***
Пять месяцев спустя.
Огромный ярко-оранжевый диск солнца плавно опускается за горизонт, окрашивая пушистые облака и небо в лёгкий розоватый оттенок. Когда оно касается нижних краёв кромки горизонта, начинаются вечерние сумерки. Девушка бежала по полю промеж стеблей колосьев, а ветер слабо играл с её короткими волосами, на которых красовался венок, сделанный вручную из полевых цветов. Он очень подходил к её разноцветному платью. Улыбка на лице становилась всё шире, а глаза блестели от столь прекрасной и невиданной красоты. Вокруг было столько запахов, что, казалось, никакие духи мира не идут в сравнение с этими ароматами, главным составляющим из которых была свежесть. А прямо за девушкой с улыбкой озорного мальчишки наблюдал юноша, то и дело ловя её взгляды на себе. — Джейк, иди сюда! — поманила девушка, падая прямо в колосья и цветы, не переставая по-детски смеяться. Сейчас её можно было сравнить с маленьким, но очень счастливым ребёнком. Блэк усмехнулся, но всё-таки подошёл и лёг рядом с Элизабет, глядя на вечереющее небо, которое сейчас казалось чем-то волшебным. Затем он перевёл взгляд на девушку и спросил: — Тебе нравится? — Конечно! — воскликнула та. — Это самый лучший медовый месяц в моей жизни! — Элизабет взглянула на безымянный палец левой руки, который украшало тоненькое, золотое колечко с банальной, но такой романтичной гравировкой «Вместе навсегда». — Спасибо тебе. — За что? — вскинул брови Джейкоб. Элизабет повернулась к нему, подпирая голову рукой. — За всё, — и поцеловала мужа так страстно и нежно, как только могла. На фоне заката, свежих цветов и поля это смотрелось очень романтично. — Мне интересно, как там поживают Каллены, Квилеты и твои мышки? — после недолгого молчания спросил Джейкоб, улыбаясь своим догадкам. — Ох уж не знаю, — тоже усмехнулась Элизабет. — Но явно не скучают. «Беленькие» не позволят. — Это точно, — парень замолчал, а потом вдруг вновь заговорил: — Лиз, — он взглянул на жену, — мне очень жаль, что так получилось с Уильямом. Элизабет улыбнулась. Она вдруг вспомнила, как плакала в тот день, когда отец объявил, что уходит… Навсегда. В лучший мир. Здесь его уже ничего не держало. Стычка с Вольтури выиграна, а значит, ему нужно уходить. — Негоже признаку по Земле разгуливать, — говорил он. А потом исчез. И больше Элизабет его не видела. Никто его не видел. Эсми тоже горевала, но Лиза больше. Она не спала несколько дней. Казалось, только обрела отца и тут вновь потеряла. Она верила, что хотя бы раз, но увидит его снова. Но этого до сих пор так и не произошло. А потом прошло время, и Элизабет более или менее смирилась и отпустила Уильяма окончательно. Конечно, она не забыла о нём и часто вспоминала, на душе иногда становилось серо, как будто набежали тучи, и скоро пойдёт дождь. Но впервые дни было намного хуже. — Он в лучшем мире, — наконец сказала Элизабет, глядя на небо, словно могла разглядеть там небеса. — Он видит нас оттуда. — Разумеется! Он видит тебя и всегда будет рядом, поверь мне, — улыбнулся Джейкоб, преподнося Элизабет ромашку. — Ты, как всегда, прав, — она вдохнула чудесный запах цветка и ощутила в своих лёгких неописуемую лёгкость и свободу. — Пошли к реке? — вдруг предложила она. — Идём, — поднялся Джейкоб и помог встать жене, увлекая её в сторону заходящего солнца, там, где должна быть река. Элизабет в последний раз оглядела поле: колоски, цветочки, травка, бабочки — всё просто прекрасно! Что может быть лучше, чем медовый месяц на свежем воздухе и природе? Но тут взгляд её вдруг остановился на не́коей, освещённой солнцем фигуре посреди поля. Прозрачное, с оттенком серого тело, контур, которого словно излучал некое белёсое сияние. Фигура мило улыбалась вслед молодожёнам. Элизабет также улыбнулась Уильяму, сдерживая навернувшиеся на глаза слёзы, сжимая руку своего мужа, которого она любила всем сердцем, и ушла вдаль, растворившись в последних лучах солнца.