absence.

— я не знаю, честно, это какой-то пиздец, — чон тяжко вздыхает, намереваясь повернуться лицом к окну, но улавливает взглядом, как юн тянется за сигаретой, которую младшая успешно выхватывает у нее из рук и крошит на мелкие кусочки. — да, я разберусь с этим. спасибо, до свидания. — и зачем ты ее сломала? я ведь не так часто курю, между прочем, — закатив глаза, мин проводит языком по вновь пересохшим губам, а после отворачивается к окну сама, чтобы не смотреть в глаза напротив. гук снова злится, ведь юн, которая обещала бросить курить, и сделала это, вновь тянется к сигаретам, которые появились у нее вообще хрен знает откуда, ведь из дома она не выходила ближайшие четыре дня, а сама чон ей их не покупала. никогда бы не купила, потому что это самая настоящая идиотская попытка угробить здоровье, прямая дорога к раку, смерти или чему там еще может быть эта чертова дорога. и без разницы ей, что юнджи вновь надует щеки и губы, мило обидится и не будет с ней разговаривать, потому как та ей нагрубила и показала вспышку секундной агрессии. ведь главное, что она будет здорова, а там уже не имеет значения, сколько она будет дуться. старшая лишь не понимает, почему нельзя говорить с ней нормально, а не бросаться грубыми фразочками, которые еще как задевают, и ведь чон об этом прекрасно знает, но не тормозит в нужные моменты. а стоило бы. конечно, она права, курить не нужно снова, юнджи вообще не знает, зачем откопала эти сраные сигареты и допустила в своей голове мысль, что можно пойти и затянуться, как в старые-добрые времена. погубить свое здоровье, сидя в темной прокуренной комнате? нет, это не то, что ей нужно, чонгу права. — извини, что нагрубила, — подойдя сзади, младшая прижимает к себе хрупкое тельце и обхватывает талию обеими руками, чтобы обнимать ее так крепко, как только возможно. естественно, с нежностью и любовью. — ты не должна снова браться за сигареты. я знаю, сейчас не лучший период в нашей жизни, но мы со всем справимся. — я знаю, чонни, просто минутная слабость, — улыбнувшись во все тридцать два, юнджи разворачивается лицом к чон и обхватывает ее шею руками, смотря в глаза напротив, что чертовски манят в них утонуть. и, если честно, она давно в них тонет, ко дну идет, а спасаться, в общем-то, и не хочется, ведь все, что делает ее счастливой — ее чонни. — нам нужно идти, твой дружбан ждать не будет, начнет ныть, что я плохая и ужасная, увела у него подружку, — закатив глаза, чон уже собирается отстраниться, как ее к себе обратно притягивают и целуют в губы. любовь, наверное, очень сложная штука, ведь в ней есть взлеты и падения. когда-то тебе отвратительно больно, настолько, что хочется кричать, но ты лишь смотришь в стену пустым взглядом, пытаясь понять, что в твоей жизни пошло не так и в какой момент. ты можешь сутками напролет ничего не есть, не пить и даже ни слова не произнести, шатаясь между мыслями в своей голове. это мучает, терзает и причиняет огромное количество боли, что неприятно жжется где-то в сердце. кто-то сказал бы, что это лишь твои мысли, что ты накручиваешь и тебе нужно просто отвлечься, но от такого рода боли и страданий не сбежать, не спрятаться и уж точно не отвлечься. говорят же, что от себя не убежишь, верно? так и с чувствами, которые ты испытываешь к самому дорогому для тебя человеку, ты будешь желать уйти от этого всего, будешь молиться, лишь бы перестать чувствовать то или иное, но все, что ты получишь — нулевой результат. потому что чувства, которые идут от сердца, не убрать взмахом ресниц или глотком темного не фильтрованного. ты не выпустишь эти чувства через легкие, как выпускаешь дым сигарет, когда в очередной раз срываешься и бежишь в ларек за новой пачкой винстона или всеми любимого мальборо. ты не сможешь, потому что единственное лекарство от боли — любовь со стороны того, кем ты бредишь по ночам, пытаясь успокоить новую истерику. но когда ты счастлив, когда тебе приятно и хорошо, это ощущается еще острее. тебе хочется взлететь, будто позади тебя есть что-то, что поддерживает тебя. и крылья, которых на самом деле нет, уносят тебя высоко, к самым звездам, тебе кажется, будто ты паришь в облаках, а из груди водопад счастья льется, и нет ничего, что волновало бы тебя больше, чем собственная радость. такие чувства, увы, короче, потому что в этом прогнившем мире нет места для хорошего, потому чаще всего нами овладевает боль и несчастье. единственное, о чем нельзя забывать — это те минуты, когда твое сердце пылает ярким огнем, что греет твою душу, наполняя искренним счастьем. для юнджи такие минуты состоят из теплых объятий с чон, ее нежных и мягких поцелуев в скулы, щеки и губы, и она бы их с радостью никогда не прерывала, всю жизнь бы наслаждалась касаниями любимой. те моменты, когда они рядом, их не волнуют проблемы, их вообще ничего не волнует, ведь рядом друг с другом они чувствуют настоящее счастье.

***

— вы опоздали на полчаса, — тэхен недовольно хмурится, как только его взгляд встречается с темными глазами чон. — ну, зато ты был в компании чудесного хосока, который уж точно не открутит тебе голову за то, что ты вечно возмущаешься, — подмигивает ему чон. — хватит, вы как две псины, которые не могут поделить миску костей, — из уст хосока вырывается тяжелый вздох, а после он забивает на двух "псин" и дарит все свое внимание разговору с юнджи, решив обсудить последние проблемы. — да, я помню, что ты просил не идти напролом, но я не сдержалась. вчера я вызвала полицию, потому что этот придурок пытался продать наркотики ребенку. — хорошо, значит, нам нужно посадить лишь троих. не хочешь покурить? — пойдем, но сделаем вид, будто куришь лишь ты. они покидают кафе, в котором собрались вчетвером, пока чон и тэ спорят, кто кого победит в очередной игре, юнджи сдерживается, чтобы не закурить, потому что обещания, данные своей девушке, увы, важнее личных желаний затянуться и наблюдать за красиво испаряющимся в воздухе дымом. зато хосок, к его же сожалению, все так же курит, особенно, когда много думает. ему всегда казалось, что с каждой новой затяжкой в его голову приходят гениальные мысли, и в переубедить его было практически невозможно. он не курил лишь тогда, когда рядом находились дети и обладатели прекрасного пола, только вот на чон и юнджи это не распространялось, потому как они его друзья. точнее, чон его подруга, практически сестра, а юн... — знаешь, ты единственная, кто так сильно рвется кого-то поймать и отправить за решетку, — выпускает дым кольцами хосок. — это плохо? — не это плохо, а то, что ты рискуешь оказаться там же. — не будем о том, что было в прошлом. это был несчастный случай. юнджи отводит пустой взгляд в сторону, смотря на проезжающие мимо машины, на прохожих, которые торопятся по разным делам, на красивые вывески кафе напротив, но единственное, что она видит, это то, что случилось в тот день: три года назад, за день до встречи с чон, девушка была на вечеринке, где был и хосок, который видел все своими глазами. юнджи никогда не пила много, всегда придерживалась своей нормы, чтобы помнить все до последней капли, чтобы не натворить глупостей и не быть в центре внимания, когда случится какая-нибудь хрень. в этот вечер, в общем-то, она и не пила больше, просто какой-то кретин, решивший, что лесбиянки — сущий бред для отмазки, добавил ей в коктейль наркотик, который позволил бы ему сделать с ней все, что захочется. так и произошло, ну, почти: когда наркотик все же подействовал, юнджи сразу поняла, что все, что ей нужно сделать — свалить с чертовой вечеринки, пока не произошло что-то по-настоящему ужасное, что-то, что подвергнет ее опасности, ведь в таком состоянии она не сможет сделать ничего. и, конечно же, первым, что сделал тот ублюдок — загнал ее в угол, а точнее, увел в отдельную комнату, сказав, что поможет ей лечь спать и проследит, чтобы никто не воспользовался моментом. только вот все, что он говорил, уже не значило ничего, ведь наркотик, ударивший в голову, отключил ее сознание. любому идиоту понятно, что этот пацан не собирался помогать ей, ведь именно он был тем, кто подсыпал ей эту дрянь в напиток. юнджи начала приходить в сознание, когда ее тело почувствовало чужие касания: парень, устроившись рядом с ней, первым делом стянул с нее платье, отбросив его в сторону, открывая вид на прекрасные формы, которые девушка предпочла бы никогда никому не показывать. его губы, мажущие по ее плечам, касания рук, что сжимали бедра, а после и грудь; его язык, обводящий ареолы сосков, и зубы, которыми он их покусывал — все это било тревогу в сознании юнджи, которая честно пыталась придти в себя, но у нее не получалось. где-то внутри, где ее разум не был отрублен наркотиками, где ее трезвое сознание кричало от невыносимой безысходности, она молила о пощаде, просила, чтобы этот кошмар закончился. приоткрыв рот девушки, парень проник пальцами внутрь, смазывая их чужой слюной, а после, второй рукой стянув ее нижнее белье, коснулся кончиками двух пальцев клитора, начиная плавно массировать, надавливая лишь слегка, чтобы тело девушки возбудилось. как только он почувствовал, что юнджи потекла, парень, даже не думая, толкнулся в нее двумя пальцами, начиная входить медленно, раздвигая пальцы внутри, а губами он касался ее шеи, ключиц и груди, грубо посасывая оба соска по очереди. его возбуждению не было предела, он прижавшись к ее бедру членом, терся о ее кожу, хрипло рыча ей на ухо, пока внутри нее умирало все живое, потому что, пусть она и была в отключке, внутри, где она была заперта, она чувствовала и понимала абсолютно все. хосок, будучи расстроенным и пьяным, хотел лишь позвонить чон, чтобы предупредить о том, что сегодня она ночует одна, а для этого ему нужно было покинуть шумную толпу, почему он и пошел в одну из комнат, ведь на улице было не меньше людей, чем в доме. если рассуждать логически, то понятно, что в последней комнате будет тише, чем в остальных, так как она дальше от людей и музыки, потому хоскок, не думая о том, что там может кто-то быть, открыл дверь, сразу же натыкаясь на то, как парень трахает девушку пальцами, целует ее тело, оставляя на нем противные пятна, но самое главное, что он замечает — девушка полностью без сознания. — мне кажется, тебе пора убрать свои грабли от той, кто даже не знает о том, что ты ее ебешь прямо сейчас, — бросив стакан с пивом в сторону, отправив туда же свой телефон, хосок, несмотря на свое состояние, хватает парня за ворот кофты и толкает к выходу из комнаты. — уебывай, пока я не вызвал ментов и не рассказал всем, что ты ебаное отродье, насилующее девушек. уверен, после из тебя вытрахают все живое, ведь такая гниль, как ты, заслуживает не смерти, а мучений. хосок не сомневался, что этот парень сразу же покинет вечеринку, а еще, что ему придется рассказать все той, кто сейчас мирно спит на этой кровати, будучи раздетой и накаченной хуй знает, чем. и если бы хо знал, что ему придется отказаться от веселья, от безумной пьяной ночи в окружении классных девчонок, он бы не смог бросить того, кто не заслужил такого обращения. юнджи, наверное, повезло, что в эту комнату не зашел какой-нибудь тупой парень или глупая девушка, которые решили бы, что они с тем ублюдком решили заняться сексом, повезло, что это был именно хосок, который сразу все понял, будучи и сам в пьяном состоянии. если бы это был кто-то другой, то у того парня получилось бы трахнуть юнджи не только пальцами, он бы смог изнасиловать ее, вытрахать все живое, оставить только отчаяние и боль, ненависть к себе и отвращение, а после свалить, будто это был не он. но тем, кто спас ее — был именно хосок. и тогда, когда она проснулась, думая, что ее привезли куда-то, чтобы постоянно насиловать или вовсе убить, она увидела хосока, который протянул ей стакан воды и таблетку. возможно, она согласилась выпить это, потому что ее разум охватила паника, страх и незнание, что вообще делать теперь, но она почувствовала себя лучше уже через пять минут, когда лекарство подействовало. хосок, конечно же, принес ей перекусить и ее телефон, который успел зарядить. — я расскажу тебе все, если ты уверена, что хочешь услышать этот пиздец, — хосок гладит ее по голове, будто они всю жизнь знакомы, будто они друг другу друзья или брат с сестрой, а юн лишь опускает взгляд, задумываясь. — он изнасиловал меня, — поджимает губы, сдерживая слезы, рвущиеся наружу. — но я не помню ничего, я лишь чувствовала его мерзкие касания, его язык, его член, трущийся о мое бедро. — я успел до того, как он, ну.. в общем, он, думаю, использовал лишь пальцы. хосок слышит всхлипы, видит, как на одеяле появляются мокрые следы от слез, что стекают по ее щекам, и не сдерживается, притягивает девушку к себе и крепко обнимает. ему не понять, что такое, когда тебя насилуют, когда до тебя домогаются и причиняют вред, но он знает, что это невыносимо тяжко, потому что все, что теперь остается юнджи — попытаться забыть и жить дальше, ведь иначе быть не должно. если она будет травить себя воспоминаниями, она погубит себя, но чон знает, что это тяжелее, чем кажется. он обнимает ее, потому что уверен, ей будет легче, хоть все же и боится, что станет лишь хуже, ведь какой-то парень еще вчера вечером трахал ее пальцами и чуть не успел войти в нее своим членом. юнджи, пусть и не знает хосока, пусть он ей никто, обнимает его в ответ, потому что ей нереально плохо. если попытаться вспомнить, если хотя бы попытаться представить что-то еще хуже, чем то, что грызет ее сейчас, она не сможет, ведь все, что она чувствует — отвращение и мерзость, сидящие внутри. она уверена, что это никогда не уйдет, останется в ней до самой смерти. хосок юнджи по спине и голове гладит и, прикрыв глаза, шепчет, что все будет хорошо, что скоро эта боль пройдет, что все встанет на свои места, но она не верит. не верит, потому что от такого не отходят, эта боль, она уверена, непреодолимая и бесконечная. казалось бы, ничто не вечно? но то, что в ней сидит прямо сейчас, бессмертно, и юнджи нашла то, что будет существовать до самой смерти. она от этих мыслей в шею хосока лицом зарывается, уже даже не старается перестать плакать, в ней океаны боли, в ней вулканы ненависти взрываются и страх окутывает все нутро. — напишешь заявление? я буду твоим свидетелем, найду лучшего адвоката, если будет нужно, я все сделаю, чтобы помочь тебе. — нет, я хочу увидеть его. хосок не задает лишних вопросов, знает, что это здесь ни к чему, потому лишь соглашается, обещает, что как только она поест и успокоится, он сразу же отвезет ее к тому мудаку. юнджи не спрашивает, откуда хосоку известно местонахождения и имя этого человека, потому что все, что ее волнует сейчас — это ее безопасность. но сколько еще девушек, которые вот так пострадали? десятки? сотни? тысячи? ей страшно, потому что все, что они, девушки, могут — бояться и надеяться, что с ними такое не произойдет. и все, что им остается, это терпеть, потому что большего они не могут. девушек насилуют и лапают против их воли, издеваются над их чувствами и не понимают, что они тоже люди, что они умеют чувствовать. сколько бы слоев одежды не было на них, к ним всегда будут прикованы взгляды извращенцев и мерзких отпрысков, которые захотят пристроить свои члены в их дырки. всегда есть такие отвратительные мудаки, которые захотят причинить девушкам вред. юнджи никогда бы не подумала, что она окажется одной из них, ведь все, что она делала, это заступалась за себя, не впутывалась в плохие компании и не вела себя вызывающе. она даже одевалась всегда обычно, не открыто, а пила в меру, чтобы не было тех, кто обвинил бы ее в бессознательности, оправдывая этим свои похотливые мысли и действия. — прости, тебе лучше уехать, — юнджи опускает взгляд на свои руки, лежащие на коленях, думает, что хосок очень хороший и впутывать его во всякое дерьмо она не хочет. — что ты хочешь сделать? а если он вновь полезет к тебе? если я уеду, то не смогу помочь, малышка, — хосок поднимает ее голову, коснувшись подбородка пальцами, заглядывает в глаза, наполненные слезами и обнимает. — я буду с тобой, потому что я тот, кто помог тебе однажды. мы друг другу никто, я знаю лишь твое имя, а ты мое, но я тот, кто не бросит беззащитную девушку одну. тем более, я знаю, что произошло. я видел. — ты хороший парень, хо, — сглотнув ком боли, застрявший в горле, юнджи обнимает парня в ответ, а после все же вылезает из машины. — если я не вернусь через сорок минут, тогда ты можешь зайти и проверить, что со мной. но ни минутой раньше, хосок. пожалуйста. это будет долгий разговор с этим отбросом. все, что остается хосоку — лишь согласиться и сидеть в машине, ведь то, что делает юнджи — ее дело, ее решение и ее поступки.