Летучая мышь

- Ты слышал про Агату? – по тому, как слегка покраснели щеки моего товарища, Виктора, я понял, что вопрос не прост. Никакой Агаты я не знал, само собой разумеется. Круг моего общения ограничивался парой знакомых мужского пола из гимназии да сестрой одного из них. - Может, и слышал. - Врешь, - он снова забежал чуть вперед и заглянул мне в глаза. – Ты не можешь не знать об одном из главных источников наслаждения в нашем городе и далеко за его пределами. Его смущение передалось и мне. Я почувствовал, как моего сознания ласково касается алая теплая волна, и все вокруг начинает уплывать, смываемое ею. - Хочешь… Хочешь посмотреть? – едва слышно спросил Виктор. Я слегка кивнул, глядя в сторону, на кованую ограду, через прутья которой виднелись нежно-голубые цветы. Они тоже зачарованно кивали, соглашаясь в чем-то с ветром, и смотрели на меня васильками своих глаз. У друга моего, шедшего рядом, был точь-в-точь такого же оттенка окаем зрачков. Будем считать, что я через эти цветы заглядывал ему в глаза. Мы свернули в грязный переулок, где жили бедняки и дамы, мимо которых принято было проходить с презрительным выражением лица, и пошли вдоль обшарпанных стен. Мне казалось, что мы снова пойдем, налитые фруктовым вином, украденным из родительского буфета, как прошлым летом, искать щели в ставнях окон на первом этаже и смотреть… Я помню. Помнит ли он, как там белело что-то? Складки одежды? Затем становилось различимым колыхание, обретающее все ускоряющийся темп. И скрип, скрип, все этот надсадный скрип и постукивание спинки кровати о стену, смешивающийся с частым дыханием и женским голосом, от которого становилось стыдно до жара по всему телу, хотелось закрыть уши и убежать назад, в чистоту и аскетизм своей комнаты, и очень хотелось остаться и продолжать слушать, продолжать понимать и знать. Это стало одним из первых пожаров, в который я угодил по собственной вине и в котором вскипела моя кровь, став густой и отзывчивой к любому доступному огню, будь то замеченная случайно девушка в промокшей насквозь одежде, облегающей ее тело, или же мощный торс античной статуи… После впервые увиденного я долго омывал руки и лицо прохладной водой, понимая, что не смогу слушать, как раньше, хор кристально чистых детских голосов. Ведущим с того дня стал иной голос. Голос вкрадчивый, призывный и соблазнительный.