Любовь моя всегда выходила мне боком

США уже давно не видел своего партнера — тот был занят. Смуты в стране, приближающаяся война. Ежели в 1905 Америка не верил им, надеясь что мир будет сохранен и надолго, то в 1914 было понятно — дай им повод, и Сербия с Австро-Венгрией друг друга съедят. Заживо. Хотя как сказать, что бывшая колония не верил. Ему казалась идея, что эта коммунистка верит в войну — мерзостью. Он хотел быть противоположностью её. Поэтому ежели в первый раз, он говорил что война будет, то затем отрицал такое явление. Утро начиналось не с кофе — а с экстренного собрания стран. Такие бывали очень редко и случались только по экстренным ситуациям. Штаты был на взводе — страх поглощал страну. Зная Российскую Империю, тот обязательно поможет некой маленькой стране с войной, а сам же погибнет из-за этого. А если ему придётся воевать против Империи? Нет. Нет, не придётся. Он всегда встанет на сторону России. Так ведь? Он же любит Российскую Империю. Если тот умрет раньше, чем США, он будет помогать его внукам и дочери. Если только та самая дочь сама не угробит Империю. Приглашения на такие собрания были аккуратно завернуты в конверт с печатью — на ней значился герб той страны, что предложила встречу. В этот раз, на конверте красовались два орла с длинными языками и одной короной на двоих. Один из них держал меч. США не мог вспомнить, кому принадлежал этот герб. Подумав, Америка все же решил прочитать письмо — как бы сильно сердце не стучалось. «Здравствуйте, господин Соединенные Штаты! Вы приглашаетесь на всеобщее собрание стран, созданное по поводу объявления войны Сербии — причина таких действий будет рассказана на собрании. Надеюсь, что Вы найдёте время придти и посетите нас. Ваш покорный слуга, Австро-Венгерская Империя». Бумага упала из рук Штатов. В комнату забежал Вашингтон, уже проинформированных о таких действиях со стороны Австро-Венгрии. Страна будто остолбенел. Столица, вбегая в помещение, кричал — Америка! Америка, ты прочитал? — впрочем, то был риторический вопрос — конечно же по виду бывшей колонии было понятно, что да — он прочитал. — Что будем делать? — В войну не вмешиваемся. Слышишь? Не вмешиваемся. — первое, что произнёс Штаты было это — только помогаем союзникам. — А кто союзники? — Империя. — сказал любитель свободы и покинул комнату в поисках утишения. «Я помню, как родился. На моей земле бегали индейцы, я играл с ними. А потом моя мать их убила. Говорят, моей матушкой была Испания, но я её редко когда встречал. А меня? А что меня. А меня скинула на Британию, отца. Каким же тираном он был… только Францию я любил. Франция… Интересно, как она после той ситуации? Я уже забыл. Может, то были лишь выплески эмоций? Посмотрю… Они воевали, а я смотрел. И плакал. Потому что мы выигрывали. Кто мог подумать, что меня будут приглашать на собрания в будущем? Что я буду спать с самим Империей? Что я стану одной из самых больших стран? Что я, черт возьми, выживу!» — думал он. — «Империя… что он сделает? Поможет Сербии? Конечно. Русские, они вроде такие холодные, но черт, такие заботливые. Помню, в 1905, когда я собирался уплывать, он шёл со мной и пожертвовал своей шапкой — я свою не взял, не думал, что Европа такая холодная — улыбнулся он, какой же он хороший, Боже. Я обязан Богу за такую удачу — такой человек попался. Но почему я? У него было, наверное, много стран до меня. А удача выпала мне. Кто я? Я лишь страна, которая может и большая, но далека от центра цивилизации… а что будет с Вашингтоном? Мы же далеко, нападать не должны… а если Мексика? Америка, ты же ничего ещё не знаешь! Успокойся.»