Дадли — ты волшебник!

Дадли Дурсль хотел быть героем. Несомненно, все мальчишки в его возрасте быть кем-то, вроде крутых парней из комиксов, которые его отец привозил каждую неделю. Конечно, злодеем быть тоже неплохо, но они всегда проигрывают. Ведь это правильно, да? Никто не любит проигрывать, да и Дадли считал, если ты достаточно хороший, то проигрывать тебе не придется. Но все же и он и сам понимал, что недостаточно смелый для героя, а вообще ни героев, ни тем более злодеев в жизни не существует. Равно, как и суперспособностей, хотя, чего отрицать, Дадли бы хотелось быть суперсильным. Потому что, если ты суперсильный, то остальные суперспособности вообще не нужны, ни невидимость, не суперскорость, ни супермудрость. Размышляя об этом, он несколько раз проныл, что хочет уже завтракать, пока отец очень долго отчитывал Гарри за что-то. Наконец перед ним оказалась долгожданная яичница. Дадли довольно хмыкнул, продолжая сжимать в руках длинную узловатую трость, которую недавно купил ему отец и демонстративно облизал пальцы, косясь на Гарри. Папа ненавидел Гарри, хотя недавно в голове Дадли зародилась мысль, что хоть он и невероятно странный, но все равно не такой уж и плохой. С Гарри Поттером постоянно происходили какие странные вещи, да и вообще он очкарик и ему почему-то намного интереснее сидеть дома, уткнувшись в какую-нибудь невероятно скучную книжку, чем гулять на улице, что, как он считал, достаточный повод для неприязни. На самом деле, не только с одним Гарри происходили какие-то странные вещи. Вернон Дурсль в такие моменты начинал орать на Гарри, брызжа слюной в разные стороны, ведь был уверен, что все это — следствие проживания с Гарри Поттером в одном доме. Мама, как ни странно в такие моменты замолкала, а не поддерживала отца, как и положено порядочной жене. Тихонько скрипнула щель для писем и после непродолжительного, но довольно ожесточенного спора, было решено, что за почтой пойдет Гарри. Мать что-то бормотала себе под нос и стремилась положить Дадли побольше бекона, ссылаясь на то, что «он за лето так похудел», а сам Дадли спешил позавтракать побыстрее, ведь в 8 утра начинается его любимое шоу по телевизору. Но все же, кое-что нарушило его планы. В дверном проёме показался Гарри, очень сосредоточенный, видимо на том, чтобы донести письма в целости и сохранности. Его удивлённое выражение лица показалось Дадли забавным и тот хихикнул. Гарри покосился на него и все ещё пребывая в глубокой задумчивости протянул несколько конвертов отцу и один ему самому. Дадли схватил конверт обеими (все ещё жирными между прочим) руками и трость со стуком упала на пол. — Мардж сломала обе ноги. — пробормотал Вернон Дурсль. — Какая жалость! — воскликнула Петуния довольно искренне, и только по её выражению лица можно было понять, что ей ничуточки не жаль. Конверт выглядел действительно странно, сейчас их уже редко запечатывают сургутом или воском. Дадли краем глаза заметил рисунок на печати, но не стал рассматривать и не церемонясь сорвал печать, даже не прочитав написанную поистине роскошным почерком надпись темно-зелеными чернилами. На то, что Гарри сжимает в руках точно такое же письмо, он обратил внимание только после окрика отца: — Что это у тебя? — папа выхватил письмо у Гарри и Дадли хмыкнул. — Это мое! — Твое? И кто же тебе мог написать?! — засмеялся отец. А ведь реально, никто. Дадли толком не видел, чтобы Гарри с кем-то общался. Вообще очкарик сам виноват. Он с самого появления в доме семейства Дурслей был белой вороной. Собственно, в комиксах и фильмах, те самые «хорошие парни» утверждают, что быть не таким, как все — это клёво. Но Дадли все равно не хотелось быть Гарри Поттером. Дадли Дурсль снова обратил внимание на свое письмо и с показным раздражением начал разворачивать красивую бумажку. Раздавалось тихое шуршание бумаги, вперемешку с возмущенными криками Гарри. **Школа Чарод…** Громкий кашель отца заставил Дадли выронить письмо, которое мгновенно он же подхватил. — Отдай! — завопил Дадли, неожиданно заинтересовавшись, что в этом письме такого-то. Они с Гарри не сговариваясь принялись выхватывать письмо у отца. Ожесточенная борьба сопровождалась визгами мамы и закончилась тем, что их обоих вышвырнули за дверь. — Мама! Папа! — заорал Дадли, саданув кулаком по двери так, что та затрещала. Он часто-часто заморгал, пытаясь воспользоваться действительно рабочим способом. Дадли мысленно досчитал до трёх и уже собирался разрыдаться, когда дверь резко распахнулась. Мгновенно из глаз брызнули самые настоящие слезы. Но это было не самое страшное! Самое страшное было то, что ни мать, ни отец, не обратили внимание на то, что ему, Дадли, больно. Папа вылетел из дома со скоростью света, а мать рванула в соседнюю комнату, из которой раздался подозрительный грохот. Гарри исчез из виду. — В машину немедленно! — раздался крик отца. Мама откуда-то достала потрёпанный чемодан с серебряными блестящими заклёпками и обкленный множеством плакатов. На нем висела грязно-желтого цвета бирка: «Л. Эванс» Кто такой «Л. Эванс» и откуда его чемодан оказался у них Дадли понятия не имел. Но судя по странному выражению лица и того, с какой яростью она сорвала бирку — мать знала. — Ты слышал, что отец сказал? — крикнула она. — Но, ведь по телевизору… — Дадличек, все потом, это очень и очень важно, понимаешь? — проворковала его, звонко чмокнув в щеку. Никто не видел, как Петуния Дурсль тяжело вздохнула и осторожно разгладила бирку, засунув в карман фартука. Тихонько щёлкнули серебряные застёжки и на пол высыпалась куча одежды и блокнот с карандашами. Она положила в чемодан уже заготовленный пакет с одеждой и едой и вложила бирку в блокнот. На первой странице красовался портрет темноволосого мальчишки в очках и аккуратная надпись: «Этот блокнот принадлежит Лили Эванс (зачеркнуто) Поттер». «Поттер» было написано уже другим почерком, размашистым и неразборчивым. На этой же странице красовались чернильные кляксы. — Петуния! — раздался вопль Вернона и она резко захлопнула блокнот. Петуния Дурсль подхватила цветастый чемодан и села в машину, так и не оставив позади брезгливое выражение на лице. — Боже мой, Дадличек… Мать посмотрела на него, поджав губы. Она сокрушенно покачала головой и покосилась на отца, сосредоточенного на дороге. Дальше они ехали в полном молчании и Дадли даже задремал, прислонившись головой к холодному стеклу машины. Разбудили его внезапно сверкнувшая молния и утробный раскат грома. Первое, что он увидел, было такое же задумчивое лицо матери и все те же серые пейзажи за окном. Дадли перестал подавлять внезапно нарастающее раздражение. — Я голоден. — он нахмурился. Мама несколько секунд молчала, после чего расслабилась и тихо отозвалась: —Я знаю. Он рассеянно моргнул и повторил более настойчиво: — Я хочу есть. — Мы… — буркнул Гарри. — А тебя никто и не спрашивает, — хмыкнул Дадли, скользнув по братцу оценивающим взглядом. — Тихо, Дадличек. Скоро мы приедем, солнце. Как ни странно, все замолчали, если учесть тот факт, что Вернон молчит с самого их отъезда.Петуния покосилась на Гарри и впервые поняла, что мальчишка невероятно похож на «Как-там-его-кажется-Джерри». Острое чувство неприязни легонько царапнуло, стало тошно. Мысленная стена, давшая трещину на несколько секунд, стала ещё крепче. В конце-концов, именно благодаря родству с «этими», её сын сможет исполнить давнюю мечту. Терять уже нечего, а находить и вовсе. — Мы приехали! Вот здесь нас точно никто не найдет! — голос Вернона практически заглушало урчание двигателя. Муж несколько минут безуспешно пытался отключить его, не забывая витиевато высказывать свое мнение на этот счёт. — Мам… — Дадли уже насквозь промок, проголодался и начал сомневаться: в здравом ли уме его отец. Откровенно говоря, Петуния уже не понимала в здравом ли уме она сама. Гарри угрюмо молчал, ругая себя за то, что так и не открыл чёртово письмо ещё там, в доме. — Посмотрите, прекрасное место не правда ли? — Вернон Дурсль поддавшись очередному порыву ярости, незаметно пнул колесо ранее горячо любимой машины. Он усмехнулся, потирая ладони. Перед ними красовалось пошарпанное здание из красного кирпича. Над тяжёлой деревянной дверью (между прочим ещё и невероятно старой: на вид ей лет 30) висел белоснежный отполированный козырек, а кованые перила металлической лестницы создавали ещё больше противоречий. Кажется, это здание действительно собрали из хлама. Раздался громкий и протяжный раскат грома, напоминающий урчание здоровенной кошки и Вернон резко подскочил и захлопал в ладоши, словно только что заметил дождь.  — Слышали?! Ха-ха! Гроза! В такую отвратительную погоду почта точно не работает. Вся семья недоуменно покосилась на него со смесью различных эмоций. Гарри угрюмо нахмурил брови, Дадли с испугом, а Петуния пожевала свои тонкие губы и сделала вид, что ничего интересного не произошло.  — П’шла! П’шла вон отсюда! — прошипел он сквозь зубы и притопнул ногой, не желая пачкать ранее вычищенные ботинки. Раздалось короткое «мяу». Возможно у Петунии разыгралось воображение, но в этом «мяу» можно было различить укор. Возле двери гостиницы сидела обыкновенная серая кошка с забавными отметинами вокруг глаз. Странно, что Вернон отреагировал на нее с такой яростью. Хотя, этот день даже начался странно и Петунии уже не следовало бы удивляться. Дверь тихо скрипнула и семейство Дурсль зашло внутрь здания, ощущая на себе пристальный взгляд странной кошки. А когда Дадли обернулся, намереваясь запустить в нее чем-то, кошки и след простыл.

***

— Гарри… А что там… Как думаешь, что там было? Ну, в письме. — прошептал Дадли, уткнувшись лицом в пыльный диванчик, на котором он расположился. Он уже почти смирился и с пропуском любимого шоу и с холодом и даже с сравнительно небольшим ужином, но не с тем, что несмотря на просьбы ему не собираются отдавать письмо, даже если оно (а судя по опасениям отца так и будет) придет снова. Почему родители так переполошились было действительно непонятно. Гарри вздрогнул и покачал головой:  — Не знаю. После длительного молчания Дадли хотел добавить, что там наверняка что-то интересное, раз родители так среагировали, но провалился в сон. Его разбудил робкий стук в дверь. Мать открыла. На пороге стояла старушка в изъеденном молью пальто: владелица гостиницы.  — Прошу прощения, миссис Дурсль. С вами хочет поговорить женщина, уверяет, что вы знакомы… — не успела старушка договорить, как в дверь зашла женщина в ярко-зеленом платье.  — Здравствуйте, миссис Дурсль. Мое имя – Минерва Макгонагалл.