О яблонях и яблочках 3

      Что-то меняется. И ангелы, и демоны чувствуют, что что-то меняется. Гавриил тревожно переглядывается с Вельзевул, а Лилит крепче сжимает руку Михаил в своей руке. Марбас хмурит рыжие брови, а Рафаил улыбается ему с усталым облегчением, в бессознательном жесте поглаживая свой живот.       Все они чувствуют, что что-то меняется. Чувствуют, как звенящее в воздухе напряжение, что грозилось вот-вот взорваться ядерным взрывом и кровавым столкновением, исчезает, сходит на нет, позволяя вдохнуть полной грудью и свободно расправить плечи.       Что-то меняется, и бытие, потревоженное, возвращается на круги своя.       А Кроули и Азирафель медленно приходят в себя, и лекари тут же спешат им помочь, ведь и демон, и ангел ещё слишком слабы.       Они выглядят растерянными и потерянными. И ангел, и демон будто выпадают из реальности, пытаясь понять, что происходит и где они находятся. Чувствуют оба усталость и опустошение, и лёгкость, почти забытую за эти долгие месяцы беременности.       Точно... Они ведь привели в мир сквозь боль, страдания, кровь и слёзы своих детей, но...       Почему врачи не спешили давать им их?.. — Наши дети, — Кроули хмурится тревожно, пытаясь сесть, но Марбас не даёт ему сделать это, так не свойственно себе аккуратно придерживая его за плечи. — Где наши дети?.. — Ох... Боже... — рядом тихо шепчет Азирафель, первым вспоминая произошедшее. Он накрывает глаза рукой, и слёзы сами по себе катятся по его щекам. — Ангел? — Кроули, встревоженный молчанием и реакцией супруга, резко обернулся на него, о чём тут же пожалел, так как тело обдало болью. — Он забрал их, Кроули, — тихо отозвался Азирафель, отнимая руку и глядя на мужа пустым взглядом. — Он забрал наших детей...       Глаза демона округлились в уязвимом неверии, и он ответил ангелу абсолютно беспомощным взглядом. Однако прежде чем успел сказать что-то, в комнате раздался тихий хлопок.       В конце концов, что-то всё-таки изменилось. — Папа? — встревоженный голос Джеймса заставляет Азирафеля крупно вздрогнуть и затаить дыхание, глядя на сына.       Мальчик явно сбит с толку, глядя на опечаленного родителя, а потому первый делает шаг к нему. При этом он аккуратно и трепетно прижимает к своей груди маленький свёрток, и ангел может разглядеть крохотное личико своей дочери лишь тогда, когда Джеймс подходит совсем близко. — Мы справились, папа, — со стороны Кроули слышится уставший, но полный гордости за себя и брата голос Евы.       Девочка медленно присаживается на край кровати рядом с родителем и с явной неохотой отстраняет от своей груди младенца, которого до этого прижимала к себе с таким же трепетом, что и Джеймс их маленькую сестричку. Их же новорожденный братик кочует в худые жилистые руки отца, и Кроули, прижимая сына к себе, не может сдержать слёзы. — Мы гордимся вами, — демону сложно подняться, поэтому он не может обнять ещё и дочь, но он смотрит на неё с бесконечной любовью и гордостью.       Ещё больше — с благодарностью.       Ева в ответ широко улыбнулась и переглянулась с таким же счастливым Джеймсом. Тот наклонился к отцу Азирафелю в молчаливой поддержке и утешении, пока ангел баюкал у себя на груди свою новорожденную дочь. — Что произошло? — вопрос насущный, в конце концов, всё-таки решается озвучить Гавриил, врываясь своим голосом в трогательную интимность момента. — Как вы смогли вернуться?       Ева переглянулась с Джеймсом. Рассказ им следовало начать с самого начала, именно с того момента, что они утаили ото всех, желая сохранить его втайне. — Она говорила нам, что созидание невозможно без любви и искры, которую она даёт, — Джеймс начинает издалека. — Невозможно без света, дарующего импульс, толчок. По Её замыслу, он есть в каждом и у каждого, но свобода воли позволяет распоряжаться им по своему усмотрению. — Кто-то действительно развивает его, — Ева подхватывает речь брата, осторожно поглядывая на спящего ребёнка на руках Кроули. — Лелеет или просто принимает, не споря и не сопротивляясь. А кто-то подавляет его, извращает, пытается искоренить из себя. — Это работает не только с людьми, — Джеймс продолжает за сестрой, пока та переводит дыхание. — На ангелов и демонов это тоже распространяется. В том числе и на Сатану, вмёрзшего в Коцит. — Она говорила, что заточение лишь сильнее озлобило его, — соглашаясь, снова перехватила инициативу Ева. — Что он стал злее. Зависть и гордыня, ярость и обида пожирают его, и всякое Её творение он хочет обратить во мрак, извратить, уничтожить. Всякий Её дар он хочет обернуть проклятием, а всякое Её создание обратить в итоге против Неё.       Ева замолчала в задумчивости, и на несколько мгновений между всеми присутствующими повисла тишина. Взрослые смотрели на детей, детей, на которых свалилась такая ответственность. Снова на детей, снова от детей зависела судьба мира и снова детям пришлось принимать решение.       И снова дети справились с куда большим достоинством, чем могли бы справиться взрослые. — Он хотел создать кого-то в противовес нам, — тишину в итоге нарушает негромкий голос Джеймса. — Нарушить Её план и замысел и создать своё собственное оружие, которым можно было бы эффективно воспользоваться. Куда более эффективно, чем мятежным Адамом, выросшим воплощением человека. — И как и Она, в отместку Ей, он тоже выбрал вас, — виновато кусая губу, за брата продолжила Ева, по очереди несмело поглядывая на родителей. — Он хотел наделить частью себя и своей подобы ваших детей. Он думал, что они были его проклятием вам. Но он всегда ошибался. С самого начала ошибался, ещё когда думал, что мы с Джеймсом Её творения. — Но мы не совсем Её творения, как и наши братик с сестричкой, — робкая улыбка озарила лицо Джеймса, когда на лицах отцов он увидел, как недоумение медленно сменяется пониманием. — Скорее, просто Её благословение, но в общем и целом... — Мы ваши дети, — Ева широко улыбнулась, завершая мысль. — Поэтому Сатана с самого начала был обречён на провал. А мы с Джеймсом просто не могли оставить в беде наших младших, ведь мы — самые лучшие старшие сестра и брат. — Значит ли это, — в задумчивости глядя на детей, протянула Вельзевул, — что Он таким образом действительно хотел начать войну с Той Стороной, которая не случилась тогда?.. — Мы не знаем, — честно откликнулся Джеймс. — Всё, что нам известно, — он хотел использовать наших брата и сестру против нас. Создать из них своё оружие в противовес тому, какими нас создала Она. — Он хотел забрать их, — поддерживая брата, кивнула Ева. — Вырастить их самостоятельно и наделить их своими силами. Для этого ему нужно было ослабить пап, так что из-за этого вам было так плохо, — она по очереди посмотрела на внимательно слушающих их рассказ родителей. — Защищающие детей родители действительно страшная сила даже для Него, — скрестив руки на груди, фыркнул Марбас. — В первую очередь для него, мой дорогой, — посмотрев на демона, поправил его Рафаил, и Марбас одарил его долгим взглядом. — Но это было бессмысленно с самого начала, — Ева пожала плечами. — И всё, чего он в итоге добился, — мучения и страдания, через которые вы прошли. — Мы вынудили его отступить, — с твёрдыми нотками в голосе произнёс Джеймс. — Поэтому напряжение между ангелами и демонами, вызванное его действиями тоже должно утихнуть. — Наивный ребёнок, — под нос себе пробормотала Вельзевул, встревожено переглянувшись с Гавриилом — для них всё явно не закончится так просто.       На достаточно долгое время в комнате повисла тишина. Каждый обдумывал услышанное и делал из этого свои выводы. Амбициозный план Сатаны провалился, но он в своей слепоте успел наворотить немало дел. Любое действие всегда имеет свои последствия, и даже если конкретно семью Кроули и Азирафеля удалось уберечь от них, не значит, что они минуют всех остальных. Волнения определённо не пройдут даром и повлекут за собой другие события, суть которых сейчас было трудно определить наверняка.       Ведь что-то всё-таки в мире снова изменилось, и как прежде уже ничего не будет.       Первыми ушли начальники — на их плечи снова свалилась основная работа и разбор полётов и бесконечного множества документации; следом за ними — Михаил и Лилит, озадаченные и встревоженные. Остались лишь врачи, которым следовало присмотреть за постепенно восстанавливающимися после пережитого рожениками. — Я могу поздравить тебя, крёстный? — не сдержав робкую улыбку, неуверенно обратился к Марбасу Джеймс, прожигая его любопытным взглядом.       Ева с интересом вскинула на брата глаза; Кроули удивлённо посмотрел сначала на сына, а после на напряжённо замершего инфернального лекаря, стоящего к ним спиной. Азирафель же мягко улыбнулся, глядя, почему-то, на Рафаила, суетящегося чуть в стороне от коллеги. — О чём ты? — непонимающе прищурившись, уточнила у Джеймса Ева, на что тот лишь молча повёл плечами, не спеша отвечать на вопрос сестры. — Рафаил ждёт ребёнка, — вместо крестника в конце концов отозвался сам Марбас, поворачиваясь к детям и скрещивая руки на груди. — Сомнительный повод для радости, так-то, провести ещё одну неразлучную вечность с этим пернатым, — он мазнул намеренно небрежным взглядом по в любопытстве глядящему на него архангелу. — Но если очень хочешь, то можешь нас поздравить, да.       Рафаил тихо рассмеялся, качая головой на фырчание демона, в то время как Джеймс широко улыбнулся, когда Ева в искреннем недоумении переглянулась с Кроули. — Я всегда была уверена, что вы двое терпеть друг друга не можете, — ошарашенно пробормотала она, явно пытаясь сопоставить услышанное с действительностью.       Получалось так себе, отчего оставалось только принять это как данность, что Ева и сделала. — Если бы это было так, — вздохнув, проворчал Марбас, скашивая глаза на Рафаила, — я бы убил его ещё в первую же нашу встречу, — на сей раз фыркнул Рафаил, отчего Марбас довольно ухмыльнулся.       Нет, эти двое определённо друг друга стоили, и Ева поспешила кардинально пересмотреть и изменить своё мнение насчёт их отношений.       Надолго оккультно-эфирные врачи задерживаться не стали. Пригрозив нагрянуть с визитом ещё утром, они оставили Кроули и Азирафеля отдыхать — состояние их успокаивалось и стабилизировалось, так что неусыпный врачебный надзор им не требовался. Да и кроме того Марбас оставил Джеймса за главного, наказав в случае чего вызывать их немедленно. — Я же могу пошутить о невероятной сплочённости нашей семьи? — оставшись наедине с детьми и супругом, непонятно к кому обратился Кроули. — И о том, у всех наших детей день рождения в один и тот же день? — Это была моя шутка, папа, — скрестив руки на груди, беззлобно фыркнула Ева. — Кто первый озвучил, того и шутка, — также беззлобно, но довольно откликнулся Змий. — Кроме того, день дурака и перелётных птиц первого апреля придумал я. — Кажется, Ей твоё нововведение понравилось, — подключившись к шуточному спору, заметил Азирафель, и с ним поспорить никто не мог.       На несколько долгих, но спокойных минут повисло молчание. Но молчание не такое, которое хотелось как можно скорее нарушить, а скорее наоборот, уютное молчание, в котором не нужно слов. — Вы думали, как назовёте их? — но мимолётную тишину всё-таки нарушила в своём любопытстве Ева, кивая на сына на груди Кроули. — Выбор имени всегда был непростой задачей для нашей семьи, — задумчиво протянул Азирафель, осторожно касаясь головки спящей у него на груди дочери. — Вот не надо, ангел, Джеймсу мы быстро имя придумали, — скорее по привычке возразил супругу Кроули, но на это никто не обратил внимания. — Лив, — всё ещё глядя на спящего ребёнка, тихо произнёс ангел. — Это значит «жизнь». — Тогда её брата должны звать Ливтрасир, — безапелляционно отозвался демон. — Что? — он недоумённо посмотрел в глаза удивившегося мужа. — Я что, зря этот миф придумывал*?!       Азирафель беззлобно негромко рассмеялся, качая головой, пока дети недоумевающе смотрели то на одного отца, то на другого. — Лив и Ливтрасир... Ты знаешь, мой дорогой, это даже символично ввиду сложившейся ситуации, — отсмеявшись, в конце концов, протянул ангел и, переведя взгляд с крохотного личика дочери снова на супруга, сказал: — Мне нравится.