***
Это был его приговор. Его смерть, которая должна была настигнуть его в этом мире, потому что за любую оплошность, совершенную здесь, ты будешь платить сполна. Генерала Пака всё ещё не было, хотя Минсок пролежал в своих покоях почти весь день, поэтому вместо него в казармы отправили Чанёля. Его отослали, вынуждая ожидать решения, и Минсок снова не мог с ним увидеться. С каждым шагом сердце Минсока ухало вниз всё сильнее, дожидаясь часа, когда оно, словно пробка из шампанского, улетит в неизвестном направлении, оставит своего хозяина. Остановившись возле дворца императора, Минсок сжал ладонь Минхёка — так сильно, как только мог, — и прошёл внутрь, где его обыскали двое омег, стоящих по обе стороны от двери. Внутри было холоднее, чем в коридорах дворца наложника, и от холодного ветра, пробирающегося под одежду, становилось ещё хуже. Минсок не знал, как смог не упасть прямо во внутреннем дворике, на каменной дорожке, об которую он сегодня уже успел содрать ладони, открыв рану от меча. Это место убивало его. Делало ему больно, ставило его в унизительное положение, когда он просто жил и надеялся в своей реальности, в своё время со своим человеком. Ему здесь не место, этот мир выталкивает его из своих объятий, как инородное тело. — Войди! Сердце упало возле его ног, и Минсок ступил в покои императора уже без него. Дверь за его спиной закрылась. Минсок больно зажмурился, боясь глядеть на альфу перед собой. На ощупь он смял несколько слоёв ткани у своих ног, и сел на них, заставляя большие пальцы ног соприкоснуться. — Я очень зол, Набин, — сказал император, а перед глазами Минсока будто с грохотом упала железная кастрюля. — Ты знаешь, что я должен убить тебя за такое? — Нет… Нет, пожалуйста, мой ребёнок ни в чём не виноват, — прошептал Минсок, забыв про самообладание и зажав двумя руками рот, чтобы не закричать от боли, которая прошлась по всему его телу. Звук шагов разрезал тишину в комнате, и через несколько секунд Минсок почувствовал, как его предплечье сжимают, рывком заставляя встать на ноги. — Смотри на меня. Посмотри мне в глаза, Набин! — орал император, тряся омегу за предплечье. Минсок замотал головой из стороны в сторону. Казалось, что, открой он глаза, то его тело рассыплется у чужих ног, как песок. Его ударили по той же щеке, что и Тэян этим утром. Отпечаток большой ладони быстро порозовел. Минсок больно ударился плечом о дверь, и та пошла ходуном. — Твои выходки перешли все границы. Я убью тебя, как только этот ребёнок родится, потому что ты прав — в твоём порочном утробе этот плод невинен. Минсок задыхался в собственных рыданиях, его спина становилась большим горбом, и ему захотелось снова упасть в ноги императора, чтобы тот только пощадил его. «Я не виноват, — думал Минсок. — Это всё не моя ошибка. Чанёль… Почему ты сейчас так далеко?» Видимо, он сказал это вслух. Глаза старого альфы перед ним стали красными от злости, и Минсок не сразу понял, что это отражается танец свечей в его зрачках. — Ты знаешь, что такое война, Набин? Минсок поднял голову, держась за ушибленное плечо, хотя щека ныла не меньше. — Война, которая нас ждёт, обещает быть кровожадной и жестокой. Она никого не пощадил. И сейчас, когда идёт такая угроза, я буду вынужден казнить своего генерала. — Нет! — крикнул Минсок, выпрямившись и вжимаясь в дверь спиной. — Умоляю вас, Ваше Величество, пощадите Чанёля. Он… он дорог мне, я не переживу это! Император подошёл к нему вплотную, взял распущенные чёрные волосы у самых корней и сжал. — Я не возьму грех на душу — ребёнок останется жив. И ты сделаешь всё, чтобы он родился. Минсок смотрел на альфу широко распахнутыми глазами, пытаясь не закричать от боли во всём теле. — Я не понимаю, — прошептал сквозь зубы Минсок. — Не понимаю… — Конечно, тебе сложно понять, — сказал император и отпустил Минсока; тот упал на пол. — Сложно представить кого-то более избалованного, чем ты. Тэян пережил все горести войны за вас двоих. Ужасное зрелище — ему всего двадцать семь лет, а он уже выглядит, как мой ровесник. Минсоку не было интересно слушать про Тэяна. Омега унизил его этим утром, а теперь его унижает император. «Разве я этого заслуживаю?» — Уйди с глаз моих, — поморщился старый альфа, встав к Минсоку спиной и скрестив сзади руки. — Что будет с Чанёлем? — спросил Минсок, готовый к тому, что его убьют прямо здесь. Император повернулся к нему всё такой же взбешённый. — Да как тебе наглости хватило! Минсок покачал головой, демонстрируя свою решимость. — Извините меня. Но я не уйду, пока не узнаю, что с ним всё будет хорошо. — Я лично позабочусь о том, чтобы его казнили в ближайшие несколько дней. На главной площади, с позором. Минсок открывал рот, как в замедленной съёмке, истерика охватила его обеими руками прямо со спины. Он закричал, подполз к ногам императора и вцепился в подол его одежд так, что слуги, прибежавшие на крики, еле смогли его оттащить. Минсок не помнил, как выходил из императорского дворца, как и не помнил то, что сказал ему Минхёк. Его вели по дорожкам, а он продолжал кричать, но к утру не мог вспомнить, что именно. Помнил только, что его крики тонули, как он тогда на пляже. — Что с ребёнком? Минсок услышал тихий, знакомый голос. — Пока что с ним всё в порядке. Но, если так будет продолжаться дальше, он может его потерять. Это был Чонин. Но тот, первый голос, искажался, и Минсок не мог понять, кто является его обладателем. — Где Чанёль? Где он? — прохрипел Минсок, и человек возле его кровати тут же засуетился. Затем он почувствовал влажную тряпочку у себя на губах. Сразу захотелось пить. — Отведите меня к нему… Старик убьёт его. — Тебе нельзя волноваться, Набин-а, — сказал человек голосом Бэкхёна, и Минсок всё же открыл глаза. Тэян сидел на его кровати. Он улыбнулся ему самой своей дружелюбной улыбкой и положил раскрытую ладонь на его живот. Минсок инстинктивно сбросил её и прижал колени к груди. Спиной он почувствовал мягкую подушку. Тэян разочарованно вздохнул, но с постели не встал. — Чонин, оставь нас одних, — сказал он стоящему возле столика альфе, на котором были рассортированы разные травы. Чонин поклонился и вышел. Тэян очень долго смотрел куда-то в стену, словно был в комнате один. Минсок не хотел смотреть на него, но, осознавая тот факт, что этот омега был жутко похож на его друга, он всё-таки посмотрел на его напряжённый профиль. Тэян был очень молодым и красивым. Так наверняка будет выглядеть Бэкхён в двадцать семь лет. — Не хочешь поговорить о том, что случилось? — спросил Тэян, всё же поворачиваясь к Минсоку лицом. — А что случилось? — настороженно уточнил Минсок, всё ещё не желая завязывать разговор. Тэян вздохнул и протянул руку, чтобы положить её на ладонь Минсока, но, понимая, что ему не разрешат, он положил её обратно на край кровати. — Скорей всего ты не захочешь меня слушать, но… Я хочу, чтобы ты понял меня, поэтому сделай это в последний раз. — Минсок напряжённо замолчал, давая императорскому мужу подумать о том, как начать. — Это была война, — сглотнул он. — Наш клан всегда имел очень много власти, и это не многим нравилось. В какой-то момент влияние нашего клана стало больше, чем у императорской семьи, поэтому появились люди, желающие уничтожить нас полностью. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы отделаться от особо болезненных воспоминаний. Минсок старался не обращать внимания на мурашки у себя под одеждой. — В ту ночь убили папу и многих моих родных братьев. Нам с отцом удалось спастись, и мы укрылись во дворце императора. Там мы жили достаточно долго, чтобы отец смог обзавестись ещё одним ребёнком. — Я? — Да, — улыбнулся Тэян, осмелившись наконец взять Минсока за руку и посмотреть ему в глаза. — Мне было всего семь, когда ты родился. Такой маленький, невинный ангелочек. А теперь ты ждёшь ребёнка, и я наконец стану дядей. Минсок смутился от такого проявления заботы, чего старался не показывать — он всё ещё был глубоко обижен за выходку в саду. — Скажи, — начал Минсок, отвернувшись — меньше всего ему сейчас хотелось видеть удивление в чужих глазах. — Почему твой цвет волос, он… — Я понял, — сказал Тэян, избавляя их разговор от лишней неловкости. — Это случилось, когда мы пришли во дворец. Так же, как и отец, я спрятал лицо и волосы под платок, а, когда я снял его уже в безопасности, оказалось, что я… Полностью седой. Минсок малодушно отвернулся. Он мало знал об ужасах войны. У него и без того всегда бежали мурашки от одного упоминания о потерях, о том, какие ужасы поджидали солдат и невинных людей. А сейчас он находится в самом сердце этой войны, в золотой клетке, спрятанной от посторонних глаз. Но как скоро мучителям удастся выиграть эту игру в прятки? Тэян понимающе улыбнулся. — Я не виню тебя, — сказал он. — Того, насколько страшна война, не представить всерьёз до того дня, когда её огонь коснётся твоего дома. — Но… — И я искренне желаю, чтобы ты никогда не познал этого ужаса, брат.***
Разговоры во дворце не затихали. Кихён, которого обычно было легче всего найти, сейчас куда-то подевался, а Кёнсу, которого Минсок увидел в конце коридора, притворился, что не слышит его, и завернул за угол. Все слуги, живущие на территории дворца, уже знали о том, что произошло. Их господин, сильный и властный, больше не имел ни того, ни другого, поэтому лучше сделать вид, что ты никогда ему не прислуживал. Минсок принял это, потому что и без того всегда помнил: люди, которые улыбаются, когда всё хорошо, в любой момент могут оскалиться, когда всё плохо. Но, самое ужасное, что Минсок не мог найти Минхёка. Он точно видел его, когда выходил из императорского дворца, но сейчас омега куда-то делся. Минсок посмотрел на себя в зеркало и тут же отпрянул. Тот потрёпанный жизнью омега не мог быть им. Блестящие, длинные волосы свалялись в пыли и торчали, как тонкие палки в разные стороны. На лбу красовался синяк, а на щеке осталось огромное красное пятно, которое жгло, если подумать о том, что произошло. Правый глаз покраснел и стал меньше левого, и ему было страшно даже посмотреть на то, что было у него под одеждой. Минсок никогда не чувствовал себя настолько жалким. Тэян ушёл несколько часов назад, и Минсок тут же провалился в сон, когда подействовал снотворный чай, который сделал ему Чонин. Сейчас Минсок так жалел о том, что посчитал, будто ему нужнее отдых. Нужно было попасть в казармы к Чанёлю, а для этого — найти Минхёка. Но омега как в лету канул — никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Чонин не перебросился с ним и парой слов, только попросил жестом присесть на кровать, дал снотворное и ушёл. Минсок почувствовал ещё одну дырку у себя в спине. Никогда не стоит доверять людям, особенно тем, кто знает все твои тайны. Минсок ковылял по каменной дорожке к Вонсону, когда увидел столб и привязанного к нему за ноги Минхёка. Омега едва ли касался лопатками земли. Когда Минсок подбежал к нему, он уже не дышал. — Его били палками, — донеслось сверху, и Минсок поднял голову, чтобы встретиться с взглядом Сехуна. — Сначала по ступням, потом по спине. — Он посмотрел на бледное тело, привязанное к столбу. — Когда он перестал кричать, его перевернули и начали бить туда, куда попадал кнут. Палач посчитал, что он всё ещё дышит, но из него выходил лишний воздух. У Минсока не было слов, у него не осталось сил, чтобы плакать, поэтому он тоненько завыл, уткнувшись в едва ли тёплую кожу на тыльной стороне чужой ладони. — Он поплатился за верность тебе. Все, кто находятся рядом с тобой, умирают. Ты приносишь смерть. Поэтому никто не хочет с тобой связываться — никакой дурак не станет рисковать жизнью ради такого, как ты. — Пожалуйста… — прошептал Минсок. — Умоляю, отведи меня к Чанёлю. Я… Я должен увидеть его, иначе я… — Я же сказал, — перебил его Сехун. — Тебе будет помогать только дурак или самоубийца. Я не отношусь ни к тому, ни к другому. Сехун развернулся на дорожке, не обращая на крики Минсока никакого внимания.***
Ветер коснулся его спины и принёс запах смерти. Минсок едва смог разлепить глаза, когда услышал крики. Ладонь Минхёка окончательно заледенела, и Минсок в последний раз поцеловал её. Этот омега не заслужил такой смерти. Он — самое невинное, что было в этом дворце. Минсок видел огонь, видел, как горел Вонсон, но всё равно встал, чтобы обойти его. Ноги затекли, и он упал несколько раз перед тем, как смог добраться до казарм. Вакуум, в который он себя поместил, отгораживал его от шума и острых запахов. Минсок равнодушно перешагнул через чью-то отрубленную голову, не заметив длинных седых волос на ней. Казармы хрустели и рушились. Дерево, из которого были сделаны комнаты и стены, падали солдатам на головы, но Минсок не слышал их криков, как и не слышал собственных шагов — только своё частое дыхание. Повсюду была кровь, зажатые обломками люди, не успевшие спастись. Минсок вспомнил кровь, которую увидел в углу покоев в первое своё пробуждение в этом месте, и усмехнулся. Он говорил, а никто не слушал. Реки крови, оторванные конечности и огонь не мешали Минсоку сосредоточиться на одной цели — найти Чанёля, спасти его. Минсок всё же смог обойти казармы, его клонило на бок, но он смог удержать равновесие. Его разодранная каменной дорожкой ладонь легла на живот в попытке защитить ещё не рожденного ребенка от людской ярости. В голове стояла тишина. Только иногда Минсок чувствовал противный звон — словно молоток врезался в огромный колокол. В такие моменты он останавливался, морщился и хватался за висок единственной свободной рукой, которая кровоточила не меньше, после чего шёл дальше. С каждым шагом, когда домик генерала становился ближе, Минсок слышал этот звон отчётливее и громче, и в момент, когда он подошёл к двери и упёрся о неё рукой, звон выбил из его ушей затычки. — Чёрт… На несколько секунд ему пришлось сжаться в комочек и закрыть уши, чтобы не слышать лязг мечей и треск чужих костей. Огонь облизывал все три пристройки дворца, и Минсок невольно задумался о том, жив ли император. Он опёрся о дверь ладонью и с облегчением понял, что та открыта. Чанёль сидел, прислонившись к стене, связанный и с тряпкой, которую ему пихнули прямо в рот. Минсок в панике забегал глазами по полкам и шкафам, и напуганные большие глаза открылись, посмотрели в его сторону. Чанёль задёргался, пытался что-то сказать, но Минсок старался не обращать на это внимание и сосредоточиться на поиске какого-нибудь очень острого предмета, который смог бы разрезать чёрный пояс, которым связаны руки альфы. Пожар был совсем рядом, поэтому стены нагрелись. В домике с каждой секундой становилось всё жарче. Минсок открыл шкафчики, подошёл к кровати, бросил подушки на пол. Чанёль сильнее задёргался, привлекая к себе внимание. — Ох, прости меня, пожалуйста, — попросил Минсок, приседая на колени рядом с Чанёлем и вытаскивая мокрую от слюны тряпку из его рта. — Мечи, — хрипел Чанёль, и его кадык дёрнулся. — Они забрали мечи, но бросили один, сломанный, под кровать. Минсок заглянул под кровать. Клинок и правда был сломан. Он был насильно вывернут, что сразу становилось понятно — таким мечом нельзя было дать достойный отпор противнику. — Почему они оставили его? — спросил Минсок, повертев в руках рукоять. — Хотели посмеяться, — сморщился Чанёль, наклоняясь для того, чтобы Минсоку было удобно подцепить ткань, связывающую его руки. — Посмотреть, как генерал будет использовать в бою такой меч, если я вдруг освобожусь. Сердце зашлось болезненной судорогой, когда Минсок услышал лязг доспехов на улице. Чанёль размял запястья и взял в руки меч, повертел его в разные стороны и отшвырнул обратно под кровать. Шум был всё ближе, и сомневаться в том, что люди в доспехах шли в их сторону, не было нужды. Стены нагрелись до такой степени, что возле них нельзя было встать, и Чанёль, взяв Минсока за руку, быстрым шагом направился к двери. — Куда ты? — запаниковал Минсок. — Нас там убьют! — Меньше всего я хочу сготовиться в этой микроволновой печи. Минсок не стал спорить — ему тоже хотелось жить. Чанёль открыл дверь плечом, крепко сжимая в руке руку Минсока. Огонь был совсем рядом, переходя от костра казарм на деревья и кусты.***
Когда они почти обошли Вонсон, дышать стало практически невозможно. Минсок развязал пояс на своей одежде, стараясь хоть как-то охладиться, и сделал то же самое с Чанёлем. Альфа шёл впереди, не пропуская ни одного шороха — вздрагивал, отходил на несколько шагов назад, и только через несколько секунд шёл дальше. За всё время их пути они остановились раз пятнадцать, и с каждым разом перерывы становились всё короче. — Ты куда? — спросил Чанёль, прохрипев что-то ещё в ткань широкого пояса, которым закрывал рот. — Там река. В десяти метрах от них упала горящая ветка. Минсок воспользовался заминкой, хватая Чанёля за рукав. Дворцы всё ещё не разрушились, хотя крыша уже начинала оседать. Всё вокруг трещало и полыхало, огонь тянулся к небу, к соседним постройкам, деревьям и кустам. Он остановился только тогда, когда добрался до горной реки. Вода шипела, как дикая кошка, не давая огню пройти дальше. Она была границей, обозначая место, где была жизнь, и где — смерть. Чанёль едва успел пройти мимо очередного горящего дерева, когда услышал своё имя. Минсок уже стоял по колено в воде и махал ему рукой, чтобы тот быстрее двигался — что-то было за его спиной. Четверо людей остановились на деревянных досках, под которыми журчал тихий ручеёк. Между досками и рекой стоял Чанёль. Он увидел у двоих из них широкие наплечники. Другие двое были неудобно, но богато одеты — высокий альфа и молодой омега, достающий ему до груди. Минсок, стоящий у него за спиной, снова его позвал, и Чанёль побежал в его сторону. Богато одетый альфа махнул рукой в их сторону, и двое воинов ринулись в сторону реки, как натренированные пантеры. — Чёрт! Быстрее! — кричал Минсок, топоча ногами и создавая этим самым волны. Чанёля поймали, когда до воды оставался жалкий метр. Двое воинов схватили его за руки, скрутили локти, заставляя уткнуться лицом в мокрый песок. Минсок ударил одного ногой в бок, но воин ничего не почувствовал — встал и грозной тучей нависнул над омегой. — Чтоб у вас хуи отсохли, — прошептал Минсок, когда его грубо толкнули к стоящему на коленях Чанёлю. — Ты очень опасный, — усмехнулся он, и они оба получили оплеухи. — Кто из них? — спросил альфа у молодого омеги — Минсок узнал в нём того мальчишку, которого видел в первый день. Тот подумал секунду и указал пальчиком на Минсока. — Ли Набин? Минсок дёрнул больным плечом, когда на него лёг тяжёлый ботинок. — Это он, Чунмён-сомбеним, — сказал омега, поднимая голову на альфу и хлопая длинными ресницами. Чунмён искренне рассмеялся. — Ваш император умеет выбирать себе наложников. — Он усмехнулся каким-то своим мыслям, но быстро посерьёзнел. — Тебе не интересно, что стало с императором? — Не особо. — А я всё же скажу, — кивнул сам себе Чунмён. — Я отослал его, старик доживёт свои последние годы в ссылке. — Что вам нужно? Отпустите нас, — сказал Чанёль, пытаясь быть спокойным. Взгляд Чунмёна будто оскалился. Он заговорил спокойно, но достаточно умело, чтобы понять — его стоит бояться. — Мне на престоле не нужна беременная крыса клана Ли и генерал, который её обрюхатил, — сказал он, после чего пояснил: — Я убью вас. Прямо сейчас. Минсок не видел, но слышал, как за их спинами выходят из ножен два меча. Воины особо не думали — приказ был чётко отдан. Минсоку понадобилось пять долгих секунд, чтобы встать и упасть прямо на Чанёля. Один клинок разрезал воздух, а другой — пространство меж его лопаток. Было слышно, как Минсок хрипит от подступающей к горлу крови, падая на горячий от пожара песок. Он упал точно на Чанёля, но вместо него Минсок увидел белый свет и силуэт, зовущий его обратно. Домой.***
Набин чувствовал под ладонями песок. Он смял его в кулаке, но подняться не решался — спину жгло, и он не сразу понял, что это было. — Ваше Благородие! Набин слышал топот копыт. Он посмотрел на свои руки и ужаснулся — шрамы и гусиная кожа на его ухоженных ладонях выглядели ужасно уродливо. Он хотел было закричать, подняться с места, но во рту было липко. — Ваше Благородие… Его голову аккуратно приподняли и положили на колени. Набин закашлялся, и из уголка губ потекла струйка крови. Была ночь, но свет горел такой яркий, что ему подумалось, что во внутреннем дворике кто-то поставил слишком много свечей или, как вариант, одну большую. Иначе для чего всё это?.. — Набин, пожалуйста… — Чанёль, — улыбнулся Набин, и генерал едва сумел разобрать своё имя в этом хлюпающем звуке, издалека напоминающем слова. Набин протянул изуродованную ранами руку и коснулся его щеки. По ним текли слёзы. — Щиплет… — нахмурился Набин, и предплечье в этот момент смело судорогой, как и всё его тело. — Пожалуйста… — прошептал Чанёль, сомкнув веки, чтобы с его ресниц стекла слеза. — Чанёль, — снова улыбнулся Набин, чувствуя скорую смерть. У него оставалось так много слов, и так мало времени, чтобы их сказать. — Я так… Так рад, что последнее… что я вижу… это ты.