Сквозь боль к Счастью.

NF — Therapy session !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!       Жизнь часто вносит свои коррективы, как будто она требовательный начальник, которому не понравилось, как мы сделали работу. Резкими движениями рук вычёркивая нанесенные нами линии, и слова, чёрной ручкой нанося новые ветки, новые линии окончательно и бесповоротно меняя первоначальный план. Оставляя на белой бумаге разводы чернила. Оставляя нас один на один с чувством того, что мы никчемные и ничего не стоящие работники.       Чимин так точно уверен, что ему никогда не стать профессионалом в своём деле. Ведь какой бы план он не принёс, сколько бы ночей не работал над ним, сколько бы сил не вложил, жизнь всегда всё перечёркивает. Со злобой смотря на него, и показывая как надо было. Омега уверен, что начальник его ненавидит самой чёрной и яростной ненавистью.       Когда Чимин ещё был совсем маленьким, из-за него убили брата. Единственного человека, которого он любил и который любил его. Маленький Тэмин был самым настоящим альфой, всегда защищая маленького омегу Чимина. Всегда вставал на его сторону. Всегда поддерживал и следовал за ним.       Дождливый понедельник, не стал исключением. Чимину и Тэмину приказали сидеть дома и не высовываться. Альфа хоть и был маленький, но был очень ответственный. Он тихо сидел в своей комнате что-то читая, пока омега откровенно говоря, нудился. Чимин всегда был непоседой. Но ещё он был очень хитрый. Он медленно вошёл в комнату брата. — Тэмин~и, давай немного погуляем. — Чимин~и, отец просил оставаться дома. — Хорошо, — опустив голову и надув губки, сказал омега.       Он тихо вышел из комнаты брата, озорно улыбаясь. Зашёл в свою комнату одел курточку и тихонечко пошел к чёрной двери. Парадный вход всегда охранялся.       Ведь отец Чимина и Тэмина был главой корейской мафии. Без охраны никуда. Чимин в свои девять лет уже много чего понимал, даже слишком. Он часто слышал, как его мама кричала с комнаты от боли, слышал крики отца. В свои девять лет он понимал слишком много.       Как только мальчишка схватился за дверную ручку, услышал позади какое-то движение. Омега ехидно улыбнулся и обернулся. Позади стоял Тэмин тоже в курточке и беззлобно смотрел на брата. А Чимин только губки надул, и голову опустил, но уже знал, что победил. Брат ещё немного сверлил его взглядом, а затем тяжело вздохнул и пошел к двери, открывая ее. — Пошли, но если отец узнает… — Не узнает, — улыбается омега и крепко обнимает брата.       Но он узнал. Все узнали. Как только они вышли из дома и пересекли улицу, их схватили. Неделю или может больше их держали в тесном и темном подвале, даже не давая еды. Чимин прижимался к брату ища защиту и тепло, и находил. Они бы и дальше сидели, если бы Чимин в один день не увидел, что их забыли закрыть.       Он потянул брата за собой, медленно крадясь по старому дому в надежде сбежать. Старый, деревянный пол скрипел под ботинками. Но они продолжали идти, держась за руки. В большой комнате сидело три человека о чем-то споря, они даже не заметили их. Пока Чимин не открыл дверь. Та громко заскрипела, обращая на них внимание.       Если бы Чимин не остановился и не оглянулся, то его брат бы не был убит от пули, которая попала прямо в голову. Страх наполнил маленькое тельце омеги, но он его и толкнул вперёд, оставляя мёртвое тело своего брата позади. Возможно, если бы он тогда не убежал, спасая свою жалкую жизнь, всё бы закончилось, и он бы не страдал.       Отец после того возненавидел его, и каждый раз как омега попадался ему на глаза, он его избивал, плевался ядом и обвинял Чимина в смерти его сына. Как будто бы омега не был его сыном. Но Чимин не жаловался, не возникал, он молча всё принимал. Ведь он действительно виноват. Он виноват в том, что его брат умер, а он как трус убежал, оставляя его тело лежать на холодном и грязном полу.       Чимину уже двадцать один, а он до сих пор в снах видит лицо брата в момент смерти, видит кровавую дыру в голове. Видит его тело на полу. И каждый раз просыпается в холодном поту и с ненавистью к себе в сердце. Чимину уже двадцать один, а отец его ненавидит только больше, ведь Тэмину сейчас могло быть двадцать четыре. Он мог радоваться жизнью, а не кормить червяков в могиле, если от его тела что-то осталось.       Чимину двадцать один, а он ненавидит себя и эту жизнь. Он уже давно живёт один, дома бывает крайне редко, потому что его никто там не ждёт. Отец не признает его как сына, но деньги высылает, наверное, чтобы не видеть его лица дома. Мать…мать и не живёт вовсе, а просто существует. Отец и дальше время от времени её бьёт, но ей всё равно. Ей всё равно с того дня, как она в руках держала мёртвое тело своего сына.       Чимину всего двадцать один, а он самый несчастный человек во всем мире, и самый одинокий. Всё, что у него есть, это его квартира и танцы. Он любит танцевать, любит через танец передавать свою боль и тоску. Только из-за этого он и живёт, а ещё потому, что Тэмин отдал свою жизнь, чтобы он жил. И он будет, как бы не было тяжело, как бы не хотелось сдаться.       Он думал, что не сможет чувствовать себя ещё несчастнее, чем сейчас, но как же он ошибался. Жизнь снова подняла свою чёрную, как его жизнь ручку и показала, что может. Отец редко, когда звонил ему лично, а если звонит, то это очень важно и срочно. И вот после такого звонка он сидит дома, в том самом доме, где в детстве бегал вместе с Тэмином, за тем самым столом, за которым они делили пищу.       Мать сидит напротив него, но смотрит только на свои руки, сложенные на столе. Отец тоже не смотрит на него. Они сидят в тишине, стол накрыт на четыре человека, значит они кого-то ждут. Парень знает, что это ему не сулит ничего хорошего. И в кое-то веки не ошибается. Жизнь рада, жизнь ручку опускает. А в комнату входит невысокого роста парень, со смоляными волосами, бледной кожей и лисьими глазами, которые опасно сверкают. — Пак Сону, — кланяется мужчина. — Мин Юнги, — кланяется в ответ глава мафиози. — Знакомься, это моя жена, Пак Джила. А это мой сын, Пак Чимин. Чимин, это Мин Юнги — твой будущий муж.       Жизнь сидит и ухмыляется, показывая как надо правильно делать планы. Показывает, что может быть хуже. Что Пак Чимин может быть ещё более несчастен, чем до этого. А омега только кивает и кланяется своему будущему мужу, потому что у него нет другого выбора. Потому что он не умеет жить.       С того злополучного ужина, жизнь Чимина резко повернула вправо, съезжая аккурат в обрыв. Теперь у него не было своей квартиры, своего укромного местечка, где он чувствовал себя в безопасности. Теперь у него есть муж, с которым он должен делить постель и жизнь. Единственное, что у него осталось — это танцы. Это то, что не даёт ему тихо перерезать вены в ванной комнате.       Говорят, что у нас всегда есть выбор, что это мы решаем какая у нас будет жизнь. Чимин с этим совсем не согласен. Потому что у него никогда не было выбора. Никогда. Ни тогда, когда его отправляли заниматься искусством борьбы, не тогда, когда выдавали замуж, и точно не сейчас, когда его грубо берут сзади, больно оттягивая волосы и жёстко трахая.       Слезы впитываются в подушку, но больше ничего, ни криков, ни стонов, ни мольбы, чтобы его не трогали. Ничего такого больше нет. Уже в который раз его муж трахает его как кусок мяса. Хах, но он и есть кусок мяса, без чувств, он уже давно умер внутри, возможно, тогда, когда на его глазах убили брата, а возможно, тогда, когда отец сказал, что лучше бы он умер. Его отдали главарю Якудзы как кусок мяса, но таковым он и является.       Юнги с громким рыком кончает в него, не беспокоясь о том, что он снова порвал его, не беспокоясь, когда Чимин хромая молча идёт в ванную комнату. Они только на документах счастливая семейная пара, и ещё на вечеринках, куда Мин его тянет. А дома он просто кусок мяса, тут они не играют. Тут они настоящие.       Чимин сидит на полу, обхватив себя руками и тихо плачет, но даже если бы кто-то зашёл, не заметил этого, ведь слезы смешались с водой. Холодной, ледяной водой, которая льется с душа. Но парень не чувствует холода. Он в апатии смотрит, как вода смешивается с кровью. Слезы всё также текут, но парень ничего не чувствует. Абсолютно.       И тогда проявляется светлая мысль. А зачем вообще жить? Ему аж двадцать один, он замужем на главе Якудзы, который насилует его, когда захочет, родители сплавили его и ни разу после того не позвонили, он сирота. Он никому не нужен. Никому. Даже себе. Мин Чимин медленно берет лезвие с нижней полки и с апатичным выражением лица режет вены. Не чувствуя при этом абсолютно н-и-ч-е-г-о.       Кровь быстро стекает с пореза на пол, опять смешиваясь с водой. Омега делает ещё один долгий и глубокий порез на другой руке и бросает лезвие в сторону, спиной прижимаясь к стенке, откидывает голову, закрывает глаза и наконец-то чувствует хоть что-то. Нет, это не боль, это облегчение. Наконец-то всё закончится. Наконец-то он будет свободен. Наконец-то он увидит Тэмина, единственного человека, который его любил.       Силы покидают парня, он чувствует свинцовую усталость, и темноту, которая наступает на него. «Интересно, теперь я правильно нарисовал линии?» — это последняя мысль омеги перед тьмой, которая его окутывает.       Но жизнь не игнорирует, она отвечает, снова беря в руки ручки и дорисовывает пропущенные линии и слова.       Чимин просыпается в кровати. И хочется плакать, потому что он думал, что освободился. Почему жизнь не может его просто опустить? Разве она не развлеклась на славу, разве ей мало страданий Чимина? Но жизнь молчит, ожидая когда он сам придёт к правильному ответу.       Кто-то холодной рукой вытирает слезы с его лица, хотя он и не заметил, когда начал плакать. Омега медленно открывает глаза, и смотрит на Мин Юнги, который медленно гладит его по лицу. А Чимину противно. Это впервые после облегчения, что он чувствует. Он отталкивает руку мужа. Ожидая, что сейчас его ударят за такую дерзость. Но ничего не происходит. — Я больше не буду к тебе прикасаться, поэтому не делай так больше, — тихо говорит альфа, встаёт и уходит.       А Чимин накрывается с головой и начинает громко плакать. Как же он устал от этого, как же он устал от жизни. Но та, кажется, ещё не наигралась. Мин как и обещал не прикасается к нему, он даже не входит больше в их общую спальню. Может кто-то другой чувствовал бы облегчение или радость, но Мин Чимину все равно. Абсолютно все равно.       Третий день он не выходит с комнаты даже, чтобы поесть. Единственное, что он себе позволяет, это сидеть на полу в ванной под холодными струями воды. Но Юнги каждый раз резко врывается, проверяя не порезал ли он себе снова вены. А омега даже не обращает на него внимание. — Чимин, ты уже третий день не выходишь с комнаты. Иди покушай.       Мин Юнги никогда о нем не заботился. Ну и правильно, зачем беспокоится и волноваться о куске мяса. Поэтому Чимин не понимает к чему этот цирк, здесь нет матери Юнги, Мин Бори. Это единственный человек, которого Мин Юнги любит. И при ней они всегда играют в счастливую семью. Омега молчит лёжа лицом в подушку. — Мин ЧИМИН. Немедленно вставай и иди есть, — рычит Мин. — Если здесь нет твоей матери, чтобы играть спектакль перед ней, и ты не пришел меня изнасиловать, то лучше уйди.       Мин Юнги рычит и беря омегу на руки несёт с комнаты, отмечая, что он очень исхудал. Омега не брыкается, не вырывается, как будто он несёт труп, а не живого человека. Юнги очень испугался, когда вошёл в ванную и увидел бледного Чимина с порезами на руках. Губы у него были синие. Кровь уже почти не вытекала. Если бы он пришел на секунду позже, омега бы умер. И Мин Юнги никогда себе бы этого не простил.       Он отлично помнит тот день, когда Пак Сону представил ему Чимина, помнит, как восхищался его красотой. Помнит, как побледнел омега, когда Сону сказал, что Юнги его будущий муж. Он хорошо знал, что он не нравится Чимину. Юнги видел отвращение в его глазах. Чувствовал холод, который шел от парня. Это его страшно бесило, поэтому он и брал Чимина силой, показывая, кто тут главный.       Да, главный он, только он главный долбаёб. Он и не видел, что Чимин уже на грани. Не видел, а должен был. Все это время он воспринимал его действительно как кусок мяса, как цель. Он хотел растормошить омегу, хотел вывести на эмоции, узнать, какой он внутри. Но Чимин не поддавался, как сейф, и никак не хотел говорить код. Он молча терпел, когда в порыве похоти и злости, Мин рвал его.       Молча терпел оскорбления и даже удары, когда Мин не мог себя сдержать. Он привык получать всё, что захочет. И он захотел этого холодного и скрытного омегу, но тот его не хотел. Это выводило из себя, это злило и медленно убивало. И он делал то, что умеет лучше всего — причинял боль, ожидая реакции. И он ее получил. Но рад ли он теперь? Навряд ли.       Мин ставит омегу на пол и помогает сесть на стул, подсовывая тарелку с едой поближе. Но омега никак не реагирует. Как будто его здесь вовсе и нет. Как будто он очень далеко. Мин начинает волноваться только больше, когда Чимин смотрит ему в глаза. Альфа не видит жизни в этих потухших глазах. Только холод и безразличие. — Мин Юнги, что тебе еще от меня нужно? Я хожу с тобой на различные мероприятия, изображая счастливую семью, даже перед твоей матерью. Я не сопротивляюсь, когда ты меня насилуешь, даже голоса не подаю. Скажи, что тебе от меня ещё нужно? Почему ты не дал мне помереть? Почему? Тебе не составит труда найти другого омегу. Почему я? Скажи мне?       У Юнги сердце кровью обливается и почему-то боль накрывает. Потому что в этих словах нет злобы, агрессии или отчаяния, только безразличие и холодный интерес. Потому, что это правда. Мин его и за человека не воспринимал. Возможно, не он сломал его, но он доломал. Как игрушку. — Я не буду никого искать. Ты мне подходишь. Поэтому смирись с этим. Я уже сказал, я больше не буду тебя касаться. И звать на мероприятие тоже. Просто живи себе. Ходи на танцы, занимайся тем, что тебе нравится. — Значит не отпустишь, — тихо говорит омега, — хах, я и не надеялся на свободу. Я всегда чья-та кукла. Спасибо за честность.       Чимин медленно встал и пошел на выход. Юнги утробно зарычал и рукой перевернул стол. Он ненавидел себя сейчас. Он даже не подозревал, что именно в эту минуту он наконец-то нашел то, что их объединяет с омегой. Их ненависть к себе.