The leave low

Эти карты однажды сведут его с ума. Маршруты плыли перед глазами, сливаясь линиями и переплетаясь точками, вились, точно дикие змеи, вот-вот готовые впиться в горло. Альтаиру кажется, что они уже впились ему прямо в мозг. — Сосредоточься, Альтаир. Этот голос отрезвляет. Этот голос, со всей его властностью и непоколебимостью заставит одинаково вздрогнуть как новичка, так и бывалого мастера, и даже пытаясь говорить мягко, в голосе Малика сквозили нотки привычной стали. — Да, прости. Просто… Альтаир не находит слов и делает руками неопределённый жест, взмывая кистями в воздух, горящий от раскалённого солнца. Это время года было особенно мучительным, даже для него, казалось бы, привыкшему с детства. — Просто ты отдохнёшь, когда закончишь с маршрутом вокруг города, а до этого заставь своё внимание не отвлекаться. Ему-то легко говорить. Альтаир нарочито громко сглатывает, оправляя рукой ворот белого халата, собирая пальцами капельки пота. Они сидят здесь уже слишком долго, в общей библиотеке Масиафа, в гордом одиночестве штудируя первый десяток карт из множества. На их плечах полная оборона крепости, продумывание новых путей отхода, скрытых ловушек, обновление маршрутов и планов местности, и Альтаир ни в коем случае не отказывается, до конца осознавая всю важность миссии и собственного, теперь, положения. Но если бы устроить перерыв хотя бы на пару минут. Кому от этого стало бы плохо? Малик непреклонен. Малик непреклонен всегда и во всём, что касается процветания братства и Альтаир не менее отчётливо понимает, почему доверяет ему всё, начиная от обороны и заканчивая собственной дисциплиной, будто он только не давно покинул ранг новичка. — Малик… — Карта, Альтаир! Альтаир кусает губу и прячет под капюшоном красные щёки. Стоило бы скинуть его, но голова уже горела так, что в пору запираться в подвале и штудировать карты под отсветом факела. Пальцы снова, обречённо, принимаются за линии, пробегая несколько точек, сравнивая со старыми картами. Скрип пергамента помогает ориентироваться в пространстве и не упасть головой в ворох бумаг, окончательно отключая сознание от мира. У него даже получается поставить несколько ориентиров, прокручивая в голове карту местности, ещё не давно так резво ложившуюся под копыта его коня. Но один взгляд снова сбивает настрой. Длинные и тонкие пальцы Малика так ловко порхают по строчкам, сжимая меж подушечками перо и выводя тонкую вязь букв. Сосредоточившееся было сознание размякает вновь, настойчиво напоминая о перерыве, и о некоторых, самых приятных моментах, что они проводили вместе, под аккомпанемент этих длинных пальцев. Альтаир следит внимательно, чутко реагируя на каждое движения и успевая перевести взгляд, когда Малик отрывался от своей работы. Капюшон помогал очень хорошо, скрывая игривый румянец и едва дрожащие в улыбке уголки губ. Взгляд внимательно следует за пальцами, выводящих новую букву, оставляющих аккуратную точку, без лишних капель чернил. Густых капель масла, что так медленно стекают по фалангам, обволакивая кожу своим жидким шёлком. Малик никогда не торопится и даёт налюбоваться сколько нужно, пока не опускает медленно вниз, притираясь к сжавшимся, но тут же открывшимся ему навстречу мышцам. Альтаир ещё раз сглатывает, пряча лёгкий кашель в сжатом кулаке, и едва не пачкает карту, успевая вовремя отвести застывшее перо от пергамента. Он так любит смотреть, как Малик жмурится, когда он ласкает языком его член, едва вбирая в рот припухшую головку и ласково посасывая, медленно пропуская глубже. Весь настрой на работу улетучивается в миг, застилая сознание неподдельным желанием, что требует выхода немедленно, прямо в стенах библиотеки, за крепко закрытыми дверями, но в по-прежнему наполненной крепости. Альтаир не видит в этом проблему, имея определённые навыки - и в конце концов, кому от этого будет плохо?! – и уже ёрзая на стуле от пульсирующего возбуждения. — Малик, ты не мог бы помочь? С Маликом нельзя напролом, погружая в омут противоречивых чувств. Он до сих пор считал, что они делают что-то неправильное и постыдное, до сих пор сковывал себя даже сгорая от желания, если хоть на секунду чувствовал опасность, и уж тем более никогда не позволял прикасаться к себе, в крепости, наполненной братьями, раньше наступления ночи. Это было разумно, но так раздражало. Чувства Альтаира вспыхивали сильнее с каждым днём. Он хотел касаться Малика везде, целовать до онемения и так же всецело отдаваться ему, разделяя не только плотские наслаждения, но и собственное сердце. И Малик понимал всё слишком хорошо, иначе никогда не позволил бы этому случится. Но всё равно продолжал зажиматься. — Что такое? Голос не звучит раздражённо, даже как-то по-менторски. Похоже Малик искренне хочет помочь, и Альтаиру почти жаль его разочаровывать. Но оно будет стоит того.Он никогда не сделает того, чего Малик не одобрит. Даже если признание в этом прозвучит далеко не сразу. — Вот тут. Ты помнишь, что здесь располагается сейчас? Вроде бы часть леса вырубили? Альтаир даже в сторону отодвигается, позволяя Малику встать и занять место над картой, окончательно захлопнув ловушку. Руки Альтаира собственнически обнимают его, прижимают к себе, не оставляя и намёка на иной ожидаемый исход. — Ты с ума сошёл? Отпусти меня! Он знает его методы, знает движения, изучил слишком хорошо, закусывая подушку в очередном разочарованном стоне. Альтаир пресекает любое сопротивление, принимая в себя дёргающиеся сокращения мышц, широкими мазками вылизывая так удачно открывшуюся шею. — Расслабься. — Какой – расслабься? Альтаир, ты лишился разума? Сейчас же отпусти меня! Это даже не обсуждается! Малик шипит, ещё стараясь вернуть ситуацию под свой контроль и не привлечь ненужное внимание, но Альтаира было уже не остановить. Не услышав настоящего возмущения, напротив, начав улавливать сладкое напряжение тела, он практически сразу ослабляет завязи на чёрном халате, забираясь рукой под одежду и едва сам не стонет от ощущения близости горячей кожи. — Просто будем тише и нас никто не услышит. Серьёзно, у меня уже мозги кипят от этих карт. – и игриво добавляет. – И всё тело горит от тебя. Малик шипит, словно змея, которой наступили на хвост. Он не оставляет попыток вырваться, но заметно ослабевает в решимости, когда пальцы Альтаира горячо растирают грудь, собирая пальцами влагу, дразнят, пощипывая соски, надавливают на пресс и наконец оттягивают кромку штанов, едва касаясь мягкой плоти, отчего кровь медленно, но, верно, начала циркулировать к паху. — То, что твои мозги давно сгорели, я вижу. Он предпринимает последнюю отчаянную попытку, брыкаясь ногами, но Альтаир вовремя уходит от удара, на этот раз блокируя и движение ног тоже, и Малику остаётся лишь жёстко крутануть бёдрами, уходя от нового прикосновения, но лишь сильнее разогревая чужой порыв. — Но если ты сейчас же не уймёшь свой идиотский пыл, обещаю… — Да, да, ты больше никогда не коснёшься меня. Альтаир прикусывает ухо на самом кончике и тут же зализывает кожу у самой кромки волос, задевая недавно обнаруженную чувствительную точку. — Давай так, ты выполнишь своё обещание, и я смирюсь с твоим решением. Но лишь если тебе не понравится. Рука забирается глубже, обхватывая за ствол, гладя яички, разогревая кожу и Малик затылком чувствует улыбку, что растягивает губы Альтаира, ощущающего его твердеющую плоть. Малику хочется врезать ему так, чтобы подобная дурь разом вылетела из головы, и одновременно податься вперёд, на нещадно двигающиеся пальцы, забыв об осторожности, законах, и сотнях братьев, шаркающих ногами по всей крепости, в том числе и за незапертой дверью библиотеки. Неожиданность и риск одинаково били и по его нервам. Но он просто не мог позволить и себе потерять разум от чувств. — О нет, нет, не говори. Альтаир кладёт ладонь ему на губы и водит поверхностно пальцами, не прижимая, но и не давая Малику выговорить и слова. — Зная твою манеру ворчать, я выслушаю правду от твоего тела. И ты просто не сможешь поспорить с его аргументами. Альтаир действует быстро, но именно так, как это нравится Малику. Уделяет внимание раскрывшейся головке, оглаживая по кругу, целует шею и кусает ровно в тех местах, где мышцы были наиболее чувствительны, даже немного ослабляет хватку, позволяя их рукам переплести пальцы в личном жесте единения, от которого у Малика в голове плыли последние остатки благоразумия. — Боже, Малик, ты так прекрасен… так горяч. Хочу вылизать тебя всего! Альтаир жарко шепчет на ухо, подтверждая свои слова ловким движениям языка, что выписывает узоры на каждом открытом участке, забираясь и под халат, оставляя влажные следы на его ткани. Рука двигается не спеша, растягивая удовольствие, накаляя возбуждение, и когда Альтаир притирается сзади совершенно крепким пахом, Малик тихо охает, сцепляя зубы, не отдавая победу над собой так просто. — Вот так, давай же. Покажи, как тебе хорошо со мной. Как ни с кем! Альтаир ревностно тискает его тело, присваивая себе в каждом движении. У них нет секретов, и оба знают о прошлых близостях, но стоило лишь допустить его ближе, и Ла-Ахад показывает свою истинную жадность, непоколебимо поглощающую то, что становится действительно дорого. И Малику нравится эта его черта. Альтаир сегодня просто верх терпения. Он действует столько, сколько нужно, заласкивая, зализывая, расслабляя и возбуждая, разнеживая, до тех пор, пока Малик не начинает дрожать под пальцами и сам подаваться на ласки. Лишь тогда Альтаир позволяет себе отпустить и развернуть тело к себе, захватывая губы глубоким, мокрым поцелуем. Он буквально заставляет его забыть о воздухе, терзая и сплетаясь с его языком, стукаясь зубами и размазывая влагу по припухшим губам. Альтаир окончательно распахивает полы халата и притирается к груди, дрожащей рукой ослабляя застёжки на своём одеянии. Он отбрасывает пояс, путается в складках одежды и Малик лишь завороженно наблюдает, не предпринимая попыток сбежать, и думает только о том, какую карту решит разыграть Альтаир. — Нравится? Части халата наконец расходятся, являя взору крепкое, подтянутое тело. По груди бежит капелька пота, и Альтаир подхватывает её подушечкой пальца, размазывая под соском и внимательно заглядывая ему в глаза. Золото его взора слишком затягивает, чтобы иметь возможность отвернуться и Малик смотрит, наблюдая, как Альтаир ласкает себя, а потом кладёт поверх его ладонь, позволяя действовать как вздумается. — Альтаир, хватит! Пальцы ведут по коже, повторяя рисунок мышц, и Малик почти умоляет, понимая, что сам больше не в состоянии остановится. — Ты ещё говоришь?! Кажется, я плохо стараюсь. Одним слитным движением Альтаир усаживает его на стол, прямо рядом с одной из карт, и буквально падает на колени, прихватив с собой его штаны за приспущенную кромку. Жаркий воздух библиотеки проходится по оголённому члену холодком, но Альтаир быстро «спасает» его, принимая в свой рот чуть больше чем на половину. Прямо посреди библиотеки, не прикрывшись, откровенно и развязно, ему отсасывают, не стесняясь никого и ничего, лишая всякой возможности к сопротивлению. Малик возмущенно задыхается и прикрывает глаза, а Альтаир получив поощрение, теряет всякий стыд и громко причмокивает, забирая всё глубже, откровенно пялясь снизу, и в общем, делая всё то, отчего Малик начинает невольно задыхаться и едва не стонать во весь голос. Альтаир не просит этого и Малик, что есть силы кусает ладонь, заглушая постыдные звуки, насильно рвущиеся из горла. Он определённо поднаторел и теперь, его движения уже не напоминает безусловно горячий, но пока ещё голый энтузиазм. Альтаир умело прячет зубы, округляет нёбо, пуская в себя почти на всю длину, вполне отчётливо стонет, пуская приятные вибрации от головки до самого корня. Он даже почти не помогает себе рукой и Малик думает, что с этим срочно надо что-то делать, пока не позволил зажимать себя на каждом углу по всему Масиафу. Он даже не отстраняется, когда член Малика распухает во рту, откровенно намекая на финал, и перед глазами темнеет у обоих, когда, дёрнувшись в последний раз, плоть начинает пульсировать глубоко в горле, толчками выплёскивая горячее семя, наполняя Альтаира до краёв, заставляя несколько капель стекать по натёртым губам. И если бы этот паршивец хоть на секунду скривился. Альтаир отстраняется и вылизывает уголки губ так, словно пробует самую прекрасную сладость, жмурясь от удовольствия и пронзительно смотря в глаза. Малик думает, что сильнее упасть им уже нельзя, но даже это падение Альтаир превращает в полёт. Такова его особенность. Возмущение никуда не девается. Малик хмурит брови, когда наваждение схлынивает, поспешно сводя ноги и оправляя одежду, оглядываясь и прислушиваясь. Альтаир на это лишь простодушно улыбается, и когда Малик хочет ехидно сказать ему о том, что свою разрядку он не получится в ближайшие лет сто, с удивлением замечает влажное пятно, расплывшиеся посередине штанов. —Шайтан бы тебя побрал, неуёмное дитя. Быстро приведи себя в порядок и возвращайся обратно. И не дай небо тебе попасться на глаза хоть кому-то. Малик не может сердится. Малик вообще не испытывает ничего, кроме размаривающей неги, не дающей ему возможности снова смотреть на карты. Хочется прилечь и закрыть глаза, отдаваясь её ласковым волнам. Но он не позволяет себе, как и всегда не позволяет слабости затмить разум. Почти. Он глубоко дышит, откидываясь на спинку стула, приводит в порядок мысли, и на секунду, совершенно невольно, задумывается о том, что ещё ни разу не кончал настолько ярко, как это случилось на столе в библиотеке, за тонкой перегородкой от любопытных глаз. — Проклятье, ну Альтаир!