросы, которые крутились в голове. В душе хватало самых разных чувств: от тревоги до решительности, от уверенности до абсолютного непонимания. И все-таки разговор оставил в душе осадок, гадливое чувство брезгливости, хотя чистоплюем Шэй никогда не был. Было что-то глубоко противное его натуре в том, чтобы так так низко ценить себя и противников. Умение виртуозно интриговать к этому не относилось — у Хэйтема таким умением Шэй только восхищался.       Выходящих гостей часовые проводили равнодушными взглядами, но обратный путь по Грин-парку пара все равно проделала в молчании. Мистер Кенуэй был напряжен и крайне задумчив; Шэй не хотел мешать его размышлениям, да и опасался чего-то. Чего — и сам не понимал.       — Как ты думаешь, — вдруг спросил Хэйтем вполголоса, — нам по силам найти на Ганновер-сквер сарай с «нарисованной мордой»?       — За нами могут следить, — возразил Шэй и машинально развернулся, оглядывая дорожки и деревья. — Не тамплиеры, так ассасины.       — Мне все это не нравится, — сорвалось с губ Хэйтема, но он взял себя в руки. — Придется рискнуть.       До примерного места убежища Коннора добирались пешком. Шэй проверял и перепроверял окрестности, но наблюдателей не находил и даже поймал себя на мысли, что лучше бы следили. Тогда бы можно было с чистой совестью уйти от слежки, а так — приходилось сомневаться. Так что когда сарай с намалеванной осклабившейся мордой неизвестно кого отыскался, Шэй чувствовал облегчение.       Правда, пришлось отойти в сторону на сотню шагов, чтобы благополучно скрыться во дворах позади площади, а уже оттуда забираться на самый верх. Проходя по жестяной крыше дома, откуда открывался роскошный вид на площадь, Шэй рассеянно проводил взглядом черно-белую птицу, которая прыгала по скату и с легким усилием волокла за собой блестящую полированную железку. При более внимательном рассмотрении Шэй опознал в железке бляху с кокарды какого-то незадачливого британского солдата. Бряцала бляха по крыше изрядно.       Хэйтем подошел к краю и проинформировал:       — Вижу два окна, оба закрыты. Не разбивать же? Замерзнет ночью.       — Лучше я, — Шэй осторожно спустился на узкий карниз и, немного пыхтя, отжал раму скрытым клинком.       При этом он очень надеялся, что внизу не собралась толпа ротозеев, разглядывающих сумасшедшего, торчащего на скользком от мороси карнизе. Впрочем, с чего бы лондонцам сейчас смотреть вверх — чего они там в небе не видели, дождя?       Шэй с легким трудом протиснулся в окно и сразу отошел подальше, чтобы любовник не свалился на него. Мистер Кенуэй и впрямь не заставил себя ждать, но Шэй успел за это время осмотреться.       Комнатушка была крошечной. Шэй инстинктивно пригибался, чтобы не задеть головой потолок, хотя разумом понимал, что до потолка все-таки несколько дюймов будет. Вместо кровати — деревянный настил, стол сколочен кое-как. Грохот с крыши резонировал и почти заглушал подозрительное шуршание где-то то ли за стеной, то ли под полом... Очевидно, где-то неподалеку пировали мыши.       На настиле, застеленном грубым покрывалом из некрашеной ткани, валялись скромные пожитки Коннора: туго скрученный мягкий узелок (очевидно, с бельем), жестяная коробка с конфетами — судя по надписи, купленная еще в Бостоне, и заложенная пером книжка.       Хэйтем прикрыл за собой окно, огляделся и фыркнул:       — Надеюсь, в соседней комнате нас не ждет мистер Фолкнер с мушкетом наперевес.       — Он бы не ждал, а уже ворвался сюда, — возразил Шэй и, присев на настил, не удержался, прочел название книги. — «Школа злословия» какого-то Шеридана. В жизни о таком не слыхал.       — А следовало бы слыхать, — наставительно заметил мистер Кенуэй. — Молодой писатель, его родители из Дублина.       — А ты читал? — поинтересовался мистер Кормак, но книгу трогать не стал — все-таки это личное.       — Пока нет... — Хэйтему явно было любопытно, но он тоже проявил деликатность. — Слышал только, что в прошлом году постановка по этой пьесе в Друри-Лейн прошла с оглушительным успехом.*       — Сразу видно, что твой сын, — хмыкнул Шэй. — Может, и соберется на показ, если еще дают.       — Сразу видно, что ничего-то ты не знаешь, — парировал Хэйтем. — Конечно, Коннору нравится. Это же сатирическая комедия, на что-то большее Коннора не хватит. Одолжить у него почитать, что ли...       — Дочитает — тогда и одолжишь, — справедливо предложил мистер Кормак. — Например, по пути назад.       Неожиданно мистер Кенуэй помрачнел и не ответил язвительно, а вздохнул:       — Надеюсь, этот путь будет.       — Обсудим? — Шэй принял серьезный тон. — Я так понимаю, ты... принял решение?       — Я давно его принял, — глухо отозвался Хэйтем и уселся на подоконник, наблюдая за площадью. — Теперь только убедился в том, что иного пути нет. Предложить тебе убить меня было весьма мило. Я с трудом удержался от соответствующих комментариев.       — Ты что, всерьез думал... — начал было Шэй.       — Нет, — покачал головой Хэйтем. — Но Армитедж не успокоится. Видимо, он полагает, что тебе, перебежчику из ассасинов, в свое время было больше некуда пойти, нежели как в Орден; или ты хотел сделать карьеру; или обезопасить себя; или даже просто заработать. В общем, думает все то же самое, что и Ахиллес когда-то думал про тебя, хотя Грегори, наверное, таким сравнением бы оскорбился. Но больше всего меня тревожит то, что я не понимаю, как к этому относятся другие члены британской ложи. Мне бы побеседовать с ними, но как? Я бы мог попросить и Армитеджа представить меня, и он бы не отказал, но в его присутствии никакие серьезные разговоры будут невозможны. Если без него... Он убедится, что я строю планы — и может ударить первым. Он давно этого хочет, ему будет достаточно убедительного повода.       Шэй криво улыбнулся:       — Пару раз за ваш разговор мне казалось, что вы затеете дуэль прямо в этой чертовой «третьей гостиной». А когда я получил замечательное предложение встать на его сторону и предать тебя, то даже не сразу понял, что мне предлагают.       — Вот такой соратник Грегори и нужен, — буркнул Хэйтем. — Чтобы ни в коем случае не обошел его в искусстве интриговать.       Шэй невольно подумал, что до искусства Хэйтема интриговать ему тоже очень далеко, но тот продолжил:       — Ну и, конечно же, чтобы не имел собственного мнения. Именно так он о тебе и думает, и очень зря. Не будь у тебя собственного мнения, ты бы остался верным членом Братства и послушным учеником Ахиллеса. Но ему неоткуда об этом знать, да и вряд ли он заинтересовался бы твоими мотивами... Во всем этом хорошо только одно. Ты слышал, с какой уверенностью Грегори говорил о том, что меня отправили в колонии, чтобы навести там порядок?.. Но я отправлялся не за этим. Точнее, за этим тоже, конечно, но как раз это было не главным. Я отправлялся в колонии, чтобы найти храм Предтеч. И либо Армитедж об этом не знает, либо, наоборот, знает слишком хорошо.       Шэй поерзал и заговорил негромко, но уверенно:       — Таким доверять тайники Предтеч нельзя. Я могу понять его неприязнь к тебе. Я могу понять его неприязнь ко мне. Здесь все логично, нас Армитеджу любить не за что. И уж тем более правильно с его стороны желать убить Коннора. Коннор не только ассасин, но еще и соратник Вашингтона — по крайней мере, был им до последнего времени. Коннор — прямая угроза для его мечтаний. Но уверенность Армитеджа, что захватить мир можно силой, мне крайне не нравится. Если он дорвется до артефактов Предтеч...       — Дело не только в артефактах Предтеч, — покачал головой Хэйтем. — Дело в том, что та империя, которую Грегори так жаждет построить, нежизнеспособна. По крайней мере, не теперь. Например, Римская Империя была некогда несокрушима, Шэй. Никакие внешние силы не могли поколебать ее. Римскую Империю погубили не враги, ее разрушили некомпетентные и неэффективные политики, болезни и бедность. За мигом триумфа британского Ордена все начнет рассыпаться, и чтобы восстановить это, уйдут десятилетия. За это время... В Америке можно образовать несколько государств — или даже несколько десятков государств. Но стоит ли? Объединенная Америка, объединенные нынешние колонии — могли бы стать великой страной. Огромной. Процветающей. И при этом отлично управляемой. Поистине Новым Светом, в противовес Старому — с его вечными распрями. По крайней мере, все возможности для этого есть. Думаю, даже Коннор не стал бы сейчас с этим спорить.       — И кто бы стал управлять такой страной? — на всякий случай уточнил мистер Кормак.       — Не столь уже важно, кто на виду, — Хэйтем печально посмотрел за окно, усыпанное мелкими серебристыми капельками. — Если нам удастся победить в этой войне, то поначалу сможет почти любой, хоть Вашингтон, хоть Конгресс. Но сначала надо победить. А Грегори... он не видит открывающихся поистине потрясающих возможностей для Ордена. Да что там, он не только презирает ирландцев, шотландцев и индейцев — Англия под его началом умудрилась поссориться с Францией, Австрией, Швецией, Россией, Саксонией и тем, что называется Канада. А про Испанию я вообще молчу, Испания уже пару столетий как обиделась.       — А что с Орденом в Испании? — рассеянно спросил Шэй, обдумывая.       — Хранит нейтралитет... — вздохнул мистер Кенуэй. — Но знаешь, Шэй, в ложе Испании тамплиеры не глупее нас. А еще никому не нравится, когда кто-то лезет в отлаженный механизм, не стремясь разобраться, как он работает.       Шэй кивнул. Когда Хэйтем говорил так просто, не как на встрече с Армитеджем, он отлично его понимал, и всей душой готов был согласиться. Но один вопрос все-таки оставался:       — Почему Коннор, Хэйтем? — Шэй даже губу прикусил. — Если я все правильно понимаю, то Армитедж — опасный противник. Коннор неглупый парень, но он молод и у него нет и доли тех возможностей, которые есть у такого врага. К тому же, Армитедж находится у себя дома, на своей территории. И если я готов вступиться за тебя, не раздумывая и не спрашивая — как тамплиер и просто... как я, то... Почему ты оставляешь его Коннору?       Мистер Кенуэй отрицательно покачал головой:       — Потому что с моей стороны это не месть. Я уже мстил, и знаю, что этот процесс бесконечен. У Коннора не меньше причин желать изменить политику британского Ордена, и если я уважаю сына, то обязан признать, что это его право — и его долг. Но ты прав, Шэй, с таким соперником справиться ему будет нелегко. А чтобы он справился, мне нужно время... и немного удачи.       — Удача — это миф, — несколько нервно усмехнулся мистер Кормак. — Что ты планируешь делать?       — Что я планирую, и так понятно, — с неудовольствием поморщился Хэйтем. — Вот как — другое дело. Надеюсь, один человек не откажется нам помочь... Хотя признаю сразу, если откажется, то у меня не будет рычагов, чтобы воздействовать на это.       Шэй нахмурился:       — Мистер Браун? Или... тот, кому ты симпатизировал?       Хэйтем возвел глаза к низкому потолку:       — Нет, — отчеканил он. — Моя сестра.       Шэй помолчал, а потом все-таки спросил:       — Значит, вы с ней не только о ценах на чай переписывались? Но она же вроде больше... к ассасинам? Ну, по крайней мере, она вроде тебя осуждала за то, что ты тамплиер...       — Ты все узнаешь, когда мы с ней увидимся, — ровно ответил Хэйтем. — Не вижу смысла это обсуждать, когда я сам еще ни в чем не уверен.       Шэй задумался надолго. Настолько надолго, что едва не пропустил момент, когда где-то за дверью заскрипела лестница и послышались приближающиеся шаги. Коннор ходил почти бесшумно, но лестница, ведущая на этот... чердак, была, очевидно, деревянной и ветхой.       В замке лязгнул ключ, Шэй на всякий случай приготовился обороняться — и услышал хмурый голос Коннора еще за дверью:       — Я не буду нападать.       — Приятно слышать, — Хэйтем поднялся навстречу сыну, но все равно украдкой поглядывал за окно. — Я не видел тебя на площади.       — Я прошел переулками, — пояснил Коннор. — В первую очередь нашел этот путь. Правда, сначала три раза заблудился. У меня с собой полкурицы, бутылка вина и сыр. Нормальный, а не тухлый.       — Зрелый, — поправил его мистер Кенуэй. — Такой «тухлый» сыр называется зрелым.       — Мы не собираемся претендовать на твой ужин, — фыркнул Шэй.       — Мне не жалко, — начал было Коннор, но Хэйтем его перебил:       — Нам вообще не стоит задерживаться здесь. Мы ждали тебя.       Коннор сразу принял серьезный тон, выглянул на лестницу и тщательно запер дверь, сбросил кожаную котомку в изножье постели и уселся прямо на стол.       — У меня тоже есть новости.       — Выкладывай, — потребовал мистер Кормак.       — Сначала вы, — сын уперся. — Я вам и так много чего рассказывал, а от вас — ни слова.       Мистер Кенуэй долгим взглядом оглядел отпрыска и поведал:       — Мы посетили великого магистра.       От Шэя не укрылось, что Коннор даже как будто поежился. Естественно, отец — это отец, а вот осознавать, что тот легко, чуть ли не на чай, заглядывает к врагу-тамплиеру, для Коннора, наверное, все-таки немного странно.       — И что? — осторожно уточнил сын, видя, что отец продолжать не собирается, но сдался первым. — Ты был прав, Шэй. Сегодня мастер-ассасин английского Братства во время личной беседы сказал мне, что был бы благодарен, если я возьму мистера Армитеджа на себя. Сказал, что так будет лучше для Братства в Лондоне. Я понимаю, им это сейчас не настолько нужно, как мне. И я согласился.       Мистер Кенуэй посмотрел в сторону:       — Не сомневался. И что ты собираешься делать?       — Мне сказали... — Коннор немного замялся. — Мне сказали, что магистр почти не покидает своей резиденции во дворце герцога Букингема. То есть в бывшем дворце. То есть бывшего герцога...       — Дальше! — не выдержал Шэй.       — Сказали, что он... — Коннор вдруг вспылил. — Я не могу ничего рассказывать, если вы будете мне мешать! Шэй, хоть ты ответь! О чем вы договорились с магистром Армитеджем? Ну, что можете, конечно...       Мистер Кенуэй наконец слегка улыбнулся:       — Дело в том, что мы с ним... не договорились.       — Он предложил мне убить твоего отца и сделать меня магистром в Америке, — не удержался Шэй. — Я отказался.       — То есть... — глаза Коннора распахнулись. — То есть вы...       — Мы не договорились, — раздельно проговорил мистер Кенуэй.       — То есть вы не будете мне мешать? — уточнил сын, но ответа не дождался и, так же слегка запинаясь, продолжил. — Мне сказали, что мистер Армитедж выбирается из дворца только для того, чтобы посетить собрания Ордена. По крайней мере, его вылазки совпадают с той неточной информацией, которая есть об Ордене. Но это будет трудно — агентам Братства не удалось отследить, куда он ездит. Дважды он уходил от наблюдателей, а один раз агента нашли с перерезанной глоткой.       Шэй распрямился, но Хэйтем успел раньше:       — Нет. Этим путем ты не пойдешь.       — Почему? — Коннор свел брови. — Я понимаю, это опасно, и у него хватает охраны, но влезть в охраняемый дворец куда опаснее. Я бы лучше...       — Дело в том, — Хэйтем тщательно подбирал слова, — что мистер Армитедж крайне настойчиво уверял меня, что это единственная возможность до него дотянуться. Настолько настойчиво, что я практически уверен — есть другой путь. Более безопасный.       Коннор поразмыслил, поболтал ногами...       — Он может знать о том, что мы общаемся и даже какое-то время время состояли... в союзе?       Шэй вопросительно взглянул на Хэйтема, но тот только равнодушно пожал плечами:       — Пожалуй, может предполагать. И наверняка, как умный человек, действительно предполагает такую возможность. Но знать это доподлинно — вряд ли.       — Мне уже дважды казалось, что за мной следят, — покачал головой Коннор. — И оба раза уйти от возможного наблюдения было трудно — я же тут ничего не знаю. Мне не всегда будет везти.       — Напасть без подготовки не лучше, — сказал свое слово Шэй.       Хэйтем поддержал:       — Грегори прекрасно знает, что ты здесь. Более того, он предлагал нам включиться в охоту за тобой.       — А вы? — не очень уверенно спросил Коннор.       — Отказались, — невозмутимо отозвался Хэйтем и, не давая и слова вставить, добавил: — Правда, я поделился сведениями о твоих умениях и мастерстве.       — Что именно ты ему сказал? — сразу же поинтересовался сын. — Ведь не все?       — Конечно, не все, — деловито кивнул мистер Кенуэй и уточнил. — Будет лучше, если ты в будущем воспользуешься своими умениями, полученными в племени — луком, томагавком. Шэнбяо, на худой конец.       — Шэнбяо у меня от Раксота, — машинально поправил его Коннор. — А что, думаешь, так будет проще?       Хэйтем вздохнул и неожиданно прямо пояснил:       — Если у тебя есть какие-нибудь индейские яды, их тоже можно. Так будет лучше... и для тебя, и для нас. И лук, и томагавк — это исключительно твой почерк, подделать его невозможно.       Коннор поглядел Шэю в глаза и прямо спросил:       — Может, вам все-таки уехать? Будет лучше, если... это случится, когда вас не будет рядом.       — Увы, — Хэйтем сразу возразил. — Слишком много чего может пойти не по плану. Но тебе пока ничего делать не нужно. Я говорил, что мне нужно время, и повторю это.       Коннор засопел и кивнул:       — Хорошо, я постараюсь... Я сегодня купил билеты в театр. Пойдете? В «Ковент-Гарден», как ты хотел, отец. На меня очень странно там смотрели. Еще более странно смотрели, когда я заинтересовался спектаклем, который будет через четыре дня. Пытались объяснить, что остались только королевские ложи и что это дорого. И еще более странно смотрели, когда я заплатил.       — Ложа — это хорошо, — со знанием дела отметил Шэй вслух. — Там поспать можно.       — Вообще-то я выбирал, чтобы никто не скучал, — Коннор улыбнулся. — Это опера-сказка со счастливым концом.       — Как называется? — явно заинтересовался Хэйтем.       — «Альцина», — с готовностью отозвался сын. — Мне сказали, что ее давно тут ставят. Автор — какой-то Гендель. Немец, наверное.       — Кажется, его уже нет в живых, — подумав, припомнил мистер Кенуэй и едва заметно улыбнулся. — Спасибо, Коннор. Если все будет в порядке, я, конечно, не откажусь. Шэй тоже, куда он денется.       — Ладно, постараюсь не спать, — вздохнул Шэй.