Взаперти

      За окном была пробка. Там, по всему периметру дороги, стояли автомобили, едва ли не соприкасаясь друг с другом. Минсок опёрся о подоконник руками и скривился, когда почувствовал, как больничная пижама скручивается на локтях. Бэкхён приходил совсем недавно, приносил нарезанный кусочками арбуз и детское пюре, причём наотрез отказался проносить в больницу сигареты, потому что «ты же давно бросил, хён». Минсоку было плевать, что он давно бросил — это могло бы успокоить его нервы. Но всё же Минсок понимал — если он пропахнет сигаретным дымом, то вряд ли это пойдёт на пользу Чанёлю, который, спустя несколько дней после того, как очнулся Минсок, так и не смог открыть глаза. Врачи разрешили Минсоку заходить к нему в палату на несколько часов, когда всем пациентам был назначен дневной сон, Минсок находился в палате Чанёля гораздо больше времени, чем разрешалось. Он аккуратно сжимал его руку, чтобы не задеть аппарат жизнеобеспечения, и старался не думать о том, как они будут покрывать расходы за больницу — вряд ли с этим справится одна страховка.       Машины наконец сдвинулись с места, но через минуту снова встали, и Минсок отошёл от окна, не находя там больше ничего интересного. Чанёль лежал неподвижно, только его грудная клетка, вздымающаяся и опускающаяся, останавливала мысли о том, что он мёртв. Тем не менее, его присутствие спасало. Когда Минсок оставался наедине с самим собой, в голове снова появлялись чёткие образы людей, он слышал крики и видел пожар, который грозился перебраться сквозь время и настигнуть его вновь.       Он сел в кресло рядом с кроватью и, постучав пальцами о подлокотник, всё же наклонился и поправил кончик покрывала. Чанёль как никогда выглядел беззащитным, как новорождённый ребёнок, и Минсок в этот момент вспомнил о его родителях.       — Я скоро приду, — тихо сказал Минсок, после чего убрал рукой с чужого лба волосы и оставил на нём поцелуй. Ещё минуту он молчал, вслушиваясь в дыхание своего альфы, и, убедившись, что оно никак не изменилось, подобрал телефон с тумбочки и вышел из палаты.       Гудки шли очень долго, и в итоге трубку никто не взял. Минсок набрал номер ещё раз, и ещё раз, и на шестой трубку взяли со второго гудка.       — Да что тебе нужно?! — оглушил противный голос на другом конце. — Ещё и настойчивый такой!       — Чанёль в больнице, — сказал Минсок, чётко представляя у себя меж пальцев сигарету, но там оказалась только пустая коробка из-под яблочного сока, которую он купил в автомате и быстро выпил для храбрости. Кто бы сомневался, что родители Чанёля будут не рады его звонку?       На другом конце трубки повисла тишина, через секунду что-то зашуршало, и Минсок услышал другой, более грубый и холодный голос отца Чанёля.       — Что с ним?       Минсок вкратце рассказал о произошедшем: про то, как они пошли на пляж, как он сам начал тонуть, и как Чанёль его спас — опуская при этом все подробности и то, что могло спровоцировать негативную реакцию.       — В течение часа скинь номер больницы и телефон лечащего врача на этот же номер, мы приедем самым ближайшим рейсом.       — Спасибо… — но слова благодарности затерялись в частых гудках. И правда, чего он ожидал? Что общая трагедия сблизит их?       Минсок зашёл в кабинет лечащего врача и выведал все необходимые подробности для того, чтобы отправить сообщение со всеми нужными данными.       Перед вечерним обходом пришёл Сехун. Он выглядел очень обеспокоенно, когда обнимал Минсока в коридоре и когда целовал в макушку, прямо в короткие волосы.       — Чёрт, хён, прости, что я не мог прийти раньше, — шептал он, покачиваясь из стороны в сторону вместе с Минсоком. — Бэкхёну поставили автомат, а мне пришлось отрабатывать…       — Ничего, я очень рад, что ты пришёл.       Минсок очень долго смотрел в лицо альфы, пытаясь соотнести, насколько тот был похож на воина из прошлого, как делал, когда после пробуждения увидел рядом со своей кроватью спящего в кресле Бэкхёна.       — Если честно, я думал, что Бэкхён врёт, — сказал Сехун, когда они сидели в палате Минсока. Альфа кивнул на его волосы, и Минсок посмотрел на себя в зеркало, чтобы снова увидеть седую прядь у себя на макушке.       — Да, — протянул он, — я очень испугался.       Они болтали почти час, но, как только Сехун ушёл, Минсок едва ли мог вспомнить, о чём именно. Было видно, что Сехун избегал острых тем, о которых он наверняка уже узнал от Бэкхёна.       Когда Минсоку удалось уговорить медбрата оставить его в палате Чанёля на ещё одну ночь, он забрался на подоконник и поприветствовал улыбкой мигающие фарами машины, которых стало едва ли меньше. Он достал телефон и отписался отцу, который написал ему несколько минут назад, как только вернулся с работы.       «Как себя чувствуешь?»       «Намного лучше, чем Чанёль».       «Так и не проснулся?»       Минсок отправил смайлик, отрицательно машущий головой, чтобы хоть как-то дать понять, что он в относительном порядке и не убивается столь же сильно, как несколько дней назад.       «Тогда у тебя есть время вдоволь послушать мои шутки, пока он не очнётся». И смайлик, показывающий язык.       Минсок засмеялся себе в ладонь и посмотрел на Чанёля. Да, он проснётся, и он верит в это не один. Телефон снова завибрировал, оповещая о новом сообщении, и Минсок приготовился читать тупые анекдоты, которые его отец придумывал на ходу.       Кажется, у них начинало всё налаживаться. Отец нашёл работу и бросил пить — по крайней мере, разговаривая с Минсоком по телефону, он себя не выдавал. И, хоть Минсок никогда не забудет о том, что ему пришлось пережить, те люди, которые были рядом с ним и рядом с Чанёлем, смогут им помочь одним своим присутствием. И то, что эти люди похожи на других, больше напоминающих хищников, готовых напасть в любую секунду, уже никак не играет роли.

***

      Родители Чанёля пришли в обед, перед отбоем. Минсок хотел видеть их так же сильно, как и они его, но сидеть у себя в палате и думать, что же там происходит, он тоже не мог. Они встретились в коридоре, перед дверью в палату Чанёля, и под двумя пристальными взглядами Минсок почувствовал себя, как бездомный, лохматый бродяга.       — Здравствуйте, — поздоровался он, не собираясь накаливать атмосферу.       — Ну, привет, — смотря куда угодно, только не на Минсока, поздоровался старший омега.       Альфа, стоящий с ним рядом, холодно кивнул, в отличие от своего мужа, пристально осмотрев внешний вид Минсока.       — Врач ещё не пришёл? — спросил Минсок, смотря себе под ноги.       — Ждём, пока он выйдет, — сказал альфа.       — Тебе нечего здесь делать, мы сами разберёмся, — бросил омега, нервно поправив халат у себя на плечах.       Минсоку было, что ответить, но он промолчал, стараясь не думать о том, что его здесь считают лишним. Он вспомнил, как созвонился сегодня утром с отцом и рассказывал о состоянии Чанёля: о том, как врачи бегали вокруг него всё утро, увидев изменения в его анализах; о том, как Минсока не пускали к нему всё утро; и о том, как сам он переживает за его состояние. Жаль, нельзя было рассказать об этом родителям Чанёля — они бы всё равно его не поняли.       За дверью стало тихо, и через несколько секунд из неё вышел доктор.       — Вы родители Пак Чанёля? — спросил этот седой альфа в возрасте, дожидаясь кивка. — Ваш сын сейчас в нестабильном состоянии, но мы отключили его от всех лишних аппаратов…       — Мы можем его, наконец, увидеть? — нетерпеливо встрял в разговор старший омега. — Мы сюда из Сеула летели не для того, чтобы вы…       — Мёндже, — надавил стоящий рядом с мужем альфа. — Давай послушаем. — Он повернулся к альфе в белом халате. — Что с нашим сыном?       Доктор посмотрел в планшет, который держал у себя в руках, перевернул пару листов.       — Как я уже говорил, ваш сын сейчас в очень нестабильном состоянии, и мы не знаем, как он отреагирует на ваше присутствие.       Все замолчали, и Минсок только тогда понял, что три пары глаз были направлены на него.       — Что?       — Я посоветовался с главврачом, он согласился, что сначала тебе нужно с ним поговорить. Он звал тебя всё утро, находясь в бреду.       — Нет! — возмутился Мёндже, взмахнув руками так, что белый халат едва ли не упал с его плеч. — Он не пойдёт к моему сыну! Это из-за него мой мальчик оказался здесь!       — Не кричите, Минсоку нельзя волноваться, — спокойно объяснил доктор, аккуратно взяв Минсока под локоть, чтобы увести в палату и избавить от этого разговора.       — Ты что, ждёшь ребёнка? — скривился Мёндже, но Минсок увидел в его глазах неподдельный ужас и страх.       — Нет, у него случился выкидыш, — миролюбиво объяснил доктор, надеясь, что он успокоится.       Старший омега облегчённо выдохнул и, нацепив на лицо самую злорадную улыбку, прошипел:       — Кто бы сомневался, что ты бракованный.       Минсок, всё это время терпеливо стоящий и игнорирующий нападки в свою сторону, поднял взгляд.       — Это был не только мой ребёнок, но и ребёнок Чанёля, — прошипел он, смотря прямо в изумлённые глаза старшего омеги.       — Так ты его нагулял, это же очевидно.       — Успокойся, Мёндже, иначе будешь ждать в машине, — сказал отец Чанёля, не обращая внимания на возмущение своего мужа.       — Но, Ченле, это же полный абсурд. Ты только посмотри, что он сделал с нашим сыном! Это он довёл его до такого состояния!       Минсок наконец оказался за дверью. Он старался удержать слёзы в себе, но одна капля всё же вырвалась и потерялась в складках носа. Стоящий рядом с ним доктор похлопал его по плечу.       — Давай, мы должны проверить, как он среагирует на твой голос. Соберись, Минсок, это нужно, чтобы Чанёль скорее очнулся.       Минсок кивнул, усаживаясь на мягкий стул, стоящий рядом с кроватью, на которой лежал Чанёль. Альфа выглядел ещё бледнее, чем обычно, но его глаза были приоткрыты и смотрели куда-то в пустоту, словно в комнате никого и не было. К рукам Минсока прикрепили липучки, а рядом поставили аппарат, считывающий его давление.       — Скажи ему что-нибудь, — попросил медбрат, следивший за аппаратом.       Минсок набрал в лёгкие побольше воздуха, посчитал до пяти, потому что, считая до десяти, он бы потерял время, и посмотрел на Чанёля, оставив неприятный разговор, который подкосил его, там, за дверью.       — Чанёль, привет… Это я, Минсок.       Медбрат сделал жест продолжать.       — Я очень скучаю по тебе… Ты дышишь, и я уже должен быть за это благодарен, но… Я так устал вслушиваться в твоё дыхание и ждать момента, когда ты очнёшься. Когда я ночую у себя в палате и понимаю, что не слышу твоего дыхания, то начинаю задыхаться. Твоё присутствие необходимо в моей жизни, и это… Я очень эгоистичный, возможно, жадный до власти, — он улыбнулся, вспоминая слова человека из прошлого.       Сбоку он заметил движение, медбрат попросил его замолчать. Датчик давления зашкаливал, ему дали воды. Когда давление пришло в норму, ему разрешили продолжить.       — Так вот, я… Я так жалею, что мало ценил твои слова и объятия. Если бы тогда, когда эта дурацкая машина времени загорелась, ты бы меня не обнял, я бы… Или когда ты полез спасать меня… Если бы ты этого не сделал, я бы… Мне было лучше, когда я думал о том, как спасти тебя.       Медбрат и врач переглянулись, но ничего не сказали, только продолжили слушать.       — Я, кажется, умер, когда увидел, как ты распадаешься на крошки. Словно тебя никогда не было. Но сейчас… Всё закончилось, Чанёль, поэтому, пожалуйста…       Минсок взял чужую обездвиженную ладонь и коснулся её своими губами, молясь всем богам мира, чтобы она не остыла, как ладонь Минхёка. Минсок не верил ни в каких богов, но, если чудо произойдёт, он готов поверить во всё, что угодно.       — Ну, ничего, — успокоил его доктор. — Попробуем в следующий раз.       Медбрат убрал с его рук липучки и тихо произнес, щёлкнув его по носу:       — Не кисни, скоро всё наладится. Он идёт на поправку.       Минсок вытер слёзы и хлюпнул что-то неразборчивое. Уйти отсюда значило сдаться, а Минсок совсем не хотел оставлять Чанёля. Вот он, уже открыл глаза и наверняка его слышит. Неужели всё нужно так быстро закончить?       — Можно я переночую здесь?

***

      Каждые полчаса, как по расписанию, Чанёль начинал разговаривать. В основном он говорил неразборчиво, но Минсок мог разобрать некоторые слова: огонь, смерть, своё собственное имя… Минсок не мог заснуть, сидя в кресле и боясь напугать. Ему так хотелось прикоснуться, увидеть счастье в глазах напротив, но он пообещал, что будет только наблюдать и, чуть что, сразу свяжется с доктором. Шёл второй час ночи, и Минсок не знал, как поступить. В какой-то момент Чанёль открыл глаза и глубоко вздохнул воздух, выгибая грудную клетку, и не выдыхал его десять мучительно долгих секунд. Он так и смотрел в потолок, а Минсок боялся лишний раз вдохнуть — если Чанёль испугается, это будет его вина, и никто не даст ему времени на объяснения — Мёндже и Ченле сожрут его с потрохами.       — Минсок, — прохрипел альфа, протягивая это имя несколько раз. — Воды, Минсо-о-ок.       На комоде как раз стояла литровая бутылка с фильтрованной водой, и Минсок сразу поднёс её к сухим губам, приподнимая тяжёлую волосатую макушку другой рукой.       — Чанёль, ты… — начал Минсок, закрывая бутылку и поставив её куда-то на пол.       — Я выжил, — сказал Чанёль, проглотив тугую слюну, застрявшую в горле. — Я выжил в этом аду, Минсок.       Минсок сжал его ладонь и, поцеловав, приложил к своему лбу.       — Теперь ты со мной. — Он зажмурился, представляя, что вместо потолка над ним нависает безоблачное, полное звёзд ночное небо, и тихо прошептал всем богам, в которых не верил: — Спасибо…

***

      Чанёль следит за каждой эмоцией на лице Минсока. Омега прохаживал вдоль стены, щупал обои и кивал самому себе, когда видел вещи, которые сам бы ни за что не поставил в их квартире. И эта квартира им не принадлежала.       — Ну, как тебе? — не выдержав, спросил Чанёль.       Минсок отвёл оценивающий взгляд от простой, но красивой люстры на него.       — Отец уже внёс залог?       — Да, квартиру твоего дедушки пришлось продать, но этого с лихвой хватило на то, чтобы покрыть расходы за больницу и внести залог за эту квартиру.       — Дедушкины вещи нужно срочно забрать, я даже за свои так не переживаю…       Чанёль подошёл к нему со спины и обнял, поцеловав прямо в то место, откуда росла седая прядка на его волосах, напоминая о том, что им удалось пережить. С тех пор прошло полгода, и ближе к зиме они поняли, что долг за больницу нужно было как-то оплачивать, и причём сразу, потому что к концу кредита сумма удвоится чуть ли не в два раза — две палаты, которые они занимали, обошлись в круглую сумму.       — А ещё нужно пригласить на новоселье Бэкхёна и Сехуна, они завели кота.       — При чём здесь кот? — хохотнул Минсок.       — Ну, мы же с Бэкхёном теперь выпускники, и он решил сразу приступить к поиску работы. Теперь ему нужно кормить двух голодных котов…       — Зато я знаю, что Сехун отлично моет полы, — улыбнулся Минсок.       — Ага, его ещё заставить нужно, — засмеялся Чанёль.       Когда Чанёль и Бэкхён выпустились из университета в этом году, Сехун остался единственным, кто всё ещё был студентом, поэтому теперь все трое пытались его всячески подколоть. Младшенький делал вид, что обижается, но на деле активно пользовался своим положением.       — Слушай, Чанёль, — произнёс Минсок, повиснув в его объятиях и задумчиво смотря куда-то в угол.       — Что такое?       — А что будем делать с тем… проигрывателем? — Минсок наклонился в объятиях и указал на коробку, одиноко стоящую в углу. Они брали эту вещь с собой везде, лишь бы никто из тех людей, которые вносили свои вещи в их старую квартиру, не смогли ею воспользоваться.       — По-хорошему, от неё бы нужно избавиться, — нахмурился Чанёль, неосознанно прижимая Минсока к себе ближе за пояс.       — Предлагаю отвезти в лес и закопать, а то, когда наши дети вырастут…       — Да, это очень опасно.       — Но здесь же ей ничего не грозит?       — Нет, вряд ли.       — Тогда предлагаю пойти посмотреть на ещё одного кота, которого завёл Бэкхён.       Чанёль рассмеялся, позволяя Минсоку выпутаться из его объятий.       — Думаешь, Сехун был первым? — спросил он, пытаясь угнаться за омегой, скрывшимся в коридоре.       — Однозначно!       Входная дверь захлопнулась, и в квартире наступила долгожданная тишина. Только старый проигрыватель семьи О лежал в пустой кладовке, прикрытый коробкой и одеялом, и никто не знал — выжидает он своего часа или никогда больше не заработает.