Закрой глаза и представь

Когда война закончилась, всё было идеально. В честь победителей был устроен роскошнейший приём, Кингсли с едва заметным волнением разнашивал министерскую мантию, Гарри впервые за долгое время улыбался, и на лбу его больше не собирались морщинки. Рон наслаждался постоянным вниманием прессы, принимая мужественные позы перед галдящими фотографами. Сама она, Гермиона, до боли в костяшках сжимала тонкую ножку бокала — в последний раз такое было на свадьбе Билла и Флёр, Мерлин, как летит время! — и чувствовала, как падают и вдребезги разбиваются тяжёлые внутренние цепи, как исчезает постоянное напряжение, как становится легче дышать. Она с огромным удовольствием пошла учиться на целителя, Гарри поступил в аврорат, Рон… Наверное, всё началось именно с Рона. Он сказал, что хочет отдохнуть, и полностью ушёл в развлечения разных видов, отдалившись одновременно и от Гарри, и от Гермионы. Гермиона была только рада — в последнее время общение с Роном стало её тяготить. Обманчивая вуаль первой влюблённости резко спала, и Гермиона чувствовала себя освобождённой от чего-то тягучего и обыденного, полностью отдавшись любимой учёбе и чтению пропущенных за время войны научных трудов. А Гарри начал пить. Гермиона поняла, что что-то не так, когда он впервые заявился к ней во втором часу ночи, вменяемый, но будто оглушённый. Полночи они просидели на её диване. Гарри то бормотал что-то про Дамблдора, то вскакивал на ноги и резко опускался обратно, то забывался недолгим тревожным сном. Гермиона ошарашенно сидела рядом, не узнавая друга. Когда начало светать, она накрыла пледом наконец уснувшего Гарри, а потом пошла в ванную комнату и очень долго сидела в душе под тёплой водой, не зная, что делать. Вернувшись обратно в гостиную, она обнаружила аккуратно сложенный плед и белеющий в рассветной полутьме листок бумаги. «Прости». Гермиона так и не поняла, за что: они все были травмированы, каждый имел право на срыв. Вот только срывы Гарри случались всё чаще и чаще. После очередной бессонной ночи Гермиона безо всякого сожаления заперла Гарри в своей спальне и, идя строго по учебнику, провела работу, достойную диплома, излечивая израненную душу. Строго говоря, тут нужен был сильный легилимент, но у Гермионы был свободный доступ к зельям, а также упорство, ум и учебник. Тяга к спиртному ушла, а вот надломленность осталась. Внутри Гарри полыхал настоящий пожар, погасить который могло только время. Просыпаясь в холодном поту по ночам, вцепившись в собственную руку, на которой белел шрам, Гермиона прекрасно его понимала. Она уже не помнила, чья это была идея — с татуировками. Наверное, её должно было тревожить, что слишком уж много способов они переняли у Волдеморта, но согласилась она не раздумывая. Маленькая молния на запястье у обоих, два одинаковых блокнота в сумках. Пароль — «ежевика», перед каждой записью. Ежевика — потому что проклятые ягоды. Прямо как они все. Гермиона выпустилась с отличием, став гордостью Академии Целителей, заняв почётное место в небольшом ряду себе подобных. После выпуска её зазывали во все больницы, и даже пришли письма из заграницы. Гермиона долго и задумчиво сидела с письмом из клиники в Бретани, мечтая об океане и стройных узких улочках — французский она знала, а круассаны любила, но потом вспомнился Гарри, и ответ стал очевиден. Она не могла его оставить. Бретань подождёт, в конце концов. И ему правда стало лучше — на исходе пятого года. Реже зудела молния на запястье Гермионы, реже собирались морщины на узком лбу Гарри. Он даже сходил на пару свиданий — а потом хорошенько над ними посмеялся в компании Гермионы. Теперь, стоя в гуще битвы, постоянно обновляя щит, Гермиона смотрела в глаза родоначальнику всех проблем и понимала, что всё снова разрушено. Заклокотала, выплескиваясь, алая ярость. На кончиках пальцев плясали фиолетовые искры природной магии, ожидая приказа. Гермиона была очень сильной волшебницей, за пять лет приумножив свои способности и открыв для себя другие виды магии — щедро делясь узнанным с Гарри. Пределов не существовало — только те лимиты, который каждый устанавливал для себя сам. Пальцы зачесались от бездействия, хотя прошло всего несколько мгновений. Волдеморт не отводил взгляд, в котором так и читалась насмешка — мол, не ждали? Сразу три заклятия угодило в защитный вихрь Гарри, и он покачнулся, чуть не упав с бортика. Где-то закричал от боли один из целителей, Гермиона узнала его голос. Волдеморт продолжал ухмыляться, и тогда Гермиона раскинула руки и закрыла глаза, застывая во времени, заставляя замереть всех остальных. Купол Времени. Она прочитала об этом заклинании в индийской книге о природной магии — там же она узнала об интернальной магии, которая поистине не имела ограничений, являясь страшным оружием. Купол Времени создавал отсутствие энтропии, и даже пылинки замирали в воздухе, когда Гермиона открывала маленькие тренировочные версии диаметром в десять сантиметров. Тот, который она создала сейчас, был огромным — но истинная ярость являлась неисчерпаемым источником энергии, а заряженный амулет, висящий на шее — дополнительной страховкой. Эмоции оказались колоссальным колодцем возможностей, и надо было лишь создать для них нужное русло. У Гермионы никогда не было проблем с самоконтролем. Пространство замерло, останавливая секунды. Гермиона чувствовала, как стягивается грудная клетка, холодеют пальцы, дрожат колени — обратимая, но обязательная реакция организма. Она спокойно оглядела застывшее поле боя: у неё было около минуты, за которую надо было решить, что делать. Шансов победить у них не оставалось — только дурак мог бы верить в их победу. Гермиона улыбнулась. Зато можно было отрубить голову змее. Она торжествующе посмотрела в сторону Волдеморта и покачнулась, подавив желание прижать руки ко рту. — Вернувшихся не волнует энтропия, — услышала она его голос, холодный и чёткий. — Выхода нет. Но ваши умения впечатляют, мисс Грейнджер. Ярость свернулась клубком, подавленно прячась, выпуская наружу страх. Страхом руководить было в разы тяжелее, он сам стремился заполучить власть над телом. Купол Времени рухнул, испарившись, не оставив после себя ни следа. Всё, что успела сделать Гермиона — это восстановить щит, одновременно рухнув на колени. Не сдаваться. Не сдаваться. Кровь ударила в голову, ноги ослабели. Гермиону затошнило, а перед глазами замелькали яркие точки. Она прошептала восстанавливающее заклинание и снова попыталась вызвать ярость, но получилось так себе: искры на кончиках пальцах задрожали и исчезли, а щит заколебался, исходя дырами. Не сдаваться. Артефакт потеплел, распространяя энергию по телу. Голова очистилась, и Гермиона вскочила на моментально окрепшие ноги, а на пальцах снова заиграли огоньки. Кто-то держал антиаппарационный барьер, и она должна была найти этого человека. Скорее всего, он стоял в стороне. Скорее всего, он был защищён. Скорее всего… Она нащупала глазами неприметного человека, стоящего за фонтаном, укрытого серебряным щитом. Вокруг него бились два других нападавших, а он изредка выпускал заклятья, для проформы взмахивая палочкой. Забыв про Волдеморта, Гермиона двинулась в его сторону. Заклятья ударяли в щит, но Гермиона была полна энергии, поэтому не обращала на них внимания, избегая тактильных контактов, направляя восстанавливающие заклинания на изнеможённых защитников. Это заняло буквально десять секунд, но Гермиона чувствовала, что сил ушло немало. Впрочем, это не имело значения. Ей надо было добраться до фонтана. Заскользила между пальцами холодная вода, обтекая пальцы, даря прохладу. Следуя мыслям Гермионы, сформировалась узкая водяная петля, и, метко накинув её на шею мага, Гермиона мысленно резко дёрнула на себя, и волшебник, сильно ударившись головой о бортик, без чувств осел на землю. Раздался громкий хлопок — пал аппарационный барьер. — Аппарируем! — усиленный магией голос Гермионы загрохотал, отражаясь от стен. — Умбра тоталис! На Атриум будто упала ночь, стремительно и необратимо. Сражающиеся растерянно замерли, а потом послышался топот — защитники знали, в какую сторону бежать, тогда как напавшие остались на месте, ожидая приказа. Гермиона почувствовала, как тонкая нить чужой магии цепляется за штанину, тянет её в другую сторону. Невербально отрезав её, она тоже бросилась к каминам, от души надеясь, что Гарри поступил так же. Не глядя, она ткнула палочкой в запястье. Тут же пришёл аналогичный знак. Заклинание не пропускало никакой свет, так что Гермиона не видела вспышек каминов. Она должна была уйти последней — чтобы продержать темноту столько, сколько было необходимо, вот только как понять, что пора? Совсем рядом раздался едва слышный хлопок — кто-то ушёл через камин. Аналогичные хлопки зазвучали по сторонам, и в этот момент раздался голос: — Догнать. Гермиона больше не думала. Шмыгнув в камин, она аппарировала прочь из Атриума.