Жестокий Стамбул. Жгучая ненависть.

От лица Джемры. После того, что мне пришлось увидеть, я почувствовала внезапную волну тошноты. Сердце стучало так сильно, что казалось, оно готово выскочить из груди. Слёзы текли по моим щекам, словно несмолкаемый поток. Даже не услышав, как начала плакать моя малышка, будто бы почувствовав что-то невообразимое, я лишь увидела ее маленькое сморщенное лицо, окрашенное в яркие краски страха. Спешно покидая палату, я неловко пробежала к медсестре, словно растерянная вихрем. — Простите, пожалуйста. Моя дочь... Пожалуйста, присмотрите за ней. Я пронеслась по длинному коридору, спускалась по ступенькам, снова пролетала по коридору, пока наконец не добралась до детского отделения. Я едва могла дышать, когда наконец остановилась и начала вдыхать воздух. Отдышавшись, направилась к палате, но не добралась до нее. Смотря сквозь стекло, увидела, как Дженк нежно обнимает кроху, качая ее на руках и лаская светлые волоски губами. Прижавшись к стеклу, я увидела, что Дженк заметил меня и вышел, держа младенца на руках. Я не могла найти слов, лишь взглянула ему в глаза. Взгляд со стороны Дженка: Я не спал уже сутки. Не могу даже прилечь на секунду, не говоря уже о сидении. Кто-то отказывается уйти из рук своего папы, и при попытке положить в кроватку начинает кричать безутешно. Я взглянул на Джемре, и ее глаза остались неизменными. В этих глазах, заплаканных и полных боли и разочарования, я снова услышал слова "чудовище", которые она мне кричала. Я не могу продолжать так. Не могу. Я глотаю слюну, пытаясь собраться с мыслями, и опускаю глаза на лицо своей невероятно красивой, невероятно чистой и милой султанши. Только она смогла полюбить такое "чудовище" как я? Только она сможет улыбнуться и принять меня таким, какой я есть? И это моя дочь, смысл моей жизни. Я наконец-то понял, что нет ничего более ценного, чем собственный ребенок. - Я обратился к врачу, - начал я, не осмеливаясь встретить взгляд Джемре, опасаясь утонуть в нем навсегда. - Он заверил, что с нашими дочками все в порядке, и с тобой тоже. Завтра утром я приеду за вами, и мы отправимся домой. Мне было так трудно произнести эти слова. Для нас обоих дом - это место страданий. Как странно, обычно люди спешат обратно в дом, где провели беззаботное детство, а я не желаю вернуться в то место, где прошла моя молодость. Я хочу убежать оттуда, в то время как Джемре вынуждена вернуться к своим страхам. Не потому, что я там, а потому что там ее мама, в защитных объятиях которой она всегда могла найти утешение. Мне нечего скрывать. У меня нет такой матери, которая укрыла бы меня под своими невидимыми крыльями. Моя мать лишь напоминала мне, что "чудовище никто не полюбит". Но я докажу ей, что это не так. Я покажу всем, абсолютно всем, что я буду бороться изо всех сил. Я крепко схвачу жену за руку и приведу ее в этот особняк! - Нихтан - она отвернулась от меня и протянула руки, чтобы взять дочь на руки. Слезы продолжали катиться по ее лицу, но на ее лице появилась маленькая улыбка. Однако эта улыбка не мне, а нашей дочери, которая имеет меня в качестве отца. Эта улыбка адресована ей и означает, что она адресована и мне. Как я ее люблю, если бы она только знала. Если бы только знала. — Как ты назвала другую нашу дочь? — я выделил последнее слово и остановился. Она прижала Нихтан к себе. — Мелек, — быстро ответила Джемре. Я принял ответ и направился к выходу. — Дженк! Это галлюцинации или мне показалось? Джемре сказала мое имя? Я повернулся, вглядываясь в ее лицо. — Я буду ждать тебя завтра. Ждать? Меня? Она никогда не говорила мне такие слова. Она всегда кричала мне в лицо "я ненавижу тебя", а теперь говорит, что будет ждать. Тогда почему она до сих пор плачет? Я продолжил свой путь, и снова: — Дженк! Я снова обернулся и замер. Я был очень уставшим. — Я посмотрела видео. — И? Ты ничего не скажешь? Опять молчание. Боже, как меня это бесит! — Понятно. Я спустился по лестнице и услышал: — Дженк! — Что, Джемре, что? — Поговорим, когда будешь дома. Я приехал домой. Везде был выключен свет. Я вошел внутрь. Пока поднимался по ступенькам, вспомнил один момент. «— Мама! Научишь меня кататься на велосипеде? Она обняла меня. — Конечно, сынок, это совсем несложно. Я улыбался, пока перед нами не появился мой дядя. — Велосипед Недима, тебе нравится Дженк? Я посмотрел в глаза дяди и не понял, почему в глазах мамы появилась грусть. Я радовался даже обычному велосипеду, но что-то было не так. — Да. Он очень красивый. Я хочу научиться на нём кататься. — Хочешь, чтобы я тебя научил? Я кивнул головой и радостно запрыгал на сиденье. — Садись. Я неуверенно посмотрел на дядю. — Не бойся. Садись. Здесь есть твой дядя. Я буду держать тебя. Дядя для племянника - это как второй папа. Не так ли, Шениз? — Так, господин Мюмтаз. — Кто-то же должен научить этого ребёнка, ведь Дженк практически не видит лица отца, отцу важнее командировки, а неродному сыну нужна забота и внимание. Я сел на тот велосипед, уверенный, что меня поддержит мой дядя, но внезапно он отпустил руки, и я со всей силою катнулся по лестнице. Мне было всего 5 лет. Невыносимая боль охватила меня, и я не сдержал слез. — Дженк! — испуганно закричала мама, но дядя Мюмтаз не позволил ей подойти ко мне, утешить пятилетнего ребенка. Я мог бы удариться головой и погибнуть на месте. — Ты не мужчина. Ты трус. Мужчины не плачут и не ждут, что их пожалеют, — сказал дядя. Я был лишь ребенком. Мама все же подошла, утешила меня, отвезла в больницу, и рентген показал перелом руки. Когда моя рука почти зажила, я решил провести время с сыном друга. Вошел в спальню и увидел, как Недим играл на полу с машинками. Когда он заметил меня, радостно подбежал. "Может, сыграем вместе? Ты никогда не хочешь со мной поиграть," предложил он. "Конечно, давай поиграем," ответил я. "А во что будем играть?" "Предлагаю покататься на велосипеде," предложил я. "А что с твоей рукой?" поинтересовался Недим. "Мне просто интересно посмотреть, как ты катишься," пояснил я. "Но папа сказал, что я не могу кататься без него," смущенно возразил малыш. "Не беспокойся, я буду тебя держать," заверил я его. "Действительно?" обрадовался Недим и побежал за велосипедом, полон энтузиазма. "Я очень боюсь, обещай, что не отпустишь меня," шептал мне Недим. "Обещаю," твердо ответил я. "Я очень люблю тебя, брат. А ты меня?" Недим сел на велосипед, и я отпустил его. Мы оба покатились с лестницы, и я увидел, как он заплакал. А вечером дядя отлупил меня до потери сознания. Я был один. Никто не заступился за меня - ни папа, ни мама. Мама не могла ничего сделать. Мы жили в доме дяди, и ей приходилось молчать, чтобы не остаться без крыши над головой. Когда она сопровождала меня в школу, она просила не рассказывать никому, что делает со мной дядя. В школе я говорил, что синяки под глазами - от драки с братом. Вся моя жизнь оказалась одной большой ложью. Когда я собирался пожаловаться маме в полицию, она просто смеялась мне в лицо, уверяя, что меня никто не поддержит, и что никто не станет меня любить, если я это сделаю. Никто. Потом она притворилась, будто ничего не произошло, обняла меня крепко, словно я еще ребенок. Сделав глубокий выдох, я поднялся на нужный этаж и направился в комнату сына. Приоткрыв дверь, я увидел Джерен, слегка плачущую, а Умута, спящего в кроватке. — Что-то случилось? - спросил я, не ожидая, что когда-нибудь смогу спокойно заговорить с Джереном. Поднявшись с кресла, она вытерла слезы, зло взглянула на меня и закричала: — Что ты здесь делаешь?! Выйди из детской! Её голос разбудил Умута, и теперь вместо спокойного сна сын заплакал. — Убирайся! Я никого не хочу видеть! Мне всё надоело! Я понимал её. Я взял сына из кроватки и обнял его. — Я плохая. Я не смогу стать настоящей матерью для Умута, Дженк. Несмотря на мою неприязнь к Джерен за её поступки и высокомерие, я почувствовал жалость к ней. — Ты сможешь это сделать. Нужно лишь перестать цепляться за деньги и материальное богатство, которое сковывает, а не приносит счастья. — Богатство? — Ее истерический смех внезапно замер. — Ты думаешь, что я стремилась к этому? Тебе хоть раз приходило в голову, почему я решила поделить постель с тобой? Я же не имела опыта в интимных отношениях. — Хорошо. Почему же? — Потому что я верила. Верила в сказки, которые мне рассказывала бабушка. Я мечтала о семье, где царит счастье, о беззаботной жизни без нужды, о любви и принятии. Я всего лишь хотела, чтобы меня полюбили! "Джерен, тебя все любят: бабушка, мама, сестра, брат, и твой сын," - я тихо сказал, глядя на ребенка, который должен был плакать, но спокойно лежал на моих руках. "Если это называется любовью, то это ложная любовь," - проговорила Джерен, закашлявшись. Ее слова прервал кашель, и она вдруг упала на пол, захлебываясь кровью. «Джерен, что с тобой?» - закричал я, придерживая её.