Дорога

Каждый раз, стоя за «штурвалом» Авроры, Ермак испытывал странное, давно забытое чувство. За окном зима — мимо проносятся бесконечные ряды деревьев, заброшенные строения, полустанки, остовы машин и нет им ни конца ни края. А где-то позади, чуть менее чем в тысяче километрах осталась Москва, их клетка, из которой их вытащили Артем с Аней. Нет больше ни тесных тоннелей, ни обрушивающихся сводов, что внушали какую-то необъяснимую безнадегу. Над ними теперь только бескрайнее небо, сколько хватает глаз, c настоящим, живым солнцем. Внутри рубки тепло — жар в топке распространяется по помещению и не дает им замерзнуть. Но Ермак все же иногда выходит наружу. Выходит, чтобы вдохнуть полной грудью, жадно, словно в последний раз. Снаружи холодно, ветер кружит хороводы снежинок и пронизывает насквозь. Но Андрею нравится этот ледяной воздух, он все никак не может надышаться. По началу так было со всеми. Сначала они боялись и не понимали — годы жизни под землей приучили их всех к тому, что воздух поверхности — это страшная, мучительная смерть, а затхлый, тяжелый воздух подземелий — он родной, безопасный. Спартанцы долго не могли перебороть свои рефлексы и снять противогазы. Теперь, все изменилось и они не могли надышаться. Первое время, некоторые из них выходили на улицу в маске и только потом спохватывались и улыбались — привычка, выработанная годами выживания в новом мире. Прошло уже несколько дней и большинство уже успокоилось. Но только не Ермак. Ему было важно каждое давно забытое ощущение, как воздух. Последние несколько лет его жизни словно бы прошли в полудреме — все что он делал, он делал машинально, идя вперед по инерции, работая в огромном механизме, с другими механизмами. От боли и отчаяния его чувства притупились, и ощущение, что он сам стал бездушным механизмом, появлялось все чаще. А затем появились спартанцы, и все изменилось. Внутри него теперь зрело истошное желание жить, дышать — наслаждаться каждым моментом, наверстать все эти бесконечные годы беспросветного и бессмысленного существования. Теперь у него, нет, у них всех была цель — пункт назначения и они неслись навстречу неизвестности. Но появилось нечто еще, нечто куда более важное, чем просто цель. Ермак улыбается сам себе, когда слышит очередной разговор бойцов Спарты между собой. Первые несколько дней они были просто шокированы, разумеется — всего за день весь мир что они знали перевернулся с ног на голову, а их, Спартанцев, видавших в своей жизни чуть ли не все ужасы метро, было очень не просто шокировать. Но когда новая информация улеглась в их головах и первый шок прошел, на смену ему пришло нечто, не свойственное жителям метро. Каждый из них теперь мечтал о чем то. Мечты в метро всегда были делом лишним. О чем мечтать? О том, чтобы на завтрашний день хватило еды, воды, патронов? Чтобы не было войны, чтобы мутанты не сожрали? Были, конечно, и те, кто мечтал о большем, но жизнь быстро ставила их на место. В метро нет места лишним сантиментам. Родиться, дай бог пожить подольше и умереть под землей, удел всех жителей постядерной Москвы. На волнах эфира — тишина, наверху — смерть. Некуда идти, некуда бежать, не о чем мечтать, не на что надеяться. Одному человеку всего-то и нужно было, что начать надеяться, чтобы дать надежду остальным. А теперь вокруг — целый мир, да, жестокий, да, местами мрачный, но живой. Теперь каждый из них мечтает о чем то своем, теперь каждый из них имеет право и возможность мечтать. Князь ничего не скрывает — с кем бы он ни стоял в дозоре, когда Аврора делает очередную остановку, он вечно заводит разговоры о том, что их ждет. О бесконечных приключениях, об опасностях, с которыми они конечно же справятся, он говорит восторженно, в его глазах играют искры. Ермак вспоминает себя в молодости, он ведь тоже хотел бороздить просторы страны, носиться по самым крайним ее закоулкам... Как же давно это было. Князь молодой и хоть совсем не зеленый, но в такие моменты совсем похож на мальчишку, который впервые попал в парк аттракционов. Дамира он понял не сразу. Тот просто как-то сам заговорил, что Казахстан, может быть, не так сильно бомбили, а потом надолго задумался. Дамир вообще был серьезным и спокойным человеком, но в такие моменты терялся в мыслях. От Ямантау до Казахстана было рукой подать. Ермак не был глупым человеком, он все понимал. Алексей показался ему простым человеком, но это было обманчивое впечатление. Андрей знал такой тип людей: обаятельные сердцееды, вечно уверенные в себе. Алексей был невозмутим, но Ермак знал. Он, может, сам того не понимая, искал ту самую единственную, ту, которую сможет подпустить к себе, ту, которую уже не сможет отпустить. Алексею же это только предстояло понять. Даже полковник постоянно говорил об одном и том же — его путеводным маяком, обетованным местом стал «Ковчег». Казалось, что он, как и Ермак, давно запретил себе мечтать, но сейчас словно забыл об этом запрете. Чтобы начать мечтать, человеку нужно совсем немного и одновременно целый мир, понимание того, что тупик в конце тоннеля был всего лишь преградой, которая отделяла потерявшихся путников от заветного выхода. Аня стоит в рубке с кружкой чая и улыбается, она наблюдает за мужем. Артем снаружи, рисует. Он часто рисует все что попадается на глаза — людей, пейзажи, даже всякие мелочи. Андрей знает: он тоже мечтает, а может быть, его мечта уже исполнилась, и теперь он также как и Ермак, старается насладится каждым мгновением этого чувства. Чувства сбывшейся мечты. — Спасибо вам огромное, Аня. И вам, и вашему мужу. Аня оборачивается, смотрит на него вопросительно. На ее лице смесь радости и удивления — Ермак и сам не замечает, как улыбается. — Вы подарили мне мою мечту и что важнее, вы дали нам всем возможность мечтать. Впереди долгая дорога по бескрайним просторам, через неизведанные дали. У каждого из них теперь своя мечта — свой пункт назначения. И Ермак сделает все, чтобы каждый из них добрался до своего.