Метаморфозы

Руки в резиновых перчатках коснулись связанного тела девушки, она тут же изогнулась, попыталась начать извиваться, но верёвка больно врезалась в кожу между верхним и нижним рядом защитных пластинок, заставив её замереть, чтобы не причинить себе ещё больший дискомфорт. Штаты заметил такую реакцию, вдруг заинтересованно замер, пытаясь определить причину прекращения сопротивления. Нацистская Германия никогда не реагировал на прикосновения к изменённой части тела, так что это уже было значительным отличием и знаком того, что их тела, хоть и не сильно, всё-таки отличаются. Ну или условия, в которых проходило обращение, повлияли на что-то. Он опустился ниже, присев на корточки, чтобы дотягиваться до связанной части, наугад провёл по хвосту Японской Империи. Она снова дрогнула, чувствуя будто бы неприятный след в том месте, где кожу ткнули его пальцы. Немец с растущим беспокойством наблюдал за происходящим. Если до этого мужчина практически не касался её, сейчас, похоже, даже не думал отстраняться. Если у него получится обнаружить чувствительную зону, это может очень и очень плохо закончиться для азиатки. Сам ариец ни разу не показывал своих реакций, всегда одинаково огрызался, если было больнее — не подавал виду, если ничего не ощущал — тоже, изо всех сил максимально усложняя изучение своего тела. Так что на этот момент экспериментаторы не были в курсе практически ничего, что нельзя было бы определить без обратной связи от подопытного, ни о наиболее и наименее чувствительных участках, ни о ощущении вкусов или запахов, состоянии зрения, разве что реакция на свет была слишком очевидной, чтобы её не заметить. Выражение лица у США с раздражённого очень быстро сменилось на игриво-заинтересованное, нащупав новый рычаг давления на девушку он тут же почувствовал азарт. — Опа, кажется я только что обнаружил что-то очень интересное. Неужели тебе больно от такого лёгкого касания? Дай угадаю, здесь? — палец, вырисовывавший круги по пластинке, вдруг резко ткнул в уязвимое место, прямо под одной из лапок. ЯИ судорожно начала извиваться, пытаясь убрать прикосновение, но верёвки, плотно стягивающие её хвост, не дали нормально двинуться, поэтому она только несколько раз рванулась и замерла, не в силах что-либо сделать. Ариец напрягся, он знал, насколько больно может там быть, поэтому лихорадочно пытался придумать выход из ситуации. Если экспериментатор решит её таким образом пытать, то девушка долго не выдержит и нельзя будет её винить в случае, если заговорит. Желание вцепиться зубами в его руку стало очень навязчивым и сильным. — Угадал! My God, какая прелесть, да у тебя же там болевая точка. Рейх, знаешь, ты такой скучный, твоя подружка гораздо чувствительнее тебя. Союзница до крови закусила губу, запрокинула голову, не в силах сопротивляться. На глазах выступили невольные слёзы, пульсирующая боль отдавалась в голову. «Когда Рейх касался меня там, были очень приятные, расслабляющие ощущения, но сейчас такое чувство, что в меня ткнули не пальцем, а длинной и очень острой иглой…» — она поджала губы, зажмурилась до кругов перед глазами. Сейчас окончательно стало ясно, что влипла она по полной программе. — «Даже просто небрежное прикосновение приносит дискомфорт, что со мной будет, если он решит ударить или ткнуть лезвием?». Немец едва сдерживал желание зарычать или крикнуть на Америку, тот, пока что, был полностью поглощён тем, как реагирует японка, и даже не замечал, что вызвал бурную реакцию у второго подопытного. У нациста больше не получалось контролировать своё поведение, он ёрзал, скалился, клыки невольно вышли на всю длину, теперь поблёскавая в свете лампы. Штаты провёл рукой выше, прикосновение было слишком грубым и заставляло её почувствовать себя действительно не в своей тарелке, девушка мелко подрагивала всем телом, дыша прерывисто, будто с трудом. Остановившись у верхней лапки, он замахнулся и в этот момент ариец изо всех сил рванулся, в попытке дотянуться до мужчины. Несколько верёвок, стягивающих хвост, лопнуло, зубы щёлкнули возле уха США, но запястья всё ещё были крепко привязаны, так что Нацистскую Германию резко дёрнуло назад на середине движения, парень замер не в силах дотянуться до него, прикованный к своему месту. Штаты в ужасе отпрянул, попятился, споткнулся и упал. Почувствовав, что теперь частично свободен, немец рванулся ещё раз и ещё, разорвав больше пут, теперь конец его хвоста уже не был чётко зафиксирован. Ещё несколько яростных движений и он уже практически на свободе. Теперь надо было развязать руки. Самым простым решением было использовать лапки, подцепить верёвку оказалось не так просто, но как только это получилось, она с лёгкостью порвалась, парень с облегчением потёр запястья. Не теряя больше времени, он начал развязывать руки девушки, пальцы дрожали от волнения и соскакивали, но он всё равно справился довольно быстро. Адреналин закипал в крови, делая движение быстрее и резче, пульс бешеным ритмом стучал в ушах, пути назад уже не было. Едва освободившись, Японская Империя поднялась ровно, собралась нагнуться, чтобы скинуть остатки верёвок с хвоста, но вдруг с испугом посмотрела куда-то за спину союзника. Всё произошло так быстро, что парень не успел ничего понять. В ту же секунду девушка решительно бросилась вперёд, оттолкнула его в сторону, подставила под удар себя, с размаху налетев на что-то. Он почувствовал, как дёрнулось её тело, рука, всё ещё лежавшая на плече, судорожно сжалась, оцарапав когтями кожу. Рейх едва смог удержать равновесие, быстро обернулся. Надрывный крик, сорвавшийся на сиплое шипение, на несколько секунд стал единственным звуком, заполнившим комнату, после чего повисла оглушительная тишина. Империя с силой прикусила язык, держалась руками за железный штырь с заострённым концом, насквозь проткнувший её живот. На несколько секунд она замерла неподвижно, выглядела как-то растерянно, будто всё ещё не могла понять, как эта штука оказалась внутри неё, из раны начала хлестать кровь, тёмными полосками стекая по светлой коже, изо рта тоже потекла тонкая струйка, пачкая подбородок, шею, звонко капая на пол. СССР, собиравшийся просто ткнуть этой железкой немца, в шоке замер, будто парализованный. Он никак не ожидал, что японка так неожиданно кинется прямо на него, после недолгого колебания, медленно вытащил железку, раздался противный, хлюпающий звук. Несколько крупных капель упало на пол, украсив пол кучей маленьких, ярких брызг. Азиатка покачнулась, оглянулась на союзника, с широко раскрытыми глазами, дрожащие, расширенные зрачки заглянули, казалось, в самую душу, она захрипела, силясь что-то сказать, судорожно откашлялась. Слова никак не хотели выходить, губы девушки безмолвно двигались, она лихорадочно пыталась заговорить, но никак не могла выдохнуть, лёгкие будто сжал спазм. Перед глазами помутнело, азиатка покачнулась, чувствуя, что всё сложнее и сложнее контролировать своё тело, с приглушённым стуком рухнула на пол, ударившись головой. Ариец, с тихим ужасом наблюдавший за этим, не в силах пошевелиться, вздрогнул, сердце сжалось, пропустив удар, на место неудержимой ярости пришла тяжёлая пустота. Прежде чем он успел опомниться и напасть на коммуниста, мужчина крепко схватил его, ввёл дозу транквилизатора, застав врасплох. Темнота. Нацист пришёл в себя не сразу, точнее, он попросту не хотел приходить в себя. Пролежал с закрытыми глазами несколько минут, чувствуя, как пустота пожирает его изнутри, после чего на смену ей приходит боль. Теперь он один. Снова совсем один в этом враждебном, безумном месте. «А ведь я так и не разобрался до конца в том, что чувствую к ней, а теперь уже слишком поздно. Какая жалость. Что бы я ни говорил, что бы ни думал, ЯИ оказалась очень сильной и смелой девушкой. Даже несмотря на все те моменты слабости, которых было немало за последнее время.» — парень приподнялся, принял сидячее положение, смотря в пустоту. Сейчас он находился в уже знакомой ему комнате с большим бронированным стеклом на всю стену. Именно тут его тело приняло тот вид, в котором было сейчас. Заметив, что подопытный зашевелился, два наблюдателя по другую сторону стекла оживились. — «Она ни секунды не сомневалась, когда спасала меня, хотя прекрасно понимала, что ждёт её дальше. Если это не преданность, то я тогда не знаю, что можно ей считать. Хотя… Возможно, на самопожертвование её сподвигло не только это чувство? В любом случае, с этого момента у меня больше нет причины цепляться за жизнь дальше.».