Mysteriorum

Когда Гарри в очередной раз убегал под мантией-невидимкой изучать хогвартские затаенные проходы, в чьих пыльных нишах царила полная уединенность, — друзья лишь качали головами, все еще встревоженные тайными отлучками. Рон смотрел с явной досадой и скрытой обидой, но стойчески сохранял молчаливое согласие, созданное подругой, которая хоть и не одобряла такие прогулки, но целесообразно оставляла свободу действий, то бишь лелея надежды на чужую разумность. А зря. Развязный галдеж гриффиндорской гостиной, сбивавший с мыслей, тепло камина, аляпистые шторы, звонкий смех и чьи-то надоледливые руки, и все до того момента, когда Гарри начал уходить из башни, исследуя более приятные душе неизведанные закоулки. Туалет Миртл, скрывающий тайную комнату, старые гобелены, закрывающие секретные проходы, хитрые двери, петляющие коридоры, и та же выручай-комната, неоднократно становившаяся родным прибежищем. Жители обветшалых картин при правильном подходе раскрывавшие новые детали старых загадок. Гарри бессознательно манила эта неизведанность и атмосфера нетронутых лазеек. По натитию, необъяснимо, но существенно, самое большое удовлетворение стали доставлять этих разгадки тайн мадридского двора. Словно находя в таких победах свою суть. Вот и сейчас он стоял у Астрономической башни, глядя на уходящую за запретный лес границу небосвода и спокойную гладь черного озера. Вдали из дымохода Хагридовой хижины активно валили клубы пара – наверное, кое-кто вновь взялся за приготовление своих чудесных кексов, коими можно было ломать головы недругов. У тыквенных грядок доносился лай Клыка, наматывшего круги по незамысловатой траектории, словно нерадивый щенок. Рядом ожидал своего нескорого часа впихнутый Гермионой альманах про древние мистерии и секретные сообщества, к коему Гарри еще даже не притрагивался из-за исходящей от мелких печатных букв нудной скуки. Однако "Через неделю проверочная работа, Гарри, а это — основная тема. Я знаю, что ты просто гуляешь, поэтому прочти хотя бы первую главу! Пойми, это очень важно!" гудело в голове, вынуждая лениво перелистывать многочисленные листы, приходя к пониманию, почему Рон так обреченно смотрел — конец первой главы, казалось, был через полкниги. Пообещав себе полетать после прочтения тридцати восьми страниц, на которых заканчивалось введение, включая десятистраничное предисловие автора, Гарри перебегал глазами по строчкам, особо вдумываясь лишь в обозначенные подругой карандашом абзацы. Схемы, рисунки, отсылки к другим изданиям, греческие трудновыговариваемые имена и придуманные ими десятки понятий философии, вгоняющие в мучительный процесс переработки, иногда озадачивали или смешили. Вот, например, существующая легенда о том, что Диодор умер от огорчения, вызванного тем, что он не смог немедленно ответить на вопрос, заданный ему Стилпоном, бывшим одно время главой мегарской школы. Диодор считал, что ничто не может двигаться, потому что при этом вещь должна перейти с места, где она была, на место, на котором ее не было, что невозможно, потому что вещи должны быть там, где они есть. Сколь бы Гарри не перечитывал, с каждым разом мысль ускользала все дальше и дальше, окончательно заставив махнуть рукой и перейти к другой части в надежде понять чуть больше. Диаграмма Кирхера, Птолемеевская схема Вселенной, атом Бэббита, дерево классической мифологии и, как гвоздь забитый в крышку гроба, Орфическое яйцо, вызвавшее нервный смешок. Будто эту главу писали заядлые рейвенкловец и слизеринец, напалую просвящающие про прелести орфеизма и классического неоплатонизма, распинаясь о Творящем Духе, Космосе, несомненно с большой буквы, и некоем Фанете. К счастью или нет, но на этом введение закончилось, позволив нетерпеливо перепрыгнуть назад с парапета и, автоматом накинув мантию-невидимку для отсечения неинтересных встреч, помчаться широкими шагами к квиддичному полю. Будучи, на удивление, крайне вдохновленным, он так и не заметил мелькнувший у другой стены в коридоре худой силуэт.

***

Полеты прошли, как ушат холодной воды — свежо, бодро и насыщенно, благодаря прекрасной погоде и возникшим близнецам, что провели в своих комнатах весь вчерашний день в изучении новых разработок, благодаря чему уже рвались в актив общественной жизни. Довольные лыбы и разваливающаяся походка знаменовали, что все прошло куда удачнее, чем предполагалось, и, захватив Гарри у кладовой с метлами, они помчались коротать время до ужина. Обед, как оказалось, Поттер пропустил, из-за чего получил тычок от Уизли ведь "Вообще-то я все еще твой друг, если не забыл", и, конечно, выговор от одной Грейнджер, пришедшей на трибуны проверять обещанные знания после игры с Хаффлпаффом вместе с Джинни, моментально присоединившейся к внеплановому соревнованию. На ужине под назидательным взглядом пришлось съесть полпирога с почками и запеченный картофель, запивая второй кружкой тыквенного сока. Когда Гарри решил вновь пораньше убежать на башню астрономии с намерением быстренько дочитать эту первую главу без пестрой остановки родной гостинной, его окликнул Джордж. — Эй, Гарри, не заблудись. Он кивнул. "Не заблудись" означало, как и "Не забредай слишком далеко – понадобишься" так и " Не забудь карту". В первом случае точно не обошлось без Гермионы, вероятно проевшей плешь и им, раз самолично решили оповестить, или.. Или наконец решили вернуть через аредовы веки* карту, ведь былое "Проспонсируй создателей любимых всем Хогом вредилок, Гарри!", и сам Гарри обходился одной мантией-невидимкой в течение туевой кучи времени – возможно, сегодня произойдет его долгожданное воссоединение со своей второй помощницей. С таким многообещающим настроем он прошерстил к гриффиндорской башне, минуя болтающую с очередной знакомой Полную Даму и, попутно здороваясь с пыхтящими над пергаментами Дином и Симусом, пропустивших ужин, заскочил в мальчишескую спальню. Помещение, как всегда, навевало ранние мысли о первом курсе, ребяческих играх, спрятанных под подушку шоколадных лягушках и ночных разговорах с Роном про квиддич. Царящий уют, который он осознанно избегал, пробудил легкое чувство вины при виде неизменно теплой картины, словно бескорыстно ждущей даже после самых долгих отлучек художника. Сгоняя заставшее врасплох наваждение, Гарри поторопился добраться до карты, ожидаемо, оставленной близнецами под одеялом, за закрытым пологом. Линии зазмеились по пергаменту, выстраивая знакомый хогвартский план, складывая многочисленные имена и петляя по краям просвечивающими завитками. Глаза автоматически забегали по именам: вот Дамблдор, как всегда, в своем кабинете, засиживающийся в лаборатории Снейп, Рон и Гермиона, сидящие в Большом Зале, Филч, рыскающий по четвертому этажу, парочка хаффлпаффцев на кухне и... Малфой на астрономической башне. Выждав секунду, брови Поттера поползли вверх, к линии роста волос, заставляя шире вглядываться в ровные, пропечатанные буквы, составляющие четкое имя одного до боли спесивого знакомого. Любопытство разгорелось в груди в геометрической прогрессии: увидеть Малфоя вечером в дальней части замка, совершенно противоположной слизеринским подземельям, да и еще и совершенно одного, равнозначно профессору зельеварения, пьющему чай в доме у Хагрида. Удивительно и странно, несмотря, что по малфоевской натуре — скользить в любых местах, выглядывая длинным носом из щелей, подобно змее. Просидев на кровати еще пару минут, Гарри решил обязательно глянуть туда не столько ради душевного спокойствия, сколько раскрытия сомнительных замыслов недруга и, если все в порядке, пойти в выручай-комнату и дочитать несчастную главу, однако мысль явно набивала, что едва ли все будет в порядке. Ступеньки, повороты, редкие, опоздавшие к трапезе ученики, разносящие торопливо топот по атмосфере, мягкий свет факелов в дальних углах, отплясывающий бликами, лениво летающие у потолка бледные призраки, создающие аморфный шум — все казалось немного тревожным, волнующим, хотя было понятно, что причем в этом вовсе не они. Наконец, нашлась винтовая лестница, а Гарри вновь посмотрел на карту, проверяя на присутствие проблемного слизеринца. Точка совсем не двигалась и стояла как была, вызвав новую порцию давящего ожидания неминуемого. Нещадно получать по носу, как при такой же попытке в поезде, не хотелось уж сильно. Хотя набить морду в ответ, честно, руки чесались. Подняться получилось практически бесшумно, аккуратно ступая по ветхим доскам и неловко хватаясь за каменную кладку из-за отсутствия перил. У последних ступеней сразу стала видна белая макушка, нависающая над парапетом спиной к лестнице. Гарри, добравшись, задержал дыхание и отошел к стене так, чтоб оставался виден точечный профиль. У Малфоя был большой лоб, который он ныне прикрывал челкой и, как можно было заметить, довольно удачно, чем сводя с ума, сколь бы ни было неприятно осознавать, треть женской составляющей Хогвартса. Этот белобрысый просто стоял и пялился в небо с астрономической башни, на которую строго запрещено подниматься вне занятия, пока Гарри извелся, разгадывая предполагаемый заговор, только что убитый на корню из-за такого мирного вида, словно здесь кружок чаепития младшекурсников хаффлпаффа. Хотя, если всмотреться, может он пришел не зря: минимум, вид не плюющегося ядом слизеринца, стоил толики внимания, особенно когда этот слизеринец даже казался спокойным. Наверное. Спина, конечно, все так же по-аристократически прямая, как черенок метлы, но взгляд уже не говорил "Надеюсь, ты умрешь в первой же яме, Поттер", а скорее "Не удивлюсь, если ты сгинешь в первой же яме, Поттер." Разница была колоссальной, заставляя Гарри вглядываться в идиллическое чужое выражение, к которому, возможно, было бы нестрашно подступиться в какой-нибудь другой Вселенной. Только вот, видимо, возникла та самая дилемма. Приблизиться Гарри не мог да и не горел желанием, но уходить тоже не хотелось. Почему-то. Потеряв голову, по волосам не плачут, да? Раз пришел, значит посидит. Минуты проходили, постепенно темнело, небосвод охватывал сумрак, где уже еле видно через полог ночи пробивались звездные вкрапления. Полог мантии Малфоя слегка трепыхал промозглый ветер, у Хагридовой хижины мельтешили тени из зашторенного окна, по воздуху реял петрикор, украшаемый благословенной тишиной. Так прошло еще немного времени. Читать становилось все сложнее, ранее упомянутая спина напряглась все больше и на лице Малфоя, наконец, застыло какое-то мученическое выражение, которое погруженный в философию пелагианства Гарри заметил только после какого-то отчаянного шумного выдоха. Стоило поднять глаза как в руке у Малфоя возникла палочка. Гарри на такой выпад, мысленно чертыхнувшись, напрягся и зашарил по карманам, моментально пихая книгу в сумку: если его сейчас тут приложат, спрятав под мантией, то где-то через неделю на уроке астрономии у какого-нибудь курса Рейвенкло возникнет скандальное происшествие по обнаружению мальчика-который-на-этот-раз-не-выжил. Расслабился рядом с законным врагом! Еще бы пикник с ним устроил под звездами, драккл дери! Покрывая себя всеми непечатными словами из-за фатальной халатности, Гарри приготовился опять лишиться целостности носа или вообще получить аваду в лоб, но Малфой его вновь удивил: он направил палочку на себя и в следующую секунду повеяло теплым потоком воздуха, как от утюга. Поттер так и застыл в полусидячей позе, лелея свою невообразимую удачливость и провожая взглядом быстро удаляющуюся фигуру слизеринца у винтовой лестницы и все более удаляющиеся звонкие шаги. Только Гарри успел подумать, что тот сбежал как-то слишком быстро, в голову ударил вопрос, а, собственно, сколько сейчас времени? Торопливо выбравшись из-под мантии, он вызвал темпус и увидел знакомую картину: десять без двадцати, то бишь 21:40. Оставалось десять минут до отбоя и причина моментального ухода слизеринца стала понятной. Что ж, его счастье, если он успеет, а Герою можно и посидеть еще часок. В поисках потерянной страницы ушло где-то минут десять, и Гарри с удивлением понял, что даже перешёл ко второй главе, узнавая прочитанные абзацы, довольно устраиваясь поудобнее, насколько это позволял жесткий пол. Сидеть с книгой, разбирая мельтешащие предложения средь ночи неожиданно стало неинтересно и тяжело, несмотря на зажженный люмос. Вновь призванный темпус показал, что прошло всего четверть часа, хотя, казалось, ужасно много. Решив окончить на этом вгрызаться в гранит мистерической науки, Гарри проверил карту, непроизвольно отметив ныне покоящуюся точку в подземельях, гуляющего на нижнем этаже Филча и, наверняка, спящих Рона с Гермионой, пребывающих в своих спальнях. Подойдя к парапету, чтоб в последний раз взглянуть на засыпанное звездами небо, которое уж слишком на сегодня заменил старый альманах, он остановился, ощутив под ладонью неровность. На железной балке перил было выцарапано "Что мне делать?" и Гарри обреченно понял, что этот вопрос помучает его еще знатно да ладно.