Пауки и мухи

Ослепляюще-белый свет болезненно давил на глаза, но Мелани следила, не отрываясь: ей казалось, что сверху медленно опускался монолитный белый купол, внутри которого было какое-то особое вещество, которое никак не получалось вдохнуть, да и привычный воздух в незнакомую среду выходить отказывался — запершимся узником густел внутри и тяжелил лёгкие. Свет, вопреки всему, не рассеивался — концентрировался прямо над головой, оглушал, напирал так, что, казалось, скоро раскроит череп, проникнет внутрь, вытеснит содержимое и польётся изо всех щелей; к горлу подступало тошнотворное чувство головокружения. Круглую, видавшую виды лампу из мутного, пожелтевшего стекла сходу можно было принять за Луну, нежданно свалившуюся откуда-то сверху и в одночасье проломившую прохудившийся потолок; местами скопившаяся грязь, неглубокими кратерами пролегавшая на поверхности, и расползавшиеся от «Луны» трещины добавляли натуралистичности и позволяли ненадолго верить больной фантазии. Вынужденная наблюдать за всем, что творится в этой лачужке и освещать неприглядных жителей, она не обрадовалась увиденному — иного объяснения, почему она так настойчиво пыталась выжечь Мелани глаза, не находилось. Но ради своей персональной Луны потерпеть стоило. Ради возможности выслушивать крики матери под светом чего-то далёкого и недоступного, неземного, нереального, а значит и всё происходящее могло быть не совсем реальностью — очередной воспалённой фантазией. Прикрыть глаза и представлять, что не имеешь к этому никакого отношения, представлять, как яркий, очерченный луч света поднимает тебя, отрывает от старого, продавленного сидения и уносит куда-то далеко за пределы галактики. Да что там галактики, хотя бы за пределы этого дома. За хлипенькие, ненадёжные перегородки, почему-то именуемые стенами, за которые то и дело просачивались ругательства. И плевать, что «Луна», скорее всего, хотела испепелить тебя прямо на месте. Она, в конце концов, старалась. Ради Мелани, если так подумать, вообще мало кто старался. Крошечная чёрная точка дёргалась и беспорядочно металась по всему искусственному лику, издавала характерный звук каждый раз, как билась и рикошетом отлетала от раскалённых боков. Уже примерно двадцать минут Беленкофф-младшая наблюдала за жужжащим насекомым, что прямо из липких оков паутины угодило в плен яркого света. А свобода в виде открытой форточки была так близко. «В этом городе даже мухи отвратительно глупые». Раньше Мелани хотя бы была уверена, что этому однажды придёт конец. Надо только немного подождать. Перетерпеть. И тогда любимый отец обязательно найдёт способ забрать её у истеричной матери. Воспоминания о прошлой счастливой жизни приятно обволакивали, словно чьи-то заботливые руки бережно кутали её в тёплое одеяло, и где-то глубоко внутри зарождалось что-то вроде надежды. «Терпи. Просто терпи, это скоро закончится. Когда-нибудь ты проснёшься от этого кошмара». Но ожидание затянулось. Звонки стали реже, диалоги короче, а паузы между фразами всё длиннее. В одну из таких пауз Мелани вдруг прошибло: рука, прижимавшая к уху трубку, забилась в крупной дрожи, коленки предательски затряслись, мысли лихорадочно собирались в кучу. Осознание вылилось на неё потоком холодной воды. — Па… Ты ведь не приедешь, да? — Беленкофф всеми силами старалась сдерживаться. На другом конце трубки молчали. Волнение стальными кольцами сковало всё тело, где-то внутри судорожно затрепыхалась нарастающая тревога, неприятно потянуло под ложечкой. Непослушные пальцы не сразу попали по кнопке «отбоя». Ей не нужны были оправдания. Хотел бы — давно бы приехал. «Каждый сам за себя». В тот же миг, когда беспорядочные мысли выстроились в ряд, позволив отрезвляющей картинке сложится в голове, внутри что-то оборвалось. Одеяло из тёплых детских воспоминаний затянулось на шее жгутом из колючей проволоки. Подобие надежды на проверку оказалось слишком хрупким и неприспособленным к реалиям жизни повзрослевшей Мелани. Теперь, когда мысль о собственной никчёмности корнями приросла к подкорке сознания, хотелось просто исчезнуть. «Закрыть глаза и дать наконец тьме поглотить себя с головой». Связь с Глорией была потеряна еще раньше. Они всегда поднимали трубку после четвертого звукового сигнала: их секретная договорённость. Но однажды Мелани никто не ответил и после четырнадцатого гудка. Пятнадцатого она дожидаться не стала. И без неё как-нибудь справится. Без Мелани же все справлялись. «Мне тоже никто не нужен». Но когда Мелани перебрала всех вокруг, винить, кроме себя, осталось некого. И тогда вся агрессия, прежде выплёскиваемая на окружающих, вылилась в троекратную ненависть к себе. Теперь по венам Беленкофф вместо злости стекает ненависть, но сил для борьбы совсем не находится. Да и не хочется, если честно. «Если всё это исчезнет только вместе со мной, я не против». Примерно с того же момента разучилась смотреть на мир иначе, кроме как отстранённым взглядом из-под до неприличия сильно отросших волос, накрепко нацепив маску топорной грубости и безразличия. «Мне всё равно», — гнусавый голос всегда опережает вопросы. Монотонное жужжание сливалось, перемежаясь, с криками матери, и Мелани даже показалось это похожим на какой-то дикий, сюрреалистический ремикс. Уголки губ без спроса поползли вверх, но почти сразу оказались прижатыми в одну тонкую линию: злить мать ещё больше сейчас совершенно ни к чему. Вдруг запахло горелым: несчастное насекомое, которое Мелани успела окрестить Армстронгом-младшим, слишком близко подлетело к оголённым проводам, неаккуратно свисающим с отсыревшего потолка. — Отстой, — выдохнула Мелани, глядя на свалившуюся на стол тушку. Забавно, но она даже успела к нему привязаться. Прощай, Нил, Америка тебя не забудет. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — Энни Беленкофф уже начинала свирепеть от такого нескрываемого безразличия. Мелани устало подняла голову и посмотрела на неё из-под полуопущенных век. Она уже давно не вздрагивала от резких воплей и не верила ни в одну угрозу, брошенную под градусом. Вынужденная быть единственным зрителем пьяных спектаклей матери, она молча позволяла вымещать на себе всю злость и скопившуюся за день усталость. — Меня вызывали в школу, ты не появлялась там уже четыре дня! Где ты шлялась, почему я должна из-за тебя краснеть?! — озверевшая Беленкофф-старшая продолжала свою тираду. Лицо пылало от подступающей к горлу ярости, скопившаяся слюна брызгала во все стороны, всклокоченные волосы будто бы шевелились сами собой — в такие моменты Мелани меньше всего признавала в матери человека. Казалось, что вместо неё выл надрывающий глотку цепной пёс, бешено колотясь о стены. — Где ты шлялась, я тебя спрашиваю! Отвечай мне! — лавины гнева обрушивались прямо на голову и практически ощутимой тяжестью скатывались по плечам, припечатывая к месту, — отвечай! Отвечай, тебе говорят! — Я не обязана перед тобой отчитываться, — слова сами сорвались с губ. Спохватившись, Мелани на секунду сильно зажмурилась и прикусила язык. Где-то вблизи в последний раз лязгнула и разорвалась позолоченная цепь. Во рту, почему-то, почувствовался металлический привкус, а на дно желудка опустилось нечто увесистое и холодное. На мгновение лицо Энни Беленкофф победоносно засветилось, а рот исказился в кривоватой ухмылке: дешёвая постановка подходила к концу. Они проходили это сто раз, и Мелани знала программу представления наизусть: оглушить нескончаемым потоком беспричинной агрессии, выбить хотя бы одно колкое слово в ответ, а затем зареветь, изображая из себя жертву. — Ты не ценишь всего, что я для тебя делаю! — сквозь всхлипы Энни повторяла слова своей излюбленной роли. — Ты сводишь меня с ума! Выметайся и подумай, как следует себя вести с любящей матерью! Мелани почувствовала долгожданное облегчение: актёры насладились полученным вниманием, а значит и зрители могли разойтись. «Можно опускать занавес».

***

Мелани не хотелось признавать, что её ненависть к этому городу не заслужена. Невозможно было воспринимать его по-другому: здесь всё накрепко переплелось с образом матери-маразматички. Даже приторно-сладкий аромат напудренных пончиков из придорожной пекарни отдавал кислыми духами Миссис Беленкофф, и от этого запаха было никуда не деться: он проникал через рот, загонялся под ногти и разносился вместе с кислородом по венам. В какой-то момент Мелани поняла, что перестала различать какие-либо запахи, что все они слились в единый удушливый смрад выдохшегося парфюма, который можно было описать только одним словом: «Воняет».

***

По-осеннему холодный ветер пробирал до костей и заставлял сильнее кутаться в лёгкую куртку. Беленкофф-младшая брела по одной из узких улочек неблагополучного района, медленно волоча ноги по промёрзшей земле. Вдруг она остановилась и сделала глубокий вдох: в воздухе запахло дождём. Мелани ненавидела попадать под дождь. Она поморщилась, когда представила, как неприятно обтянет кожу мокрая одежда и будет хлюпать затёкшая в ботинки вода; закатила глаза, прикинув, как долго будут сохнуть единственные джинсы: отопление давно отключили за неуплату. Утром придётся надевать их сырыми и терпеть прохладную липкость весь оставшийся день. Возвращаться домой сейчас было бессмысленно: мать наверняка заперла дверь и давно храпит на выцветшем, продавленном диване. Рука потянулась в задний карман — пятнадцать центов — не хватит даже на паршивый растворимый кофе в замызганной забегаловке. В голове вдруг всплыли обрывки невольно подслушанного разговора в женской раздевалке (других в женских раздевалках не бывает): Первая леди класса Пенни Грант объявила дату очередного светского раута в своём Белом доме. Как раз сегодня. Мелани на минуту задумалась: она презирала пьяные тусовки одноклассников не меньше, чем дождь. Но дождь всё-таки больше. Нельзя сказать, что отношения с одноклассниками были плохими, их попросту не было. После детской пакости со шлёп-книгой на Мелани никто не обращал внимания. А первой идти на контакт не хотелось. Раньше она никогда задумывалась, что может остаться одна. Единственным человеком, всегда готовым проявить участие, была старая зануда Мисс Грейвс. Вечно раздавала непрошеные советы, задавала слишком много вопросов, пыталась поговорить. Её докучливая забота и навязчивое сочувствие только раздражали. Но когда она сообщила, что в скором времени собирается переехать в Европу, Мелани на секунду улыбнулась. «Хоть один хороший человек вырвется отсюда». Из омута бессвязных воспоминаний выдернул сдавленный стон. Хотелось по обыкновению пройти мимо, но голос показался знакомым. Повернувшись к источнику шума, Мелани пригляделась: на ступеньках сидел помятого вида парень и прикрывал разбитый нос двумя руками. Беленкофф равнодушно хмыкнула: похоже, Нилу Футлику, извечному мальчику для битья, неплохо досталось. — Живой? — неожиданно для себя спросила Мелани. — Да, всё в порядке. Парни просто немного не рассчитали сил, — тот даже попытался выдавить из себя что-то наподобие улыбки. — Ясно. Мелани подняла голову и осмотрелась. Позади Футлика возвышался огромный бледно-розовый дом. Закрученные колонны доходили до самой крыши, дорогая резная дверь была выкрашена в тон стенам. Карликовые ели стройными рядами высажены по периметру сада. Аккуратно вымощенная камнем дорожка, по линейке постриженный газон, даже, чёрт возьми, мохнатый коврик «Добро пожаловать» любезно постелен у входной двери. Нет никаких сомнений, кому принадлежит этот сахарный домик. «Резиденция королевы Грант». — Покажи мне свой дом, и я скажу, кто ты, — уже вслух добавила Мелани. Всё ещё сидевший рядом Нил усмехнулся. — Ты идёшь? — Нет, спасибо. На сегодня с меня хватит. Немного тут посижу и домой, не беспокойся. — Без проблем. Уже стоя лицом к двери, Беленкофф замерла: волнение сдавило грудную клетку, выпустив из лёгких остатки воздуха. Рука обмякла и казалась неподъёмно тяжёлой, на лбу проступил холодный пот. Вдруг Мелани почувствовала, как на голову что-то упало: сквозь затянувшую небо завесу просачивались первые капли дождя. Она напряжённо выдохнула и наконец постучала. «Хуже уже не будет». Через мгновение дверь распахнула уже некрепко стоящая на ногах Нэнси Фрэнсис. — Беленкофф? — та смерила Мелани затуманенным взглядом. — Что ты тут забыла? Мысли лихорадочно заметались, Мелани отчаянно пыталась зацепиться хотя бы за одну из них, но те проворно ускользали. Она поджала губы и почувствовала, как лицо предательски наливается краской. Ничего не придумав, нелепо попятилась, приготовившись постыдно сбежать, но сдержанный голос из коридора заставил остановиться. — Ну, что стоишь? Проходи, — внезапно возникшая Пенни Грант сложила руки на груди и выжидательно смотрела на Мелани. Сейчас, когда её лицо было расслаблено, оно выглядело неживым, застывшим, вылепленным из фарфора или высеченным из мрамора. Голубые глаза казались бледными, не пустыми, но опустошёнными, а за тонкой радужкой будто скопилась вековая усталость. Беленкофф неопределённо кивнула и под пристальным взглядом Фрэнсис устремилась в комнату. Приличный с виду дом изнутри сейчас больше походил на притон, и Мелани ещё раз убедилась в своём предположении. Просторный зал буквально тонул в полумраке, слегка разбавленном приглушённым освещением красного оттенка. Густые клубы кальянного пара смешались с сигаретным дымом и образовали плотную кудрявую завесу, заполнив всё помещение. Захлестнувшиеся от переизбытка гормонов, осмелевшие в темноте подростки изучали процесс полового созревания на практике: возбуждённые парни исследовали податливые тела опьянённых девушек. Похотливый блеск в глазах, раскрепощающие ласки, разгорячённая плоть — полное торжество порочности и разврата. Укрывшись за стеной пара от любопытных глаз, Тилли Ферингло притворно ломалась под натиском наглых приставаний Джоуи Туны, лишь для приличия одёргивая лезущую под платье руку; Мэри Эллен, сидя на гладком кожаном диване, яростно переплеталась языками в требовательном поцелуе с Чарли Коулом, позволяя взбудораженным рукам скользнуть под полупрозрачную блузку в поисках заветной застёжки; на противоположной стороне того же дивана школьный хулиган Зак умелыми пальцами выбивал по-детски писклявые вздохи из девятиклассницы Лары Джонсон — здесь каждый мечтал оказаться на месте героев любимого порно. Сдавленные стоны, горячительный плеск в бокалах и непристойные смешки от рассказанной шёпотом похабной шутки разбавляли размеренную музыку. Казалось, что сам воздух уже напрочь пропитался терпким, забористым алкоголем. Несмываемая грязь намертво въедалась в кожу, и Мелани почувствовала, как её начинает выворачивать изнутри. Она быстрым шагом вышла из комнаты и дёрнула за ручку первой попавшейся двери. Залетев внутрь, в два щелчка повернула замок и тяжело выдохнула. Обернувшись, Беленкофф увидела разгорячённую Фрэнсис, сладко постанывающую от ручных манипуляций какого-то парня, заламывая руки на белых простынях. — Хочешь присоединиться? — ухмыльнулся парень, в котором удалось различить Винни Насту. — Беленкофф, мать твою, пошла вон отсюда! — Нэнси наконец заметила застывшую у двери Мелани. Ей и самой ужасно хотелось сбежать и стереть из памяти всё, что она здесь увидела, но ноги будто оцепенели, тяжёлым грузом пригвоздив к полу. Не получалось даже закрыть глаза: затвердевшие веки отказывались подчиняться. — Ты что, оглохла?! Вали! — Фрэнсис запустила в неё подушкой. Вздрогнув, Мелани вышла из ступора и порывисто выбежала из спальни. Она резко замотала головой из стороны в сторону, надеясь избавиться от застрявшей в мыслях картины. «Господи, ну и как это развидеть теперь». Голова всё ещё пульсировала от пережитого, Мелани рвано дышала, пытаясь прийти в себя, сердце бешено стучало где-то в животе. Беленкофф быстро продвигалась прямо по коридору, придерживаясь одной рукой за стену. Очнулась она только на кухне, когда яркий свет резко ударил по привыкшим к темноте глазам. — Всё в порядке? — за спиной раздался знакомый сдержанный голос. — Ага, — только и смогла выдавить Беленкофф-младшая. — Мы там играть собрались, — Пенни подошла ближе, и Мелани инстинктивно сжалась, ожидая, что ненавистный запах алкоголя снова резко ударит в нос. Но ничего подобного не случилось. — Присоединишься? Перед глазами все ещё стояла мутная пелена, голос Пенни доносился будто бы через уплотнённое стекло. Мелани на ватных ногах проследовала за Грант, когда та, не дожидаясь ответа, развернулась и направилась в комнату. «Просто иди. Остановишься — упадёшь».

***

— Итак, садитесь все в круг! — явно довольная собой Нэнси пьяно хихикала через каждое слово, растягивая губы в предвкушающей улыбке, — Будем играть… — Фрэнсис взяла выжидательную паузу, а затем достала из-за спины какое-то вино. — В бутылочку! Правила, надеюсь, все знают. Или тебе объяснить, Беленкофф? — как по команде раздались смешки и одобрительный свист. Нэнси метнула в Мелани победоносный взгляд. Мелани равнодушно пересеклась с той глазами и ничего не ответила. «Маленькие собачки могут только визгливо лаять». Она всё равно не собиралась принимать в этом участие: при одной только мысли, что чей-нибудь язык, который сегодня побывал во всех труднодоступных местах, может проникнуть ей в рот, живот болезненно скручивало, а на собственном языке появлялся кисловатый привкус желчи. Вдруг взгляд скользнул по бледному лицу Грант: голубые глаза внимательно смотрели точно на Беленкофф, а губы изогнулись в загадочной полуулыбке-полуусмешке. Или Мелани просто показалось? «Бред какой-то». — А если мне выпадет парень? Я не хочу целоваться с парнями! Я… Я вообще не из этих… — Расслабься, Джесс, — Нэнси раздражённо закатила глаза, — всё просто: не хочешь целоваться — пей! — Ну давайте уже начнём! — посыпались жадные до чужого тела возгласы.

***

— Да вы издеваетесь! Сначала Артур, потом Винни, Чарли, Санджэй, Джоуи, Пигги, даже Дон, а теперь Фрэдди! Я, что, проклят?! — вскипел Джесси и, в попытках подчинить заплетающийся язык, покраснел ещё больше. Замахнувшись на последней фразе, он с силой разбил уже пустую бутылку об пол. — Должна была быть моя очередь, — с напускной грустью в голосе произнесла Грант. — Да ладно, Пэн, просто поцелуй, кого хочешь, — расплываясь в плотоядной улыбке, предложил Наста. Пенни неторопливо поднялась и расправила слегка затёкшие плечи, как бы невзначай подчёркивая аккуратную грудь. Она краем глаза заметила возбуждённые взгляды, и на секунду на тонких губах мелькнула довольная усмешка. Обвела всех присутствующих будто бы заинтересованным взглядом, слегка задержавшись на копне спутанных рыжих волос Фрэнсис — та сразу же нетерпеливо подскочила. Кто-то удовлетворённо хмыкнул: все давно знали о нездоровой привязанности Нэнси к Грант. Пенни нарочито медленно приблизилась к дрожащей от желания девушке, требовательно притянув к себе полыхающее лицо. — Прости, Нэн, — почти нараспев выдохнула она в самые губы, нежно погладив Фрэнсис по щекам. Пенни плавно обогнула сидящих и направилась в противоположный конец комнаты. Артур попытался притянуть её и усадить на колени, но она мягко отдернула руку и еле слышно посмеялась, продолжив целеустремлённо идти по гладкому ворсу.

***

Придя в себя, Мелани отрешённо смотрела в никуда, вслушиваясь в треск горящих в камине прутьев. Из неглубокого транса её вывели ликующие крики и удивлённый продолжительный свист. Она оторвала взгляд, и её тут же пронзило шаровой молнией голубых глаз. Мелани непонимающе смотрела на Грант, пытаясь уловить хоть что-нибудь в спокойном лице. Вдруг недавнее предложение Фрэнсис и подбадривающий рёв на заднем плане воедино слились в голове. Беленкофф поджала губы и замерла, зажмурившись до цветных пятен. «Чёрт». Но ничего не произошло. Ни сейчас, ни минутой позже. Она открыла глаза и только тогда ощутила, как чужие губы легко коснулись левой щеки, оставляя обжигающий след. Мелани подняла голову, убедившись, что холодные глаза продолжают настороженно всматриваться в её побледневшее лицо. Голоса позади разочарованно загудели, и Беленкофф стремительно вылетела из комнаты.

***

— Мелани, постой. Прости, мне не стоило этого делать, — Грант застала её, когда рука уже почти коснулась входной двери. — Клянусь, я больше не прикоснусь к тебе… Пока ты сама не попросишь, — на губах Пенни скользнула лёгкая улыбка. Мелани молча смотрела на ту исподлобья. В глубине закипали негодование и злость. Тело колотилось мелкой дрожью, а горло изнутри царапала нарастающая обида: она снова почувствовала себя использованной. «Какого хрена мисс совершенство ставит на мне своё омерзительное клеймо». — Мэл, послушай. Это было неприемлемо, я понимаю, но… Двери моего дома всегда открыты, — слова прозвучали неожиданно проникновенно, лишённый высокомерия голос казался непривычным. Голубые глаза почти что умоляли поверить. Беленкофф судорожно кивнула и скрылась за дверью. Отрезвляющий порыв ветра резко ударил в лицо, растрепав ореховые волосы. Мысли путались. Раздирающий щёку след саднил и странно грел. «Чёртова леди Грант».