Дело всей жизни

      Шэй пытался прогнать отвратительное ощущение дежавю, но особо не получалось. Со времен, когда здесь находился Коннор, минуло почти три года, а тюрьма выглядела точно так же, разве что вместо синих мундиров — красные. Разницы не было никакой. Солдаты абсолютно так же курсировали, болтали и пересмеивались.       Мистер Кормак мысленно посетовал, что не задал самого важного вопроса Дербиширу: а кто такой, собственно, этот Ирландский Пес? Охранник, солдат? Завсегдатай?       Шэй прошелся вдоль главного входа, где стояли, вскинув на плечи мушкеты, хмурые солдаты. Им, конечно, не позавидуешь — на таком-то посту. Ни поболтать, ни выпить тайком.       — Лучше не здесь, — негромко раздалось за плечом. — Позади есть дверь, выходит на улицу. Через нее выводят... в последний путь.       — Надо думать, охраняется она не хуже, — пробормотал Шэй.       — Зато не на виду, — возразил Коннор. — Если бы казнь планировалась прямо сейчас, то там наверняка бы было полно народу, но пока тихо.       — Дверь крепкая? — Шэй пропустил сына вперед и пошел за ним.       — Не очень, — подумав, решил Коннор. — По крайней мере, раньше была. Только вряд ли британцы тут что-то меняли, им это не нужно. Но дело не в двери. За ней — еще одна дверь, не деревянная. Что-то вроде клетки. Не помню, как к стене крепится.       Мистер Кормак крепко задумался. Он не слишком хорошо понимал, что имеет в виду Коннор, но помнил устройство Брайдуэлла — все перекрыто толстыми прутьями решеток. Если внутренняя дверь такая же, то нет ни малейшего шанса ее выломать. И вскрыть затруднительно — распахнутая внешняя дверь будет привлекать внимание, а с внутренней быстро точно не справиться. А мимо наверняка еще и солдаты шляются...       Оказалось, что дело еще хуже. Около двери дежурили двое солдат, а мимо слонялись еще два отряда.       — Может, лучше в лоб? — неуверенно ляпнул Шэй. — Тут их еще больше.       — Проход прямо к камерам, — отозвался Коннор. — Может, кого-нибудь убить и переодеться в солдат?       Шэй приостановился и внимательно его оглядел:       — Это только на крайний случай, — вынес вердикт он. — Знаешь, ты не очень похож на томми.       — И на том спасибо, — буркнул сын.       — Могу снести гранатой, — предложил мистер Кормак.       — А если выдержит? — возразил Коннор. — Это все-таки почти крепость. Мортирами бы вдарить... А после взрыва тут несколько кварталов сбежится.       — У кого-то из солдат точно есть ключи, — вслух подумал Шэй. — Знать бы, у кого.       — Наверняка есть, — наконец-то согласился Коннор. — Они же должны мочь сами тут ходить... Но всех не убьешь, хотя тех, что у входа — наверняка придется.       — Тех, кто у входа, уберем, — кивнул Шэй. — Но сначала ключи, потому что остальные, — он кивнул на мерно курсирующие отряды, — слишком часто ходят. Я не успею вскрыть скрытым клинком две двери.       Помолчали. Территория тюрьмы и впрямь была защищена монолитно. Единственное преимущество — дверь находилась не по центру здания, а с угла, что позволяло скрыться в густой тени, но что толку? Шэй еще раз прошелся по улице, хотя чувствовал, что его поведение вызывает подозрения у солдат.       За углом был чахлый садик с кустами. Можно спрятаться, но, опять же, какой смысл?       Тут вдоль улицы наметилось какое-то шевеление, и Шэй поспешно отступил, но мигом позже выяснил, что тревога ложная. На улицу вывернул грязный мужик, толкающий такую же грязную тачку. Стоило мужику подойти ближе, стало очевидно, что тачка эта, видимо, используется для отходов. Запах был такой крепкий, что едва не кружилась голова.       — Эй, Псина, — окликнул мужика один из солдат, когда тот приблизился. — Проходи побыстрее, воняет — жуть.       — А мне не пахнет, — невозмутимо отозвался мужик. — Посторонись, а то задену — и тогда ты тоже будешь вонять.       — Псина? — вдруг переспросил Коннор. — Может, это ваш... союзник?       Шэй брезгливо поморщился. Кстати, вполне может быть. На друга Дербишира такой очень даже походит. И становится понятно, откуда такой тип может знать, что происходит в тюрьме. И почему при этом сливает сведения на сторону. Присягой-то не связан...       — Пес! — на пробу позвал Шэй негромко. — Ты ведь Ирландский Пес? Подойди-ка.       Мужик поднял голову и заозирался, пытаясь понять, откуда позвали.       — Опять застрял, — громко прокомментировал второй солдат. — И почему у всех нормальные золотари, а наш — философ вонючий?       Мужик нашел взглядом Шэя и моргнул, указав взглядом на садик, а потом неторопливо начал толкать туда свою смердящую тачку. Шэю крайне не хотелось приближаться к этой личности, но дело есть дело, так что встретились за углом. Коннор за плечом явно старался дышать через раз.       — Сам ты ирландский пес, — первым делом высказался мужик. — А меня зовут сэр Диггори.       — Как скажете, сэр, — легко согласился Шэй. — Мистер Дербишир говорил, что вы принимаете добровольные пожертвования. На философские нужды.       — Принимаю, — согласился мужик. — Дашь?       — Дам, — кивнул мистер Кормак. — Мне нужно знать, у кого ключ.       — Так у того, что у двери стоит, у левого, — сразу отозвался помощник. — Только он тебе его не отдаст.       — Конечно, не отдаст, сам возьму, — чуть улыбнулся Шэй.       — Остальные понабегут, — продолжил мужик. — А тебе внутрь надо ведь? Ключ-то, поди, не сувенирный. Десять фунтов — и я их своей тачечкой прямо тебе в объятия загоню.       — Пять сейчас, пять потом, — Шэй даже спорить не стал. — Когда выйдем.       — А индеец тоже пойдет? — сразу насторожился мужик. — Тогда двадцать.       — А это почему? — мистер Кормак не собирался спорить и теперь, хотя сумма была изрядной. Просто интересно было, какая разница, пойдет Коннор или нет.       — Так у нас здесь все культурно, согласно купленным билетам, — хохотнул сэр Диггори. — Как в театре.       — А с экскурсией? — фыркнул Шэй, но в кошелек полез. — Держи десять фунтов, друг, и не подведи.       — Тачечка не подведет, — любовно протянул мужик. — Очень они моей тачечки не любят. Срать любят, а тачечку не любят, вот несправедливость.       — Мир вообще несправедлив, — проявил солидарность Шэй. — Мы сейчас тут в кустиках расположимся, а потом в этих же кустиках отдохнут сыны Короны, понял?       — Чего ж тут не понять, — пожал плечами помощник. — Ну, я пошел.       Тачка задребезжала по брусчатке, и Шэй, засевший в кустах, слышал голос охранника:       — Ну куда, куда прешь-то? Пьяный, что ли, уже? Осторожнее, а то мы тут все этим обляпаемся.       Коннор, взмахнувший на стену и нахально ухватившийся за прутья решетки, жестом показал, что готов. Шэю почти не пришлось оговаривать с сыном план: места себе каждый выбрал по вкусу, а сработались давно — Шэй брал на себя ближних, Коннор — дальних. Сейчас солдат двое, не запутаешься.       — Белены обожрался, не иначе, — раздался еще более возмущенный голос второго. — Фу, ты мне штаны дерьмом измазал!       Раздался мерзкий звук, тачка загрохотала ближе, и оба охранника показались из-за угла. Один лицом, другой пятился и показывал спину. Шэй дождался, пока подойдут ближе и присвистнул. Солдаты сразу прекратили ругаться и насторожились. Осторожно начали подбираться... Шэй услышал свист веревки и понял, что пора. Рванулся вперед, всадив скрытые клинки в того, кто уже намеревался потыкать в кусты саблей. Второй бился у самой стены, пытаясь стянуть с горла петлю шэнбяо. Бесполезно, конечно — Шэй уже видел, как управляется с ассасинской удавкой Коннор.       Трупы пришлось затащить в кусты. Едва успели, пока мимо не протопал отряд солдат.       — Опять удрали куда-то, говнари, — с досадой пробасил кто-то.       — Так вон тачка говенная, — посетила кого-то другого мысль. — Наверное, опять наша Псина на них этим самым плеснула, вот и отмываются.       — Так им и надо, — заключил бас — и шаги удалились.       — Пожалуйте в тюрьму, — призвал сэр Диггори. Тоже схоронился где-то поблизости. — И поспешите, а то ведь мне и в самом деле работать надо. Какая б власть ни была, а срут и срут — и конца этому нет.       Коннор выбрался из кустов, и лицо у него при этом было... незабываемое. Отвращение и легкое удивление причудливо переплетались, и сейчас Коннор был куда больше похож на Хэйтема, чем обычно.       Шэй действительно поторопился и ощупал мертвых солдат. У одного прибрал несколько монет — чего добру пропадать. У второго забрал пули и ключи. Пули всегда нужны, а ключи были основной целью.       Ключи были настолько разными, что у мистера Кормака не возникло даже необходимости их перебирать. Сначала легко отворилась первая, деревянная. Второй замок, на толстой сетке, открылся со скрипом, и Шэй просочился внутрь. Коннор прикрыл за собой двери и прошептал:       — И куда теперь?       — Надо было у золотаря спросить, — вздохнул Шэй. — Но было не до того.       Внезапно дверь распахнулась, и полумрак рассеялся, являя взору темный силуэт всклокоченной головы.       — Второй этаж, тридцать четвертая камера, — услужливо сообщил товарищ Дербишира. — То есть если по этой лестнице подниматься, то, стало быть, шестая. И пять фунтов сверху.       Дверь захлопнулась. Коннор вытер нос рукой, несколько раз шумно шмыгнул носом и проговорил:       — Полезный человек. Ордену, наверное, очень полезный. А что плохо пахнет, так это ерунда. Наверное.       — Иногда, чтобы добиться чего-то, стоит нырнуть в дерьмо, — философски проговорил мистер Кормак.       Кажется, мировоззрение сэра Диггори было заразным.       — Так ты-то, Шэй, хоть ради Ордена ныряешь, — так же задумчиво отозвался Коннор. — А я ради тамплиеров.       Глаза немного привыкли к темноте, и теперь Шэй увидел и лестницу, и многочисленные решетки. Коннор прошелся по полу и одобрительно проговорил:       — А в сапогах тут лучше. В прошлый раз заноз понасажал.       Мистер Кормак покачал головой:       — Лучше не вспоминай. И я тоже... не буду.       Больше об этом не было сказано ни слова. Сын и приемный отец действовали слаженно и быстро, но на втором этаже все-таки застряли.       До того проходить удавалось достаточно тихо. Заключенных почти не попадалось, тюрьма была полупустой, в открытых камерах было легко скрываться.       Но на втором этаже народу уже явно было побольше, просматривался он тоже лучше, а еще раздался удар колокола — и Коннор, поспешно нырнув в темноту пустой камеры, прошептал:       — Это к ужину звонок. Сейчас всех поведут в столовую.       — А разве не в камерах кормят? — уточнил Шэй.       — Нет, в камерах — только самых опасных, — пояснил Коннор. — И в карцере, понятное дело. А остальным никто таскать не будет, сами дойдут.       Его слова тут же нашли подтверждение. Послышались многочисленные шаги, звяканье замков, негромкая и громкая ругань. Отчетливый топот сапог смешался со шлепаньем босых ног.       — Интересно, Блессингтон — особо опасный или нет? — задал вопрос Шэй.       Коннор крепко задумался.       — Не знаю, — наконец произнес он. — До того, как я попытался сбежать, меня выводили вместе со всеми. После этого заключили в карцер. А в ночь перед... перед виселицей перевели в камеру, но кормили отдельно. Еще сетовали, что на меня только продукты переводить.       Шэй вздохнул и присел перед дверью, выглядывая в замочную скважину.       — Давай о чем-нибудь хорошем, — предложил он. — Например, о той девушке.       — Разве это хорошее? — укоризненно спросил Коннор, но ответа дожидаться не стал. — Я не знаю, что тебе сказать, Шэй. Это... довольно глупо. И я не соврал, у нас действительно ничего такого не было. Ну, мы разговаривали. Охотились вместе. Она немножко рассказывала про то, как стала воином — вопреки желанию своей матери и Матери Рода.       — Но ведь тебе она нравится? — Шэй проследил за передвижением «колонны» и убедился, что ей конца и края не видно. А потому позволил себе оглянуться на сына.       Тот отвернулся к стене и оперся на нее рукой.       — Я не могу этого сказать, — медленно откликнулся Коннор. — Не могу понять, нравится или нет. Я всегда думал, что если мне понравится девушка... По-настоящему понравится, Шэй! Я думал, что она будет какая-нибудь другая. Не похожая ни на народ отца, ни на мой народ. Поэтому мне... мне немножко нравилась мисс де Гранпре. Авелина такая... как экзотическая бабочка. А Анэдэхи... Она из тех, о ком я бы и хотел забыть, но мне не дадут.       Шэй нахмурился. Объяснение звучало одновременно понятно и непонятно.       — А что ты ей рассказал о себе?       — Кажется, почти ничего, — Коннор, казалось, и сам вдруг это осознал и удивился. — Ну, про Братство не говорил. Про отца не говорил тоже. И даже про политику не говорил. Знаешь, может быть, это странно, но мы говорили о каких-то совсем простых вещах. Об охоте. О мореплавании. Но это не потому, что нам нечего было обсудить. Понимаешь, Шэй?       Шэй спрятал улыбку. Помнил это чувство, когда не мог вспомнить, что обсуждал с великим магистром. Вроде бы дела Ордена, но на дела Ордена хватило бы получаса, а беседы и прогулки в начале знакомства с Хэйтемом почему-то растягивались на часы.       — Не упусти, — посоветовал он Коннору.       И больше ничего не сказал.       Сын помолчал и вздохнул:       — Я даже не могу сказать, почему, но я действительно боялся, что потом не сумею ее отыскать. И я... Я дал ей адрес, адрес поместья Дэвенпорт. Сказал, что мне туда можно писать. Интересно, напишет?       — Если напишет, не упусти, — повторил Шэй. — Я когда-то говорил тебе, что дай тебе Бог понять, что перед тобой тот человек, который нужен. И даже если ты ошибаешься, и если я ошибаюсь тоже, то ты не простишь себе, если не убедишься в этом.       — Я смотрел на ее руки, — вдруг сказал Коннор. — Ловкие такие, как будто она плетет корзины или собирает кахстова, а не держит оружие. И я помню, что подумал тогда, что не зря в языке отца онра, голова, и... часть мужского достоинства называются одинаково. Не уверен, чем я думал.       — Лучше сердцем, — с улыбкой посоветовал Шэй. — И голова, и ее аналог могут обмануть.       — Я не знаю, как слушать сердце, — с отчаянием воскликнул Коннор. — Я то думаю и рассуждаю, как отец. То вообще, кажется, не думаю. Но у меня были... симпатии, и я знаю, что не думать — хорошо только изредка.       — Я тебе почти завидую, — серьезно проговорил мистер Кормак. — Возможно, это потом станет одним из лучших твоих воспоминаний. То время, которое ты сейчас проклясть готов. Знаешь, Коннор... — он немного помолчал и выдал то, что не говорил никому и никогда. — Когда я был вовсе не уверен, что мне удастся связать свою жизнь с твоим отцом, я коллекционировал хорошие воспоминания. Словно нанизывал на нитку. И только тогда, когда их стало больше, чем я мог одновременно помнить, перестал. Но к тому моменту я приблизился к черте... зрелости, так скажем. Мне было хорошо за тридцать.       — Воспоминания об отце? — Коннор слабо улыбнулся.       — Сначала о нем, — кивнул Шэй. — Потом в них появился и ты.       — Я попробую вспомнить твои слова, когда... если... — сын запнулся. — Не рассказывай отцу, хорошо? По крайней мере, пока еще ничего не понятно. Я и сам не знаю, что будет дальше, и будет ли вообще. А отец точно будет не в восторге. Думаю, он всегда надеялся, что если я повстречаю девушку, которую... То это будет не та девушка, которая при первой встрече меня чуть не убила. У отца всегда были весьма четкие понятия о том, как должен вести себя человек в обществе — и мужчина, и женщина. Он бы, наверное, хотел, чтобы моей женой стала настоящая леди. Ну, как он себе это представляет. Хорошо, что я не родился девочкой.       — Это верно, тут тебе повезло, — усмехнулся Шэй. — Но кое в чем ты неправ. Если бы жизнь сложилась иначе, твой отец мог бы остаться с твоей матерью. Он бы ни за что не позволил себе сблизиться с человеком, который не был бы ему интересен. Хэйтем прекрасно понимает, что искреннее чувство не может быть неправильным. И знает, что сердцу нельзя приказать.       — Ну, по тебе это заметно, — Коннор едва заметно улыбнулся.       — Прибью, — усмехнулся Шэй, снова приникая к замочной скважине. — Такая же язва, весь в отца.       — Ну вы же действительно очень разные, — примирительно заметил Коннор. — Но я еще в детстве заметил, что вы оба хорошо друг на друга влияете.       Шэй задумался, провожая взглядом удалявшуюся колонну арестантов. И мысленно согласился с Коннором, хотя сделать это было не так уж легко.       — Идем. Хэйтему ничего не скажу, обещаю, но если что... не держи его в неведении.       — Конечно, — серьезно кивнул Коннор. — Я готов, идем.       Теперь, когда любопытство было удовлетворено, Шэй испытывал другое, но тоже не слишком приятное чувство. Данное Коннору слово не позволяло обсудить услышанное с Хэйтемом, а ведь тут речь не о пикантных секретах, которыми иногда туманно делился сын. И как раз у Шэя не вызвало удивления, что первая девушка, на которую Коннор обратил внимание по-настоящему — из индейцев. Диковинными бабочками любуются, добавляют в коллекции и хвастаются, а тут другое.       Но времени было мало, положение складывалось крайне опасное — в подконтрольной британцам тюрьме, так что размышлять об этом было некогда. И может, и к лучшему. Впрочем, Шэй уже успел заметить, что по сравнению с прошлым разом, когда он был в Брайдуэлле, почти три года назад — охраны стало меньше, да и охранники раньше были куда как внимательней и расторопней. Может быть, это было связано с тем, что многие части британских войск ушли из Нью-Йорка, а оставшимся было лень поддерживать надлежащий порядок. Или просто не было возможности.       Шэй первым выбрался в коридор и выдохнул, убедившись, что не был замечен. Ближайший охранник стоял спиной и угрюмо глядел вниз, где раздавался какой-то шум. Мистер Кормак поглядел на него долгим взглядом. Убить или не убивать?.. Сейчас вполне можно аккуратно пройти мимо, но потом? Если Блессингтон и впрямь пьян, то его, скорее всего, придется тащить вдвоем, и тихо идти он вряд ли сумеет...       Пока Шэй размышлял, Коннор толкнул его в бок, прокрался к охраннику со спины и, зажав рот, аккуратно придушил. Шэй молча помог сыну оттащить бесчувственное тело в камеру, где оба только что прятались.       — Эта — тридцать восьмая, — потыкал пальцем в табличку Коннор. — Нам надо через две, но после следующей — проход, а значит, придется выйти в центральную часть. А там нас могут увидеть.       — И что теперь, не идти, что ли? — буркнул Шэй. — Все равно придется. Я мог бы выстрелить туда усыпляющим, но оно на всех подействует, а я рассчитываю, что Блессингтон своим ходом пойдет, иначе мы его долго волочь будем.       — Смотря в каком он состоянии, — возразил Коннор. — Если будет буянить и громко петь, то лучше пусть спит.       — Если бы здесь кто-то пел, мы бы уже слышали, — чуть улыбнулся Шэй. — Знаешь что, я пойду, а ты меня прикрой. Потому что даже если он уже проспался, то на появление ассасина может отреагировать... неожиданно.       — Это если его не увели, — мрачно буркнул Коннор. — Внизу, среди толпы охраны, вытащить его будет куда труднее.       Шэй вздохнул и тенью метнулся через коридор. Положение ему категорически не нравилось, потому что просматривалось всё со всех сторон, да еще и из ответвляющегося прохода его вроде бы кто-то окликнул. Шэй подождал несколько секунд, но вроде было тихо, а потому он рискнул сунуться к самой решетке.       Соратник лежал на матрасе, брошенном на пол, и пальцем выводил на полу то ли буквы, то ли узоры. Вид он при этом имел откровенно пугающий. Шэй бы его, пожалуй, и не узнал, если бы не знакомый светлый куцый хвостик и тамплиерское кольцо на разбитой руке.       — Роберт, — окликнул его Шэй.       Блессингтон подхватился и отчаянно замотал головой:       — Кормак, убирайся!       — Это еще почему?!       Узник даже вскочил, припадая на одну ногу, и замахал рукой, словно собаку прогонял. При разговоре он присвистывал и немного шепелявил, но разобрать было можно:       — Всех мимо провели, значит, сейчас мне еды принесут. Тебя увидят! Ну же, отойди!       Шэй отступил в сторону коридора, так и не определившись, как действовать — и чертовски вовремя! По лестнице кто-то поднимался — уже было видно голову, а потом так же плавно появились и плечи, затянутые в алый мундир, и руки: в одной миска, в другой — большая деревянная кружка.       Мистер Кормак отступил в тень еще дальше, и тут подозрительные звуки раздались совсем рядом. Шэй машинально звякнул скрытыми клинками, хотя еще не видел врага, а мигом позже, увидев копошащуюся на полу кучу-малу, с трудом удержался, чтобы не обрушить оружие на кого-то живого.       — Коннор! — едва слышно выдохнул он. — Что ты тут делаешь, черт тебя дери?! Ты должен был...       Сын легко поднялся, оставив на полу недвижное тело, и склонился к уху, едва не задевая его губами.       — Я прикрывал! — выдохнул он.       — А здесь что делаешь?!       — Не люблю стрелы оставлять. И приметные, и пригодятся еще.       — Может, убрать? — предложил мистер Кормак, подопнув тело.       — Бесполезно, — засопел Коннор. — По кровяному следу сразу найдут. Вот еще, лишнее таскать. А вы там чего ругались? Я толком не расслышал.       Шэй встрепенулся и не ответил. За углом раздался скрежет, и Шэй припомнил, что в решетке на уровне пояса есть полость — как раз, видимо, для таких случаев. Дверь открывать охранник, скорее всего, не уполномочен — раз Блессингтона тут считают опасным...       Шэй выхватил духовое ружье и, метнувшись к углу, привалился плечом к стене, готовый стрелять. Как только и миску, и кружку приняли со стороны камеры, Шэй выпустил дротик со снотворным и успел к двери как раз тогда, когда солдат осел на пол. Мистер Кормак, как и сын, аккуратно его придушил. И ощупал, но ключей, как и предполагалось, не было. Шэй брякнул связкой, полученной перед входом — и, конечно, ни один не подошел.       Коннор подошел ближе, держа наготове лук с заготовленной стрелой, и напряженно замер.       Шэй присел перед дверью, выдвинув скрытый клинок. Ему не приходилось вскрывать дверей очень давно, а тут еще и хороший крепкий замок — не чета дрянным запорам на какой-нибудь старой калитке.       Блессингтон отставил миску с чем-то неаппетитным к матрасу, а вот воду в кружке жадно выхлебал в несколько глотков. Отерся рукой и прошептал:       — Мне нужно переодеться.       Шэй мельком вскинул на него взгляд и мысленно согласился — нужно. Вернее сказать, будет не переодеться, а просто одеться. Исподнее, залитое кровью, будет привлекать взгляд. Но нужно было еще прояснить ситуацию, чтобы не было сюрпризов.       — Со мной — напарник, — напряженно проговорил Шэй, запинаясь через слово, потому что прислушивался к замку.       — Понятно, с тобой магистр, — кивнул Блессингтон.       — Нет, — процедил Шэй. — Со мной ассасин.       На этом моменте замок поддался и дверь скрипнула, открываясь. Шэй перехватил тяжеленное тело бесчувственного солдата за грудки и с силой втянул в камеру.       — Как — ассасин? — громче, чем надо, спросил Блессингтон.       — А вот так, — буркнул Коннор, появляясь в поле зрения со снаряженным луком. — Одевайся, тамплиер.       Мистер Блессингтон пугливо и недоверчиво покосился на Коннора, но торопливо бросился стягивать штаны с солдата, нервно восклицая:       — Не понимаю! Лучше уж виселица...       — Никто не собирается отдавать тебя Братству, — поспешно пояснил Шэй. — Просто... Так получилось.       — Не бери китель, — так же мрачно добавил Коннор, глядя, как узник натягивает штаны. — Будет приметно. Лучше сапоги и рубаху.       — Хорошо, — Блессингтон пожал плечами и влез в первый сапог. — О Боже, ну и калоши. Надеюсь, не вывалюсь.       — Не время выбирать, — вздохнул Шэй и торопливо вытряхнул солдата из мундира. — О, а на нем еще жилет есть. Тоже натягивай, чтобы не было видно, что на тебе исподнее. Вообще-то нас мистер Кенуэй в карете ждет, но придется пройти пешком, мы оставили экипаж достаточно далеко, чтобы не привлекать внимания.       — Да хоть босиком по углям, — выдохнул мистер Блессингтон. — Я надеялся, что Орден меня выручит, но меня приговорили почти сразу, да я еще сам, в общем-то, виноват. Так что особенно не рассчитывал.       — Мушкет возьми, — посоветовал Коннор. — Вдруг отбиваться придется.       — Из меня сейчас не лучший воин, — вздохнул Блессингтон.       — Позже расскажешь, — Шэй уловил какой-то звук и потребовал: — Быстрее! Там кто-то есть!       Снизу кто-то позвал:       — Том! Ты куда пропал? Том?       Пока Роберт, путаясь, натягивал рубаху, Шэй рывком оттащил солдата к матрацу и кое-как там устроил, чтобы на первый взгляд казалось, что это арестант отвернулся от всего мира. Прикрытие было плохонькое, тем более что за углом лежит труп, но даже несколько секунд были не лишними.       Коннор с луком отступил в тень и явно собрался продолжить прикрывать. Шэй проследил за тем, как тяжело шагает соратник, и принял решение:       — Обопрись на меня, Роберт. Мы тут с Коннором наследили, нужно быстрее выбираться.       На плечо легла тяжеленная рука, и Шэй с натугой помог товарищу выбраться в коридор.       — Том! — кто-то внизу позвал громче. — У тебя все в порядке?       Коннор прикрыл дверь и отправился следом. Шэй чувствовал, как утекают мгновения, но Блессингтон, несмотря на достаточно изящное сложение кавалериста, был слишком тяжел, чтобы двигаться быстро. Фут за футом преодолели коридор и едва успели шагнуть на заднюю лестницу, как позади раздался крик:       — Заключенный сбежал!       — Вот черт, — Шэй схватился свободной рукой за перила и скомандовал: — Коннор, немедленно к Хэйтему! Пусть подъедет сюда!       — Я не оставлю тебя! — резко отозвался сын откуда-то сверху.       — Коннор! — Шэй умоляюще обратился к нему. — Это единственный шанс, иначе Роберта просто убьют, а нам придется отбиваться.       Коннор выпалил что-то незнакомое, но явно экспрессивное на своем наречии — появился в поле зрения и метнулся вниз, перепрыгивая через ступеньку. Шэй почти на себе стащил соратника вниз и едва не навернулся при этом на поворотной площадке. До двери оставалось всего несколько шагов, а внутренняя была распахнута настежь, но позади кто-то громко закричал:       — Я нашел! Они здесь!       По лестнице дробно зазвучали шаги, и Шэй рывком рванулся к двери, распахнув ее свободным плечом. Глаза ослепило ярким светом, и секунду Шэй не осознавал, что видит и видит ли вообще, как по брусчатке простучали копыта, и рядом со скрипом остановилась повозка. Мистер Кормак смутно видел, как распахнулась дверца, и толкнул товарища к ней, а сам развернулся, готовый драться.       Но драться не пришлось. Громыхнул выстрел, поверх плеча свистнула пуля — а впереди раздался громкий крик, переходящий в стон. По улице с двух сторон уже бежали солдаты, и Шэй увидел, как Коннор втягивает Блессингтона в карету. Едва товарищ поднялся на подножку и большей частью оказался внутри, мистер Кормак запрыгнул на полку для дорожного сундука на задке и выкрикнул:       — Гони!       Он опасался назвать Руджеро по имени — все-таки итальянцев в Нью-Йорке не очень много, но конюх понял его — и стегнул коней. Шэй с трудом удержался, когда экипаж рванулся по улице, а позади грохнуло еще несколько выстрелов. Мистер Кормак понимал, что он отличная мишень, и что большинство ранений станут смертельными — он просто не удержится, если хорошо попадут. Однако оглянувшись и увидев, как направленная едва ли не в лоб пуля вдруг изменила траекторию и ушла «в молоко», даже нашел в себе силы улыбнуться. Коннор, наверное, сейчас даже не думает, что артефакт Предтеч на его руке спас жизнь не ему...       Мистер Галлиани, видно, прекрасно понимал, что в городе от погони не оторваться. Пули у врагов закончились, зато в преследование включились новые группы солдат, которые, может, и не понимали, в чем дело, но рефлексы у них отлично работали. Карета забирала все больше и больше на север, на открытые поля Кингс-Фарм, а из погони осталось только несколько самых упертых конных офицеров, когда мистер Галлиани выкрикнул что-то на итальянском — и резко свернул с дороги.       Карету занесло, и Шэй вдруг сообразил, что понял, о чем кричит конюх. И он, черт побери, прав — бой придется принять, любая повозка всегда медленнее всадников.       Лошади громко ржали, экипаж опасно раскачивался, зато впереди показались длинные ряды каких-то складских строений, и Шэй заорал:       — A sinista!*       И Руджеро понял! Карету еще раз нехило тряхнуло, и теперь кони мчали в сторону низких строений. Как только погоня осталась за углом; за несколько мгновений, как повозка остановилась, Шэй спрыгнул, покачнулся, ударился о деревянную стену всем телом и, несмотря на то, что его качало, выхватил оба пистолета. Сейчас он рассуждал именно как убийца: чем больше успеет убрать сразу, тем меньше противников будет потом.       В первого показавшегося из-за угла всадника Шэй выстрелил с правой руки и попал абсолютно точно, даром что рука дрогнула. Второй выстрел оказался на редкость неудачным. Мало того, что неточный, так еще и конь всадника запнулся о лежащее тело и рухнул на бок, но сидевший на нем англичанин ловко спрыгнул и выстрелил в ответ. Шэй посторонился, но вперед выходить не спешил. Кто знает, сколько там еще дальше врагов?       Перезаряжать пистолеты было некогда, да и на то, чтобы перехватить духовое ружье из-за плеча, времени не осталось, так что Шэй выхватил саблю и, дождавшись первой атаки, контратаковал. Выпад прошел мимо, а боковым зрением мистер Кормак видел, что приближаются еще трое конных. Ну что ты будешь делать...       Шэй отступил к стене, чтобы ограничить возможность нападения, и благодаря этому увидел, как одного всадника Коннор снял из лука. Во второго выстрелил, видимо, Хэйтем, но не попал, вместо офицера сдох его конь. А еще с другой стороны наступал целый отряд во главе с барабанщиком. Наверное, слышали выстрелы.       Нетронутая доселе земля между длинными бараками мигом оказалась истоптана и залита кровью. Шэй отчаянно сражался, и хотя тел на земле становилось все больше, противников меньше как-то не становилось. Краем глаза мистер Кормак отмечал, как дерется рядом Хэйтем, лицо его было перепачкано кровью — своей, чужой? Коннор защищает карету, размахивая новеньким томагавком, но на него наседают слишком много врагов, а помочь сейчас — ни малейшей возможности. Оставшиеся без седоков кони только мешают...       А еще в карете — не способный к драке соратник, а где-то за каретой — вообще ни в чем не повинный конюх, который согласился помочь.       Шэй попытался помочь Коннору убрать хотя бы одного, но крайне неудачно. Мало того, что подставился и чуть не получил клинок в грудь, так еще и ушлый противник со звоном выбил кинжал из левой руки. Шэй разозлился и лязгнул скрытым клинком. Этого противник никак ожидать не мог, а потому лезвие вошло ему в бок.       Мистер Кормак понял, что так на схватку уйдет слишком много времени, а время — это и силы, и возможность врагов привести подмогу, а потому начал медленно смещаться в сторону Коннора. Карета с захлопнутыми дверцами становилась центром событий. Шэй даже разок ею прикрылся и, пока соперник, грязно ругаясь, вытягивал застрявшую саблю, перерезал ему горло.       Хэйтем тоже подтянулся поближе, и до конца явно оставалось недалеко, как один из врагов вдруг подскочил к дверце и распахнул ее. В общем-то, логичная мысль: если карету так защищают, то внутри — что-то или кто-то очень ценный. Однако из-за дверцы вдруг высунулся мушкет, штык пробил грудь незадачливого захватчика, а из недр кареты донеслось:       — Mamma mia, stronzi del cazzo!       Как-то резко стало тихо, и Шэй в несколько движений уничтожил пару опешивших врагов. Хэйтем с Коннором тоже справились почти одновременно.       Шэй тяжело выдохнул и ляпнул:       — Пора отсюда валить.       Мистер Кенуэй крайне недовольно проговорил:       — Это очевидно. Однако у меня есть сомнения. Повозку будет лучше бросить. Ее видели, да и отметины от сабель и пуль будут привлекать к ней внимание. Впрочем, мы все равно ее... позаимствовали. Однако Роберт, кажется, еще слишком слаб, чтобы отправиться верхом. Но и вести его пешком через весь город — опасно.       Мистер Галлиани выглянул из кареты, настороженно огляделся и подал руку Блессингтону, помогая выбраться. Одновременно с этим он энергично воскликнул:       — Переживать о повозке рядом с конюшнями — это просто... nonsenso! Здесь найдутся и кони, и какая-нибудь телега. Если вы сопроводите меня, я быстро отыщу вам все, что требуется! Чем быстрее мы окажемся дома, тем лучше.       — А вот это второй вопрос, — так же недовольно произнес Хэйтем. — Роберта нельзя везти к нам. Если кто-то нас узнал и остался при этом в живых, то уже вечером у нас появятся крайне вежливые гости. И если мы и сумеем оправдаться, то укрывать беглого арестанта... Думаю, нам стоит связаться с нашими соратниками... не в Нью-Йорке. Но это займет время, а Роберту нужен покой и, возможно, уход врача.       — Магистр, — Блессингтон тяжело спрыгнул на землю и оперся о покосившуюся карету, — вовсе не нужно... Ничего такого. Я могу сесть в седло и выбраться из города.       Коннор хмуро поглядел на его руку с тамплиерским перстнем и сделал вывод:       — Пальцы точно сломаны. Нужна помощь ононкхква, который сумеет вправить и заживить.       Мистер Блессингтон прижал искалеченную руку к груди и запнулся:       — Это... каблуком. Когда мои сослуживцы прочитали письмо, они пришли ко мне. Нет, я понимаю, я сам бы был в ярости.       — Это они вас так? — Хэйтем почти сочувственно оглядел разбитое лицо. — Или уже в тюрьме?       Роберт покачал головой:       — В тюрьме меня не били. Раздели и обобрали — да. Хотели снять и кольцо, но стало распухать — не смогли.       Руджеро не выдержал:       — Я бы мог отправить мистера к друзьям, но эти чертовы томми то и дело наведываются туда, чтобы отобрать последнее! Bastardi, bestiame, merda di toro!       — У меня на «Морриган» Роберт был бы в полной безопасности, — тяжело вздохнул Шэй. — Но я оставил бриг слишком далеко, чтобы туда можно было добраться в таком состоянии. Не дай Бог, гангрена начнется.       Коннор слушал — и наконец буркнул:       — Я могу отвести его к врачу. На двух условиях: он отправится с завязанными глазами и даст слово чести, что не попытается узнать ничего о тех, кто ему помогает.       — Доктор из западного квартала? — коротко осведомился Хэйтем.       — Просто доктор, — отрезал Коннор. — Довольно толковый. Не раз меня лечил.       — Магистр, вы же это не всерьез? — обеспокоился мистер Блессингтон. — Я, конечно, допустил непростительную ошибку, но... не надо меня к ассасинам!       Хэйтем тяжело вздохнул и принял решение:       — Придется. Иного выхода я не вижу. Точнее, вижу, но риски куда выше. Мистер Галлиани, отыщите, пожалуйста, повозку и запрягите лошадей. Мистер Коннор вас прикроет, а потом и сопроводит.       Коннор явно понял, что его выставляют, и нахмурился, однако ничего не сказал. И как только оба отправились огибать длинный корпус конюшни, Хэйтем торопливо проговорил:       — Роберт, у нас мало времени. Расскажите, что произошло. В чем вы ошиблись и к каким выводам пришли ваши бывшие сослуживцы?       Блессингтон бросил виноватый взгляд на Шэя и опустил голову:       — Это моя вина. Еще в прошлом году я своей... осторожностью вызвал не слишком лестное к себе отношение и был отлучен от серьезного планирования. И повел себя... недостойно. Мне казалось, что я ничего не стою, раз уж предал свою страну и не могу даже этим принести пользу Ордену, которому поклялся в верности. А вчера я получил письмо. Отец писал, что моя сестра вышла замуж за пожилого торговца, потому что дела семьи окончательно пошатнулись. Я и до этого, бывало, выпивал, потому что чувствовал себя неприкаянным, а вчера, наверное, что-то... лопнуло. Я безобразно напился и написал мистеру Ли с просьбой поручить мне стоящее дело. Мне тогда казалось, нет ничего важнее, чем отправить это письмо. Я был неосторожен. Передал записку не проверенным путем, а просто... заплатил. Ну, и поплатился.       Мистер Кенуэй поджал губы и осведомился:       — Разве я недостаточно вам плачу, чтобы ваша семья не испытывала затруднений?       — Это я не испытываю затруднений, — глухо проговорил Блессингтон, глядя в землю. — Но я — британский офицер. Точнее, был им. И я не мог слишком часто пересылать деньги на родину. Банковское дело в моем случае помочь не могло, а отправлять наличные средства... Через пиратов? Может быть, я глуп, но не настолько.       — Боже, Роберт, — не выдержал Шэй. — Мы и сами вернулись из проклятой Англии всего четыре месяца назад! Что вам мешало попросить устроить дела вашей семьи?!       — То, что я уже безбожно пил, — честно признал мистер Блессингтон. — И узнал о том, что вы уехали, только спустя недели две. И это... тоже не улучшило моего душевного равновесия. Но вы не беспокойтесь, магистр, никаких сведений об Ордене в той записке, что перехватили, не было. Но и я больше ничем не могу помочь вам...       — Значит, так, Блессингтон, — Хэйтем устало потер лоб и вздохнул. — Можете вы помочь или нет, я бы в любом случае не бросил соратника по Ордену. Сейчас отправитесь с... моим сыном. Где бы вы ни оказались, в пререкания с ассасинами не вступать, разузнать ничего не пытаться и без моего одобрения ничего не предпринимать. Ну и, само собой, не напивайтесь там, даже если предложат; и уж точно ничего не рассказывайте, даже о себе. Это приказ. На данный момент ваша задача — как можно скорее оправиться от последствий вашей неосторожности. В Нью-Йорке вам оставаться нельзя, но пока я не знаю, куда вас направить.       — Я понял, мистер Кенуэй, — обреченно ответил Блессингтон. — Я все понимаю. Сам виноват. Спасибо, что вытащили меня.       — У всех бывает, — сочувственно вздохнул Шэй, и поймал на себе недовольный взгляд Хэйтема. — Вон Коннор возвращается. Надо расходиться, и желательно побыстрее, пока сюда новых не сбежалось.       Коннор подошел и указал рукой:       — Придется дойти, телега тут не проедет.       Шэй оглядел место схватки и признал, что действительно не проедет, а потому привычно уже закинул руку соратника себе на плечо и поковылял с ним в сторону, указанную Коннором. На выезде из конюшни мистер Галлиани хлопотал, запрягая в телегу лошадь. В телеге не очень толстым слоем было насыпано сена, и Руджеро энергично предложил:       — Прикроем мистера сеном, будет почти не видно. А мистер Коннор может со мной, на козлах.       — Нет, — четко произнес подошедший Коннор. — Я сам завяжу ему глаза и сам отвезу. А сено — хорошая идея, надо побольше насыпать.       — Нет здесь больше, — печально вздохнул Руджеро. — Вы еще нуждаетесь в моих услугах, мистер Кормак?       Хэйтем, подошедший последним, высказался за любовника:       — Нет, спасибо, Галлиани. Вы рисковали, и я не останусь в долгу.       — Это хорошо, — тот обрадовался. — Тогда пойду в таверну, а то мисс Энни нечасто меня туда отпускает. Говорит, что я напиваюсь, как конюх. А я кто? Удачи вам, господа, для чего бы все это ни затевалось.       И когда уже все разошлись и разъехались в разные стороны, Шэй негромко сказал:       — Хэйтем, у тебя кровь на лице. Сотри, пока до города не доехали.       — Спасибо, — мистер Кенуэй вытащил платок и встряхнул его, чтобы расправить. — Боюсь, неосторожность нашего коллеги дорого нам обойдется. После предательства мистера Черча Вашингтон вряд ли захочет принимать в колониальную армию бывших подданных Короны.                            Было еще не очень поздно, но Шэй зевал и боролся со сном после плотного ужина, а Хэйтем вдруг произнес:       — Я сомневаюсь, правильно ли мы поступили сегодня.       Мистер Кормак встрепенулся и приподнял голову с его бедра. Хэйтем сидел на диване с книгой, а Шэй вполне уютно развалился рядом, закинув ноги на подлокотник и положив голову на колени любовнику.       — Сомневаешься, что зря влезли в разборки с лимонниками ради Блессингтона?       — Нет, конечно, — поморщился Хэйтем. — Лежи и не ерзай. Или сядь. Сомневаюсь, не зря ли мы отправили его к товарищам Коннора.       — Ты правильно сказал, во всех остальных случаях риски выше, — пожал плечами Шэй. — Стоило вытаскивать, чтобы его снова британцы перехватили? Могли и на месте убить — как особо опасного, да еще и бежавшего... Это измена, Хэйтем, измену не прощают.       — Я руководствовался именно этим, принимая решение, — кивнул Хэйтем. — Так безопаснее для его жизни и здоровья. Но я не могу не думать о том, как это повлияет на Орден и Братство. За время пребывания Блессингтона под надзором доктора Колли события могут развернуться самым непредсказуемым образом. Это тревожит.       — Если развернутся, тогда и будем думать, — рассудил Шэй. — Какой смысл тревожиться о том, что может не случиться? Особенно когда не знаешь, что именно может случиться. Надо думать, Роберт не захочет напрягать отношения — если не с ними, то с тобой. А ребята Коннора... Нет, я бы удивился, если бы Ахиллес притащил в Братство тамплиера, но... все-таки не очень. Мало ли для каких целей?       Мистер Кенуэй машинально потянулся, привычно провел пальцем по шраму, пересекающему лоб и скулу Шэя, и начал мерно поглаживать по уху. Кажется, размеренное движение его успокаивало. Мистер Кормак сощурился и окончательно разомлел, надеясь только не заснуть.       — Если смотреть с этой стороны, то оно, конечно, так... — Хэйтем явно все еще сомневался, но несколько утешился. — Когда-то, лет двадцать назад, ты с умным видом спрашивал меня, в чем сложность управления ложей? Тогда я дал тебе развернутый ответ, включавший политику и финансовую часть, но теперь... Теперь могу сказать гораздо короче: сложность, Шэй, в том, что все — абсолютно все — постоянно выделывают что-то, чего от них никак не ожидаешь. С одной стороны, это вполне объяснимо...       — Это чем? — фыркнул Шэй.       Хэйтем задумался, а потом сформулировал мысль:       — В Орден не попадают просто так. Зачастую это люди с неординарным мышлением, неординарными способностями... Или неординарными знаниями. Нет ничего удивительного, что они мыслят и действуют нешаблонно. Я смотрю на всех этих людей, и регулярно думаю, что у меня достойные соратники. Люди с разнообразными талантами, волей к победе, смелостью воплощать многоступенчатые планы... И порой все эти люди не могут удержаться, чтобы не натворить катастрофических глупостей! Как так получается?       — Знаешь, Хэйтем... — Шэй тяжело вздохнул. — Получается так... как Коннор. Случайно.       Рука Хэйтема замерла, а сам он куда более строго произнес:       — Ни стыда у тебя, ни совести, капитан Кормак.       — Зато куча талантов и воля к победе, — фыркнул Шэй. — Не убирай руку! Я же шучу. Почти. Или, может... Может, в кровать?       — Вот после этого на диване тебя оставлю, — хмыкнул мистер Кенуэй. — И я никуда не пойду, пока не дождусь Коннора.       — Думаешь, он сегодня появится? — с сомнением спросил Шэй и даже глаза закатил, чтобы посмотреть на любовника. — У него денек выдался еще тот. А ведь он куда-то там собирался сегодня, раз от чая отказывался.       — Думаю, придет, — кивнул Хэйтем. — Как минимум затем, чтобы рассказать про Роберта и решить его судьбу. Можешь подремать, если хочешь. Я разбужу.       Шэй благодарно прикрыл глаза. Веки смеживались, и мистер Кормак щекой нашел удобное место на узком бедре любовника. И даже успел осознать, что Хэйтем распустил на нем ленту, стягивающую волосы, а потом и взялся поглаживать дальше — значит, всерьез не сердится.       Шэю казалось, что прошло не больше пары минут, но едва он подхватился от деликатного постукивания по плечу, как увидел, что напольные часы показывают уже половину двенадцатого. Больше двух часов продрых, но не чувствовалось этого ни капельки.       — Проснулся? — Хэйтем отложил книгу и заглянул в лицо. — По крыше кто-то топал. Наверное, коты.       — Март же, — поддержал Шэй. — Брачные игры у них.       Сказал — и прикусил язык. Как бы любовник не провел необходимые аналогии...       Но Хэйтем уже отвлекся, потому что в распахнувшееся окно подуло холодным, и ясно проговорил:       — Окно закрыть, иначе тут уже через несколько минут будет «Северная Атлантика».       — Еще какая, — Коннор спрыгнул на пол. — Скоро дождь пойдет, очень влажно.       — Ты с докладом? — Хэйтем оглядел сына — одежды тот не сменил, на белой ткани остались несколько капель крови после сегодняшней драки.       — С докладом к тебе мистер Блессингтон придет, — дерзко и недовольно отозвался Коннор. — А я по-семейному заглянул. Шэй, можешь не вставать, лежи так, мне не мешает.       Мистер Кормак приподнялся и осоловело мотнул головой, пытаясь пригладить растрепавшиеся за время сна волосы.       — Нет уж, — хрипло проговорил он. — Иначе снова провалюсь в сон.       — Даже завидно, — буркнул Коннор. — Я сегодня встал — еще восьми не было. И с тех пор бегал, как пчелой ужаленный в... М-м-м, не буду уточнять, не смотри так, отец.       Шэй усмехнулся и еще раз потряс головой, окончательно перетекая в вертикальное положение.       — Устал? — он не спрашивал, утверждал. — Может, чаю?       — Чаю, — кивнул Коннор. — Я еще и толком не ел. Перехватил у Джеймса булку с кунжутом, потом икал.       — О Боже... — мистер Кенуэй поднялся. — Сейчас принесу, девушки уже, наверное, спят. Оружие хоть сними, а то так и представляю себе тайного агента ассасинов, который не может подавить звуки собственного организма.       Он удалился, а Коннор действительно стянул пояс с оружием и упал в кресло. Шэй даже почувствовал себя несколько неловко — после драки сам мистер Кормак успел и ополоснуться, и поужинать, и подремать на Хэйтеме, а Коннор все это время был занят. Чем, интересно?       — Дела? — коротко спросил Шэй.       — Дела, — кивнул сын. — Я же несколько часов потерял, пришлось спешно менять планы. Я даже вечером думал зайти куда-нибудь... расслабиться, но сейчас мне хочется только лечь и заснуть.       — Об Анэдэхи думаешь? — осторожно поинтересовался мистер Кормак.       — Трудно сказать, — Коннор с опаской поглядел на дверь, но шагов отца пока не было слышно. — Вроде бы именно о ней я не думаю. Но стоит только перестать думать, о чем я думаю, а потом поймать себя на том, что думаю, то получается, что вообще это из головы не вытряхнуть. Я непонятно объясняю, да?       — Да нет, все понятно, — Шэй вздохнул. — Борделями только не увлекайся, а то мало ли что там подцепить можно.       — Я бы вообще не хотел... тут, в Нью-Йорке, — Коннор засопел. — Просто думал, что, может, если схожу, то в голове прояснится.       — Для начала в уборную сходи, может, тогда и бордель не понадобится, — не удержался Шэй, но тут из коридора послышался женский голос, и разговор пришлось прервать.       Хэйтем распахнул дверь, и на пороге появилась Энни с подносом. Сама она последние годы за столом не прислуживала, но Шэй быстро понял, почему сейчас вышло вопреки домашнему укладу.       — ... да я бы и сама не легла, — возмущенно продолжала говорить женщина, даже не прерываясь. — Спасибо. Руджеро не пойми где носит! Прислал записку, мол, со службы отпустили, буду поздно. Вот женским сердцем чувствую, пьет где-нибудь!       — Мистер Галлиани собирался в таверну, — ляпнул Коннор. — Не волнуйтесь, он вернется, просто попозже.       — Ах, вот как... — протянула Энни и со звоном поставила на стол перед диваном поднос с чайником, чашками и разрезанным на куски чуть подсохшим пирогом. — Тогда тем более дождусь!       Шэй не успел сказать сыну, что говорить такое женщине — неразумно, но что уж теперь... Бедный Руджеро.       — Позвоните, если будет нужно убрать, — экономка даже про классический книксен забыла. — И приятного аппетита.       Она ушла, а Хэйтем вздохнул:       — Коннор, никогда не нужно встревать в отношения влюбленных. Мисс Энни и сама бы узнала, куда отправился ее друг.       — Она же волнуется, — возразил Коннор. — Если бы мистер Галлиани написал, куда идет...       — То она бы его с метлой ждала, — закончил Шэй. — Или с вожжами. Что сейчас и сделает.       — Может быть... — Коннор тоже вздохнул. — Теперь уж ничего не поделаешь.       — Ешь, — Хэйтем подвинул к нему пирог. — С яблоками.       — Яблочный! — Коннор обрадовался, как в детстве, и, конечно, заговорил с набитым ртом. — Мистера Блессингтона осмотрел доктор. Сказал, что дело дрянь, но пальцы можно попытаться спасти. Еще у него несколько ребер сломано и на ноге растяжение, так что пришлось повязки наложить. А лицо, сказал, и само как-нибудь заживет.       — Хороший доктор, — фыркнул Шэй. — Заживет, конечно, по себе знаю.       — Прожуй хотя бы, — недовольно посоветовал мистер Кенуэй сыну. — Лечение предстоит долгое?       — Я спросил, — лучась удовлетворением, сообщил Коннор. — Доктор сказал, что через несколько дней можно будет перевезти больного куда-нибудь, а пока пусть отлежится, чтобы прихватилось. Мне не жалко, пусть лежит, хотя там, конечно, на него смотрят не очень. Но я сказал, что его его хотели повесить за шпионаж в пользу колонистов — и стало получше.       — Через несколько дней я буду готов сказать, как и когда мы заберем Роберта, — решил Хэйтем. — Как только врач разрешит перемещение. И, Коннор... Прости мне этот вопрос, но лечение обычно стоит недешево, а кроме того, мистеру Блессингтону нужно что-то есть и где-то спать. Ты... понимаешь меня?       — Понимаю, — Коннор дожевал, осмотрел засохшие пятна крови на рукаве и вытер губы прямо им. — Но мне ничего не нужно. Я бы не взял у тебя денег, отец.       — Не люблю оставаться в долгу, — качнул головой Хэйтем, но спорить не стал.       — В долгу передо мной мистер Блессингтон, — возразил Коннор. — А с ним мы уж как-нибудь договоримся. Если он, конечно, перестанет считать меня ассасином — тем самым убийцей из сказок, которые мне Раксота рассказывал.       — А там, где... сейчас живет Роберт... — Шэй запнулся, не зная, как обозначить место, про которое не знал ровным счетом ничего. — Там только врач из Братства? Или есть и другие ассасины?       — Этого я говорить не стану, — Коннор нахмурился. — Но я специально позвал пару друзей, чтобы охраняли вашего друга, если ему придет в голову делать глупости.       — Думаю, это ни нашим, ни вашим не по душе, — резюмировал мистер Кормак. — Надеюсь на быстрое выздоровление.       — Я тоже надеюсь, — Коннор вздохнул и поглядел на пирог. — У меня мало времени, отец, но я хотел сказать тебе еще кое-что. Сегодня ты вынудил меня уйти и говорил со своим соратником наедине. Так не должно быть. Если бы я не верил тебе, оказался бы в крайне нехорошем положении: я предложил помощь и не мог отказаться от своего слова, но и принимать в своем убежище тамплиера, который получил неизвестно какие приказы... Нет, так не должно быть, отец.       На взгляд Шэя, претензия была справедливой. Он искоса поглядел на Хэйтема, чтобы смягчить реакцию и предупредить возможную ссору, но Хэйтем довольно долго молчал — и наконец признал:       — Да, получилось, наверное, не слишком... красиво. Но я сделал это не по расчету. Все происходило слишком быстро, и мной руководило только желание избежать осложнений.       — Я это понял — и только поэтому не стал спорить, — Коннор кивнул. — Если у вас больше нет ко мне дел, то я пойду. Честно говоря, уже едва сижу, глаза слипаются. Я пришлю записку, когда настанет какая-нибудь ясность, хорошо?       — Конечно, — Хэйтем порывисто наклонился вперед. — Возьми пирог с собой. Съешь перед сном или завтра с утра.       Коннор заколебался, но уже через пару секунд улыбнулся:       — Спасибо. Хотя таких пирогов, как пекла миссис Стэмптон, я больше ни разу не пробовал.       Коннор задержался, заворачивая остатки пирога в салфетку, и тут из сада донеслись голоса. Хэйтем тут же встрепенулся, поднял руку, желая приостановить Коннора и призывая к молчанию. Говорили охранники дома, но вроде бы добродушно и даже посмеиваясь, а потом послышался и еще один голос — пьяный, спотыкающийся, и с заметным акцентом.       — А вот и мистер Галлиани, — облегченно выдохнул Хэйтем. — Надеюсь, они с мисс Энни не будут ругаться в саду и будить горничных.       Шэй едва успел снова расслабиться и откинуться на стуле, а Коннор завернуть пирог, как из сада — уже с другой стороны — донеслось пение. Мистер Кормак тревожно взглянул на Хэйтема — тому вряд ли такое понравится, и он вполне может сейчас приказать пойти и угомонить этого певца, но Хэйтем выглядел удивительно спокойным. А в его тоне прозвучали довольные нотки:       — Надо же, мистер Галлиани даже в подпитии не фальшивит. Хотя, конечно, завтра стоит ему сказать, что серенады под балконом любимой женщины стоит распевать часов до десяти, но никак не в полночь. Здесь, в конце концов, Нью-Йорк, а не Венеция.       — Ничего не понимаю, — прислушался Коннор. — Это итальянский?       — Что-то про любовников, — прислушался и Шэй. Сегодня, когда во время погони он вспомнил что-то из итальянского, ему начали вспоминаться и другие слова.       — И про пастухов*, — с усмешкой добавил мистер Кенуэй. — Но ты, наверно, такого слова на итальянском не знаешь — оно тебе не пригодилось бы.       Послышался звук распахивающегося окна, потом что-то пролетело по саду и со звуком ударилось о землю. Песня на пару мгновений прервалась, а потом возобновилась с новой силой.       — Надеюсь, Энни простит его достаточно быстро, — пробормотал Шэй. — Я спать хочу.       — И я, — кивнул Коннор. — Так что пойду я отсюда...       За окном слегка зашумели деревья, и первые несколько капель дождя ударили в стекло.       — Ну вот, я же говорил, — расстроился Коннор, и понадежнее засунул пирог за пазуху. — Пока доберусь, точно вымокну.       — Тебе хоть есть, где там переодеться? — нахмурился мистер Кенуэй. — Там, где ты обитаешь?       — Да просто разденусь перед сном, а к утру высохнет, — Коннор пожал плечами, открыл окно и накинул капюшон, собираясь вылезать. Песня донеслась громче, но сквозь набирающий силу шум дождя послышались и возмущенные возгласы Энни, призывающей непутевого конюха пройти в дом, пока не вымок и не заболел.