Избранник богов

POV Тилия — Прикройся, — спокойно и властно сказал Инквизитор, назвавшийся братом Эйтом. Откуда ни возьмись, у него в руках появился простой серый дорожный плащ, и он протянул его мне, одновременно хватая под локоть, и увлекая в одну из ниш, что сопровождали длинный коридор по всей его длине. Я неуверенно взяла одежду и накинула на плечи, покрывая капюшоном голову. Язвить, перечить не было никакого желания. Я была в шоке от всего происходящего, и то что мне предложили одеться вызывало ещё больше недоумения. Воспоминания того, что случилось минутами ранее, нахлынули с новой силой. Взгляд зелёных, но бесконечно холодных глаз пронизывал до костей. Под этим взором я почти забыла, что только что произошло. И только ладонь Тома в моей руке не давала скатиться в панику. Я знаю этого старого, но такого молодого мужчину! Я откуда-то его знаю… Едва войдя в зал, на Инквизитора обрушилась гневная тирада старшего герцога. Именно его вопли и вывели из оцепенения Тома. Парень освободил ладонь и справляясь с волнением, вновь натянуто улыбнулся посетителю, игнорируя крики отца. — Какого черта она творит?! Эта ведьма снова проклинает моего сына! Не прикасайся к нему тварь, или не видать тебе справедливого суда! Эйт, выведи её отсюда, немедленно! — брызгал слюной бордовый от возмущения герцог. В следующее мгновение он рванул к коляске сына, и взяв её за ручки, спешно увез в сторону. — Как скажете, милорд, — вежливо ответил брат Эйт и склонился в учтивом поклоне. — Инквизиция разберётся в преступления этой девушки. Молодой господин может не волноваться, фея в надежных руках. Последние слова были адресованы Томасу. Всё ещё смертельно бледный парень кивнул, не сводя с меня янтарных глаз. Понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что случилось нечто необратимое — судьба обрушилась на меня лавиной, наполняя смыслом жизнь. Все проблемы, которые казались мне бедствиями вселенского масштаба, разом стали несущественными. Отражение, мелькнувшее в зеркале — это несомненно я. Новая я, более себе не принадлежащая. Стоило вот так попасться в руки бандитам, чтобы они доставили меня навстречу моему единственному человеку. О, Вита, опять человеку! Это, видимо, у нас семейное. Том кивнул мне и улыбнулся одними уголками губ. Совершенно похоронной улыбкой, такой, с которой вежливо принимают соболезнования. В его глазах стояла тоска, которая была понятна лишь мне, вот только в силу своей неосведомлённости, парень не знает, что его коснулось предназначение и решительно не понимает, почему отнять руку от меня, отпустить и позволить уйти — доставляет такую муку. Эйт продолжал вести меня бесконечными пустыми коридорами. Мужчина держал себя на удивление вежливо и это озадачивало. — Зачем вы хотели, чтобы я прикрылась? — Будет лучше, если твои крылья останутся незамеченными. В плаще, ты просто посетитель поместья. Как пришла, так и уйдешь. Я замедлила шаг, изумлённо заглядывая в бледное лицо моего провожатого. — Вы не отведёте меня в темницу? Хотите, чтобы я ушла? — в шоке пробормотала сама не веря в то, что говорю. Эйт хмыкнул и, взяв меня под локоть словно старый товарищ, замедлил шаг. Теперь казалось, что мы пара влюблённых, прогуливающихся по крытой галерее. Даже пение птиц в кустарниках и запах величественных роз, коими был засажен дворец, способствовал подобному восприятию. — Предназначение сложная штука. Оно набрасывается на тебя, как убийца в подворотне и нет от него спасения. Мы не выбираем кого любить, но выбираем за кого умирать. — Откуда вы знаете о предназначении? — спросила, и вдруг стало страшно. Инквизиция проникла в святая святых, в то что феи хранили веками. До сегодняшнего дня я была уверена, что наши особенности известны только народу Виты и тем, кому выпал жребий разделить их судьбу. Как например, Дейрану. Мы старалась скрывать информацию о предназначенных от Анклава и Инквизиции, чтобы никто не смог её использовать против нас. — Ордену многое известно, — уклончиво ответил Эйт. — Нет никакого резона использовать это против фей. Мы вне политики. Вы не нарушаете законы — вас не трогают. А предназначенный, или нет — дело десятое. В словах чёрного монаха была только часть правды. Мы ступили на скользкую дорожку, и я чувствовала, что стоит только потянуть за нужную ниточку, и клубок распутается. Взгляд зелёных глаз явственно давал понять — брату Эйту не всё равно. И это мой главный козырь. — Я же осуждена за несанкционированное проклятие. Нарушила закон, как вы говорите. Свидетели сбежали, а братья из ордена дадут показания явно не в мою пользу. Они видели то, что видели. И вот вы решаете меня отпустить… По доброте душевной? — последнюю фразу я сказала с издёвкой, наклонив голову и нагло ловя взгляд невозмутимого монаха. — А вы предпочли бы гнить в темнице, вплоть до казни? — снова ушёл от вопроса зеленоглазый. — Вы не тот, за кого себя выдаёте, — угрюмо ответила, скорее наобум, чем осознанно, но попала в точку, потому что лицо Эйта едва заметно дрогнуло. — Я служу его превосходительству, герцогу Томасу. Скажем так, мы с ним на одной стороне. Мне необходимо, чтобы он жил и правил, выполняя свой долг. То, что случилось в зале, коснулось вас обоих. Для будущего Голубого королевства будет лучше, если вы будете в безопасности. Боль от потери предназначенного слишком велика, чтобы жить, как раньше. Эйт говорил так, что я всё больше убеждалась в его чувствах, которые никуда не исчезли. Сколько мне удалось увидеть Инквизиторов за свою жизнь, и все как один — холодные, бессердечные. Но не Эйт. В нашем разговоре самое главное — держать мою буйную натуру в узде. Одно неверное слово и шанс будет безвозвратно утрачен. Может, попробовать воспользоваться «преданностью» черного монаха, чтобы выведать побольше информации? Коридор длинный, я много успею спросить. — Что случилось с молодым герцогом? Что за проклятие его постигло? Эйт помрачнел, но по внешнему виду трудно было разобрать — сердится он, или просто сам озадачен подобным вопросом. — Магический изъян. Томас родился волшебником, магия которого заперта внутри. Он не может ею воспользоваться, зато она безнаказанно ломает его плоть. Ты же наверняка знаешь, что если о младенце с магическим даром не позаботиться, то он погибнет, съедаемой собственной силой. Нормальные волшебники учатся контролировать волшебство, но Тому это недоступно… — Но, тогда как он до сих пор жив? — перебила чёрного монаха, понимая, что история приобретает всё более логичные черты. В ответ на мой вопрос, Эйт поднял за рукав туники мою опухшую и покрасневшую кисть, с влажно блестящим псионитовым браслетом. Томас всю жизнь носит псионит, чтобы облегчить свои страдания! Мысль ошпарила, словно кипятком, причиняя невообразимую боль. То, что парень волшебник, многое объясняло, и в частности то, что предназначение вообще сработало. Однако знать, что ему плохо — невыносимо. — Я никуда не уйду, — твердо ответила, остановившись посреди галереи. — Если вы и правда желаете, чтобы ваш герцог жил и счастливо правил — ведите меня к нему. Зелёные глаза хищно блеснули. Точь-в-точь так, как в то первое мгновение, когда брат Эйт появился в зале, прервав волшебство между мной и Томасом. Что я наделала? Это ловушка? Именно этого от меня и ждал черный монах? Неожиданно мы свернули в перпендикулярный коридор. Он был тускло освещён свечами в резных канделябрах. Лестницу, что встретила нас широким маршем, покрывал пандус из двух полозьев. Мы миновали ступени и Эйт толкнул ближайшую двустворчатую дверь. Пустая комната с очень низкой кроватью, такой, на которую можно просто упасть, не утруждая себя взгромождениями на высокие перины. Цвета сдержанные, желтовато-коричневые — начиная от плотных портьер, заканчивая минималистичной мебелью. Стул всего один и, видимо, только для посетителей. Как никак хозяину дополнительное сидение не требовалось. — Жди здесь. Я сообщу его превосходительству. Помни, оступишься — никто тебя не защитит. Настоятельно не рекомендую выходить куда-либо и шататься по дворцу. Брат Эйт вышел, закрывая двери одним щелчком пальцев. Я осталась одна, ощущая, как сердце всё больше ускоряет бег. Тут только в голову пришла мысль: «А что же я ему скажу?». «Ну, здравствуй, Том — я твоя судьба?» Последний раз я так глупо себя чувствовала, когда протрезвела после того поцелуя, украденного у Дена. Да и что это был за поцелуй… присосалась к нему, как пиявка, а в ответ — ноль эмоций. При мыслях о губах Тома горячая волна прошла вдоль позвоночника и меня охватил стыд пополам с возбуждением. Так вот ты какое «предназначение». Прости меня, Ден, я не понимала, что ты чувствуешь и каково тебе. Дай мне, Вита, шанс всё исправить. Умоляю! Дверь тихонько скрипнула и знакомые, до боли родные и сильные руки толкнули створку. Томас сидел в своём кресле-каталке, так и замерев в дверном проёме, пожирая меня глазами. Забыв себя, я подошла, помогая ему проехать в комнату и запирая дверь. От стука створки Том вздрогнул. Горячая волна, теперь уже осознания, окатила меня с ног до головы — он боится меня. Боится, но всё равно явился на встречу. Один. Да, я понимаю, это и так его комната, но всё же… — Я надеюсь, с вами хорошо обращались? — спросил Том, пряча глаза, делая вид, что изучает какую-то соринку на чёрных брюках. Ах, эта придворная вежливость. Стоит ли мне вести себя также отстранённо, или быть собой? Вита, как же тяжело было Крис… Я всё поняла. Осознала всю вину: меру, степень, глубину. Теперь верните всё, как было! Едва держусь, чтобы не упасть перед ним на колени, положить голову ему на ноги, чтобы он перебирал мои волосы. Это предназначение — сущая пытка. — Спасибо, что защитили меня, милорд, — больше я не нашлась, что сказать, и сделала несколько шагов назад, вглубь комнаты. Кровать, как назло непривычно низко расположенная, уперлась мне в голени и следующий мой шаг заставил меня невольно присесть на неё. Капюшон слетел, обнажая грязные, спутанные волосы. В янтарных глазах Тома мелькнуло беспокойство и под его взглядом я подняла ладонь, ощупывая голову. Сухая корка. В зеркале было плохо видно, но теперь припоминаю, что без нанесения телесных повреждений явно не обошлось. — У вас кровь. Может, хотите привести себя в порядок, помыться? — нерешительно спросил Том, и я почувствовала, как горят щёки. Он правда предложил мне принять ванну? Но где? Прямо здесь, в его комнате? Оглядевшись, увидела низкую и широкую купель, которая притаилась за ширмой в самом дальнем углу помещения. Ну уж нет, дудки! Принимать при нём ванну я точно не буду. Словно в ответ на мои мысли Том порозовел, и его бледная кожа стала невероятно соблазнительной. — Я уйду. Поймав мой смущенный взгляд, он не стал долго раздумывать и толкнув тяжелые обода колёс покатился на широкий балкон, который я не сразу заметила. Дверь с невероятным витражом, имитирующим звёздное небо, тихо захлопнулась и фигура герцога пропала. Я в нерешительности подошла к купели и опустила ладонь в воду. На удивление та оказалась довольно горячей. Сколько сейчас времени, что слуги уже успели наполнить ванну для хозяина? И он уступил её мне. От этой мысли снова стало душно. Как бы от перегрева не стало плохо в самой воде, не то Тому, который рано или поздно решит меня проверить, откроется всё и сразу, и бедное, невинное сердце парня не выдержит. Почему-то самой стало забавно и, глупо хихикая, я скинула грязные и рваные тряпки. Вода обняла кожу, масляно скользя по ногам, ягодицам, обхватывая талию, пока я полностью не погрузилась в живительную влагу. Как бы не начать стонать от удовольствия. Грязь и кровь уходят, оставляя тело чистым. Как хотелось бы, чтобы чистота духовная всегда соответствовала телесной. Жаль, в жизни часто бывает совсем не так. Балконная дверь скрипнула, и я вздрогнула, невольно прикрывая грудь ладонями. И чего так переполошилась — всё равно за ширмой ничего не видно. В голову прокрадывается дурацкая мысль, что это всё ловушка, и меня голую в ванне застать врасплох ничего не стоит. С другой стороны — хотели бы убить, давно бы убили. — Простите. Не бойтесь, я не смотрю. Просто у вас нет свежей одежды. — Том на мгновение замялся и продолжил. — Вам должна подойти моя… Я оставлю это здесь. Сказав это, парень вновь отъехал в сторону балкона, и я слышала, как стучат колёса его коляски по плиточным швам. Выглянув из-за ширмы, убедилась, что комната снова опустела и лишь неуловимый запах карамели витал в воздухе. На кровати лежали чёрные брюки и белая рубашка. Я выскользнула из воды, на ходу обтираясь льняным, приятно шероховатым полотенцем. Одежда Тома была впору только частично. Длинная рубашка, словно одна из моих детских коротких туник, хорошо прикрывала ягодицы, доходя до середины бедра, а вот от излишне тесных брюк пришлось отказаться. Сладкий, дразнящий запах вновь окутал меня. Дейран говорил, что Крис пахнет для него земляникой. Я же с детства люблю конфеты и, похоже, аромат Томаса подобен сладкой карамели — самый вожделенный, сотканный из потаённых фантазий. О, Вита, эта рубашка будто обнимает меня. Не буду снимать даже на ночь. Если он надеется, что я когда-нибудь верну ему вещи — не дождётся. Когда я подошла к дверям балкона, то сквозь слюдяные кусочки витража увидела Тома, сидящего ко мне спиной. Полукруглый балкон был скорее террасой и массивные колонны парапета оканчивались цветочными вазами. Голубой город совсем растаял в не менее голубой дымке, и парень смотрел в это марево, отрешившись от всего мира. Я толкнула дверь и на лёгкий её скрип Томас обернулся. Ветер трепал серебряные локоны, и молодой герцог улыбнулся мне. Переполненная, откуда ни возьмись, нахлынувшим счастьем, я дарила ему ответную улыбку, но уже через мгновение увидела, как радость гаснет на его лице. — Пожалуйста, сними своё проклятие, — сказал Том и сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. — Ч… что? — запнувшись спросила я, чувствуя, как горький ком обиды заполняет горло. То есть вся эта забота просто ради того, чтобы подмазать, задобрить злую ведьму, якобы проклявшую его? — Я никогда себя так не чувствовал, — продолжил Том, словно не замечая крупных слёз, катящихся по моим щекам. — Едва ты коснулась меня, мир изменился. Закрываю глаза и вижу твоё лицо. Ни о чём больше думать не могу, если не уверен, что ты в безопасности. Мне стыдно говорить о том, какие ещё мысли приходят в голову. Это не нормально. Это наваждение! Не знаю, зачем ты это сделала, но верю, что не со зла. Ты же просто напугалась, да? Это получилось случайно? Сними, пожалуйста, я ведь ничего плохого тебе не сделал. Том умолял меня, чуть не плача, и я сотрясалась в беззвучных рыданиях, глядя на него. — Почему ты плачешь? Я обидел тебя? — спросил Том, и голос его был полон неуверенности. Он даже сам не заметил, как перешёл на «ты». Как же мне убедить бедного, запуганного мальчика, которого ненавидит собственный отец, что то что с ним случилось — великое счастье. Ведь, он даже не поверит мне… — Я сниму. Когда ты снимешь своё! — выпалила я, гордо задирая голову. — Я тебя не понимаю… — честно ответил Том, и в глазах его появился страх. Молодой герцог знал, что он латентный маг. Теоретически он мог бы насылать проклятия, если бы его сила работала так, как положено, но… Мы оба знаем, что это невозможно. — С той минуты, когда я коснулась твоей руки — все, чего я желала — никогда её не отпускать. Закрываю глаза и вижу твой образ. Надеваю твою рубашку и, утопая в запахе карамели, представляю, что это твои руки обнимают меня. Это называется «предназначение». Мы созданы друг для друга и лишь смерть обоих это исправит. Ну, давай! Снимай своё проклятие! — с вызовом крикнула в лицо Томасу, выплескивая всю боль и обиду. Парень закрыл лицо ладонями и опустил голову. На мгновение мне показалось, что он сейчас разрыдается, но молодой герцог сдержался. С лица сошли все краски, и я поняла его страх. Волшебник и фея, любящие друг друга на территории самого не толерантного государства — это смерть. — Уходи! — крикнул в отчаянии Томас, размазывая по щекам выступающие слезы. — Беги! Я устрою твой побег, тебя никто и никогда не найдёт. Иначе они убьют… Анклав не прощает подобного. Молодой герцог не боялся за себя. Он давно поставил на себе крест. Неужели он поверил мне? Я бросилась к нему через балкон, и сдирая колени о шершавый пол, рухнула перед ним, как перед идолом. Обнимала его худые ноги и чувствовала, как робкие руки касаются ещё влажных волос. — Только с тобой, — сквозь всхлипы шептала ему. — Я уйду только с тобой. Туда, где нас никто и никогда не найдёт. — Отец этого никогда не простит, — спокойно ответил Том. — Он найдет меня даже в аду и покарает за самоуправство. Я обязан ему. Он спас мне жизнь, хотя мог бы оставить загибаться. Какой из меня наследник, гордость семьи? Я понимаю, вот мой кузен Мерлин — великий и прекрасный волшебник! Вот это настоящий принц! Но Мерлин пропал, отказался от трона и мне пришлось занять его место. Отец никогда не простит, если я подведу его. — Дети ничем не обязаны своим родителям. Все решения, что принимают родители — их воля. Если отец оставил и выходил тебя — ты ничем ему не обязан. Благодарность — это прекрасно, и нет хуже наказания, чем неблагодарный ребёнок. Но никто не может заставить дитя рабски служить своему родителю по гроб жизни. Разве ты чувствуешь любовь отца? Разве ваши чувства взаимны? Я подняла голову, чтобы взглянуть в прекрасные глаза Тома, но он глядел в сторону, погружённый в свои мысли. Скользнула ладонями по его рукам, и ощутила чуть выше запястья браслеты. Они были словно из белого камня, пронизанные серебристыми и серыми прожилками — адаптированный псионит, который использовался в погремушках. Слава Вите, Том не мучился от боли, что доставляет чистый колдовской материал. Мой браслет куда страшнее, но молодой герцог и так опустошён, и он ему не повредит. Будто страшась, что я узнаю его тайну, парень испуганно отнял руки и задев одним движением жгучий металл, сдвинул его с моего запястья. Браслет повис у меня на пальцах, обнажив в месте прилегания розовое мясо безобразного ожога. КАК?! Ведь псионит можно снять только потеряв всю магию, или передав его другому, менее опустошенному волшебнику. Том смотрел на меня огромными как блюдца глазами, очевидно полагая, что встретил самую страшную ведьму Сказочного Острова. Вот он сейчас развернётся и уедет в закат, куда угодно, лишь бы от меня подальше. Но парень отшвырнул браслет в дальний угол балкона и уставился на меня в ожидании объяснений. — Это тоже шутки предназначения? — спросил меня молодой герцог, и я услышала властные нотки в его голосе. — Понятия не имею… — честно ответила и снова взглянула на серебристый браслет, сиротливо лежащий у вазона с фиолетовыми петуниями. Что если предназначение защищает своих детей от некоторых магических явлений — полностью, или частично? Внезапно, острая как спица мысль пронзила меня — брат Эйт брал меня под руку, не боясь случайно коснуться псионита. Монах, полный магических сил, столь лакомый кусочек для коварного металла — бесстрашно касался меня, ведя на встречу с моей судьбой. Эйт предназначенный! О, Вита! Вместо того, чтобы ошарашивать бедного парня своими умозаключениями, выпалила. — Том, я знаю, что за проклятие тебя поразило. Знаю, что ты волшебник. Парень отчаянно отрицательно качал головой и лоб его прорезали скорбные морщины. А что если, предназначение исцелило его, как исцеляет настоящая любовь? Когда-то именно истинные чувства сняли проклятие с Мерлина, и в мире Сказочного Острова это единственное универсальное средство. — Я так хочу помочь, — нежно прошептала и снова потянулась к его рукам. Теперь я была абсолютно безопасна для него. — Сними браслеты и позволь почувствовать твою магию, принять её поток, открыть твои каналы. — Спокойно и убедительно говорила Тому, пока он как болванчик тряс головой и отстранялся от меня. — Я не твой отец, Том. Ты для меня самый важный человек во вселенной, и я никогда не захочу причинить тебе вред. — Тяжело вздохнула и притворно сдавшись, отстранилась, чувствуя, как больно голым коленкам стоять на жёстком граните. Я совсем не хотела на него давить, но кто знает, сколько времени нам отпущено в этом мире — приходилось хитрить, играть на чувствах. Вставая, ощутила, как ладони парня поймали мою кисть, и восторжествовала. Он вёл пальцами вверх до границы уродливого ожога, и дойдя почти до конца, остановился, страшась причинить мне боль. — Я смогу тебя исцелить? — робко спросил Том и заглянул мне в глаза, обжигая душу. Поймав мой кивок и дрожащую улыбку, продолжил. — Если ты не справишься — мне будет очень плохо. Я вновь опустилась к нему и нежно, почти интимно стащила браслеты с тонких бледных запястий. Том часто дышал, будто ожидая, что сейчас его точно хватит удар и внимательно наблюдал за моими действиями. Понятия не имела, что делать дальше, но зато чувствовала, как сила любви толкает меня на отчаянные поступки. Ладонь к ладони и пальцы сплетаются. Сила пульсирует и перетекает, стирая границы. Мы целое, и Том ловит мой влюблённый взгляд. Его лицо так близко, что я могу разглядеть каждую ресницу, обрамляющую прекрасные янтарные глаза. Когда он наклонился ко мне? Когда мои губы коснулись его губ, и тысячи молний пронзили небосклон? Если бы сейчас рванул вулкан, я бы и не заметила. Он целовал меня, совершенно потеряв голову, и я отвечала ему тем же безумием. Мир сжался до размеров этого чёртового кресла, и я забралась Томасу на колени, вообще не соображая, что делаю. Пальцы путаются в серебряных волосах, пока я ощущаю тепло его губ, пока умираю от счастья быть любимой. Золотой свет окутал нас, наполняя мою кожу благодатным теплом. Не важно, чья была магия — она исцеляла нас обоих. Что это, как не исцеление любовью? Величайшее благословение богини. — Стой, так нельзя, — возбуждённо прошептал Томас. — Я сейчас глупость сделаю, если так продолжится. Я взглянула на него, будто очнувшись от забытья. — Было плохо? — Никогда не было так хорошо, — честно признался молодой герцог и покраснел. — Я про магию, — мягко заметила и почувствовала, что щёки снова начинают пылать. Торопливо слезла с его колен, невольно отметив про себя, что мышечная слабость Томаса, это отнюдь не паралич, потому что то, что я ощутила, заставило меня краснеть и трепетать. Парень взглянул на свои кисти, и на мгновение закрыв глаза, сжал и разжал пальцы. — Я чувствую, как сила струится в тех местах, где её никогда не было. Будто строители проложили новые дороги, ведущие в лучшую жизнь. — Так и есть! — и я счастливо разулыбалась, облегченно вздыхая. Том забрал браслеты и не обращая внимание на мой растерянный вид, снова надел. — Пусть для всех пока всё останется так, как есть. Может быть теперь у меня будет шанс постепенно показать отцу, что я заслуживаю любви. — Моей, так однозначно, — нежно пробормотала я и, подойдя к Томасу, взялась за ручки его кресла. Только бы он не счёл унизительным то, что помогаю ему передвигаться. Однако, молодой герцог только улыбнулся и поставил ступни на подножку, чтобы не мешать себя везти. Как бы мне хотелось отдать ему свои крылья, чтобы он снова мог ощутить вкус жизни, счастье быть свободным. Зайдя в комнату, с грустью для себя отметила, что одежду любимого придётся снять, хоть она и неплохо скрывает крылья. Увидь меня стража в таком образе — ни у кого не осталось бы сомнений, что девушка была в комнате герцога. Ещё и додумают лишнего. Том отвернулся, видя, как скользят мои пальцы вдоль пуговиц его рубашки, с которой я уже успела свыкнуться, и я не стала его этим попрекать. О, богиня, я сегодня целовалась с первым встречным. Ну так то, если посмотреть на это со стороны. Нас оправдывает лишь предназначение, в противном случае, такое поведение можно назвать только очень неприглядным словом, которое в приличном обществе звучать не должно. Старое, драное платье смотрелось куда лучше с учётом того, что его владелица теперь чистая и счастливая. Плащ, любезно предоставленный Эйтом, отлично скрывает мою фейскую суть. Молодой герцог предложил представлять меня своей новой гувернанткой, и поделился одним из браслетов, чтобы маги из Анклава и Инквизиции не учуяли потоки силы, так и плещущие вокруг меня. Все казалось таким логичным и безотказным, что мы счастливые спокойно выехали из комнаты Томаса, чтобы встретить прямо перед дверями брата Эйта. — Вижу, вы нашли общий язык. Но, боюсь, самое время уходить. — И чёрный монах сурово сдвинул косматые седые брови, с опаской указывая в тёмный проход. Прямо по коридору, по которому ещё недавно я шла с Эйтом, на нас двигалась группа из трех волшебников в красных мантиях. Они были в самом начале пути, но сердце, как перепуганная птичка трепыхалось, страшась разоблачения. — Не бойся… — прошептал Томас, накрывая ладонью мою руку, и в этот момент… слабый толчок, и коляска качнулась, а теплые пальцы выскользнули. Я с ужасом смотрела, как грохоча и треща, инвалидное кресло сваливается со ступеней. Парень вылетел из сидения, и в этом мгновении свободного падения лишь его изумлённый крик вывел меня из оцепенения. Забыв про всё на свете, я расправила тонкие, словно стрекозиные крылья и рванулась вниз по лестнице. Доля секунды. Какая-то доля секунды, но мне удалось поймать Томаса до того, как твёрдый гранит разобьет его слабые кости. Крылья с трудом справлялись с двойной нагрузкой, пока я приподнимала и аккуратно сажала парня на ступеньки. — Ты цел?! — в ужасе кричала ему чуть ли не на ухо. Том был такой бледный, такой напуганный. О, Вита, неужели он все-таки, что-то повредил? Но секундой позже, страх молодого герцога обрел отчетливые формы. Формы в лице красных колдунов, узревших мои крылья. — Вы нарушили границы королевства и повинны в несанкционированном проникновении в покои герцога. Следуйте за нами.