Абстракция

— Кё-ёя, — несвойственный надменному иллюзионисту почти панический возглас заставил Хибари ухмыльнуться. — Перестань! У Мукуро выступили слёзы, но он продолжал сдерживать себя, брыкаясь и стараясь освободиться. Нет, он не проявит эмоций, которые Кёя норовил увидеть, говорил Мукуро себе. Однако, несмотря на его усилия, прижившийся имидж трещал по швам. — Всегда хотел заставить тебя бояться и молить о пощаде, — признался Хибари, наслаждаясь ситуацией. Покрасневшее лицо Мукуро и учащённое сердцебиение не давали Кёе остановиться. Ему нравилось и хотелось вынудить любовника пересечь грань. Месть за прошлый раз, когда тот заставил его стонать, срывая голос. Похоже, он действительно прирождённый садист. — Довольно, — тяжело дыша, произнёс Мукуро и тут же сжал губы. Он дёрнулся, но размноженные наручники держали крепко, а пальцы Хибари продолжали прикасаться к его телу. — Хищник должен знать слабости своей добычи. Кёя активно защекотал самые неустойчивые к этому места, и Мукуро всё же проиграл — непривычный смех разнёсся по комнате. — Вао. Довольный Хибари не остановился, хоть Мукуро едва не задыхался от вырывающегося против воли смеха. Он был полностью обнажён и казался беззащитным. Чувствительное тело иллюзиониста рефлекторно извивалось, но от Кёи не удавалось отстраниться. Его руки попеременно щекотали то по бокам рёбра, то подмышки, то стопы, то пупок или спускались ниже, а язык забирался в уши, активно терроризируя кончиком внутреннюю часть раковины, а то проходился по другим частям тела. С того самого случайного падения с обрыва Мукуро сначала позволил себе без разрешения облапать его спящего, потом продолжил трогать по несколько раз на дню, прикрываясь лечением и не принимая отказов, а после первой интимной близости и вовсе не упускал возможности не только лапать, но и вторгаться внутрь и бессовестно доводить до невменяемости. Как мог Хибари упустить такую прекрасную возможность ему отплатить, прознав о боязни щекотки? Мукуро брыкался, но не испытывал страха — на самом деле в какой-то степени ему нравилась «пытка». Внимание к своей персоне несказанно льстило, а прикосновения вовсе не причиняли боли. Конечно, ему не по себе было раскрываться, показывая вышедшие из-под контроля эмоции, но только одному единственному человеку позволялось увидеть его таким и остаться в живых. Однако Мукуро не собирался в этом признаваться, предполагая, что Кёя сразу же утратит интерес к игре. Под градом ощущений он, всё ещё возбуждённый, даже подзабыл, что изначально ожидал несдержанного животного секса, когда практически добровольно поймался в наручники. Алауди ужаснулся бы, узнай он, для чего их использует нынешний владелец. Хотя кто знает, в каких ситуациях их применял мастер получения нужной информации первого поколения. Настоящий смех Мукуро и выступающие слёзы толкали Хибари на ещё более активные действия. Он перестал щекотать и, не давая любовнику прийти в себя, проник языком в раскрытый рот. Руки заскользили к его ягодицам уже предвкушая, как сомнут их и натянут на стоящий член. Мукуро ответил на требовательный поцелуй, притупляя бдительность. Кёя чувствовал власть, особенно его заводила мысль о исключительной вседозволенности — никто более не видел и не увидит Рокудо Мукуро таким, как сейчас. Кто бы мог подумать, что непрошибаемому стражу Намимори будет настолько срывать крышу из-за выражения чьего-то лица и голоса. Хибари прежде никогда не представлял себя с кем-то, а теперь не мог представить себя без самой свербящий занозы в своей (заднице) жизни. Когда открыл глаза, дабы насладиться видом полностью открытого перед ним Мукуро, Кёя замер, увидев вспыхнувший алым правый глаз. Величайший иллюзионист и манипулятор современности прищурился, и Хибари почувствовал, что теряет сознание. Он не отключился, но голову словно заполнил туман. Притом в прямом смысле. Кёя не успел ничего предпринять, как оказался связанным стеблями лотоса и собственными наручниками. «Согласен, хищник должен знать слабости своей добычи. А ещё ему стоит быть аккуратным и грамотно заманивать в ловушку, ку-фу-фу», — знакомый голос прозвучал прямо в голове Хибари Кёи. Раньше бы Хибари взбесился, а сейчас, ничего не ответив, спокойно воспринял новую игру, точнее, с азартом и предвкушением. Наручники с Мукуро исчезли, вернувшись в коробочку Облака, и он лукаво заглянул в возбуждённые серо-голубые глаза, невольно проведя кончиком языка по своей нижней губе. В горле у обоих пересохло. — Ку-фу-фу. Так на чём мы остановились? Хибари почувствовал, что помутнение прошло и своим пламенем смёл стебли лотосов. Мукуро ничуть не испугался и, опрокинув его лопатками на футон, укусил за мочку уха. — Как наивно полагать, что это я добыча, — горячий провокационный шёпот и влажное прикосновение к впадине ушной раковины. Кёя быстрым движением схватил Мукуро за плечо и другую руку, собираясь подмять под себя. Завязалась борьба на футоне. Глаза обоих пылали, а губы украшал предвкушающий оскал. Угрожающе, но практически не больно они то кусали, то хватали друг друга, стараясь взять инициативу. Заминка — и роли сменялись. Вот только никто по-настоящему не был против вторжения в своё тело. К тому же всегда можно взять реванш. Оба уже не могли терпеть, и Хибари позволил получить Мукуро награду за показанные эмоции. Поцелуи сопровождали ритмичные движения плоти. — Остановишься — убью, — выдохнул Кёя, желая подольше ощущать творящееся безумие. Мукуро видел его закатывающиеся от чрезмерного удовольствия глаза и подумал, что это прекрасное зрелище. — Смотри не отключись, — рассмеялся он и резче вошёл на всю длину. Больше говорить Мукуро и сам не мог — воздуха не хватало, а разум плавился. Хибёрд через приоткрытые сёдзи наблюдал уже за привычным сплетением тел и, не дёргаясь, слушал вырывающиеся звуки. Хоть он и запомнил эту мелодию, вряд ли у него получится её прощебетать, чтобы порадовать хозяина. Жёлтая канарейка выпучила глаза, услышав протяжный громкий стон красиво изогнувшегося Хибари. Мукуро эффектно закончил своим голосом и почти сразу повалился на партнёра. Хибёрд не понял, что именно сказал его хозяин, прежде чем спихнуть с себя нелёгкую тушку, но чувствовал, что тот пребывает в благодушном расположении духа. Ему казалось, что они дополняют друг друга и неумеючи делятся теплом. Бедные люди ведь не могли похвастаться оперением, как у него. Хибёрд и без того считал их странными существами, знал бы он их мысли и вовсе впал бы в недоумение. «Интересно, если я создам себе кошачьи ушки и хвост, то Кёя сразу же набросится на меня как голодный пёс или сначала погладит как Хибёрда?» — безмолвно смотря на тяжело дышащего любимого рядом, Мукуро уже предвкушал развлечение на завтра. Выявлять слабости друг друга это, безусловно, хорошо, а использовать их для доведения до высшего наслаждения ещё лучше. «Утром я защекочу его до смерти», — думал Хибари, позволяя любимому прижиматься к себе. Канарейка улавливала особую ментальную связь между этими двоими и понимала, что хозяин с ним расслаблен и по-настоящему живой. Она внимательно разглядывала пару обнимающихся людей. Хибёрд как никто знал, что его хозяин тёплый и мягкий, поэтому не удивлялся, почему другой человек каждую ночь спит с ним вместе, цепляясь конечностями. Он не злился, что тот отобрал самое уютное место, но теперь ему захотелось, чтобы кто-то так же тормошил его перышки и согревал, как делали эти двое друг другу. По утрам один из них даже обязательно кормил другого своим молочком. Если Хибари привёл в их дом шумного сородича, то, видимо, пора и ему. Хибёрд, ещё несколько минут понаблюдав за спящими, развернулся к саду и бесшумно вспорхнул. На следующий день он привёл с собой канарейку, но это уже совсем другая история...