Осколки прошлого

            - Валя, почему ты мне не позвонила, - с ходу обрушил на невинную девушку свой гнев Михаил. Она молча проглотила слова отповеди, не стала напоминать, его же обещание позвонить, после выписки. Едва поспевая за ним, накинула на его спину одноразовый халат. Он торопился, лавировал между пациентами и медработниками - время посещений заканчивалось.       - Вам на право! - Почти крикнула Валентина, когда, перепрыгнув через две оставшиеся ступеньки, Михаил выскочил в коридор.       - Её перевели в обычную палату. Миша резко развернулся.       - Она там одна?       - Пока да, но палата двухместная. И она редко бывает одна. Наконец-то Валентина смогла остановить его движение. В недоумении он спросил:       - Кто у неё? Он пытался быть счастливым, почему нет-то, с его-то возможностями, с невестой, с её папой, да и свой не подкачал. Случившееся с ним, подтолкнуло события. Вялотекущие разговоры о свадьбе закончились. Не успел он опомниться, как оказался сидящим в уютном ресторанчике на своей помолвке. Знакомство отца с Аллочкой, с её родителями, было по семейному неторопливым, обстоятельным. Ясно, что и отец, и будущий тесть, заочно, всё друг о друге узнали, поэтому отбросив светскость и манерность деловито обсуждали будущее торжество. Михаил подозревал отца в корысти, ведь чем громче будет его свадьба, тем незаметнее пройдет его, возможно всё вообще обойдется тихой росписью в ЗАГСе. Насколько Михаил успел узнать будущую мачеху, она уже побывала замужем и, к её чести, шума из их союза с отцом, делать не хотела. Откровенно говоря, Михаил желал бы на свадьбе, видеть её рядом с отцом, вместо матери. Он уже сломал голову, не представляя, как ей сообщить. Тянул время, тем самым рискуя впасть в немилость. Мать была болезненно непредсказуема. В том смысле, что её гнев мог обрушиться пощечиной, ударом, если повезёт, то только разбитой вазой. В то же время, если у неё был период просветления, начало новой духовной практики, она была мила до тошноты. Чего-то среднего не было. Михаил опасался её в обоих ипостасях. Сама она звонила очень редко, предпочитая оскорбиться его невниманию, никогда не забывая упомянуть кобеля отца, и проклясть его породу. Несмотря на это, отец очень сочувственно относился к ней, до сих пор чувствуя вину за развод. Через её секретаря и директора галереи следил за финансами, справедливо не надеясь на её деловые качества. Такого гуманизма Михаил не понимал. Прекрасно помнил скандалы, инициатором которых всегда была мать, да и развод был её желанием. Как помешанная она требовала свободы, не больше не меньше. Отец, как мог успокаивал её, но и его терпению пришёл конец. Зная его сердобольное отношение, Михаил, без его совета, отложил приглашение матери, на самый поздний срок. За неделю. Мать тщательно следила за собой, застать её врасплох, без макияжа, можно было разве что ночью. Вкус у неё был отменным, гардероб - обширным. Решение принимала быстро, будь то развод, или выбор украшения и наряда на приём. Трёх дней вполне достаточно, окончательно определился Михаил. В конце концов, факторов, влияющих, и определяющих её настроение, он не знал, и никто не знал. Даже отец, который был согласен не присутствовать на свадьбе, только бы не спровоцировать взрыв её гнева. Но будущим родственникам было важно соблюдение протокола. Гости ожидались отнюдь не рядовые, соответственно, и подарки. Родители невесты дарили молодым завод по производству мороженого. В этом не было ничего странного, мама Аллочки владела огромным молкомбинатом в области, снабжающим продукцией пол-Москвы. Готовить документы купли-продажи доверили Михаилу, тем самым приобщая его к семейному бизнесу. Аллочка заканчивала финансовую академию на следующий год, и становилась полноправным руководителем. Отец, подразумевалось с матерью, дарил квартиру или дом, на выбор.             С тех пор, как Миша выписался из больницы, не было ни одного дня, чтобы ему не напомнили о свадьбе, ответственности и преемственности. Но чем больше было в его жизни Аллы, тем его настойчивее тянуло к Рите. Он постоянно думал о ней, незнакомое ранее волнение, отчётливые пронзительные воспоминания не давали покоя, преследовали, возвращали в другую реальность, которая отдалялась с каждым днем, но которую он отчаянно хотел вернуть.       - Подруга её, Тамара Николаевна, - Валентина придержала его за руку у двери, - она контролирует все визиты, точнее сказать, никого не пускает.       - Это ещё что за дискриминация?! - Возмутился Михаил.       - Маргарита Сергеевна не разговаривает, - на встревоженный взгляд, пояснила, - сначала думали, что смещение шейных позвонков дало такое осложнение, но потом поняли, что она просто не хочет. Только с подругой может сказать несколько слов за день и всё. Хотели пригласить ей психолога, Тамара Николаевна запретила, сказала, что у любого на её месте мог случиться нервный срыв. Валентина заглянула в палату и через секунду Тамара стояла с ними в коридоре.       - Что-то случилось? - Спросила резко. -      - Ничего.       - Вас месяц не было, теперь пришли, что я должна думать? Может следствие сдвинулось с места?       - Следствие? Нет. Мне никто не звонил. Сомневаюсь, что кто-то ещё этим занимается. Мне просто нужно встретиться с Маргаритой.       - Зачем? Тома смотрела укоризненно, но прогнать его не решалась, во-первых, так и не поняла их отношений, во-вторых не забыла, что его отец дал деньги на операцию, благодаря которой Рита сможет владеть рукой.       - Хочу с ней поговорить.       - Она не разговаривает. Я вообще не понимаю зачем ты пришел, ей тяжело, очень.       - Я понимаю.       - Опять, понимаю, - раздражённо передразнила Тома. - Ну, о чем ты будешь с ней говорить? Он задумался, остановился, держась за ручку двери. Первоначальная робость отступила, в глазах ясно читалась решительность, стало понятно, что запрет его не остановит.       - Не смотри на неё, не напоминай о нападении, и о деньгах молчи. Выслушав инструкции, Михаил перешагнул через собственную вину, страх, отчаяние и вошёл в дверь, прикрыв её за собой. Рита узнала его по голосу, ещё когда он был за дверью, но глаза не открыла, не желая встречаться с его взглядом, боясь увидеть в нём ужас и жалость. Было странно, что Тамара пустила его. Рита и не хотела никого видеть, любое движение, голос, причиняли ей боль. Спасибо Тамаре и девочкам медсестрам, которые слушали её беспрекословно. В первые дни посетителей было много, Тома категорично отказывала всем, невзирая на возраст и регалии, лишь вносила их список:       - И из академии приходили, и с кафедры. Из издательства звонили. Везде тебя помнят и уважают. Придёшь в себя, всем позвонишь, поблагодаришь, и узнаешь, нет-ли какой работы для тебя. И не надо закрывать глаза и качать головой, если этого не сделаешь ты, этим займусь я. Больше за прилавком ты работать не будешь. По большому счёту Тамара была права. Рита в самом деле выбрала самый безопасный и спокойный способ спрятаться от сочувственных взглядов. Их пара с Гришей была довольна известна, расставание было неожиданным, и чуть не на следующий день он, без стеснения, ввёл в их круг общения, свою новую пассию. Для Риты причина была проста, их брак исчерпал себя, Грише нужна была новая муза, но объяснять всё это желания не было. Она согласилась на первую попавшуюся работу, хотелось применить на практике свои знания в реставрации. Абстрагироваться от богемной жизни не получалось. Её по-прежнему приглашали в экспертные комиссии, ценилось её мнение, как исследователя русского авангарда, и творчества современных художников. Это работало на имя, но никак не пересекалось с деньгами, а работа в магазине давала стабильный заработок. И вот, жизнь опять сделала крутой зигзаг, и работать в магазине она действительно не может, но по другой причине. Эту тему Тамара тщательно замалчивала, а Рита делала вид что не слышала её разговора с врачом. Из тех денег, что были собраны на операцию, Тома уже два раза заплатила за её квартиру, а к выписке, подойдёт новый срок. Рита старалась не унывать, но проза жизни была неумолима. Уродливость в сочетании с безденежьем помимо её воли накладывали отпечаток угрюмости и подавленности.             Миша подумал, что она спит и некоторое время смотрел, привыкая к её лицу. Бледные губы были неподвижны, за большими очками почти не видно было шрама.       - Рита, - позвал тихо. Она не шелохнулась, но он почувствовал её взгляд. Ноги его приросли к полу, во рту внезапно пересохло, мысли выветрились из головы. Зачем он пришёл, что хотел сказать? Рассказать?       - Привет, прости что раньше не пришёл. Рита как будто не удивилась его приходу и безразлично отнеслась к его появлению.       - У тебя подруга такая строгая не прорваться. Она безучастно кивнула:       - Нашли нападавших? Её голос сорвался на первом же слове, из-под дымчатых очков потекли прозрачные ручейки. Она не могла закрыть лицо руками и от этого выглядела еще слабее и уязвленнее.       - Это было стечение обстоятельств, несчастный случай. Рита кивнула, других версий у неё тоже не было. Дотронувшись до кончиков её пальцев на левой руке, он увидел, как губы тронула прежняя, лёгкая улыбка, слезы прекратились. Миша расслабленно вздохнул, и без предисловия начал говорить о своей работе. Долго, обстоятельно, не делая пауз, но и не торопясь. Он ждал любого проявления эмоций, жеста, взгляда. Не чувствуя отклика, вспомнил про картину в магазине.       - Это ведь твоя копия? Он знал о Елагине немного, несколько строк Википедии, но это не остановило. Да и тема искусства неисчерпаема по сути. Он не заметил, когда его монолог перетек в диалог. Они прекрасно понимали друг друга, при этом Рита молчала, только чуть кивала, когда была с ним согласна, если нет, смотрела пристально. Михаил стал приходить каждый день. Заезжал с работы, оставлял пиджак в машине, отключал телефон, и поднимался к Рите. Тома перестала волноваться, даже позволяла себе покидать пост, знала, что Миша не уйдет раньше, чем закончится время посещений. Сидя на железной крутящейся табуретке он радовался совершенно искренне каждому её взгляду на него, слову, обращенному лично ему. Их беседы были скорее похожи на знакомство друг с другом. Где он был главным рассказчиком, выказывая большую заинтересованность, а она внимательной благодарной слушательницей. Рита не задавала вопросов. Неохотно говорила сама, предоставляя ему возможность эмоционально отдохнуть, расслабиться. Михаил чувствовал удовлетворение, с каждым днём возвращая её себе.