***
Десять мужчин, держа наготове длинные ножи, подвели нас к плоской повозке, на которой была установлена клетка футов двадцать на десять. Еще издалека я поняла, что это сооружение с толстыми железными прутьями предназначается для животных. — Вы ведь нас здесь не запрете? — спросила Оливия. — Запрем. Только до тех пор, пока не выясним, что с вами делать дальше, — отозвался цыган в кепке. — Прошу вас, не надо! — снова взмолилась Оливия. — Мы очень спешим в Лондон! — Это еще зачем? — Один из нас болен, — пояснила Эмма, многозначительно глядя на Хью. — Ему необходим врач! — Чтобы попасть к врачу, незачем ехать в Лондон, — вмешался один из цыган. — Джебайя врач, верно, Джебайя? Вперед шагнул мужчина со щеками, покрытыми засохшими струпьями ссадин. — Кто тут болен? — Ему нужен специалист! — возразила Эмма. — У него очень редкое заболевание. Жалящий кашель. Хью поднес руку к горлу, как будто оно у него сильно болело, и кашлянул. Из его рта вылетела пчела. В толпе цыган послышались возгласы изумления. Какая-то маленькая девочка спрятала лицо в юбках матери. — Это какой-то фокус! — заявил так называемый доктор. — Довольно, — провозгласил вожак. — Живо в клетку! Они подтолкнули нас к ведущей в клетку доске. Мы столпились у повозки. Никто не хотел подниматься первым. — Мы не можем позволить им сделать это! — прошептал Хью. — Чего ты ждешь? — прошипел Енох Эмме. — Сожги их! — Я могу вселиться в сильного из них, — тихо произнесла я. Эмма покачала головой и прошептала в ответ: — Их слишком много. Она первой поднялась на повозку и вошла в клетку. Та была очень низкой, а на ее полу лежало дурно пахнущее сено. Когда внутри оказался последний из нас, вожак захлопнул дверь и запер ее за нами, сунув ключ в карман. — Никто не должен к ним приближаться! — заорал он так, чтобы слышали все. — Это могут быть колдуны или того хуже. — Вы угадали, — сквозь решетку сообщил им Енох. — Немедленно нас освободите, или мы превратим ваших детей в страшилищ! Вожак захохотал и сошел на землю. Тем временем остальные цыгане отошли подальше и начали располагаться лагерем, устанавливая шатры и разводя костры. Мы в полном отчаянии опустились на сено. — Осторожно, — предостерег нас Гораций, — тут повсюду навоз! — Да какая разница, Гораций? — махнула рукой Эмма. — Кому есть дело до того, чистая у тебя одежда или грязная? — Мне есть дело, — ответил Гораций. Эмма закрыла лицо руками. Джейкоб сел рядом с ней, явно пытаясь её приободрить. Бронвин приоткрыла полу пальто, чтобы позволить мисс Сапсан подышать свежим воздухом. Енох опустился на колени перед птицей и наклонил голову, как будто к чему-то прислушиваясь. — Вы это слышите? — спросил он. — Что? — не поняла Бронвин. — Звук жизни, которая капля за каплей покидает мисс Сапсан! Эмма, ты должна была сжечь физиономии этих цыган, пока у тебя была такая возможность! — Мы были окружены! — отозвалась Эмма. — Началась бы драка, и кто-то обязательно пострадал бы или даже погиб. Я не могла пойти на такой риск. — Поэтому ты решила рискнуть жизнью мисс Сапсан! — заявил Енох. — Оставь ее в покое, — вмешалась Бронвин. — Решать за всех очень трудно. Мы же не можем устраивать голосование всякий раз, когда необходимо делать выбор. — В таком случае, может, вы позволите мне решать за всех? — предложил Енох. Хью фыркнул. — Если бы за главного у нас был ты, то нас бы уже не было на свете. — Послушайте, все это сейчас не имеет значения, — перебил их Джейк. — Нам необходимо освободиться из этой клетки и добраться наконец до города. Сейчас мы намного ближе к нему, чем были бы, если б не прокатились на повозке. Так что незачем плакать по молоку, которое еще даже не пролилось. Нам всего лишь надо составить план побега. Мы принялись размышлять, и у нас родилось множество идей, хотя привести в исполнение хоть одну из них не представлялось возможным. — Может, Эмма сумеет прожечь этот пол? — предложила Бронвин. — Он деревянный. Эмма расчистила от сена участок пола и постучала по доскам. — Он слишком толстый, — с удрученным видом ответила она. — Вин, ты можешь разогнуть эти прутья? — спросил Джейкоб. — Может, и смогу, — отозвалась она, — но только когда рядом не будет этих цыган. Иначе они увидят и тут же прибегут со своими ножами. — Мы должны ускользнуть незаметно, а не с боем, — согласилась Эмма. — А может Алисия сможет в кого-то вселиться и принести нам ключ? — произнёс Енох, смотря на меня. — Если я и смогу в кого-то вселиться, то только в ребёнка, потому что взрослые сюда ни за что не подойдут. Тут откуда-то из-за прутьев донесся шепот: — Вы совсем обо мне забыли? — Миллард! — воскликнула Оливия, от возбуждения едва не вылетев из туфель. — Где ты был? — Изучал обстановку. И ждал, пока уляжется волнение. — Как думаешь, тебе удастся выкрасть ключ? — спросила Эмма и подергала запертую на замок дверь клетки. — Я видела, как вожак положил его себе в карман. — Мелкие кражи, особенно из карманов, это моя специализация, — заверил нас Миллард.***
Прошло несколько минут. Потом полчаса. Потом час. Хью мерял шагами клетку, и вокруг его головы возбужденно кружила пчела. — Почему так долго? — ворчал он. — Если он не вернется в ближайшее время, я начну швырять яйца, — заявил Енох. — Если ты это сделаешь, мы все погибнем, — ответила Эмма. — Мы для них легкая мишень. Как только дым развеется, с нас заживо сдерут шкуру. Поэтому мы продолжали сидеть и ждать, одновременно наблюдая за цыганами. Те, в свою очередь, наблюдали за нами. Каждая последующая минута казалась нам очередным гвоздем в крышку гроба мисс Сапсан. Я посмотрела на мисс Сапсан, она выглядела так же, как и всегда, разве что вела себя спокойнее, задремав в сене рядом с Бронвин. Перышки на ее груди ритмично вздымались и опадали в такт дыханию. Казалось, она не осознает опасности ситуации, в которой мы оказались, или нависшей над ее головой угрозы. Возможно, тот факт, что в такой момент она может спать, уже свидетельствует о происходящих в ней переменах, спрашивала я себя. Прежняя мисс Сапсан была бы вне себя от беспокойства. Я начала думать о том, что вполне возможно до моих родителей дошла новость о смерти бабушки, а значит для них я была пропавшей без вести. Мне хотелось знать, ищут ли они меня, беспокоились ли, когда узнали о моём исчезновении. Хоть я и почти совершеннолетняя и могу сама выбирать свой путь, это не означало, что мои родители каждый день должны переживать о том, жива ли я. Сгущались сумерки, и лагерь начинал оживать. Цыгане переговаривались и смеялись. Затем компания детишек взяла старенькие рожки и скрипки и начала наигрывать какую-то мелодию, а взрослые пустились в пляс. В перерыве между плясками один из музыкантов, невысокий чернявый мальчонка, подкрался к нашей клетке с бутылкой в руках. — Это для больного, — прошептал он, тревожно озираясь по сторонам. — Для кого? — переспросил Джейк, и он кивнул в сторону Хью, который, как по команде, скорчился в спазмах кашля. Мальчик сунул бутылку сквозь прутья. Джейк открутил крышку и осторожно понюхал содержимое. Мне в нос ударил запах чего-то похожего на смесь скипидара и компоста. — Что это? — спросила я. — Это действует, больше я ничего не знаю. — Он снова оглянулся. — Ну вот, я что-то для вас сделал. Теперь за вами долг. Так что скажите мне, какое преступление вы совершили? Вы, наверное, воры? — Понизив голос, он добавил: — Может, вы кого-то убили? — О чем он говорит? — не выдержала Бронвин. Никого мы не убивали, — едва не вырвалось у меня. Но тут перед моими глазами возникло воспоминание: тело Голана, медленно падающее на острые скалы. И я промолчала. Однако Эмма произнесла это вместо меня: — Никого мы не убивали! — Но должны же вы были хоть что-то сделать, — возразил малец. — Иначе почему за вас объявили награду? — Награду? — вскинул голову Енох. — Ну да. За вас обещают целую кучу денег. — Кто? Парнишка пожал плечами. — Вы собираетесь нас выдать? — спросила Оливия. Мальчик поджал губы. — Этого я не знаю. Старшие это обсуждают. Хотя, я слышал, они не очень доверяют людям, которые вас ищут. Но деньги есть деньги, и им не нравится то, что вы отказались отвечать на их вопросы. — Там, откуда мы приехали, — надменно заявила Эмма, — никто не начинает допрашивать людей, которые обращаются за помощью. — И в клетку их тоже не сажают! — добавила Оливия. В эту секунду посреди табора раздался оглушительный грохот. Цыганчонок потерял равновесие и свалился с повозки в траву. Мы дружно пригнулись, потому что в воздух над огнем, разлетаясь во все стороны, взмыли кастрюли и сковородки. Цыганка, которая присматривала за костром, с воплями бросилась бежать. На ней горело платье, и она, наверное, добежала бы до океана, если бы кто-то не схватил ведро с водой и не вылил на нее, потушив огонь. Мгновение спустя мы услышали шаги поднимающегося на повозку невидимки. — Вот что случается, когда пытаешься приготовить омлет из яиц странных кур! — смеясь, произнес запыхавшийся Миллард. — Так это твоя работа? — поинтересовался Гораций. — Все было так тихо и спокойно… такая обстановка совершенно не располагает к обшариванию карманов! Вот я и подсунул одно из наших яиц в общую кучу, et voil?! — В воздухе перед нами как будто материализовался ключ. — Трудно обратить внимание на то, что к тебе в карман запустили руку, когда твой ужин только что взорвался прямо тебе в лицо. — Слишком долго ты с ними возился, — буркнул Енох. — А теперь выпусти нас отсюда! Но не успел Миллард вставить ключ в замок, как цыганчонок вскочил и завопил: — На помощь! Они пытаются сбежать! Мальчишка подслушал наш разговор, но в таборе царила такая суматоха, что никто не обратил на него внимания. Миллард повернул ключ в замке. Дверь не открылась. — О, проклятье! — выругался он. — Я, кажется, стащил не тот ключ. — А-а-а! — голосил парень, тыча пальцем туда, откуда доносился голос Милларда. — Привидение! — Я бы очень попросил заткнуть ему рот, — проворчал Енох. Бронвин уважила его просьбу. Она сунула руку сквозь прутья клетки, дотянулась до мальца и, схватив его за руку, оторвала от земли и прижала к клетке. — Помоги-и-ите! — вопил он. — У них м-м-м-ф-ф-ф… Бронвин закрыла ему ладонью рот, но было слишком поздно. — Галби! — закричала одна из цыганок. — Эй вы, дикари, немедленно его отпустите! Внезапно оказалось, что мы, сами того не желая, взяли заложника. Цыгане бросились к нам, на ходу выхватывая длинные ножи, лезвия которых устрашающе сверкали в последних отсветах угасающего дня. — Что ты делаешь? — воскликнул Миллард. — Отпусти мальчика, пока они нас не убили! — Нет, не отпускай! — запретила Эмма и тут же закричала цыганам: — Освободите нас или мальчик умрет! Цыгане окружили нас, выкрикивая угрозы. — Если вы причините ему хоть малейший вред, — орал вожак, — я задушу вас всех голыми руками! — Не подходи! — крикнула в ответ Эмма. — Просто выпустите нас, и мы никому не причиним вреда. Один из мужчин рванулся к клетке, и Эмма инстинктивно вскинула руки, между которыми вспыхнул ревущий огненный шар. Толпа ахнула, а цыган резко остановился. — Вы своего добились, — прошипел Енох. — Теперь они точно повесят нас за колдовство! — Я сожгу первого же, кто попытается к нам приблизиться! — закричала Эмма, раздвигая ладони и тем самым увеличивая огненный шар. — Ну же, ребята, давайте покажем им, с кем они связались! Подошло время устроить им представление, которое открыла Бронвин. Одной рукой она подняла мальчишку еще выше, отчего его ноги затрепыхались в воздухе, а второй схватила один из прутьев крыши и начала его сгибать. Хью высунул лицо между прутьями и выпустил из открытого рта разозленных пчел. Затем Миллард, который отбежал от клетки, после того как его присутствие заметил мальчишка, закричал из-за спин цыган: — Если вы считаете, что вам по силам потягаться с ними, то вы еще не встретились со мной! С этими словами он подбросил в воздух яйцо. Описав дугу над их головами, яйцо упало на ближайшую поляну и взорвалось, взметнув землю до самых верхушек деревьев. Когда дым развеялся, все долго стояли, замерев и не решаясь двинуться с места. Сперва я подумала, что наша демонстрация так напугала цыган, что их парализовал ужас. Но когда звон у меня в ушах стих, я поняла, что они к чему-то прислушиваются. Я тоже прислушалась. С темнеющей дороги донесся шум двигателя. За деревьями мелькнул свет фар. Мы вместе с цыганами наблюдали за тем, как автомобиль поворачивает на дорогу, ведущую к нашей поляне, притормаживает и снова набирает скорость. К табору приближался крытый брезентом военный грузовик. Изнутри слышались резкие голоса и лай собак, которые уже охрипли, но, снова уловив наш запах, были уже не в состоянии остановиться. Это были те самые твари, которые охотились на нас у побережья. Вот они нас и настигли, пойманных в клетку и совершенно беспомощных. Эмма хлопнула в ладоши, потушив огонь. Бронвин выпустила мальчишку, и он бросился наутек. Цыгане уже спешили к кибиткам или в лес. Прошло несколько мгновений, и мы остались одни. Казалось, о нас все позабыли. Вожак цыган подошел к нам. — Откройте клетку! — взмолилась Эмма. — Спрячьтесь под сено и замрите! Не издавайте ни звука! — скомандовал цыган, не обращая внимания на ее слова. — И никаких фокусов, если не хотите уехать с ними. Времени на вопросы уже не было. Последним, что мы увидели, были двое цыган, которые подбежали к нам с куском брезента в руках. Они набросили брезент на клетку, и для нас мгновенно наступила ночь.***
Снаружи загрохотали сапоги. Шаги были такими тяжелыми, как будто твари пытались за что-то наказать землю у себя под ногами. Мы послушались цыгана и зарылись в вонючее сено. Я слышала, как совсем рядом кто-то из тварей беседует с вожаком. — На этой дороге сегодня заметили группу детей, — говорила тварь странным обезличенным голосом, в котором не было и следа немецкого акцента, но который не принадлежал и англичанину. — За их поимку объявлена награда. — Мы никого не встретили за целый день, сэр, — ответил цыган. — Не позволяйте их невинным лицам вас обмануть. Они предатели. Шпионили в пользу Германии. Наказание за укрывательство шпионов… — Мы никого не укрываем, — ворчливо перебил его цыган. — Можете сами убедиться. — Именно это я и сделаю, — ответила тварь. — И если мы их здесь найдем, я вырежу твой язык и скормлю его собакам. Тварь ушла, громыхая сапогами. — Не вздумайте. Даже. Дышать, — прошипел нам цыган, и его шаги тоже удалились. То, что он выгораживал нас, удивляло, особенно с учетом того, что эти твари могли сделать с его людьми. Возможно, это объяснялось гордостью или каким-то глубоко укоренившимся презрением к властям. А что, если цыганам просто хочется убить нас своими руками? Мы слышали, что твари уже разбрелись по всему табору, переворачивая вещи, распахивая двери кибиток, расталкивая людей. Заплакал ребенок, и тут же раздался разгневанный голос какого-то мужчины, но звук удара оборвал этот протест. Нам оставалось только лежать и слушать, как страдают люди, и это казалось мне худшей из пыток, несмотря на то что всего несколько минут назад эти же люди были готовы разорвать нас на части. Я заметила, что Хью приподнялся и подполз к чемодану Бронвин. Сунув пальцы под защелку, он попытался открыть крышку, но Бронвин его остановила. — Что ты делаешь? — одними губами спросила она. — Мы должны добраться до них, пока они не добрались до нас! Эмма выбралась из-под сена, приподнявшись на локтях, и подкатилась к ним. Я и Джейк тоже подползли ближе, чтобы послушать, о чем они будут говорить. — Это безумие, — покачала головой Эмма. — Если мы начнем бросать яйца, нас просто расстреляют. — Что ты предлагаешь? — поинтересовался Хью. — Ты считаешь, что мы должны лежать здесь, пока нас не найдут? Мы сгрудились вокруг чемодана, шепотом обсуждая создавшееся положение. — Подождем, пока они откроют дверь, — предложил Енох. — Тогда я брошу одно яйцо сквозь прутья позади нас. Это отвлечет внимание тварей и позволит Бронвин проломить череп тому, кто войдет сюда первым, а остальные тем временем разбегутся. Бросаемся врассыпную, а затем разворачиваемся и швыряем яйца в центральный костер табора. Все в радиусе тридцати метров обратятся в воспоминания. — Черт возьми! — прошептал Хью. — Мне нравится этот план. — Но в лагере есть дети! — возразила Бронвин. Енох закатил глаза. — Давайте будем беспокоиться о том, как бы кого не зашибить, и предоставим тварям и их собакам отличную возможность переловить нас всех по одному. Но если в наши планы входит добраться до Лондона или просто пережить сегодняшний вечер, я бы не советовал вам этого делать. Хью похлопал Бронвин по руке, которой она накрыла защелку замка. — Открывай, — попросил он. — Раздай нам яйца. Бронвин колебалась. — Не могу, — покачала головой она. — Я не могу убивать детей, которые не причинили нам никакого вреда. — Но у нас нет выбора, — прошептал Хью. — Выбор есть всегда, — не уступала Бронвин. Тут мы услышали рычание собаки. Оно раздавалось совсем близко, у нижнего края клетки, и мы притихли. Мгновение спустя кто-то посветил фонариком на скрывавший нас брезент. — Снимите брезент! — раздался чей-то голос. Судя по всему, это был проводник собаки. Собака залаяла, пытаясь просунуть нос под брезент и сквозь прутья клетки. — Все сюда! — закричал кинолог. — Тут что-то есть! Мы все смотрели на Бронвин. — Пожалуйста, — произнес Хью. — Позволь нам хотя бы защититься. — Другого пути нет, — кивнул Енох. Бронвин вздохнула и сняла ладонь с защелки. Хью с благодарностью кивнул и открыл крышку чемодана. Яйца были аккуратно уложены между свитерами, и мы все взяли по одному. Все, кроме Бронвин. А потом мы встали, глядя в сторону двери и готовясь к неизбежному. Судя по топоту сапог, к нам бежали люди. Я пыталась приготовиться к тому, что нам предстояло сделать. Но неужели я действительно могла это сделать, зная, что погибнут невинные люди? Даже ради спасения собственной жизни… Кто-то схватил край брезента и резко рванул на себя. Брезент заскользил с клетки, но неожиданно остановился, не успев упасть вниз и обнаружить наше присутствие. — Что с тобой такое? — услышала я голос собачьего проводника. — На твоем месте я бы держался подальше от этой клетки, — ответил ему голос цыгана. У нас над головами уже виднелась половина неба с мерцающими сквозь ветви дубов звездами. — Да ну? Это почему же? — поинтересовался проводник. — Старину Кровопийцу уже несколько дней не кормили, — ответил цыган. — Обычно люди ему не по вкусу, но, проголодавшись, он становится менее переборчив! И тут раздался звук, от которого у меня захватило дух. Это был рев гигантского медведя. В это было невозможно поверить, но он раздавался внутри клетки, как будто медведь находился среди нас. Я услышала изумленный возглас кинолога, и он, волоча за собой скулящего от испуга пса, с грохотом заспешил вниз по доскам, ведущим от клетки на землю. Я и представить себе не могла, как медведь мог попасть в клетку, но точно знала, что от него надо держаться как можно дальше. Я увидела Оливию, сунувшую крохотный кулачок себе в рот в попытке заглушить вопль ужаса. Снаружи другие солдаты смеялись над проводником собаки. — Идиот! — рявкнул он, скрывая неловкость. — Только цыгане способны держать такого зверя посреди табора! Я огляделась в поисках звука, который мы услышали, но никакого медведя в клетке не оказалось. Солдаты продолжали обыскивать табор и к нашей клетке больше не подходили. Несколько минут спустя мы услышали, как они снова запрыгивают в кузов грузовика. Завелся двигатель, и они наконец уехали. Брезентовое полотнище соскользнуло с клетки. Все цыгане собрались вокруг нас. Вперед шагнул вожак. — Вы в порядке? — спросил он. — Простите, если это вас испугало. — Мы живы, — настороженно ответила Эмма, — но где же медведь? — Вы тут не одни с необычными способностями, — отозвался молодой человек, стоявший с краю толпы. И он тут же принялся то реветь, как медведь, то подвывать, как дикая кошка. Незаметными поворотами головы он так перебрасывал звуки из одного места в другое, что казалось, звери окружили нас со всех сторон. Справившись с потрясением, мы разразились аплодисментами. — Прошу прощения, — снова заговорил цыганский вожак, — я, кажется, не представился. Меня зовут Бехир Бехаманатов. А вы наши почетные гости. — Он низко поклонился. — Почему вы не сказали нам, что вы syndrigasti? Мы даже рты открыли от удивления. Он произнес древнее название странных людей, которому нас научила мисс Сапсан. — Мы уже где-то встречались? — спросила Бронвин. — Откуда вы знаете это слово? — спросила Эмма. Бехир улыбнулся. — Если вы воспользуетесь нашим гостеприимством, я вам все объясню. С этими словами он снова поклонился и подошел к клетке, чтобы ее отпереть.***
Мы сидели рядом с цыганами на красивых, домотканых коврах и в мерцающем свете двух костров беседовали и ели рагу. Бехир расхаживал между нами, следя за тем, чтобы каждому было удобно и чтобы нас накормили и напоили досыта. Он беспрестанно извинялся за состояние нашей одежды, теперь покрытой клочками грязного сена из клетки. После того как мы продемонстрировали цыганам свои необычные способности, он полностью изменил свое отношение к нам. Всего за несколько минут мы превратились из узников в почетных гостей. — Мне очень жаль, что мы обращались с вами не слишком вежливо, — произнес он, опускаясь на подушки между кострами. — Когда речь идет о безопасности моих людей, я стараюсь предпринимать все возможные меры предосторожности. Сейчас по дорогам бродит много подозрительных людей. Эти люди выдают себя не за тех, кем являются на самом деле. Если бы вы сразу сказали, что вы syndrigasti… — Нас научили никогда и никому об этом не говорить, — ответила Эмма. — Никогда, — подтвердила Оливия. — Кто бы вас этому ни научил, он поступил очень мудро, — кивнул Бехир. — Откуда вы о нас знаете? — спросила Эмма. — Вы говорите на древнем языке? — Я знаю всего несколько слов, — ответил Бехир, не сводя глаз с костра, в пламени которого на вертеле обжаривался кусок мяса. — У нашего народа с вашим давнее взаимопонимание. Мы мало чем отличаемся друг от друга. Мы тоже вечные изгои и странники — души, оттесненные к границам этого мира. — Он отщипнул с вертела кусок мяса и принялся задумчиво его жевать. — Мы в своем роде союзники. На протяжении столетий цыгане время от времени принимали к себе и воспитывали ваших детей. — И мы вам за это благодарны, — ответила Эмма, — и за ваше гостеприимство тоже. Мы не хотели бы вас обидеть, но, к сожалению, нам придется сейчас же покинуть вас. Нам очень важно как можно скорее добраться до Лондона. Мы должны спешить на поезд. — Чтобы вылечить вашего больного друга? — спросил Бехир и, приподняв брови, посмотрел на Хью, который уже давно перестал притворяться и теперь самозабвенно уплетал рагу. Пчелы радостно кружили вокруг его головы. — Вроде того, — кивнула Эмма. Бехир понимал, что мы что-то скрываем, но оказался достаточно тактичным и не стал настаивать на том, чтобы мы поделились с ним своими секретами. — Сегодня ночью поездов уже не будет, — сообщил он, — но мы встанем на рассвете и отвезем вас на станцию к первому утреннему поезду. Это вас устроит? — Нам придется с этим смириться, — ответила Эмма, обеспокоенно наморщив лоб. Хотя мы и сэкономили время, прокатившись на повозке, вместо того чтобы идти пешком, мисс Сапсан все же потеряла целый день. Теперь у нее в лучшем случае оставалось два дня. Но зато сейчас мы согрелись, насытились, и нам ничего не угрожало. Мы быстро подружились с цыганами. Все стремились загладить неприятные подробности нашего знакомства. Бронвин попыталась извиниться перед мальчиком, которого взяла в заложники, но он только отмахнулся от ее извинений. Цыгане безжалостно нас закармливали — мою миску наполняли снова и снова, невзирая на мои попытки отказаться от добавки. Когда мисс Сапсан выбралась из-за пазухи Бронвин и громким криком напомнила о том, что у нее тоже есть аппетит, цыгане накормили и ее. Они подбрасывали в воздух кусочки сырого мяса и радовались, когда она подпрыгивала, чтобы поймать их на лету. — Она хочет есть! — смеялась Оливия, хлопая в ладоши при виде того, как птица разрывает когтями свиную ножку. — Ну что, ты рад теперь, что мы их не взорвали? — шепотом поинтересовалась Бронвин у Еноха. — О, пожалуй, — откликнулся тот. Цыганский оркестр заиграл очередную песню. Некоторые из моих друзей присоединились к другим и весело танцевали в такт музыке. Я завороженно наблюдала за ними, наслаждаясь каждой минутой. Это были мгновения, когда мы могли забыть о предстоящих трудностях. Затем песня окончилась, и все вернулись на свои места. В воцарившейся тишине я ощутила, как меняется настроение. Эмма посмотрела на Бехира и спросила: — Можно вас кое о чем спросить? — Конечно, — отозвался он. — Почему вы рисковали ради нас жизнями? Он отмахнулся. — Вы сделали бы то же самое. — Я не уверена, что мы поступили бы подобным образом, — не согласилась с ним Эмма. — Я просто хочу понять. Это потому, что мы оказались странными? — Да, — просто ответил он. Он отвернулся и долго смотрел на деревья, обступившие поляну, на отсветы пламени на их стволах и на черноту леса за ними. Затем он произнес: — Хотите познакомиться с моим сыном? — Конечно, — отозвалась Эмма. Она встала, и ее примеру последовали я и еще несколько человек. Бехир поднял руку. — Боюсь, что он очень застенчив. Только ты, — произнес он, показывая на Эмму, — и ты, — он указал на Джейкоба, — и еще тот, которого слышно, но не видно. — Ого! — восхитился Миллард. — А я так старался вести себя незаметно! Енох снова опустился на траву. — Почему меня всегда отовсюду прогоняют? В круге света, образованном ярким костром, возникла цыганка в развевающемся красном платье. — Пока их не будет, я погадаю вам по руке и предскажу будущее, — предложила она и обернулась к Горацию. — Возможно, когда-нибудь ты вскарабкаешься на Килиманджаро! — Она посмотрела на Бронвин: — А ты выйдешь замуж за богатого и красивого мужчину! — Всю жизнь мечтала, — фыркнула Бронвин. — Будущее — это моя специальность, мадам, — заявил Гораций. — Позвольте, я покажу вам, как это делается! Эмма, Джейк и Миллард удалились вместе с Бехиром. Сначала я проводила их взглядом, а потом обернулась к остальным. Гораций уже забрался на пень и подозвал предсказательницу, чтобы она подошла ближе. Я никогда не видела, как Гораций использует свою странность, хоть мне и сказали, что он видит будущее во снах. Получается, он видел вещие сны. Я не могла понять хорошо это или плохо. Мне было интересно каково это — знать будущее. Гораций положил ладонь на лоб предсказательнице, закрыл глаза и спустя несколько секунд начал рассказывать о будущей жизни цыганки. Это было невероятно, он рассказывал обо всём в подробностях. Предсказательница ошеломленно смотрела на него, а вокруг начали собираться другие цыгане, дети и даже мы, странные дети столпились вокруг них, внимательно слушая, но я стояла на краю толпы. Через несколько минут вернулись Эмма и Джейкоб, которые сразу же подошли к нам. — Он это всерьез? — спросил Джейк у Эммы. — Вполне возможно, — отозвалась она. — Хотя, может быть, он просто развлекается за ее счет. — Почему он не может предсказать будущее нам? Эмма пожала плечами. — Мы никак не можем использовать способности Горация. Он выдает предсказания до конца жизни кому угодно, но только не нам. Похоже, что чем больше он кого-то любит, тем меньше способен увидеть. Его видение затуманивается эмоциями. — Да, это касается всех нас, — раздался чей-то голос, и, обернувшись, мы увидели Еноха. — И с учетом этого, дорогая Эмма, я надеюсь, что ты не слишком отвлекаешь этого американца. Очень сложно заметить приближение пустоты, когда у тебя в ухе постоянно скользит язык юной леди. — Не говори гадостей! — поморщилась Эмма. — Я не смог бы проигнорировать это Ощущение, даже если бы захотел, — ответил парень. — Расскажите мне о вашем секретном свидании, — продолжал Енох. — Цыгане и в самом деле защитили нас из-за непонятной старинной дружбы, о которой никто из нас никогда не слышал? — У вожака и его жены странный сын, — ответила Эмма. — Они надеялись, что мы сможем ему помочь. — Это безумие! — воскликнул Енох. — Эти солдаты могли изрубить их на куски. Они согласны были погибнуть ради одного мальчишки? Вот вам и затуманенное видение! Я думал, они хотят оставить нас у себя из-за наших способностей или как минимум продать нас на аукционе… Вечно я переоцениваю людей. — О, пойди разыщи себе мертвую зверушку и поиграй с ней, — устало отмахнулась от него Эмма. — Мне никогда не понять девяносто девять процентов человечества, — произнес Енох и ушел, качая головой. — Иногда мне кажется, что этот парень наполовину машина, — вздохнула Эмма. — Плоть снаружи, металл изнутри. — Кто знает, может металл - это просто защита, — добавила я, смотря вслед уходящему Еноху. Несмотря на все угрожавшие нам опасности и несмотря на тот факт, что этот странный новый мир начал рассыпаться, едва я его обнаружила, я не переставала радоваться тому, что очутилась здесь.***
Хотя мы смертельно устали, цыгане находились в приподнятом настроении и, похоже, собирались праздновать всю ночь. После нескольких чашек чего-то горячего, сладкого и явно кофеиносодержащего, а также нескольких песен, мы решили, что тоже этого хотим. Они были прирожденными рассказчиками и изумительными певцами. С присущим им глубинным обаянием они обращались с нами так, будто мы приходились им давно утраченными и неожиданно обретенными горячо любимыми родственниками. Мы полночи рассказывали друг другу всевозможные истории. Молодой парень, имитировавший рев медведя, оказался еще и чревовещателем, причем таким искусным, что его куклы казались живыми. Похоже, он увлекся Эммой, и все его представление было посвящено ей. Позже они рассказали нам, как во время Первой мировой войны британская армия забрала у них всех лошадей и на какое-то время они остались без тягловой силы. Они оказались в очень затруднительном положении, будучи не в силах даже покинуть лес, кстати, этот самый лес. Но однажды в их табор забрело стадо длиннорогих коз. С виду эти животные были дикими, но не отказались принимать пищу из рук человека. Кому-то пришла в голову идея запрячь коз в фургон, и они оказались почти такими же сильными, как и отнятые у них лошади. Это позволило цыганам сняться с места и до конца войны странствовать в кибитках, запряженных этими на удивление сильными козами. Козы прославили их на весь Уэльс, где их знали как Козий народ. В качестве доказательства они пустили по кругу фотографию дяди Бехира на запятках кибитки, запряженной козой. Нам незачем было объяснять, что речь идет об исчезнувшем стаде странных коз, о которых говорил Эддисон. После войны армия вернула цыганам их лошадей, и козы, в которых больше не было необходимости, снова ушли в лес. Наконец костры догорели. Цыгане постелили нам прямо на земле и на мелодичном иностранном языке спели колыбельную. Я устроилась рядом с Енохом, он сначала посмотрел на меня с недоверием, но в следующее мгновение фыркнул и повернулся ко мне спиной, будто снова замыкаясь в себе. Я глядела на небо и не переставала удивляться тому, что здесь, в лесу, звёзды видно гораздо лучше, не говоря уже об их числе. Я не заметила, как провалилась в крепкий сон, но он был без сновидений.***
Бехир разбудил нас на рассвете. — Подъем, syndrigasti! — кричал он, раздавая ломти черствого как камень хлеба. — Выспитесь на том свете! Енох громко постучал своим куском хлеба по камню. — С таким завтраком мы можем оказаться там довольно быстро! Я тихо посмеялась, глядя на недовольное лицо парня. Бехир с улыбкой взъерошил волосы Еноха. — Не ворчи! Где твое хорошее настроение? — В стирке, — ответил Енох, с головой укрываясь одеялом. Бехир дал нам десять минут на то, чтобы мы подготовились к отъезду. Он собирался исполнить свое обещание и доставить нас в город к первому утреннему поезду. Хоть я и умылась, но мне так хотелось хотя бы на 20 минут очутиться в своём времени, принять ванну и наконец-то отмыть волосы. Но я радовалась тому, что мы были сыты и в безопасности, пусть и на время. Цыгане взнуздали девять лошадей — по одной для каждого из нас. Лошади должны были доставить нас в город гораздо быстрее, чем кибитка. Буквально с первых возгласов «но!» лошади пустились в галоп. Я и думать забыла о чувстве собственного достоинства и мертвой хваткой вцепилась в парня, позади которого меня усадили. Он стегнул коня так быстро, что я не успела даже помахать на прощанье собравшимся провожать нас цыганам. Впрочем, это было даже к лучшему, поскольку прощаться я никогда не умела, а в последнее время моя жизнь превратилась в нескончаемую череду расставаний. Мы скакали и скакали. Со временем я привыкла к скорости и немного расслабилась, но продолжала крепко держаться. Бехир скакал впереди, а в седле позади него сидел его странный сын. Мальчик ехал с прямой спиной, опустив руки, и уверенной осанкой являл удивительный контраст со своим обликом прошлой ночью. Среди цыган он находился в своей среде, и бояться ему тут было нечего. Мы ему были не нужны. Постепенно мы перешли на рысь, и я осмотрелась вокруг. Лес уже сменился полями. Мы спускались в долину, посреди которой раскинулся город, с этой возвышенности казавшийся крошечной почтовой маркой в окружении бескрайних зеленых просторов. С севера к нему приближалось длинное пушистое многоточие — дымное дыхание поезда. Бехир остановился, немного не доехав до городских ворот. — Дальше мы не поедем, — произнес он. — В городах нас недолюбливают. Незачем, чтобы вас видели в нашем обществе. Мне трудно было представить, кому мешают эти добрые и искренние люди. С другой стороны, такие же предрассудки заставили отстраниться от общества и странных людей. Таковы были законы этого грустного мира. Мы спешились. Мы уже собирались уходить, как вдруг сын Бехира спрыгнул с отцовской лошади с криком: — Подождите! Возьмите меня с собой! — Я думала, ты с ним поговоришь, — обратилась Эмма к Милларду. — Я поговорил, — откликнулся тот. Мальчик вытащил из седельной сумки небольшую котомку и перебросил ее через плечо. Он был полностью готов отправиться в путь. — Я умею готовить, — заявил он, — и рубить дрова. А еще ездить верхом и вязать всевозможные узлы! — Выдайте ему значок отличия, — буркнул Енох. — Боюсь, что это невозможно, — ласково произнесла Эмма. — Но я такой, как вы, и с каждым днем становлюсь все более странным! — Мальчик начал расстегивать брюки. — Посмотрите, что со мной происходит! Прежде, чем кто-то успел ему помешать, брюки упали к его лодыжкам. Девочки ахнули и отвернулись. Хью закричал: — Эй ты, чокнутый лунатик, немедленно надень штаны! Но видеть там было нечего. Все его тело ниже пояса уже было невидимым. Нездоровое любопытство вынудило меня покоситься на нижнюю часть его видимой половины, где отчетливо виднелись его внутренности. — Посмотрите… это все исчезло всего за одну ночь, — растерянно произнес Ради. — Скоро меня вообще не будет видно! Цыгане глазели на него, разинув рты и перешептываясь. Даже их лошади обеспокоенно шарахнулись от бестелесного ребенка. — Ничего себе! — прошептал Енох. — От него осталась половина. — Бедняжка! — воскликнула Бронвин. — Может, пусть останется с нами? — Мы не бродячий цирк, к которому может примкнуть каждый, кому вздумается, — проворчал Енох. — Перед нами стоит опасная задача по спасению нашей имбрины, и у нас нет возможности нянчиться с бестолковым новичком! На широко раскрытые глаза мальчика навернулись слезы. Котомка соскользнула с его плеча, упав на дорогу. Я отвела Еноха в сторону. — Это было чересчур резко, — упрекнула его я. — Немедленно извинись. — И не подумаю. Мы понапрасну тратим свое драгоценное время, которого у нас и так нет. — Эти люди нас спасли! — Нас не понадобилось бы спасать, если бы они не запихнули нас в эту расчудесную клетку! Эмма обернулась к мальчику-цыганенку. — В других обстоятельствах мы приняли бы тебя с распростертыми объятиями. Но сейчас дела обстоят так, что всему нашему миру и образу жизни грозит опасность. Мы все рискуем полностью исчезнуть с лица земли. Так что пойми, пожалуйста, — сейчас не время. — Это нечестно, — угрюмо ответил мальчик. — Почему я не начал исчезать раньше? Почему это начало происходить именно сейчас? — Способности каждого странного человека проявляются в разное время, — пояснил Миллард. — Одни узнают истину о себе еще в раннем детстве, другие ни о чем не подозревают до самой старости. Я когда-то слышал о человеке, который обнаружил, что способен силой мысли поднимать в воздух предметы, только в возрасте девяноста двух лет. — Я была легче воздуха уже в момент рождения, — гордо объявила Оливия. — Я выскочила из мамы и тут же взлетела к потолку! Если бы не пуповина, я, наверное, вылетела бы в окно и умчалась вместе с облаками. Говорят, доктор от потрясения упал в обморок! — Ты до сих пор способна шокировать кого угодно, милая, — произнесла Бронвин, ободряюще похлопав девушку по спине. Миллард, видимый благодаря пальто и ботинкам на ногах, подошел к мальчонке. — Что обо всем этом думает твой отец? — спросил он. — Конечно же, мы не хотим с ним расставаться, — отозвался Бехир. — Но как мы будем заботиться о своем сыне, если не сможем его видеть? Он хочет уехать, и я не уверен, что с нами ему будет лучше, чем среди своих. — Вы его любите? — спросил Миллард. — Он вас любит? Бехир нахмурился. Традиционное воспитание не позволяло ему вслух говорить о чувствах. Но, немного помявшись, он все же проворчал: — Конечно, он мой сын. — В таком случае свои для него вы, — заявил Миллард. — Вашему сыну место среди вас, а не среди нас. Бехиру не хотелось проявлять эмоции на глазах у своих людей, но после слов Милларда его глаза заблестели, а на скулах заиграли желваки. Он кивнул, перевел взгляд на сына и произнес: — Значит, возвращаешься. Бери свой мешок и поехали. К нашему приезду мать приготовит чай. — Хорошо, папа, — отозвался мальчик со смешанным чувством досады и облегчения в голосе. — Все будет хорошо, — заверил паренька Миллард. — Даже лучше, чем хорошо. И когда все это закончится, я тебя разыщу. В мире много таких, как мы, и когда-нибудь мы с тобой их найдем. — Обещаешь? — спросил мальчик, и в его глазах засветилась надежда. — Обещаю, — твердо произнес Миллард. Мальчик кивнул и взобрался на лошадь позади отца, я смотрела на них с какой-то теплотой. Они были настоящей семьёй, чего мне когда-то не хватало в прошлом. Мне казалось, что будь у меня такие же открытые отношения с родителями, я бы вернулась к ним, несмотря на все опасности, я бы точно нашла способ. В том мире меня всё ещё ждала обычная, возможно ничем не примечательная жизнь, но как бы я ни любила родителей, я выбрала эту жизнь, и мои друзья стали мне очень дороги. Мы развернулись и миновали ворота города.