Не тот папа

Щётка для велюра ― справа. Тряпочка возле салфетки, где была открыта банка с воском ― строго слева. Резиновая тряпка и кусочек поролона на зубочистке ― строго по центру. Три ведра серой, зелёной и буро-алой воды ― для разных стадий очистки. И лишь потом ― стул для уже вытертых насухо сапог. Вергилий всегда чистил обувь самостоятельно. Но Неро всё равно подошёл ― вылить грязные вёдра. Краги он не трогал, но смотрел с интересом: как оказалось, смертные такие носили крайне редко. Вергилий отжал тряпку в чистом ведре. Неро, оказывается, уже вернулся. Зачем ему было стоять? ― Тётя Глория звонила вечером, когда ты ушёл. Тебе что, не нравится, о чём она говорила? Или это из-за меня ты такой хмурый? Вергилий промолчал, ища наиболее строгий ответ. Неро не стал его дожидаться. ― Тебе не нравится, что ли? Мне что, нельзя с ней говорить? Вергилий смерил сына взглядом: ― Тебе так делать не стоило. Остальное неважно. Неро сморщил нос, но потом недовольная гримаса сменилась удивлением: ― Так вот что мне они обе говорили! Тебе не нравится, что я сказал так при тебе? ― догадка придала ему почти воодушевлённый вид, ― А дядя Данте сказал, что ты так обычно не делаешь! Вергилий замер. Недовольство. Вот о чём говорила... она. Та, кого Вергилий вслух мог звать лишь Глорией. Та, чьё снисхождение, а значит, и приход в ином облике, были бòльшим, чем просто уловкой, насмешкой или жалкой подачкой ему, обнажавшему Ямато каждый раз, когда Данте пытался доказать, что с очками и в короткой куртке она непохожа на мать. Она позволила ему быть недовольным. Но действовала так, чтобы это не мешало её делам. Уважительно?.. Вергилий наклонился ниже, не глядя на Неро и отставляя краги как можно дальше. Неро хотел услышать слишком много и желательно разом. И единственное, что оставалось Вергилию ― это признаться. Оказаться в невыгодном положении. Лишиться того уважения, которое он так упорно требовал от Неро. И следовательно, затем сын будет слушаться Данте, спешить перенять все его привычки, будет плохо учиться, не заполучит того авторитета, который заслуживал, не будет думать о Вергилии, как о том, кто сеет зёрна для всходов в его успешное будущее... Нет. Ни за что. Вергилий чувствовал себя так, словно с него медленно снимают кожу в триггере. Неро хотел увидеть его тщедушное нутро? Она смеялась над тем, как он скрывает своё недовольство и грусть. ― Да, Неро. Я не одобряю. Ни то, что ты обсуждаешь меня с Глорией за спиной, ни то, что говорю с тобой об этом. Это низко. Странно, что это оказалось проще, чем требовать от Неро извиниться. Почему? Ведь сейчас он был перед Неро как на ладони, весь точно положивший свои чувства, как редкое, изысканное блюдо, ― прямо перед ним. Может, стоило сдержаться? Разве не должен он его защищать, показывать, что неуязвим? Разве Неро не начнёт смеяться над этим или бояться, что теперь также беззащитен, как и он? Неро смотрел в пол, словно что-то натворил. А потом подошёл ближе. Вергилий машинально отдернул руки. ― Пап, ну скажи, если не хочется. Я... я обнять хотел. Кирие, ― Неро скомканно улыбнулся, ― когда я плачу так делает. Вергилий медленно моргнул. «Пап» без раздражения. Утешение. Вот что это было. Глория знала и потому не тревожила его ран. Неро, узнав, ответил попыткой обнять, помочь. Данте говорил, что можно и не с ним одним разговаривать, делиться, доверить не только своё ворчание, но и боль. Вергилий сглотнул, но в горле стало слишком сухо. ― Не сейчас, Неро. Возможно, когда-нибудь я буду не против прикосновений. Неро засопел, но не отступил: ― Ну раз тебе не нравится, может, не будешь молчать? Я ведь не знаю, о чём ты думаешь. Вергилий кивнул и принялся чистить сапог. Выходило плохо, мысли путались и приходилось сосредотачиваться, осторожнее водить щёткой по коже. Данте говорил, что он давно не в опасности, что они победили Мундуса, а значит, лучше учиться жить дальше. Что сейчас вокруг мир, а у них много времени и возможностей на интересные заказы. Радости его жизни казались Вергилию тщетными, пустыми. Но сейчас он слышал спокойно наводившего порядок на столе Неро, звон тарелок, нос щекотал запах ягод из фруктовой лавки, а рядом с ним были разложены вещи, которые ему нравились, за которыми ему нравилось ухаживать, делать только своими, придавая прежний вид. Это было близко к заботам смертных. И оказывается, всё начиналось не только ради Неро. Данте давно хотел, чтобы это было мирным и для самого Вергилия.