Дорога

Вот уже которую неделю Аврора бороздила бескрайние просторы постядерного Казахстана. Однако именно в последние пару дней на борту царило какое-то невиданное доселе оживление. Не сказать, чтоб до этого на Авроре было скучно — нет, все вечно были чем то заняты. Но сейчас, в преддверии особого дня, шли активные приготовления. Особым днем, конечно же, была свадьба Степана и Кати — событие, которого давно ждали все на борту. Чуть особняком ото всех стоял Токарев, который долго думал и все-таки решился воплотить одну дерзкую идею. Правда, ему для этого нужен был помощник в лице Креста. Никто другой из экипажа об этой идее не должен был узнать — помочь не помогут, а разболтать — так это запросто. А вот Крест, с которым Николай особенно сдружился в последнее время, был очень кстати. Для пущей секретности были развернуты такие шпионские игры, коих Аврора на своем веку еще не видывала — куда там мифическим оккупантам и шифровкам Полковника. Местом встречи была назначена мастерская Креста — вынужденное дополнение к составу Авроры. Вынужденное, потому что добытую в Каспийской пустыне «буханку» надо было хранить и обслуживать, а автомастерской на Авроре не было. Но Крест был не промах и при помощи «Ну вот, опять пахать задаром» Князя, а также «Щас мы тут такое забабахаем» Токарева, задней части пассажирского вагона, а также такой то матери, оборудовал себе уютное логово, где мог возится с «буханкой» денно и нощно. Все необходимое для создания сюрприза было втихую перетаскано на место из мастерской Тэтэшника, ибо та была на проходном месте и там бы он никак не смог избежать посторонних глаз и ушей. Сам Николай уже ожидал скорого прибытия Креста, но все равно дернулся, когда хозяин мастерской хлопнул входной дверью. — Ну ты, братха, ей богу устроил тут, панимаш, ахентурную сеть. Хде же явки с паролями, раз на то пошло? — Уморительно смешно. Ты только дверь закрой, а то сейчас как набегут всякие любопытные носы. — Та ты не переживай, там усе заняты. Ну шо, Штирлиц, времени у нас мало, так шо давай приступать? На всякий случай закрыв дверь на щеколду, Крест пододвинул стул к рабочему верстаку и осмотрел то, что делал Токарев. Последний времени не терял и пока Крест ходил и приглядывался, уже начал работать над своим сюрпризом. Николай долго думал и решил, что раз уж они начали жить по людски, то и свадьбу надо праздновать по людски, а значит, с обручальными кольцами. Ни Степе ни Кате он ничего не сказал — кольца решено было вручить уже во время свадьбы. Времени у них было до завтрашнего полудня, так что нужно было спешить, ведь ни толковой практики ни полного спектра необходимого инвентаря у них, разумеется, не было. Зато был чистый энтузиазм, прямые руки и старый добрый «колхозный» метод. Материалом для кольца была выбрана латунь — по принципу доступности, да и Токарев с ней наблатыкался за свою жизнь. Одной проблемой было то, что размеров Кати он не знал, а мерки делать — означало слить всю контору, а такого он себе позволить не мог. Тут на помощь пришел Крест и его наметанный глаз — он все ходил вокруг и высматривал, приглядывался, все думал, что на идиота в такие моменты похож. А теперь он пришел, взял листок бумаги, сточенный карандаш и пару патронов разных калибров. Обведя на бумаге несколько патронов, он какое-то время прикидывал, вспоминал, а затем нарисовал окружность нужного диаметра и передвинул листок Тэтэшнику. — Ты уверен? — скептически переспросил Николай. — Если пролетим с размером — заблею джейраном! Тю да завязывай, точнее ужо не будет. — Ну смотри, за язык я тебя не тянул, — усмехнулся по-дружески Токарев. Разумеется, пролететь им было нельзя, но Кресту он доверял — этот любые мелочи подмечал мастерски. Начать решили с кольца для Степана — тут хоть все понятно было. Проволочки нужной длины Токарев заранее отрезал и прокатал на вальцах до нужного размера. Для нагревания была подготовленная паяльная лампа, ну а выправлять решили на запасном стволе от убойника — все равно ничего более подходящего под рукой не было. Зачищали концы напильником, тут Токарев сокрушался, мол очень жаль что ничего более путного им в дороге так и не попалось. Такие же процедуры проделали и со второй заготовкой, а затем временно отложили в сторону — дальше шел самый неприятный этап работы. Кольца теперь нужно было спаять, а поскольку специальной ювелирной горелки под рукой не было, то пришлось экспериментировать с паяльником. Нагревать, затем быстро убирать подальше и снова нагревать — чтоб латунь не оплавилась и не пришлось начинать с начала. Крест так распереживался за Токарева что аж вспотел, но тот ворчал, паял и снова ворчал. К счастью, худшего не случилось, и Тэтэшник смог спокойно запаять оба кольца с помощью заранее заготовленного припоя. Дальше была муторная, но уже понятная работа — зачистить место спайки и зашлифовать все так, чтоб свое отражение видеть. Мыло, напильник и кусок войлока от драного валенка, ну и, конечно же, совсем немного усидчивости. Тут и Крест уже взялся за дело и они оба начали доводить кольца до идеального состояния. Через часок они уже любовались своей работой во все глаза.  — Ну ты, Коль, даешь! Этот, как его, Шваровски и Гучи тихо покуривают в сторонке. Ты кажись, нашел чем на пенсии заниматься! — Не дождешься, пройдоха. Рано мне еще на пенсию, но тут ты конечно загнул. — Скромная ты усе-таки душа, Коль. Слушай, а не закурить ли нам, а то я чого-т разнервничался. — Закурить это можно, айн момент… Токарев покопался в карманах и выудил портсигар и забавный агрегат: какой-то полуразобранный пистолет без рамы и с кучей каких-то трубок. Он пару раз щелкнул спусковым крючком, и из дула оружия показался слабенький огонек. Крест хохотнул и прикурил себе сигарету. — Ох мда-а-а, знаете вы батенька, толк в извращениях. — Это ерунда, вот Кузнец в Москве из чего только зажигалок не делал, это и та что у Артема — так, детский лепет. — Слушай, кулибин подземный, давай-ка мы кольца кольца того, спрячем с глаз долой, пока не пролюбили. Токарев молча согласился, и оба кольца были отложены в самую презентабельную емкость, которую удалось найти — не в обувной коробке же их презентовать. В конце концов, довольный собой, механик и оружейник закурили еще по одной. — Хорошее курево, — мечтательно протянул Крест, выдыхая табачный дым. — Это точно. Только, как будто не хватает чего, — как-то неопределенно вторил Токарев, и оба сошлись понимающими взглядами. — Я чого думаю… — А знаешь… я вот, того же мнения. Недопонимания тут быть не могло, и вскоре на столе оказалась полная бутыль чачи, пара граненых стаканов и консерва «бычки в томате», партию которых перепало найти Князю во время крайней вылазки по окрестностям. Сначала все как-то брезговали, но потом оказалось, что консервы были армейские, а значит лежи они еще лет двадцать — ничего с ними не сталось бы. Главное — не фонят и не вздулись, а значит, жрать можно. Токарев с Крестом еще дивились — консервировали кильку целиком с головой — «какая растрата бюджета», но бюджеты у армии в последние годы существования страны были что надо, а Спартанцы и не жаловались. Чача была разлита по стаканам, консерва открыта, а оба техника были готовы отдохнуть морально и физически. — Ну, братха, давай это… шоб руки не дрожали! Чокнулись, выпили — довольно крякнули и закусили. — Йить, хорошо пошла родная… ух! — Хеннеси натуральный. — Ну это, шоб работа спорилась, уот! Пошла так хорошо, что между первой и второй перерыв не ощутился. — Знаешь, а вот обидно будет, если дальше куда мы едем, винограда не будет по дороге. Вот завтра, отвечаю, все запасы вылетят как в трубу. — Ой та ладно чи-шо, мы с тобой не придумаем чого? Кончится эта — сделаем другую, не пропадем, братха! — Ха-ха, ну это ты в точку: машины, пушки, ювелирные изделия и домашний самогон. Как сказал был Серега — такая уж у нас планида. — Это вот ты сейчас прально сказал. Ну, тогда ишь давай, за это… а, во, за правое дело! Тому шо если наше дело не правое, то ну его нахер такое дело. Так плавно, тост за тостом опустошилась первая бутылка. Но Крест с Токаревым переглянулись и вновь все поняли совсем без слов. И только когда на дне уже второй бутылки осталось совсем немного, они поняли что дали маху. — Куриць хочу… — Многозначительно протянул Крест и откинулся на спинку стула, рассматривая пустую бутылку с сигаретой во рту. — Это мо-о-о-ожно… — Токарев вытащил из набедренной кобуры свой пистолет и попытался «прикурить» Кресту, но тот вовремя отмахнулся. — Чи дурак, чтоля?! Николай, шатаясь, присмотрелся к пистолету и понимающе потянул. — А-а-а! М-момент! — Он пошарил по нагрудным карманам, потом по столу, заглянул под стул на котором он сидел и сокрушенно развел руками — потерялась игрушка. По итогу пришлось прикуривать от паяльника. Покурив, мастера «подшофе» принялись рыться в Буханке, с которой Крест снял весь кузов и готовился привести в человеческий вид, только ковры оставил — больно они были хороши, чтоб их выбрасывать. — Я че думаю… ей имя нада! — заключил, пошатываясь, Николай. — Кому? Энтой машине, что-ля? — Ды-а-а! Назовем ее… ну… как там было… этой, во, Региной! — А шо так сразу и не Ларысой, мне вот Ларыса больше нравки. — Та ниче ты не понимаешь… Регина, Реги-и-ина! О-о-о! Слышишь, как звучит? Кузнеца любимое имя, между прочим. Крест хохотнул, у пьяного Токарева разговоры всегда возвращались к одной теме — Андрею и множественным его поделкам, каждую из которых тот называл Региной. Ну, а вобще, звучит ничего так, как-то дерзко даже, запоминается неплохо, можно и Региной назвать. — Та лан… расслабься я это, вспомнил чего-то, это все потому, что мы что? Вы-пи-ли, воооо. — Не ну, а шо ить… Регина так Регина! Мне даже понравилось. Андрей твой, по твоим словам реально же умелец шо нада. — Реальный мужик! Ох, вам нада, эта, познакомится! Вот вы тогда наворотите! Токарев затянулся самокруткой и выпустил изо рта табачный дым, а потом что-то задумался и немного погодя выдал. — Кстати, Крест… интересно, общаемся сколько, а ты мне не разу про своего учителя не рассказывал. Только упомянул как-то, что был тот, кто тебя всему научил, как меня — Андрюха. Крест ковырявшийся в аккумуляторе, внезапно остановился и легкая улыбка пропала с его лица, Токарев это быстро заметил и ему стало неловко. — Извини, не стоило, наверно… — Та не, братха, стоило как раз. Прав ты, про себя мне все рассказали уже, а я вот нет, некрасиво так-то вышло. Просто история это… невеселая. Оба они как-то резко протрезвели, Крест убрал инструмент, взял себе стул и несколько минут просто молчал, смотря в пустоту. Столько лет прошло и все эти годы он старался как-то не вспоминать об этом, но вечно бежать — тоже ведь нельзя было, особенно когда рядом появились люди, которым он мог доверять. — Я, братха, сиротой же рос. Ну как, мамку с папкой моих еще братки в девяностых… не знаю я от чого, но меня пожалели. В детский дом меня сдали, когда мне два года было. Лиц даже родительских не помню. Когда подрос чуть, токмо тогда узнал, рассказали наконец. Мне поначалу как-то даже не так плохо было. Считай, не помню родных своих и грустить не от чого, мда… У нас там, у Череповце, никогда хорошо не було, до войны даж и то, жили паршивенько. Ну и понимаш наверно, сиротой в девяностых тяжко — родных нет, перспектив нет, дела никому нет, ну уот и сбег я оттеда, с детдома. В детдоме плохо, а на улице-то и не лучше было. Шкетом совсем был, а ужо надо было как то выживать и что-то есть. Ну и обнаружил, млин, талантище, руки ловкие — замки вскрывать наловчилси, вот так и жил. А один раз залез домой к одному типу, суровый мужик был, автомастерская у него была здоровенная, ну я думал там чого поживлюсь. Ага, поживилси, хозяин то вояка бывалый оказалси, поймал меня и как ухо хвать! Ховорит, щен-нок, праучу сайчас, мало не покажеся! Так меня отмудохал, ну и поделом мне, сам ить залез к нему… Крест о чем то надолго призадумался, словно прокручивая столь давние воспоминания в своей голове, а потом разулыбался. — А потом… как отошел, усадил на стул, смотрит на меня, щенка побитохо и говорит спокойно, как ты, мол, шкет мой замок науороченный снял, до тебя сколько усяких було, а ты ить, справилси. Сколько замков снимал, ни разу не попался — худой, но шустрый! Хрен угонисся, а тут… реально как щенок. Отдадут, думал, в десткую милицею, а там карачун мне. Куда говорить, мамка с папкой твои смотрят, шо руки такие пропадають. А на меня нашло чет, как расплакался прямо там, прикинь да, таким себя ничтожным почувствовал. Ну старик и сжалился… выслушал меня, умыл и говорит такой: «Значит так, шкет, мы с тобою тута так поступит можем, либо я тебя щас в милицию отведу, либо ты мне месяц отработаешь в мастерской». Научу, говорит, кормить буду, но попробуй токмо свистни чого или удери, найду, грит, в милицю уже за уши потащу! Оставил… расстрогался как оказалось, я позжа узнал что у него сын был, да на войне сгинул и старик посля этого один остался. И видно он как меня такого, побитого увидел, сердце защемило. Его Ильей звали, но я его называл просто Мастер! Он ить реально мастер был, авто занимался, та не простым, а таким, шо на севера гоняют по экспедициям, да спецтранспорт всякий. Взялси он меня учить, и тут ужо мои руки ловкие и пригодились как ты понимаш по делу. Отработал я, а он мне потом грит, мол парень смышленый ты, а мне как раз помощника такого не хватает. — И ты остался, так ведь? — Да, еще бы мне не остаться, сам подумай, это впервые ко мне жизь не жопой, а светло-личиком повернулось. Человек он с добрым сердцем был, хоть и тот еще дихтатор, шо наш Полкан ей богу. Токмо тссс, лады? Ну вот, хоть и суровый, но принял меня, заботился, выучил всему шо сам знал. А мы с ним-а вместе такого там наворотили, чего только не делали. Ты жо не знаш наерн как на севера машины готовили, так и сам я у шоке был, такие навороты ей боже. А потом меня как то сам взял с собой прикинь, в Мурманск и севернее, а та-а-ам, такое! Ну как в сказку попал, холодно токмо — жуть, мы тама все технику обслуживали. Ну, а как старше я стал, так ужо его чуть ли не батей называл, породнилися кароче, хе-хе, — лицо Креста внезапно из счастливо мечтательного сделалось печальным. Токарев уже и сам начал понимать, что раз Крест ни разу не рассказывал про своего «Мастера», то у истории этой не было хорошего конца. — Дела тоды в хору шли и было усе хорошо, Мастер на пенсию все выходить хотел. Говорит, мол, сам ужо молодец, справишься. А я не хоте-е-ел, как жо я без Мастера-то? Ну, а потом бомбы упали. Повезло ищо, что не на голову, как ить вам, но все равно плохо было. Первые дни вспомню, радовался, думал все, уот пиндосам и карачун сделался, а сами живые остались! Никто ведь не знал как и шо по настоящему-то було: связи нема, радио молчит, мобилы все повыключало, даж блатные. Мастер говорил все, ща мол вояки приедуть и народ спасать будут, у них указы мол такие, ну, а мы не пропадем нам то шо, руки на месте, выживем. Ток вот не приехал никто, да и не удивительно, чого им в такую жопу переться. И чем дальше, тем страннее было, вроде почти ничего не изменилось, и жратва была и усе, ток как будто вокруг никого не осталося больше, окромя нас. Мастер тут смекнул ужо, шо плохо дело, он знал за такие дела да мне как то рассказывал, что если такое будет, то зима такая придет, шо и нам карачун настанет скоро. Страшная, холодная, ядерная зимушка-зима. Ну и чем дальше дело шло, тем холоднее становилось. А с югов еще осадки нести начало, паршивый такой, активный дождик, так у кого была — вся скотина попередохла. Дальше хуже становилось — Мастеру с сердцем плохо сделалося, я так-то думал, шо он как терминатор из кино старого, усе ему непочем, а тут хворать стал. Я тогда не понимал, почему, до меня не сразу дошло. Он же всю жизь почти кровь лил за то, чтобы войны не було, за мир и светлое будущее, а тут вот так вот получилось. Люди на глазах звереть начали, как голодно стало. Вчера соседями, братьями, людями были, а сегодня уже косятся глазами голодными на вчерашних братьев и сестер смотрят. И чем дальше, тем хуже было, потом слухи поползли о первых зверствах — то там кого-то зарежут за мелочь, то здесь. ну вот, мы тогда с Мастером и собрались тикать, да кудой подальше на юга. Шишигу-ту, шо я упоминал, по большей части все-таки я делал, Мастер ужо сдавать совсем начал, но шутил все — мол, хотел ты на Черное море поехать, вот и поедем к Черному морю, авось там потеплее будет. Ну уот мы машинку поставили на ходу, собрались почти ужо, уезжать готовились. Дело точно перед морозами было, я домой возвращался с лесу, дрова рубил. Вернулся — окна выбиты, дома бардак, Мастер на полу лежит. Живой благо, помню как ломанулся к нему — как, что, кто. А он побитый весь, едва держится… Сироты с округи, ровесники мои почти, в банду сколотились, да дома грабили, вот и до нас дело дошло. Мастер попытался им отпор дать, так они его побили, фотографии сына все пожгли, дом покрушили, запасы какие были на виду — утащили. Тайник наш, где ружо и провизия в дорогу была, благо не нашли, мозгов не хватило. Я как взбесился тогда… головой о стенку бился, кричал мол как так, кудой смотрел, а потом в тайник полез и ружо вытащил. А Мастер взмолился, вдруг, хватил меня за руку. Оставь, говорит, не доводи до греха, нам хватит, уедем заутро и все, не було ничого. А я, какой там оставь, оттолкнул его и из дома как ошпаренный вылетел. Искать долго не пришлось, они недалеко в старом сарае устроилися и победу праздновали — жрали. Ну тут-то я к ним и влетел. Они не ждали — да у них из оружия палки да биты были, шо они мне сделали бы. К углу их поставил, еду всю нашу отобрал, какая осталась, и смотрю на них. И что-то меня в тот момент как накрыло, братха, сам не помню. Они увидали это, на колени попадали, взмолились: пощади, отпущай, брат, не будем так больше. Молодые, чумазые, жалкие такие… А потом вспомнил, как Мастера моего отделали и тут как понесло меня… — Крест замолчал, дрожащей рукой поднес сигарету ко рту и глубоко затянулся. — Не пощадил я их, братха, пострелял усех и к стеночке припал. Сижу, ртом воздух ловлю и плачу. Когда стрелял, злобу всю унесло к чертовой матери, страшно стало. Домой поплелся. Пришел — темно, Мастер в кресле сидит, раны залечивает. Посмотрел он на меня тогда и понял все. Я сказать хотел что-то, на колени упасть, плакать, прощения простить, но вместо этого молча ушел и нажрался на кухне. А утром… утром он уже холодный сидел, в том же самом кресле, не выдержало сердце больное. Я в тот же день что було собрал-та и уехал. Не понял я тогда, что к чему, да и не скоро еще понял, что наделал-то. Просто решил, что любой ценой жить буду, чого бы мне оно того ни стоило. Не хотелось так, в один момент, просто помереть. Много лет прошло и только потом тюкнуло меня в темечко, что же я натворил. — Знаешь… я конечно утешать не умею, но думаю, если бы после всех этих лет он бы мог тебя сейчас увидеть, то был бы доволен тобой, — проговорил Тэтэшник, кладя Кресту руку на плечо. — А что было, того уже не вернуть. Спасибо, что рассказал. — Да, прикинь, никогда до этого никому не рассказывал, как то-даже на душе легче стало. Мне, братха, реально все-таки с вами усеми повезло, — Крест слегка повеселел и его вроде даже начали отпускать воспоминания давних лет. — Так, ну давай, не будем о грустном, а лучше наливай и браво чокнемся за то, чтобы наших молодоженов ждало светлое будущее! И они чокнулись вновь и пили еще долго, каждый думая о своем прошлом, о том, как череды странных, невообразимых обстоятельств свели их вместе, как им обоим повезло обрести семью, которой у них не было.