not alone.

[ 💡𝙙𝙞𝙧𝙠 × 𝙩𝙤𝙙𝙙 💡 ] — ты что, снова сьел все наши сладости? — именно так, тодд. — но зачем?! — потому что ничто в этом доме не может быть слаще, чем я. таких диалогов у них просто уйма, поверьте на слово. решение наконец-то съехаться было сверхратно одобрено, потому что так дешевле, ближе к агентству, да и вообще, удобнее. удобнее - думает тодд, в четвёртый раз оттирая микроволновку от сгоревшего попкорна и сырного соуса, пока дирк неловко расхаживает по кухне, буквально на ходу придумывая оправдание. — понимаешь ли, тодд... эксперименты очень часто оборачиваются не так удачно, как задумывалось изначально. так вот, изначально... — дирк делает глубокий вдох, набирает в лёгкие побольше воздуха, очевидно, для того, чтобы продолжить закидывать тодда аргументами, у него целая мириада слов, замыслов и объяснений и... — дирк, просто заткнись и не мешай мне приводить нашу микроволновку в божеский вид, ладно?— раздражённо бросает тот, не отрывая взгляда от пронзительно-чёрных огарков на задней части микроволновки. ну и гадость. щёлк. детектив медленно, вдумчиво кивает, тихо извиняясь и виновато опускает взгляд, как провинившийся ребёнок неловко переминаясь с ноги на ногу. — хорошо, тодд... да, я... конечно, —выходит как-то до дрожи непривычно и тихо. тодд наконец поднимает тяжелый взгляд, осекаясь на полуслове, потому что дирк... дирк и впрямь выглядит так сконфуженно и помято, точно бездомный щенок в промозглом переулке. — дирк, извини, я не хотел, чтобы это прозвучало грубо, просто... — он тихо вздыхает, смывая с ладоней приторный сырно-горелый запах и тянется в примирительном жесте, едва касаясь. щёлк. он вздрагивает всем теплом, поднимает ладони в защитном жесте, зажмурившись на секунду, сотрясаемый мелкой невидимой дрожью. о ш и б к а. он снова допустил ошибку, а значит вновь почувствует боль, раз за разом, одно и то же, н е и з м е н н о, бесконечно. бесповоротно. постоянно. всё, что бы он не делал окажется ошибочным, неверным, неправильным и болезненным. его не исправить, не переделать, не перенастроить, не изменить. боли нет. совсем нет. он чувствует лишь встревоженный, ошарашенный взгляд тодда. выдыхает, с облегчением, опуская руки и жмёт плечами, умоляя вселенную наконец-то позволить ему провалиться сквозь землю. желательно, глубоко. желатетельно надолго — ничего, тодд. прости за микроволновку, мне нужно кое-куда сходить, знаешь, там новое дело и... думаю, меня уже совсем заждались! джентли молниеносно, споткнувшись, вылетев, исчезнув прочь, вываливается на шумную улицу, тяжело дыша, старательно сглатывая подступающий колючий комок слёз, поднимает влажные глаза к небу, по-детски мечтая, чтобы тор, кем бы тот ни был, обязательно заметил его, исключая необходимость предстоящих невыносимых разговоров. вероятно, даже у тора есть дела поважнее. тем времнем, тодд задается другим вопросом, какого чёрта это вообще было? конечно, он много чего слышал о чёрном крыле, наверное даже слишком много, для того, кто большинство ночей проводит без кошмаров, но это выходило за все существующие вселенские рамки. он боится представить, что пережил дирк за все эти несколько месяцев. а дирк... дирк боится его? передергивает лишь от одной мысли. они ведь, в конце концов друзья, а не какие-нибудь, а лучшие. самые близкие, да и что уж там, едва ли не родные, да они даже, спят на одной, кровати, потому что до второй им не хватает еще несколько холистически-нераскрытых дел. немыслимое чувство вины прожигает откуда-то изнутри, напористо и жутко. они стараются делать вид, будто ничего, совсем ничего не произошло. дирк всё также лучезарно улыбается, болтает невесть что о космических иллюзиях, дисперсии и котятах, активно жестикулируя руками, пока тодд пытается понять хотя бы что-то, сомнительно кивая. в агенстве тихо. где-то там фара перебирает старые документы, подписанные счета и очаровательные дирковские каракули в детском альбоме. они одинаковы согласны, что это - самая приятная рутина на свете. — ....и в итоге, тодд, всё это в з а и м о с в я з а н о ! — да-да, дирк, взаимосвязано, это я понял, но было бы неплохо, если бы ты сейчас принёс немного кофе и начал с самого начала. — хорошо, одну секунду! — он ловко, отлишлифованно наливает чёрный кофе в глубокую кружку, добавляя одну ложку сахара, именно так, как тодд любит, пока тот лениво листает нетронутую прежде газету. — дирк, смотри-ка, тут кое-что про тебя! — что про меня? — газетные заголовки заговорщески шуршат под его пальцами, складываются в застывающие тягучим ужасом слова, приковывая дирка джентли к месту. — где это... ах, вот. свлад чьелли, ранее известный, как дирк дже... где-то позади него, из рук дирка падаёт пузатая кружка, оглушительно лопаясь на множество маленьких осколков, кофе волной разбрызгивается во все стороны, заливая белоснежный кафель, дирк судрожно выдыхает в наступившую тишину, тодд бесшумно роняет газету, фара сжимает в холодных пальцах рисунок. — меня зовут дирк. дирк джентли. джентли. дирк джентли, дирк... он повторяет это так часто и так много, как заученную мантру, совсем не слышит собственного голоса, не слышит ничего, кроме механичекого-синтезированного отголоска в собственном сознании. неправильно, неверно, не так, всё снова не так, ошибка за ошибкой. тернистый путь без начала и конца. чёртово колесо сансары и сотня оборотов в минуту. он цепляется за ладонь фары так сильно, уверенный в том, что в другом случае принёс бы сотни извинений, а сейчас лишь смотрит вслед собирающему осколки тодду. у дирка всё под контролем, совершенно точно, всего-то маленькие временные нестыковки, так ведь? он обесточен, напуган, разбит, а дома снова кончилось сладкое. ему нужна передышка, выходной, кружка горячего какао с зефиром и может быть, немного пиццы, восемь часов здорового сна и тодд. ему нужен тодд. фара говорит, что у него целые космические озёра под глазами, джентли тихо смеётся, потирая тёмные сгустки грусти сквозь опущенные ресницы и зевает, с горечью вспоминая о пресловутых, извечных кошмарах, задаваясь вопросом, входит ли умение бесшумно плакать по ночам в разряд сверхспособностей. наверняка, да. у него будто и не жизнь вовсе, а негласная война с самим собой. не веди себя странно, дирк. не буди тодда по ночам, дирк. не вляпайся в очередные воспоминания, дирк. почини себя, дирк. ну, же, ты ведь можешь. не разочаруй их. тодд всегда уходит раньше, не любит опаздывать, варит кофе, отвечает на сообщения в автоответчике и просто живёт каждым утром, в ожидании колокольного звона. это была идея джентли - повесить их у самого входа. но в последнее время всё идёт как-то слишком вычурно-наперекосяк, слишком даже для дирка джентли. сегодня тодд опаздывает, роняет бумаги, чертыхается под нос так по-тоддовски, пока в душе еще шумит вода и распеваются британские песни. так-дирковски. он едва успевает натянуть новые, стоит заметить совершенно замечательные брюки, которые почти идеально сочетаются с расписной рубашкой, вальсирует по всей кухне с тостом зажатым между губами и теряет всю утреннюю надежду на лучшее, когда лицом к лицу сталкивается с бротцманом. — дирк? — тодд? — я думал, ты уже... — нет, я ещё, нет... у дирка красивые, ровные плечи, длинные пальцы и испуганный детский серо-космический взгляд, предательские панические нотки в голосе и остывающий тост на столешнице. у дирка несколько десятков шрамов и дрожащие руки. те самые буквы над ключицей, чёрным по белому " i c a r u s ". — о, нет, тодд, нет. не надо. не спрашивай, иди в агенство, у нас новый заказчик, знаешь ли... — дирк. — и мне сдаётся, он ждёт так долго, что скоро... — дирк. — а у нас и так уже целых два отрицательных отзыва! он глотает последние слова, обхватывая себя руками за плечи, то ли от страха, то ли от смущения, делает несколько шагов назад, отрицательно качая головой. не смотри тодд, не смотри на меня, когда я так беспомощно и жалко разбит, не смотри на мои уродливые шрамы, не смотри на мою трусость, неполноценность, н е с м о т р и на свлада чьелли. он снова вздрагивает, прямо как тогда, жмурится, сжимая губы в тонкую полоску. но тодд друг. тодд не сделает больно. не ударит за неправильный ответ и не будет кричать. для тодда не существует ошибок. у тодда тёплые и мягкие руки, мягкий голос, который так робко зовёт по имени и бесконечно-прекрасные, сотканные из космических атласных нитей, глаза. кажется, он окончательно и бесспорно влюблён, а фара проспорила пятнадцать баксов. дирку хочется верить, хочется так сильно, что он позволяет прикоснуться, провести, увидеть, потрогать, вытереть дорожки слёз и так неверяще улыбнуться, неуверенно прижаться, сомкнув липкие руки, чувствуя тёплый поцелуй куда-то в висок и встающего на носочки тодда. — пожалуй сегодня нам лучше остаться дома, — едва слышно, но уверенно, взяв за руку. — что? почему? тодд, ты не обязан... — у нас сладкое кончилось, дирк. — снова? — ага. — почему? — потому что я люблю тебя, придурок. у дирка заразный и впервые за долгое время беззаботный, искренний смех, влажные поцелуи и лучезарная улыбка. — да твоей улыбкой можно освещать целые районы. но ещё она будет светить для меня, хорошо? — конечно. ну, конечно, тодд!