сиреневая толстовка и апельсиновый сок.

      солнце едва касается лучами комнаты, скрытой за плотной розовой занавеской, не имея возможности разбудить йеджуна, сопящего под тонким светлым одеялом, кажется с овечками.       зато эту возможность имеет его кот хва, вальяжно запрыгнувший на невысокую тумбочку у кровати, а оттуда уже и на спину своего хозяина.       — ой... — джун переворачивается на другой бок, а кот недовольно шипит, двигаясь куда-то в сторону, — привет.       йеджун полусонно улыбается, смотря на нарушителя его сна, поправляет кудрявые запутанные волосы и тянет руку — погладить хва по мягкой белой шёрстке.       кот подставляет голову под ладонь и мурчит.       джун улыбается ещё шире, загребает несопротивляющегося хва в осторожные объятья и садится, опираясь спиной на изголовье кровати.       — день начинается чудесно, ты так не думаешь, хва? — кот довольно мяукает, трётся головой о руки хозяина и мурчит.       йеджун, встав, аккуратно опускает хва на пол, и тот, только ступив на пушистый ковёр лапками, трётся головой о его ногу.       джун тихо хихикает, потягивается с зевком, сразу же заправляет постель и направляется куда-то за пределы комнаты.       кот следует за ним прямиком до кухни, а там убегает в свой уголок с миской.       — ты такой умный конечно, — йеджун фыркает, но достаёт из холодильника еду для своего маленького друга, — наверняка дал себя погладить только чтобы тебя покормили, да, хва?       кот протяжно мяукает, словно правда понимает речь хозяина. мяуканье прекращается только когда миска оказывается наполненной.       джун открывает окно, лёгкие занавески сразу же подлетают — на улице плюс тридцать два, а ещё сильный ветер — и берёт в руки жёлтую лейку, стоящую в стороне на подоконнике.       — время поливать цветы... — йеджун напевает себе под нос что-то из глупого плейлиста его лучшего друга хёка в спотифай, который он слушал пока купал хва, жутко капризничавшего вчера.       и только после того, как он полил пёстрые цветы, рядочками теснящиеся на подоконнике, и покормил своего кота, джун сам собирается позавтракать, но.       его останавливает громкий звук телефонного звонка, и по песне йеджун сразу понимает, что ему звонит хёк. это его любимая песня, в конце концов.       — йеджун-а! привет, — громкий голос на том конце согревает. йеджун думает, что не виделся со своим же собственным лучшим другом с самого начала карантина, и надо бы это исправить.       — привет, хёк, — йеджун зажимает телефон между ухом и плечом, и поправляет свои спутанные кучеряшки ещё раз, думая, что нужно будет расчесаться.       — а чего ты так рано встал? — тон хёка как всегда радостный, а сам он громкий. это мило, но иногда раздражает. сейчас, правда, не тот случай, — я думал, что дозвонюсь только через час, и то с трудом.       они оба хихикают, а джун нормально берёт телефон в руку.       — правда рано? я думал, сейчас уже час-два дня, — йеджун переводит взгляд с хва, лежащего в своём домике из коробок, который хёк и джун сделали вместе аж год назад, на часы, и чуть не спотыкается о воздух, задевая стул рукой, — сейчас только восемь утра, а он уже на ногах. удивительно.       — ты, судя по звукам, только глянул на часы и ошалел, да? — хёк тепло смеётся, на что джун снова улыбается.       — ну, — йеджун драматично выдерживает трёхсекундную паузу, — да, есть такое.       хёк снова смеётся, а джун обходит половину квартиры в поисках расчёски, попутно слушая болтовню своего друг друга и иногда вставляя что-то своё. небольшая квартира заполняется смехом и восклицаниями, правда пока только одного йеджуна.       — слушай, хён, — йеджун на носочках заглядывает на полки высокого шкафа, но даже там нет бедной расчёски, и джун вздыхает, — может, ты придёшь ко мне? а то мы совсем давно не виделись!       — эй, я первый хотел это предложить, джун-и! — хёк смеётся, — а так, конечно я не против, даже очень за! я скучаю!       йеджуну от последнего предложения так тепло и хорошо на душе, что даже запутанные волосы и потерянная расчёска ничего не значат.       — тогда жду, хён, — джун хихикает, обходя комнату, а потом замечает расчёску на прикроватной тумбочке и снова тяжко вздыхает.       — скоро буду, йеджун-а! — хёк снова заливисто смеётся.       возможно, сегодня и правда будет чудесный день.

***

      йеджуну очень сложно совладать со своими же волосами, если честно.       его кудри очень хаотичные — спутанные, пушистые и мягкие. и сколько бы раз джун их не расчёсывал, они снова путаются и не дают спокойно зачесать их рукой, чтобы не мешали.       а ещё, когда йеджун их выпрямляет — спустя час они снова завиваются в кучеряшки и пушатся.       порой это раздражает. зато теперь джун для всех соседей «кудрявый мальчик из двадцать третьей квартиры», потому что редко можно встретить в сеуле кудрявого человека.       и сегодня в борьбе со своими же волосами йеджун снова проигрывает всухую.       — ну и ладно, — недовольно бурчит джун, убирая расчёску на её законное место, — и так сойдёт...

***

      хва зачем-то носится, как угорелый, врезаясь в углы и в свой же домик из коробок, когда йеджун снова заходит на небольшую кухню.       — хва, ты чего тут... — джун останавливается, когда его кот побегает к нему на первой космической и царапает почему-то левую ногу, — э-эй, больно же!       йеджун бегает от хва ещё несколько минут, а потом останавливается, осознает, что играет в догонялки со своим же котом и громко-громко смеётся.       хва подбегает снова, но в этот раз трётся головой о ноги.       — ага, ясно, — джун фыркает, — нет тебе прощения, предатель!       кот шипит и снова царапается.       — да блин!       именно поэтому теперь на ногах у йеджуна дюжина цветных пластырей с мультяшными котятами.       а ещё, весь оставшийся день джун планирует провести на кухне, потому что в его комнате очень душно.

***

      хёк пишет сообщение спустя пять минут после их звонка, длящегося, кстати, целый час, что придёт ближе к двум часам дня.       йеджун отправляет в ответ фотографию развалившегося на самом верху своего домика хва, смотрящего в камеру самым презрительным взглядом, на который способен кот, и пишет:       «мы с хва тебя ждём!»       на это хёк отвечает голосовым сообщением:       — «мне кажется, хва хочет тебя поцарапать, а не ждёт меня», — и смех.       джун тоже смеётся и пишет:       «он уже меня поцарапал, ноги в пластырях теперь».       хёк снова записывает голосовое, где почему-то волнуется и спрашивает насколько всё плохо.       йеджуну от слов хёка снова становится тепло на душе, и он пишет, что всё в порядке.       хёк отправляет в ответ стикер-динозаврик с сердечком и просит быть аккуратнее.

***

      йеджуну, если честно, немного скучно ждать хёка.       сейчас только двенадцать часов дня, а джун уже сделал всё, что можно было сделать — причесался, позавтракал, привёл свою комнату в порядок, поиграл с хва, даже порисовал.       поэтому йеджун решил почитать.       из книг в квартире — «король лир» шекспира, которую забыл забрать хёк в прошлый раз (она лежит на полке в шкафу лоджии уже почти пять месяцев) и йеджуновы любимые книги, которые он перечитал уже кучу раз — произведения пауло коэльо и, как ни странно, чехова.       иногда джун читал что-то из русской литературы, и всегда это что-то было для него интересным и будоражащим.       но в произведениях чехова было что-то, никогда не оставляющее йеджуна равнодушным, даже спустя пять прочтений.

***

      около часу дня по квартире раздаётся звонок — йеджун отвлекается от книги, смотрит на часы и не понимает, кто это может быть.       хёк должен прийти только через час, к тому же у него есть ключи, родители решили не навещать его до конца августа, а никто другой в принципе и не мог к нему прийти.       — да-да, я сейчас! — джун оставляет книгу с закладкой на обеденном столе и подрывается в прихожую.       когда же дверь оказывается открыта, на йеджуна наваливается с тёплыми объятьями хёк. джун крепко обнимает его в ответ.       — я освободился пораньше, йеджун-и! — хёк отлипает от йеджуна и сразу же радостно треплет волосы младшего.       — я конечно рад, но, хён, мои волосы теперь ещё больше похожи на гнездо, — джун вздыхает, но улыбается.       из кухни выбегает хва, видимо услышав знакомый голос, и радостно мяукает.       хёк снимает почему-то кроссовки, в такую-то жару, берёт хва на руки и, гладя его, заходит в открытую йеджунову комнату, но сразу же выходит.       — а чего у тебя так душно в комнате? помереть можно! — хёк делает вид, что умирает, высовывает язык, а потом смеётся. хва всё ещё мурчит.       — да не знаю, хён, я вроде окно откр- — джун понимает, что нет. окно закрыто, — ясно, я забыл открыть окно...       хёк смеётся пуще прежнего.       весь оставшийся день они болтали, время от времени отвлекаясь на хва, требующего внимания.       а ближе с одиннадцати часам вечера хёк ушёл, напоследок чмокнув йеджуна в щёку и со смешком и фразой «ноу хомо, бро!» выходя из квартиры, на что джун заливисто смеётся.       сегодня действительно был чудесный день.