Осколки прошлого

            Как же трудно ждать! В приемном покое время остановилось, а за оконным стеклом уже день. Пока он здесь, привезли только одного больного, по скорой. С улицы завезли в отдельный блок, передав регистраторше листы назначения. Оно и понятно, не каждый может позволить себе лечение в новейшей частной клинике. Здесь не пахнет хлоркой и лекарствами, и подгоревшей манной кашей. Вообще не пахнет больницей. Сюда не доносится шум города. Плиты каменного пола и стен блестят чистотой и новизной. Диван и мягкие кресла предназначены успокоить ожидающих. Только разве это возможно? Несколько раз Михаил подносил к глазам телефон, смотрел, не пропустил ли звонок, проверял, включен ли звук. Несчётное количество раз, он обошёл небольшое помещение. Все плакаты на стенах были изучены, фотографии больничного комплекса рассмотрены, он также ознакомился со схемой эвакуации, на случай пожара. Девушка регистратор, упорно не обращала на него внимания, сосредоточенно что-то переписывая из одного толстого журнала, в другой, такой же толстый и серый. Только перелистывание страниц нарушало тишину. Михаил стал бояться тишины, она окружала его в те дни. Они словно выпали из жизни, всё было как в тумане. За несколько дней он разрушил свою жизнь. То, что казалось незыблемым, любовь и уважение отца, потерял безвозвратно. Обидно, что не сопротивлялся, не боролся, доверился матери и проиграл душу. Помнил только мутную пелену перед глазами, гул, и своё тело, летящее в пропасть. Откуда-то, из бездны, слышался пугающий стон телефона, но всё уже было кончено, и без его пророчества. Осознал себя, когда увидел входящего отца и первая мысль - жив! Ждал осуждающий взгляд, но его не было, был беспокойный голос:       - Как ты? Зачем ты это сделал?       - Ты жив, - почти в бреду прошептал Михаил.       - Конечно. Рита слышала от тебя фамилию Пустовойтов. Я навел справки. Бывший майор полиции, уволенный за взятки. Ни чести, не совести. Предложил ему больше, он сдал вас с матерью с потрохами. Вы только не учли, что мы с Ритой женаты, и ваш план не принес бы материальной выгоды. По мнению отца, вдохновляемая ненавистью мать, втянула сына в свою авантюру. Сам же Михаил ответственности с себя не снимал, и отчетливо помнил, как хотел убить Риту. Он не видел её тело в гробу, потому что она стояла рядом, прильнув к нему, и он, назидательным тоном говорил ей, что в гробу, опускающимся в землю, могла быть она, если бы не сделала правильный выбор. Она благодарно прижималась к нему, смотрела бархатными глазами, полными любви, именно этот взгляд остался в памяти. Только предназначался он отцу.       - Я не мог дозвониться ему, чтобы отменить... Дальше паника, смутные тени, и сквозь сгущающийся мрак, яркие, красно-синие огни неотложки. Сколько должно пройти времени, чтобы страшные воспоминания стёрлись, исчезли? Первый шаг он сделал - приняв самостоятельное решение, согласившись остаться в клинике. Наступило время исправлять ошибки, выворачивать душу наизнанку. Терапия словом не приносила облегчения. Он добросовестно отвечал на вопросы доктора, по возможности, откровенно, но приходя с сеанса падал на кровать, стараясь ни о чём не думать, и боже упаси, анализировать. Но мысли настойчиво атаковали, заставляя искать роковой рубеж, когда его жизнь стала другой. Ошибочно думал, что это встреча с Ритой, потом понял - зависть к отцу. Тому, как он сумел построить свою жизнь заново. Силе, с которой принял решение уйти от матери, перед этим долго разговаривал с сыном объясняя свой поступок. Бессознательно или осознанно, Михаил боялся, что ему не хватит отцовской смелости, и рутина скрутит раньше, чем он осмыслит, что живёт рядом с нелюбимой женщиной. Встреча с Ритой всё перевернула. Недосягаемая и желанная, она стала его навязчивой идеей на спасение от обыденности. Видеть отца он не хотел, так ему казалось. Но тот приходил каждый день. Хоть на пять, десять минут. Сидел молча. Однажды заговорил, о ерунде, о ремонте дороги в поселке. Вязкая удушливая тоска, приковывающая Михаила к кровати, стала отступать, позволяя дышать полной грудью. Ему нечего было противопоставить отцовской заботе, только принять её. Тугой комок, закрученный из вины, обиды, злости, стал ослабевать и раскручиваться. Инстинктивно он тянулся к его голосу, вспоминая отца, читающего ему сказки перед сном. Маленький Миша уже закрывал глаза, дрёма окутывала прозрачным плащом, а он всё держался за голос, как единственную реальность, он и сейчас стал его осмысленным выбором, направляющим к выздоровлению. Голос настойчиво, но мягко будил его память, возвращая ощущения детства. Заставлял заново осознать подростковые проказы, ненавязчиво подталкивая память заострять внимание на деталях, мимо которых пробегал не замечая. Вспоминать, чувствовать, думать. Быть честным перед самим собой.        - Я знаю, что такое чувствовать себя виноватым. Когда кажется, что кроме пустоты и вины в душе ничего нет. Каждое слово отцовской истории попадало в цель, отзывалось в душе сына болью и пониманием. То, что для матери было похотью, блудом, интрижкой, для отца было любовью всей его жизни. Прекрасной, выстраданной, прошедшей через самоотречение и перешагнувшей годы.             Трясущимися от волнения руками, Михаил открыл дверь на улицу, и вышел в больничный парк. Было по-летнему тепло. Без помех, скользя сквозь голые ветки деревьев, лучистое солнце обрушило на землю свою запоздалую щедрость. Сев на скамейку, откинул голову, подставляя лицо солнцу. Алла не навестила его ни разу, оно и понятно, такой конфуз: накануне свадьбы жених сошёл с ума! Он не обижался, слов чтобы оправдаться, или что-то объяснить, у него не было. То, что с ним произошло, было слишком интимным, болезненным, и непонятным. Как только врач разрешил ему выходить на улицу, его внимание привлекла девушка, каждый день приходящая, и уходящая в одно время. Сначала, он просто наблюдал за ней, потом осмелился, и подошёл. Ольга навещала маму. Сбив её на пешеходной зоне, на зеленый свет, ушлый водитель привез её в эту дорогущую клинику, оплатил операцию тазобедренного сустава. Оглушенная горем Ольга, подписала заявление, что претензий не имеет. А когда узнала, сколько стоит день пребывания в клинике, и что одной операции будет недостаточно, пришла в ужас. Михаил помог написать заявление в полицию, исковое в суд. Всё было сложно и долго, но почувствовав за плечами Ольги мощную юридическую поддержку, виновник аварии сдался, и заплатил причитающиеся деньги. Миша улыбнулся, и помахал рукой, как только увидел Ольгу, входящую в больничные ворота. Знакомство с ней и её мамой, помогло пережить кошмар сомнений после выписки, реабилитацию.       - Ну что там? - Вместо приветствия, выпалила она, присела рядом, и протянула ему стаканчик с кофе.       - Пока ничего. Ждём. Как мама? Сделав глоток, Михаил, теперь уже вместе с Ольгой, посмотрел на закрытые двери приемного покоя.       - Спасибо, хорошо. Андрей Дмитриевич с Ритой?       - Конечно. Он же будущий молодой отец. Стало смешно от странного словосочетания.       - Ничего смешного.       - Это нервное, - оправдался Михаил. Ольга пригладила рукой ему волосы, раздуваемые лёгким ветерком.       - Тебе надо подстричься.       - Надо, - невесело усмехнулся, и выбросив пустой стакан, обнял Ольгу за плечи. Совсем недавно всё было по-другому. Невозможно было показаться шефу с растрепанными волосами, в несвежей рубашке. Всех сотрудников он знал в лицо, и без стеснения делал замечание. Сейчас же, в огромном офисе, разделённом перегородками, работали человек 40-50, обычных клерков. Их не вызывали на совещания и планерки, они не допускались на встречи с клиентами, каждый делал свою работу, внося скромный вклад в общее дело. Михаил нашёл эту работу сам, без протекции отца, пусть она не приносила морального удовлетворения, но повседневная рутина, была той отдушиной, удерживающей на грани от депрессии.       - Я прочла книгу Риты... Ольга напомнила о себе, потеребив его ладонь, на своем плече.       - И?       - Мне очень понравилось.       - Честно? Только без этих общепринятых штампов: новый взгляд на творчество художника, талантливый автор, оригинальный замысел.       - Почему нет? Если всё так и есть. В самом деле вместо биографического очерка, получился роман. О любви. Горькой, несчастной. Своё одиночество Елагин выплескивал в картинах. В кармане куртки зазвонил телефон, Миша подпрыгнул от неожиданности.       - Отец. Облегчённо вздохнул и принял вызов.       - Ты ещё здесь?       - Конечно.       - Можешь подняться. Ольга встала вслед за Мишей, вновь пригладила ему волосы.       - Пойду. Волнуюсь.       - Кто родился?       - Не знаю. Не спросил.       - Я подожду тебя. В вестибюле его радушно встретила медсестра родильного отделения, помогла облачиться в стерильный халат, и велела следовать за ней.             Отец позвонил сыну вечером, сказал, что поехал к Рите, обещал отзвониться. Кое-как дождавшись утра, Михаил рванул в клинику. То, что отец сообщил о родах, много значило для него. Он оценил его желание разделить с ним ожидание, и радость рождения своего второго ребёнка. Михаил вошел в просторную светлую палату. Рита уже две недели лежала на сохранении, поэтому больничное помещение, на время, превратилось в её кабинет. На белом пластмассовом столике у окна, лежал ноутбук, и открытая музыкальная шкатулка. Зеркальные кулисы отражали фарфоровую фигурку балерины в белом платье, она медленно кружилась, под тихую мелодию. Рита собрала в единое целое разрозненные фрагменты, детали, осколки, и подарила сломанной вещи новую жизнь. Спинка кровати была высоко поднята, и Рита полулежала. Отец сидел рядом и держал её руку в своей. Он смущённо улыбался, в уголках губ отчетливо обозначились усталые морщинки, рассекающие щетину на щеках. Увидев сына, поднялся ему навстречу. Михаил нервно поправил шапочку и одернул синтетический одноразовый халат. Нужно было что-то сказать, поздравить, но внимание было приковано к люльке, занавешенной розовой пеленкой, стоящей в изголовье кровати. Не отдавая себе отчёта, что возможно, это неправильно, он направился туда. Андрей невольно, сделал шаг, загораживая дочку, защищая. Рита с улыбкой удержала его за руку, качая головой. Миша не мог отвести взгляд от сонного, почему-то хмурого личика сестры. Сердце сжалось, глаза защипало от слез смущения, и радости       - Она улыбнулась мне       - Тебе показалось, она ещё не может улыбаться.       - Может. Возразил Михаил отцу. Может, был уверен он, как и в том, что теперь никогда не будет одинок. Она полюбит его, как и он уже любит ее. Михаил давно не видел Риту. Не мог рисковать, боялся потерять обретенный контроль, но сейчас был рад, что неумолимого влечения, затмевающего разум, не чувствовал. Она была женой отца. Женщиной, родившей ему сестру. Ничего, в её слабой улыбке на бледных губах, изможденном лице, глазах, светящихся особым, притягательным светом материнства, ничего, не напоминало ему о той роковой страсти. Глядя на них, взбудораженных, счастливых, молодых, упивающихся ролью родителей, нежно любящих, как мог он подумать, что после смерти отца, Рита с такой же покорностью и искренностью, отдастся ему. Понадобилось много времени, чтобы он перестал противиться себе, чтобы зачерствевшая душа смягчилась, ожила, отозвалась на любовь отца, на искреннее сочувствие Риты. Он проиграл и был счастлив.