Я сидела за столом, склонившись над раскрытыми тетрадями. Карандаш подрагивал в руке, хромоногая настольная лампа то и дело заваливалась вбок, отчего мне приходилось поправлять ее, держа за провод. Наконец я плюнула и подставила под нее метроном. Вопрос с освещением наконец-то решился.
Жители Нирна оказались представлены самим себе. Ульфрик читал газеты (что-то про Навального – я не успела рассмотреть), Цицерон играл в приставку, а Карлия вообще поступила странным образом: она заперлась в кладовке и попросила ее не беспокоить. Ясен пень, я не смогла пересилить любопытство, сунула туда свой вездесущий нос… и увидела, что данмерка зарылась в кучу одеял и спит, убаюканная темнотой и тишиной.
Святая Ноктюрнал. Как же это мило.
Мне захотелось сфотографировать ее, но своенравная самсунговская камера сказала «пеп» и выключилась, прикрываясь недостатком освещения.
«Ну и черт с ней, - подумала я. - Зато теперь у меня наконец-то есть время, чтобы осмыслить все в одиночестве».
Я села за свой стол и принялась писать.
Итак, что мы имеем?
Одним чудесным утром в квартиру к обычной российской девочке попадает самая настоящая темная эльфийка. Ладно, может, к не совсем обычной: упомянутая девочка воображает себя как минимум Рахманиновым и пишет симфонические произведения. О которых мы поговорим позднее.
А пока давайте потолкуем об эльфийке. Карлия Индорил оказалась совершенно такой, какой я ее представляла: кожа – средне-серая, голубоватая на ладонях и запястьях; остроконечные, но не очень большие уши; глаза – ну конечно же, единственный эльф с не-красными глазами! Все это, наверное, можно удачно скосплеить (ха, я даже видела фотки в Интернете), но вот данмерскую форму черепа подделать невозможно. То есть совсем. Пластическая операция ради того, чтобы походить на персонажа компьютерной игры? Ладно, теоретически это вероятно, но я-то здесь причем?
Полная чушь.
Значит, остается один вариант. Вышеуказанный гуманоид реален и материален, а значит, должно существовать место, откуда он появился. Появление Карлии могло бы рассматриваться как одиночное (пусть и неординарное) событие, но вскоре случились вещи, подтверждающие статистику: Ульфрик на балконе и Цицерон на крыше.
Черт. А ведь эти двое вполне могут быть косплеерами. Но эта версия нежизнеспособна: все до единого пришельцы утверждают, что они-де и слыхом не слыхивали ни о какой Земле, а мирно занимались своими делами в Скайриме.
Цицерон – валялся в Данстарском убежище.
Ульфрик – просиживал портки на троне.
Карлия… Так, ладно. Я не знаю, чем она занималась перед тем, как оказаться здесь. Она утверждает, что ее воспоминания размыты и неверны. Но она появилась у меня в постели в полном Соловьином доспехе (который я уже успела примерить и разочароваться, потому что на мне он сидел как на корове седло), из чего мы делаем вывод, что… Погодите, о чем это я? Ах да, Карлия. Так вот, и из этого вытекает, что соловьиха попала ко мне уже после восстановления в звании. То бишь после «Возрожденной триады».
Cтоп. Но ведь сегодня на лестнице Ноктюрнал разговаривала с Карлией так, словно та даже близко не заслужила прощения! Опять промах? Нет, не сходится.
Господи боже, да что ж такое творится?
Следующие в рассматриваемом кругу попаданцев (я обвела имена в овал и начертила следующий) – Анкано и Мерсер Фрей. Желтоглазый эльф из Коллегии возник при невыясненных обстоятельствах, но понятно одно – он уже спелся с моей Нилин и теперь крутит с ней шашни. Нет, вы только подумайте! Альтмер и земная женщина! Да, конечно, я в курсе, что талморец является излюбленным сюжетом ее влажных фантазий, но представлять живого Анкано? Рядом с моим бро?! Извините, мне нужно в туалет, сейчас блевану и вернусь.
Хотя… в этом определенно есть смысл.
Я нарисовала наши с Нилин портреты (схематично: мой был кучерявой глазастой картошкой, тогда как ее – точеным эльфийским личиком с кактусом на голове) и протянула от них стрелочки. В принципе, все логично. Я получила в подарок Карлию, потому что она мой любимый персонаж (и по некоторым другим причинам), а ей, значит, достался Анкано. Я так и не узнала, как они встретились.
Моим любимчиком номер два является Цицерон. И он тоже попал непосредственно ко мне. Но Мерсер Фрей, Мать Ночи и Братство? А уж Ульфрик Буревестник – это при моей-то верности Империи? Версия с любимыми персонажами тоже неверна.
А что там я говорила насчет подобия Совнгарда? Может, все они попали сюда после смерти? Нет, фигня. Карлия, Бабетта и Назир бессмертны. А даже если бы и были смертны, то как бы это объяснило появление даэдра?
Боги, сколько ж вопросов.
Нотная тетрадь передо мной была исписана и изрисована. Надеюсь, что Хермеус Мора – или кто там у меня ведет теорию – не сожрет меня за нее. Кстати, а ведь завтра мне сдавать экзамен по музре. Кого мы там проходим? Композиторов двадцатого века? Я даже готовиться не буду. Меня посредь ночи подними, так я биографию Кейджа наизусть расскажу.
Черт с ним, с Кейджем. Тут, как говорил принц Гамлет, имеется магнит попритягательней.
Итак, попробуем восстановить цепочку событий.
В середине мая в некоем городе на Волге начинают происходить удивительные события. В наш мир неведомо как проникают персонажи одной известной видеоигры. Странно? Не то слово! Сначала Астрид с ее дружками, каким-то чудом уцелевшие после разгрома Братства, затем – предположительно – Гильдия воров, а потом Карлия и все остальные.
Ах да, и еще весь педсостав нашего единственного музучилища превращается в принцев даэдра.
Почуяли запах безумия? Ну что ж, двигаемся дальше.
Астрид утверждает, что ей приходят анонимные письма с указаниями на того-то и того-то. Темное Братство совершает ребрендинг и превращается в детективное агентство? Хах, забавно. А что насчет посылки с сюрпризом? Гробик Матери, подарок от неизвестного доброжелателя, ведь
тоже может быть продолжением этого ряда! Таким образом, мы выяснили еще кое-что: в нашей игре присутствует некая сильная закулисная фигура.
Я вздохнула и обхватила голову руками. Кто ж ты такой, мой ферзь загадочный…
Итак, на момент начала всей этой дряни – шестнадцатое июля – расстановка известна. Братство и Гильдия, с которой я еще, кстати, не знакома, уже переместились и вполне довольны своим новым домом. И тут-то наш матч переходит в миттельшпиль.
На сцену выходит ваша покорная слуга.
Черт. Ненавижу это выражение. Надо было сказать просто: тут появляюсь я. Но мне сейчас крайне не хочется цепляться за слова – это последнее, что нас сейчас интересует.
В общем, тут появляюсь я. Девушка-подросток шестнадцати лет, студентка второго курса теоретико-композиторского отделения музыкального училища, тролль, лжец и девственница, и параллельно – ярый фанат Древних Свитков. И что-то мне подсказывает, что именно последнее обстоятельство и сыграло главную роль в моей дальнейшей незавидной судьбе.
Шестнадцатого июля в постели упомянутой девушки просыпается Карлия Индорил – вор-Соловей, с которым, кстати, эта девушка была бы не прочь познакомиться. Пара минут криков и знакомств – и на балкон падает Ульфрик Буревестник! Фанфары, марш, тромбоны, не тяните квинту. Затем Цицерон, бросающийся с крыши. К этому моменты храбрая теоретичка уже вовсю развлекается: она спасает шута от неминуемого экстерминатуса и собирает у себя дома команду по спасению мира. Приключение началось.
Едем дальше. Семнадцатое июля: неизвестный присылает на мой адрес посылку с телом Матери Ночи. Опытным путем выясняется, что ее Слышащая – не кто иная, как лучшая подружка главной героини, восемнадцатилетняя джазовая певица по прозвищу Нилин, которая – ха-ха – тоже фанатеет от Свитков. Совпадение? Ага, как бы не так! В тот же день команда попаданцев принимает новеньких: талморца Анкано (утверждающего, что он-де архимаг Коллегии Винтерхолда) и главу Гильдии Мерсера Фрея. Ни тот, ни другой не выглядят удивленными. Совпадение? А вот тут же фиг его знает.
И, наконец, день сегодняшний. Восемнадцатое июля. Храбрая теоретичка и ее личный телохранитель знакомятся с Темным Братством – то есть, простите, с детективным агентством в роли Братства. И тут выясняется интереснейшая деталь: оказывается, наших друзей уже давно знают и ищут! И ладно бы кто, но это ж тот самый загадочный неизвестный, наш Тайный Ферзь! И таким образом мозаика более-менее сходится. Карлия кое в чем права: многие, очень многие нити этой истории ведут ко мне.
Но проблема… Проблема в том, что я и сама не знаю, почему.
На бумаге не осталось свободного места. Нотный стан увивали непонятные цепочки символов, странные рисунки – не могу избавиться от привычки рисовать, когда думаю – окружили не менее странные надписи.
Из всех этих схем, стрелочек и долгих минут мучительной дедукции я вывела лишь три гипотезы.
Версия нумер айн: попаданцы пришли к нам из игры, и они – не реальность.
Версия нумер цвай: попаданцы появились из параллельной реальности, и игра – на самом деле вовсе не игра.
И версия нумер драй, самая естественная – все просто взяли и съехали с катушек.
Честно говоря, третья версия нравилась мне больше всего.
Я выключила лампу и устало откинулась на спинку стула. Игра… Реальность… Сон и вымысел. Где чертовы границы? Почему я чувствую себя так, словно меня выбросили с самолета в Тихий океан с надувным матрасом и криком «Ну, развлекайся»?
Ох, святые портянки. Нет, так не пойдет. Меня обязательно покажут и по РЕН-ТВ, и в программе «Необъяснимо, но факт», но сначала надо разобраться с сессией. Если я завалю семестр, это будет катастрофа. Да пусть весь Нирн рухнет – если я завалю семестр, это будет просто мой личный апокалипсис! Не говоря уже о том, что родители перестанут оставлять меня дома одну.
И тут вдруг я кое-что вспомнила.
Туманная догадка. Очень туманная. Но она была очередной соломинкой, за которую можно ухватиться.
Дело в том, что в начале этого года я задумала грандиозную вещь. Я захотела написать оркестровую сюиту в стиле Остина Уинтори, рассказывающую… историю Соловьев.
Да, да. Я знаю, что мне надо завязывать с играми. Да погодите, я еще не рассказала!
Это должна была быть сюита… ну, потрясающая. Сказка о любви и боли. О дружбе и предательстве. О смерти и воздаянии. Я так и назвала ее: «Соловьиная сказка». Сюита-сказка. Сюита-история.
История, которую не знал никто, кроме меня.
На титульном листе партитуры я написала карандашом:
Посвящается Карлии Индорил.
Жаль, что тебя не существует.
Потом, подумав, стерла. И, как выяснилось, зря.
Потому что выяснилось, что она очень даже существует.
И все, что я писала, все, что полагала вымыслом – все это оказалось правдой.
В тот момент, когда все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове, кое-что будто щелкнуло. Как будто кто-то соединил контакты металлической пластинкой. Вставил пару клавиш – так, что теперь стало возможным сыграть гамму.
Это ведь все не просто так. Я думала о ней – долгие месяцы искала и читала все, что могла найти, писала и сочиняла, проживала ее жизнь и впитывала ее боль. Я старательно изображала и шум листвы Рифта (арфа), и божественные наставления Ноктюрнал (хор), и теплую кожу под пальцами (ноктюрн с солирующим фортепиано, много кларнетов), и удар клинка (медные), и годы одиночества (пианиссимо струнных), и месть, и выстрел, и воссоединение, и прикосновение призрачных рук под сводом храма. И голос Галла, рассказывающего эту историю – густую, печальную виолончель, красной нитью пронизывающую все четырнадцать частей. Кстати, на Концерте соло виолончели будет исполнять Нилин.
Я писала сюиту девять месяцев: сначала клавир, потом оркестровала – медленно, часть за частью, потом доводила до совершенства. Потом репетировала. Но самое главное – это то, что все это время я думала о Карлии. Так бывает, когда какого-то персонажа ты знаешь лучше, чем себя.
Так бывает, когда посвящаешь кому-то сюиту.
Может быть… это и есть та нить, что связывает меня со всем этим?
Может, мысль в самом деле материальна? Ты притягиваешь неприятности так же, как скума притягивает кота. Слова Матери Ночи. Так может, она права?
Что, если Карлия оказалась так близко потому, что я сама призвала ее?
Карандаш в руке замер. Я покосилась на его кончик: изгрызен и обслюнявлен. Да, точно! Это может быть. И вся эта эпопея началась именно за неделю до моей огромной премьеры. Концерта, который станет моей визитной карточкой, где будет исполняться «Соловьиная Сказка», и не просто так, а под моим управлением.
Что, кстати, меня смущает, потому что дирижирую я как чмо.
В глазах потемнело. Моя догадка принесла мне необыкновенное облегчение. Да, это и правда все шито белыми нитками, но это тот момент, когда все вот-вот начнет проясняться!
Неужели правда уже близко?
От радости мне захотелось встать с кресла и сплясать, как Цицерон. Что я, собственно, и сделала (ну не отказывать же себе в удовольствии!) После небольшого сеанса Гангам Стайла я плюхнулась на диван и составила дальнейший план действий.
Завтра я сдаю экзамен по музлитературе и отправляюсь на расследование. Да, настоящее расследование. А вы думали, я забыла о своих обязанностях? Я теперь работаю на Астрид, а значит, ее заказ никто не отменял! Мне нужно найти Эсберна. Как я это сделаю – вопрос десятый. Хотя погодите-ка, Астрид ведь упоминала… эээ… «Фальшивая груша»? «Червивый персик»? Ах да, точно, «Гнилое яблоко»! Звучит как название стрип-клуба. Ха, буду рада увидеть Мерсера в стрингах с перышками. Мне стоит обратиться к двум лучшим друзьям: во-первых, к Нилин, а во-вторых, к гуглу. Но сейчас я это делать не буду. Простите, детки, но у меня есть важные дела.
Из дальнего ящика комода я вытащила дирижерскую палочку.
Эй, ребят, вы ведь понимаете, что великим композиторам тоже нужно репетировать, да?..
*********
Ночь выдалась глухой и темной.
Умывшись, я думала о Скайриме, и о том, почему все это произошло. Но ничего нового не придумалось.
Ну и черт с ним.
Напоследок мы с Цицероном сыграли в шахматы. Шут неплохо освоил игру королей: он ловко провернул открытый дебют и сожрал половину моих фигур в миттельшпиле, так что к концу игры я подходила с одной лишь ладьей.
- La mort du roi! Mort! – шипел Цицерон, с маньячной улыбкой загоняя меня в угол.
Делать нечего. Пришлось сдаться. Я отдала Хранителю короля на f7 и, позевывая, отправилась в свою комнату.
Мне очень хотелось спать.
Карлия была рядом. За те дни, что мы провели вместе, она постоянно была рядом. Я не могу вспомнить ни одного момента, когда она покидала меня – ну, кроме того, с Мерсером Фреем. Но это ей простительно.
Она коротко пожелала мне спокойной ночи и отвернулась. В этот раз мне не хотелось смотреть на нее – я закрыла глаза и тут же провалилась в глубокий сон; Морфей распахнул свои объятия, и я, покачиваясь, поплыла навстречу сумрачным видениям. Любезное подсознание исполняло для меня симфонию до минор.
Сон, виденный мною, был странным. Очень странным.
Я увидела Алдуина – большого, черного, шипастого дракона. Он сидел на огромном контрабасе и смотрел на меня, а его глаза полыхали адским пламенем.
Когда я в страхе подошла ближе, Алдуин открыл пасть и заговорил:
- …Теория? Второй курс? Ну, что встали! Тяните билет!
Его голос был подобен раскату грома. Но Бог с ним, с голосом. Слова – вот что было по-настоящему страшно.
Нет, нет, нет! Уберите это от меня. Уберите эту страшную музыкальную литературу!!!
Алдуин засмеялся, и я, тяжело дыша, распахнула глаза.
Карлии рядом не было.
Я тут же вскочила, еще не до конца придя в сознание. Что?... Какого черта? Где она?
Где-то в районе потолка раздался скрип.
Я подняла глаза…
…и от увиденного мне снова захотелось кричать.
В проеме окна застыла черная фигура. Она стояла на подоконнике, согнувшись в три погибели, но тем не менее я ясно видела плащ, спускающийся с ее плеч.
Она открывала окно.
- Шшш, - сказала тень, оборачиваясь. – Спи спокойно. Я скоро вернусь.
Через десять секунд до меня дошло, кто это. Это Карлия. Карлия в броне Соловья. Она только что сбежала от меня через окно. Посреди ночи.
Снаружи дул ветер, и пластиковая оконная рама билась об стену.
Нужно бы ее закрыть, пронеслось у меня в голове. Но тело вдруг отказалось подчиняться. Сон снова протянул ко мне свои цепкие лапы, и я была не в состоянии сопротивляться.
Рухнув на подушки, я зарылась носом в плед. Небытие уже ждало меня.
В этот раз там был не Алдуин, а большая шахматная доска. Множество фигур – черных и белых, величественных, как статуи, и каждая много больше меня – в беспорядке стояли на клетках. Темное и светлое, день и ночь, даже, казалось, жизнь и смерть переплелись в этом безмолвном противостоянии. Застывшая битва казалась более жестокой, чем самая кровавая война. Но она не была молчаливой.
За доской тикали шахматные часы. И они равнодушно отсчитывали время до следующего хода.
Тик-так. Тик-так.
