Тотем: Змей, Часть 1 Доказать свою верность

Рена оторвалась от Джирайи и устало опустила голову на грудь, ее шатало так сильно, что она еле могла сидеть прямо. Что бы она там ни увидела, но сейчас ее тошнило, а в голове царил полный хаос, и воспоминания превратились в лоскутное пестрое покрывало без смысла и сути. Несколько минут она не двигалась, вслушиваясь в хриплое дыхание саннина, сделав его судорожные вдохи своим спасательным буем, который позволил остаться в сознании. Потом с трудом сосредоточила взгляд на его лице: красные полосы боевого раскраса на его щеках потекли от пота и размазались, глаза закатились, но лицо застыло в бесконечном удовольствии. С уголка безвольно перекошенного рта тянулась нитка слюны, по телу пробегали затухающие судороги уходящего оргазма. Наркотики, которые он так жадно и безрассудно слизал с ее кожи, подкрепленные мощным возбуждением, природным оргазмом и убойной дозой алкоголя, отправили Джирайю в далекие розовые дали. Рена перевела взгляд на его пах, и убедилась, что там всего лишь два небольших красных бугорка с каплей запекшейся крови. Ничего страшного, напоминает укус крупного насекомого, не более того, да и под бурной растительностью совсем не заметно. Когда он проспится и придет в себя, пройдет много часов, более чем достаточно, чтобы ее укус уже ничем о себе не напоминал, несмотря на то, что был в самом деликатном месте его тела. Она встала с разворошенной постели, покачнулась и небрежно стерла с губ его кровь и семя, стряхнув на пол. Остатки же брезгливо вытерла об его же одежду и только потом поправила волосы. На мгновение задумавшись, она натянула Джирайе белье и штаны на место, чтобы со стороны казалось, что он вовсе не раздевался. С трудом двигаясь на подкашивающихся ногах, Рена побрела в ванную. Там она сняла с себя остатки одежды и залезла под душ, безжалостно смывая запахи пота и духов, тщательно подмылась, чтобы даже намеков на прикосновения этого мужчины не осталось, вытерла кожу пушистым полотенцем и выдохнула. Тошнило, болела голова, но нужно было взять себя в руки, чтобы не вызвать и малейших подозрений со стороны Мамы. Из носа текла кровь, марая белый мрамор умывальника и оставляя пятна на ворсе полотенца. Она чувствовала, как где-то в глубине ее черепа что-то рвется и заполняется кровью, простреливая страшной острой болью. Казалось, что маленький злобный карлик долбит ее голову острым осколком камня. Угол ее рта пополз вниз, лицо буквально оплывало на одну сторону, как восковая свеча возле печи. Правая рука странно изогнулась птичьей лапкой и подтянулась к груди. Это уже случалось с нею и раньше. Все ментальные практики, которые бывали ей доступны с помощью Сестер, запекали ее мозги как омлет на горячей сковородке. Ее тело не обладало врожденными способности для манипулирования сознанием и памятью, за что платило очень высокую цену. Рена понимала, что если бы не ошеломляющая регенерация, то она давным-давно превратилась бы в пускающего слюни идиота с овсянкой вместо мозгов. Но она готова была платить такую высокую цену за то, чтобы находить и вытаскивать самое сокровенное и тайное. — Сестры, родные, помогите... — она понимала, что с разбившим ее инсультом не сможет убедительно доиграть свою роль и смыться домой без последствий. Белая Сестра вышла из-под ее кожи и прохладным обручем легла на плечи. В янтарных глазах старой гадины плыли созвездия. «Если она даже вышла, чтоб помочь, видимо, дела совсем худо пошли». Змея искрилась льдом и снегом под светом лампы и не двигалась, лишь внимательно смотрела куда-то в центр лба Рены. Стальной обруч чуть-чуть разжался, а кровь слегка ускорила свой бег. Лицо постепенно приходило в норму. Вместо этого пришло понимание, что Сестра теперь голодна и будет алкать крови и мяса. — Спасибо! А на охоту мы обязательно сходим, но не сегодня. Дайте мне восстановится и немного отдохнуть. К ней пришла волна одобрения и тепла. Рена чувствовала сейчас необычную близость с Сестрами и благодарность им за то, что они есть в ее пустой жизни. Белая Сестра замерцала и растаяла без следа, не желая возвращаться в тело через кожу. Не торопясь, Рена привела себя в порядок, насколько могла пригладила волосы и стерла откровенные потеки косметики на лице, поправила одежду. Придирчиво осмотрев себя в зеркало, опечалено вздохнула — вид имела все равно помятый, но по крайней мере не сильно потрепанный. Еще раз обновила Хенге под прикрытием гендзюцу, перестраховываясь. Когда вышла из ванной и снова увидела лежащего мужчину на постели, вспомнила о деньгах, которые он ей обещал. Как сбить с Джирайи им же предложенные пятьдесят тысяч, она не представляла. Оставалось только попытаться «случайно» встретиться с ним под Хенге на улице и напомнить о его щедрости. Мама же ее долю положит на счет в банке на следующее утро, как и обычно, — в этом она была весьма пунктуальна. Еще раз внимательно осмотрев себя со всех сторон она пошла на выход. За дверью ее уже ждала Мама. — Ну как все прошло, деточка? — закудахтала она, внимательно ее осматривая в поисках компрометирующих следов неоплаченного интима. — Готов. В битве с зеленым змием он пал смертью храбрых, так что пусть поспит до утра, и можно выставлять ему в счете все что угодно — даже не вспомнит, — ответила Рена и направилась было в гримерную. — Ты чудо! — воскликнула Мама, придерживая ее за руку — Но подожди секундочку: я хочу убедиться, что с гостем все хорошо. — Как пожелаешь, — закатила глаза Рена, — все равно я на сегодня закончила. Это и вправду чудовище какое-то. Мама потащила ее обратно в Красный зал. Окинув внимательным взглядом, все ли цело, она на цыпочках подкралась к постели. Джирайа уже успел перевернуться на живот и сейчас громогласно храпел, испуская мощное винное амбре. — Щедрый господин! — тихонько дотронулась до его плеча хозяйка борделя. Он в ответ что-то невнятно пробормотал, икнул и вновь захрапел. С его лица не сходила довольная улыбка. — Что ты с ним сделала? — она нахмурилась и вперила в Рену тяжелый взгляд. — Станцевала. — И все? — не поверила толстуха, подозрительным взглядом сверля своенравную танцовщицу. — Еще довела до финала ручками, чтоб отцепился. Ты же продала меня, карга старая на всю ночь! А я с этим пьяным чудовищем терять время не собираюсь. Что мне с ним спящим делать? Я еще столько же до утра заработаю в другом месте. — Но он заплатил вперед хорошие деньги как раз за то, чтобы ты с ним осталась независимо от его состояния. — И что? Первый раз, что ли? — Рена потянулась и зевнула. — Я уверена, что до утра он даже не почешется. А может, и до полудня, а ты сможешь ему еще несколько часов накинуть за пользование залом. — Это да, набегают неплохие деньги. Кстати, он хочет участвовать в твоем аукционе, ты знала? Это очень-очень хорошая новость, не правда ли? — лицо старой шлюхи расплылось в алчной улыбке. Как один из гарантов и устроителей торгов, Мама получала немалый процент за сводничество, а учитывая, как ставки делали за право первой ночи с редкой пташкой, ее рвение было понятно. Еще один участник — еще больше азарта и еще больше денег выльется в руки Маме — хотя ее и грызла большая и зеленая жаба за остальную часть денег, которая ухнет в руки нахальной выскочки с повадками матерой шалавы и личиком нетронутого ангела. — Неправда! Я не хочу, чтобы моим первым было это осадное бревно в пьяном угаре! И да, я знаю, что он заплатил тебе пятьдесят тысяч, так что не забудь о моем гонораре. — Да, как и договаривались, — толстуха не стала спорить и отошла от постели, — пойдем, не будем мешать гостю спать. Ты уверена, что до утра он не проснется? Ведь купил тебя он до самого рассвета. — Если что, скажешь, что у меня месячные начались и я в горе и стыде вынуждена была его покинуть, но мое сердце пылает любовью и жаждой новых встреч. В общем, не первый раз. Вместе они вышли из зала, и Мама собственноручно тихонько прикрыла двери. Но стоило Рене снова попытаться уйти в гримерную, как толстуха опять ее остановила. — Не так быстро, моя хорошая. Ты уж прости, но после последних ставок на аукционе я хочу, чтобы тебя сейчас осмотрел наш личный доктор. Рена скрипнула зубами. — Ты думаешь, что я с ним спала? Да твои самые опытные шлюхи после него еле ногами шевелили, меня бы он вообще порвал! — Милая, не сердись! Просто ты так часто запираешься с гостями наедине... — Черт с тобой, ведьма старая, все равно не отцепишься, только давай не затягивать, я хочу успеть еще в одно или два заведения попасть. Ее завели в медицинский кабинет, где приводили в порядок пострадавших гостей и побитых или иначе травмированных девиц. На благо борделя в нем трудился иерьенин, чередуя работу в госпитале и здесь. Его знаний и малого хирургического набора более чем хватало на лечение нехитрых травм и венерических недугов. При виде Рены он закатил глаза. — Что, опять? — Привет, Рюджи-сан! Мама все никак не уймется в вопросах сохранения моей девственности, да. Он отвернулся к умывальнику и начал намыливать руки по локти. — Располагайся на кресле, я сейчас. — Как же мне это надоело! — Рена расстегнула юбку и небрежно повесила ее на ширму, за которой стояло гинекологическое кресло. — Милая, не ворчи! — закудахтала Мама. — Все равно перед ночью с твоим главным меценатом тебя еще раз освидетельствуют в присутствии его распорядителя и личного врача. — Так когда это еще будет, а ты меня достаешь вот прям пару раз в месяц точно. Я так скоро вообще перестану к тебе приходить работать. Рюджи вытер руки бумажными одноразовыми салфетками и подошел к креслу, на котором уже лежала Рена с широко раскинутыми ногами. Он нагнулся и бегло осмотрел ее пах. — Госпожа, не могли бы вы подойти. — Что такое? — всполошилась толстуха и рванула к Рене. — Я просто хочу показать, как выглядит целый товар, так сказать, чтоб вы меня по пустякам не дергали. — Вы там что, картину повесили и теперь будете экскурсии к ней водить? — возмутилась Рена, прикрываясь ладонями. — Я терплю, что вы мне постоянно туда заглядываете, но мне только и не хватало, чтоб еще и Маман начала! Старая распорядительница борделя захихикала: — Ладно, не будем смущать девочку. Все в порядке? — Как и всегда, я даже лезть туда не буду. Я сегодня уже зашивал девушек после вашего особого гостя и думаю, наша милая Наоко-чан не смогла бы так бодро молоть языком и скакать по креслам после того, как оказалась под ним. Все, слезай и одевайся. — Спасибо! — Рена быстро соскочила с кресла, схватила юбку и, сверкая голой задницей, побежала в гримерку. — Когда ты в следующий раз будешь? — вдогонку закричала Мама, но Рена захлопнула дверь медпункта и проигнорировала ее, спеша скорее переодеться. Помощь, которую оказали ей Сестры, подходила к концу, и она чувствовала, как в висках стучит кровь, а к горлу подкатывает рвота. Растолкав стайку любопытных девиц, она наконец-то добралась до своих вещей и устало откинулась на стуле. Прикрыв глаза, она тщательно отмывала с лица остатки косметики влажными салфетками, использованные же небрежно бросала на пол. Ничего, уборщицы тут не бедствуют. — Наоко… С трудом повернув голову, она увидела заходящую в комнату Нагиру. — Да? — С тобой все в порядке? Ты ужасно выглядишь. Что он с тобой сделал? — То же самое, что и со всеми вами предыдущими, — чуть-чуть преувеличила Рена. — Это не мужчина — это монстр какой-то. Глаза гейши полезли на лоб: — Ты что, изменила своим правилам?! Переспала с ним?! А как же аукцион?! — Почти, — поморщилась Рена, — просто отсосала. И поверь, после таких клиентов Мама меня каждый раз тянет к Рюджи на кресло. — Но почему? — Нагира присела к Рене и сочувственно подала ей стакан воды. — Отвертеться не вышло. Только Маме не говори, а то она с моей шеи потом точно не слезет. Я-то ей сказала, что просто ручками-ручками все сделала. Думаю, она мне не верит, но, как говорится, на языке целки нет. Рена взяла воду и одним махом жадно осушила сразу полстакана. — С ума сойти! — Нагира опешила и буквально на мгновение замерла с выпученными глазами, а потом, опомнившись, встала и еще раз на нее внимательно посмотрела. — Давай я тебе помогу переодеться. Как мне кажется, тебе сейчас не помешает немного поддержки. — Не стоит, я сама справлюсь. Зато вам сегодня больше не стоит опасаться — он выжат досуха. Честное слово! Я когда в детстве высасывала костный мозг из костей, никогда бы не догадалась, как мне это умение пригодится сегодня! — Рена вторым заходом допила стакан. — Ну, раз ты шутишь, значит все в порядке, — Нагира рассмеялась, — принести тебе еще воды попить? — Да, я буду тебе очень за это благодарна. Мне бы сейчас еще бы и зубы почистить. Эх, мечты-мечты. — Я сейчас. Как только Нагира скрылась за дверью, Рена собралась с силами и быстро переоделась. Она чувствовала, что сила гендзюцу скоро развеется и ей придется отвечать на нехорошие вопросы. Да и лечение Сестры было скорее симптоматическим, и ее энергетические латки скоро могли расползтись. В любом случае Рена должна была оказаться как можно дальше отсюда и как можно быстрее. Дверь она проигнорировала и вылезла в узкую форточку. Будь у нее такой бюст, как у Наоко, то она бы точно застряла. — Наоко? Нагира стояла посреди пустой комнаты с кувшином воды и недоуменно смотрела по сторонам. След ее подруги по профессии еще не простыл, но ее самой уже нигде не было. * * * Рена шла по улицам Конохи уже в своем истинном обличье, сумка с вещами оттягивала ее плечо и хлопала по бедру, тонкий ремешок путался под ногами. Время давно перевалило за полночь и вокруг почти никого не было. Беспрепятственно она вышла за черту центра и ближайших районов и углубилась в путаницу переулков заброшенного квартала. После последней войны эту часть селения так и не восстановили, и жили тут в основном собаки и крысы. Остовы домов чернели, унылые и заброшенные, лишь лунный свет выбелил хрупкие балки. Рена брела, почти не разбирая дороги, спотыкаясь и иногда останавливаясь перевести дыхание. Она серьезно обдумывала возможность найти заброшенный подвал и уже в нем отоспаться до утра или до следующего вечера. В горле стоял отвратительный вкус крови и спермы, а перед глазами постоянно проносились картины чужого прошлого — опять лишь пестрые обрывки, в которых нельзя было уловить ничего связного. Накладываясь одно на другое, все эти противоречивые ощущения сворачивали ее мозг в тугую трубочку и спиральки. Рене приходилось бороться со спазмами тошноты и острым желанием вбить свой висок в любой торчащий из стены гвоздь. Она не могла понять, почему ей так плохо, просто как никогда, и дело было вовсе не в физическом состоянии. Она никак не могла поймать ускользающий голый хвост мысли, которая вызвала в ней такую мучительную панику. Она что-то видела, но не могла вспомнить, что заставило так всполошиться ее подсознание. Откуда-то пришло ощущение предательства, мир рушился. Сестры спали и не желали ей помогать. Украденный архив знаний еще долго будет приживаться в ее голове и не скоро поддастся ее вдумчивой препарации — а там хранилось что-то очень важное, до чего ей непременно нужно добраться. — Рена! — внезапный рычащий окрик выдернул ее из раздумий. Оглянувшись по сторонам, она увидела, что из узкого грязного переулка выступает знакомая фигура. — Добрый вечер, — вежливо поздоровалась она и как могла незаметно оперлась на стену — ноги ее уже почти не держали. — Где ты была? — его голос прозвучал тихо и низко, полный спокойной ярости. Он коснулся ее кожи, как холодный ветер, заставив ее зябко передернуть плечами. — Не думаю, что это твое дело, — в голове чуть прояснилось, тело выдало ударную дозу адреналина. Она понимала, что сейчас он не настроен на шутки. — Мое, Рена, мое. Мы уже на эту тему говорили и не так давно. Она развернулась и пошла дальше, не желая продолжать бессмысленный разговор, но отпускать ее просто так не захотели. Рена была схвачена за локоть и бесцеремонно втянута в темный переулок, чтобы уберечь от случайных глаз и лунного света. — Что ты себе позволяешь? — попыталась возмутиться она, но поперхнулась словами, когда заглянула в его глаза. Он, не обращая внимание на ее сопротивление, потянул ее узкую, слегка влажную ладонь к своему лицо и глубоко вдохнул, раздувая точеные ноздри. — От твоих рук пахнет мужским семенем, — ярость закручивалась вокруг него сиреневым жгутом, не видимым глазу, но вполне ощутимым сжавшимся от страха сердцем. — Ну и что? — напускное спокойствие. — Кто это? — холодная, спокойная сосредоточенность. — Джирайа, — она растянула губы в издевательской улыбке, — знаешь такого? В следующий миг его ладонь взмыла вверх и влепила ей звонкую пощечину. Рена упала бы, но он продолжал держать ее руку. Потом тыльной стороной ладони он ударил ее еще раз. Голова безвольно откинулась. — Как ты могла?! — он рычал, брызгая слюной. — Губами. Еще один удар. — Ну хоть на минуту будь человеком! Скажи, зачем?! Ведь ты прекрасно знаешь, что лучший способ уязвить меня и придумать трудно! — Зря ты бесишься, он весьма хорош и умел, но совсем не в моем вкусе. — Лживая дрянь, не шути сейчас со мной, — его голос упал до тихого шепота, — я сейчас зол, очень-очень зол, но мне хватает ясности ума, чтобы четко понимать — ты не просто так решила порадовать моего старого друга отличным минетом. Рена подняла на него глаза и увидела, что Орочимару с трудом держит себя в руках. И сказала правду. — Кровь — это не только сила. Это еще и память, — в ушах звенело от пощечин, но обиды за это не было. Странно, — я искала в нем тебя и нашла. Лицо Орочимару окостенело, кожа на скулах натянулась, но он внезапно совершенно успокоился. Его мрачное Ки так же быстро рассеялось, как и появилось. — И многое ты видела? — Рена с удивлением различила в его голосе намек на легкую тревогу. — Мне хватило, чтоб тошнило от тебя до конца моих дней. Выбившаяся от оплеух из наскоро заплетенной косы прядь упрямо лезла в глаза, и Рена подняла руку, чтобы ее заправить за ухо. Это оказалось ошибкой, ведь к кислому привкусу на языке добавился еще и запах, замеченный Орочимару, — мускусный запах мужчины. «Все, больше не могу терпеть». Ее желудок взбунтовался от такого обращения. Она никак не могла остановиться, скрученная спазмами и болью, лишь чувствовала как чья-то ладонь твердо и бережно поддерживает ее, а потом неведомо откуда взявшимся платком вытирает потное лицо с налипшими волосами и рот. — Дура, ты обхитрила саму себя. Могла бы и лично спросить. — А ты бы ответил? — нашла в себе силы спросить Рена в промежутках между приступами рвоты. — Да, — ответ без колебаний, но и не поспешный. Правдивый ответ. Еще более странно, — пусть и не сразу и не все. — Так неинтересно. Как только в желудке закончилась даже желчь, Рена устало отползла в сторону и привалилась спиной к стене. Ее била крупная дрожь, и она никак не могла остановиться. — Я хочу домой, — жалобно пробормотала она, чуть не плача от унижения и слабости, понимая, что даже не сможет подняться на ноги. Помощь Белой Сестры себя исчерпала, и теперь ей приходилось самой справляться. Ее лицо опять стало асимметричным. Безудержно клонило в целебный сон. — Я знаю. Он легко поднял ее на руки и понес домой. По дороге Рена провалилась в сон. * * * — Просыпайся. Рена издала какой-то мычащий звук и заворочалась. — Рена, просыпайся, — ее осторожно потормошили за плечо. Она с трудом разлепила глаза и увидела склоненное над ней лицо. — Орочимару? Он улыбнулся и наклонился еще ниже. Пряди его волос упали Рене на лицо и заставили ее чихнуть, сморщив нос. — М-м-м… А мы где? — она чувствовала себя ужасно уютно, отрезанная от мира пологом его волос. — На пороге твоего дома. Повернув голову, она убедилась в правоте его слов. Он сидел на верхней ступеньке, а Рена удобно устроилась полулежа на его коленях. Ей было тепло и вполне удобно, она чувствовала себя уже лучше, поэтому не видела достойной причины того, что ее разбудили. Чихнув еще раз, она закрыла глаза и стала опять проваливаться в сон. — Нет-нет-нет, не спи, — опять потормошил ее Орочимару, — не будем же мы всю ночь на пороге сидеть? Рена опять открыла один глаз и хитро посмотрела на Орочимару: — Я — сидеть на пороге не буду. На пороге сидеть будешь ты. — А ты где? — полюбопытствовал Орочимару, пытаясь придать ей вертикальное положение, на что Рена пассивно сопротивлялась и вновь расползалась по его коленям. — У тебя в роду амебы не затесались? — А я на тебе… — зевнула она и попыталась свернуться клубком, — откуда я знаю, кто там с кем грешил в моем прошлом? — Нет, ну какая все-таки наглость! — возмутился великий змеиный саннин и совсем неделикатно спихнул ее со своих колен. — Давай, хоть дверь сама открой! — Ну и вредный ты! — Рена показала ему язык и встала на ватные ноги. — И чего ты в дом не зашел? Ты же вполне мог это сделать. — Мог, но кто-то говорил, чтобы я этого без разрешения не делал, — ухмыльнулся Орочимару. — Ты это специально сделал! — возмутилась Рена и похлопала себя по карманам в поисках ключей. — Из вредности! Зануда старый! — Разумеется из вредности, — подтвердил Орочимару, — змееликие демоны вроде меня только и делают, что вредничают. Больше им заняться по жизни нечем. — Не надо только оскорбленную невинность разыгрывать, — захихикала Рена, отпирая дом и безудержно зевая, широко разевая рот. Открыв дверь, она зашла в дом и, неуклюже брякнувшись на внутренний порог, начала разуваться, путаясь в шнурках. Разувалась она странно — уперев голову в колени и не глядя на то, что делают руки. Когда ботинки кое-как попадали рядом, она втащила босые ноги и свернулась клубком, намереваясь спать дальше прямо здесь. — Рена! Она вздрогнула и открыла глаза. Орочимару стоял на крыльце и, уперев руки в бока, грозно на нее смотрел. — Ну чего тебе? — Иди в постель. — Не могу и не буду… Он немного поколебался, но все-таки переступил порог и закрыл за собой дверь. Запер, накинул цепочку и сел рядом. — Рена! — Отстань… — Я отнесу тебя в постель. Пауза. — Сначала в ванную. От меня несет борделем за версту. — А ты там меньше шляйся, чтоб от тебя шалавой не несло. Орочимару разулся, но не спешил заходить в дом. Он с непонятной для него самого нежностью смотрел на худые плечи, изгиб спины, облепленной футболкой, и гибкую змею косы, свившую свои кольца рядом на полу. Он протянул руку и осторожно погладил по мерно поднимающейся и опадающей от дыхания спине. — Ты уверена, что не захлебнешься в собственной ванне? — Уверенна на столько, насколько может быть уверен обдолбыш вроде меня. Она приподнялась на локтях и втащила свою голову и плечи на колени к Орочимару. — Ты себя нормально чувствуешь? — А по лицу не заметно? — Заметно, что у тебя немаленький инсульт был пару месяцев назад. — Вот видишь, еще пару месяцев — и, до утра если высплюсь, буду как новенькая. — Ты опять вознамерилась спать? — усмехнулся он. — Для тебя это нормальное явление? Рена не задумываясь просто кивнула и вжалась в теплый живот еще крепче. — Не засыпай опять, — вновь начал тормошить ее Орочимару. — Ванная, горячая вода, спать… — пробормотала она и обняла его за талию, — это будет полезным для нас обоих. Бедная девочка настолько утомилась, что уже совсем не соображает, что делает. Точнее, что ничего не делает, только пребывает в полудреме. Интересно было бы понаблюдать за ее работой и узнать, как и почему она получает такие травмы при использовании своих способностей. Возможно, при правильной корректировке можно было бы делать все это проще и безболезненно. Орочимару улыбнулся — что бы она там себе ни думала, но он заберет ее с собой — слишком ценными были все компоненты ее тела и разума, чтобы упустить такое сокровище. Наметанный глаз Орочимару видел, что над нею здорово поалхимили в какой-то лаборатории, об уровне которой он мог только мечтать. Результаты, которые получил Кабуто, были непонятны только ему, сам Орочимару прекрасно понимал, что Рена — в большей степени результат синтеза, чем рождения. И были ли у нее вообще родители — большой и жирный вопрос. Хирузен страшный дурак, если проморгал ее, хотя за ней откровенно присматривают. Интересно, много ли о ней знает АНБУ и Корень? Судя по тому, что ей спускают ее аддикции и совершенно сквозь пальцы смотрят на все усиливающийся распад личности, они даже близко не понимают, насколько она может быть полезна. Нужно будет обязательно навести справки по этому вопросу, пусть это и не к спеху, но пригодится. Слишком много вокруг нее противоречий и нестыковок. И очень сложно понять, насколько она сама владеет информацией о тайне собственного рождения. Он так же понимал, что Рена знала о Матерях-Змеях, это было очевидно, ведь невозможно с ними сожительствовать и не понять хотя бы отчасти, кто они, хотя Рена и называла их Сестрами. Но вот, похоже, все остальное она списывала на силу Матерей-Змей, даже не задумываясь, почему она может приживить себе любую органику, почему ее тело ничего не отторгает и готово взаимодействовать с любой живой материей. Рена была прекрасным образцом эволюционного потенциала, хоть и находящегося в состоянии очень глубокого сна. Будет невосполнимой утратой, если она погибнет. Да, Орочимару не поленился и отправил в лаборатории образцы не только ее крови, но и срезы ткани, которые находились в состоянии глубокой гибернации. И пусть это лишь образец чистого генома модифицированного человека, без особенностей, привнесенных Змеями, но это уже было самым ценным его приобретением за прожитую научную жизнь. Теперь где-то глубоко-глубоко под землей билось еще одно ее сердце, оплетенное проводами и каналами с чакрой, заменившей сердцу кровь. И несмотря на все это, психически она оставалась почти человеком, хотя ее явно искаженная или попросту чуждая природа этого вроде не позволяла. Ее аддиктивное поведение, возможно, было продиктовано явным или подсознательным пониманием отличия ее от других. Она не могла социализироваться с существами слишком отличными от нее, хотя она даже не могла понять и толком рассмотреть, в чем, собственно, заключаются эти самые отличия. И теперь ему казалось, что она просто слепо копирует те образцы поведения, которые создадут максимально возможную дистанцию между нею и остальными людьми, ведь на расстоянии она кажется пусть и неприятным, но человеком, а все вокруг нее ей тоже кажутся людьми. Этот путь, несмотря на всю свою деструктивность и страдание, позволяет ей закрывать глаза на правду. Орочимару покачал головой, он сам не понимал, как плавно и продуктивно донести до нее понимание ее истинной сущности, ведь жить в постоянном самообмане так же разрушительно. Рена не должна сломаться и сойти с ума от таких новостей. Эволюция, которая обезумит, может стереть все живое с лица Земли или же перекроить мир по своему безумному подобию. Орочимару вовсе бы этого не хотелось — он предпочитал жить в приятном и понятном ему мире с тем местом, которое он сам себе наметил. Орочимару прекрасно понимал, что Рена явно не должна была оказаться в этом сообществе — слишком специфично было ее тело и готовили ее для чего-то совершенно иного. И было ли случайностью, что Матери-Змеи выбрали именно такое особенное тело и разум для того, чтобы вновь посмотреть на мир живой материи? Он помнил тот старый разговор очень хорошо, разговор, в котором его предупредили о появлении на свет такой особенной девочки. Помнил и все остальные беседы с Матерями, ведь именно они дали ему возможность заключить контракт со змеями, который считался безвозвратно утерянным. Лиловая метка договора холодила его руку годами, напоминая о том слове, которое он дал существам, заменившим ему потерянную семью. Он позаботиться о Рене самым лучшим способом, ведь он прекрасно знал, о каком родстве со стороны змей говорил ему Кабуто. А то, что она помимо этого может утолить его интеллектуальный голод и воплотить безумные амбиции, вовсе не мешает основной цели. Вот только его терзали очень смутные подозрения, что не все так гладко с генетическими картами его самого и Рены. По возвращению он обязательно сам все еще раз проверит. Забавны пути случайностей, ведь он даже не подозревал о ее существовании, пока она практически не наступила на него в Лесу Смерти, а его заинтересовали мелькнувшие под одеждой татуировки змей. Непроизвольно он опять заулыбался, поглаживая ее спину. Он думал, что улыбка получится хищная и нехорошая, но не видел, что получилась немного грустная. Чувство презрения, которое он испытывал так остро, когда она вела себя вульгарно, сейчас стерлось. Педагогическая запущенность, конечно, в ее возрасте корректируется с очень большим трудом, но он не сомневался в своих силах, ведь тонкое понимание психологии других людей помогало ему оставаться близким к вершине пищевой цепочки многие годы. И теперь корыстные мотивы в его душе разбавились и просто человеческим чувством мужчины, который желает защитить приглянувшуюся ему женщину. Такой маленькой и беззащитной она ему нравилась, и он начал понимать, почему женщины веками вертят мужчинами, несмотря на то, что гораздо слабее их. И тут уже совершенно неважно, насколько искусственно или естественно происхождение этих женщин. Он встал и вновь поднял легкое тело на руки. Планировку дома он уже изучил, поэтому уверенно перемещался по нему. Внес Рену в ванную и уложил на небольшую скамеечку. А потом занялся ванной, набирая в нее горячую воду. Пока вода наполняла черную купель, он внимательно изучил содержимое полочек для благовоний. Чем внимательнее он вчитывался в этикетки на разномастных флакончиках с благовониями и маслами, тем больше его брови лезли на лоб. Практически все они были приготовлены вручную, и на них девчушка перевела редкие и дорогие ингредиенты. Руки бы поотбивать за такое транжирство! Но результаты получились ошеломляющие — это были не просто приятно пахнущие жидкости, разлитые по бутылочкам, а настоящая мечта целителя, некроманта и извращенца в одном флаконе. Он даже нашел флакон с наркотическим составом, который явно помогал расслабиться, погружая употребившего его в эротические грезы. Усмехнувшись, он запомнил компоненты, перечисленные на флаконе, и пообещал обязательно приготовить такой же и в свою коллекцию. Мысленно он уже проводил перепланировку своего убежища в поисках наиболее подходящего места для Рены. Выбрав несколько пузырьков, Орочимару добавил в воду пару целебных настоев, отчего вода стала немного зеленой и запахла хвоей и мхом густого леса, а на ее поверхности собралась густая пена. Это должно было облегчить последствия ее тошноты и расслабить все еще сведенные спазмами мышцы. А масло гинко билобы должно было успокоить ее мысли и сделать сон глубоким и приятным. Повернувшись к Рене, он с удивлением увидел, что она почти спит, сидя, но пытается раздеться самостоятельно, больше напоминая лунатика. На данном этапе она запуталась в футболке и никак не могла разобраться в сверхсложном покрое несчастной тряпки. — Мне выйти? Она зарычала и рванула одежду так, что ткань разошлась по швам и Рена наконец-то смогла из нее выпутаться. Она посмотрела на Орочимару с закатанными рукавами и по локоть вымазанного в пене. Внимательно, изучающее и очень-очень ласково. — А если я утону? — совсем новая интонация прозвучала в ее голосе, отчего волоски на его руках поднялись. Но он заставил себя оставаться равнодушным и тонко улыбнулся. — Тогда я вынужден остаться и не допустить это несчастье. — Помоги мне. Орочимару подошел и опустился перед нею на колени. — Добраться до ванной? — Да. — Сама разденешься? — Нет, — она откинула голову назад, прижав затылок к прохладному кафелю. Его руки поползли по ее телу как две бледные змеи, неторопливо и вдумчиво освобождая от одежды; последними он ухватил трусики и потянул их вниз. Он не спускал взгляда с ее лица, ожидая и желая видеть, как изменится его выражение, но Рена даже не вздрогнула, лишь вяло приподняла ступни над полом, чтобы он смог с нее все снять. — Волосы заколи повыше, чтобы не намокли. Шпильки в шкафчике над умывальником. Орочимару как мог закрепил толстую косу на ее макушке, связав из нее большой черный шелковый узел и воткнув пару длинных шпилек. Потом он подхватил ее на руки и погрузил в ароматную воду. Рена застонала от удовольствия. Орочимару сел рядом, поддерживая голову над водой, видя, как Рена норовит сползти с края вниз. Второй рукой он вцепился в край ванны так, что побелели костяшки пальцев, с трудом сдерживая желание поддержать не только ее голову. — Ты меня совсем не смущаешься. Почему? — Ты серьезно сейчас спрашиваешь? — она удивилась и прижалась щекой к его ладони. — Да, мне интересно понять ход твоих мыслей. Все девушки от самых молодых до глубоких старух визжат, когда их случайно или намеренно видят обнаженными мужчины. Эта скромность вроде как основа нашей морали. Ты же, напротив, никогда не упустишь случая продемонстрировать свое тело окружающим. И пусть ты не обладаешь формами богини, но ты явно гордишься тем, чем одарила тебя природа. Этот эксгибиционизм оправдан? Она чуть-чуть улыбнулась. — Все от мала до велика прекрасно знают, как выглядят мужчины и женщины без одежды. Я не считаю нужным ходить голой на улице, но и стесняться собственного и тем более чужого тела глупо. К тому же ты уже приходил ко мне, когда я лежала в этой самой ванне, и вытаскивал меня из воды как раз голую. Так что даже если я бы тебя стеснялась, то теперь было бы поздно — ты уже все видел. Да и о какой морали может идти речь, когда встречаются два таких создания, как мы? И я не эксгибиционистка. Просто меня ужасно раздражает ханжество, и мне нравится видеть, как окружающие старательно отводят глаза, пытаются сделать вид, что не видят меня, но я физически чувствую, как их мысли заполняет мое тело. Женщины меня ненавидят, а мужчины хотят лечь со мной в постель и при этом презирают как меня, так и свои плотские желания. Мне это нравится. — Почему ты так упорно пытаешься дистанцироваться от людей? — Орочимару внимательно наблюдал за ней, пытался заметить даже самые легкие и трудноуловимые реакции, но она оставалась спокойна как удав. — Они меня не удовлетворяют. Орочимару чуть кивнул, находя подтверждение своим выводам. Большим пальцем он массировал ей висок, разгоняя кровь и улучшая ее отток. — Мне нравится за тобой наблюдать и еще больше нравится тебя провоцировать. Знаешь почему? Рена вздохнула и поджала губы. — Мои реакции отличаются от остальных? — Да. Даже если ты попросишь защиты в самом центре АНБУ, ты от меня не спрячешься. — Я отравлю тебя при первой же возможности, — Рена закрыла глаза и вытянула руки над водой, разминая пальцы. — Я пересплю с тобой при первой же возможности, — он второй рукой провел по выступающим над водой бедром. — Если ты сможешь сделать так, что я буду не против, то почему бы и нет? — Рена улыбнулась. — У тебя простая логика. — Так зачем усложнять то, что просто? — Тоже верно, — Орочимару задумчиво разбалтывал густую зеленоватую пену, — но знаешь, мужчины привыкли охотиться и добиваться женщин всеми своими силами. Мы редко ценим то, что плывет в руки и не сопротивляется. А женщины, сдавшиеся без боя, вообще чаще всего презираемы. — Я знаю, но ты забываешь самое главное — для меня секс вовсе не означает, что мой партнер стал для меня значимым и ценным, — она открыла глаза и посмотрела на Орочимару, ловя его взгляд и желая убедиться, что он понял ее правильно, — и я сама выбираю, с кем мне лечь в постель. — Я знаю, что тебя насиловали. Она пожала плечами: — И что? Женщине в нашей профессии услышать — это то же, как и бойцу на ринге — «Я знаю, что тебя били». Я страшно не люблю, когда меня принуждают, но поверь, это гораздо лучше, чем если бы я попала к кому-то вроде Морино Ибики. — Вот именно поэтому я не отпущу тебя — твои рассуждения совершенно не похожи на те, которые я мог бы услышать от любой другой женщины. Ты скорее узнаешь, что она лучше умрет, чем расстанется с девственностью. Рена усмехнулась: — Если для нее кусочек пленки между ног важнее жизни, значит, и сама ее жизнь ничего не стоит. Пусть умирает. — Ты циничная. — Нет, я просто практично подхожу к некоторым социальным нормам. Ты разденешься для меня? — она вновь закрыла глаза. Он хмыкнул. — Мне еще никогда не задавали столь неожиданного вопроса. Зачем? — Для равновесия. Ты рассмотрел мое тело, я тоже хочу. Тем более ты ведь намерен остаться у меня сегодня? — не открывая глаз, спросил Рена. Орочимару моргнул и задумался. Потом усмехнулся. — С твоей стороны было бы невежливым выпроваживать меня за дверь после того, как я тебе так помог. — И что-то мне подсказывает, что ты не захочешь спать в гостевой комнате. — Я боюсь спать один и в темноте, — он затаил дыхание, лишь бы не спугнуть ее странное покладистое и томное настроение. — Я не пускаю в свою постель немытых мужчин. Снимай одежду и дай на тебя посмотреть. — Ты соблазняешь меня? — Да. — Отдашься? — Сегодня нет, а в дальнейшем не буду загадывать. Прими это и не пытайся сегодня меня получить. — Обещаю. Он понял все без лишних слов и молча начал раздеваться, чтобы присоединиться к ней в зеленой пенной купели. Она открыла глаза и смотрела на него. Тишину нарушал лишь шорох одежды и тихий плеск воды. Ее глаза были почти черными, а лицо — сосредоточенным. Рена старалась навсегда запомнить каждое мгновение простой красоты мужчины, который раздевался для нее. Орочимару не пытался сделать шоу из того, что делал, а действовал буднично и спокойно, будто у себя дома. Вещи небрежно легли поверх ее собственных, смешавшись в одну мягкую кучу. Переступив босыми ногами по полу, он расправил плечи и, стоя лицом к Рене, стал так же, как и она, плести косу, чтобы заколоть волосы на макушке. Они молчали. * * * По потолку скользили медленные ночные тени, и слабый звездный свет проникал сквозь плотно задернутые шторы в спальню. Он лежал на спине и боялся шевелиться, чтобы не разбудить тот комочек тепла, который вжался в его грудь так сильно, как будто хотел пустить корни и остаться навсегда. Она посапывала, и ее теплое дыхание приятно щекотало его голую грудь. Она здорово его разыграла, а может, у нее это получилось случайно. Понять, где она бравирует, где преувеличивает, а где говорит серьезно, было очень трудно. Как бы то ни было и что бы она там ни собиралась сделать, но заснула крепко и беспробудно она еще в ванной. Остаточных рефлексов хватало только на то, чтобы прижиматься к нему мокрым, скользким телом, что для мужского здорового организма было просто издевательской провокацией. Сначала он беспокоился, что она заметит его возбуждение и испугается, или высмеет, или, может, даже прогонит. Но она просто взяла и отключилась, будто у не завод кончился. И совершенно не обращала на него внимания. Как только он это понял, то возбуждение спало, и он просто наслаждался редкими минутами покоя, уединения и робкой, неосознанной нежности. Теперь она спала, прижавшись к его груди и обвив ногами его бедра, практически целиком разместившись поверх его тела. Ему было немного жарко, но отрывать от себя это чудо он не хотел и не мог. А спать не хотел, чтобы не потерять ни мгновения происходящего волшебства. Осторожно приподняв голову, он зарылся носом в ее макушку и ощутил запах трав, крови и змеиной чешуи. Она что-то пробормотала и перевернулась на другой бок, отбрыкиваясь от покрывала и вжав маленькую попку ему в бедра. Он хотел ее, хотел вот такую теплую и сонную, но в то же время не хотел портить такую странную ночь. Он чувствовал, что сейчас они стали ближе, чем раньше. И куда ближе, чем если бы просто занялись сексом. Возможно, она права в том, что разделяет секс и эмоции, разводя их в очень далекие стороны друг от друга. Перед его глазами изогнули кольца десять змей, и до самого утра он любовно обводил пальцами их гибкие тела. Изредка ему казалось, что они едва-едва подрагивают и движутся, словно ластятся к его рукам. Наверное, от мерного и глубокого дыхания. Хотя кто знает их, старых мудрых гадин. А Рена сопела и не просыпалась. * * * Рена проснулась внезапно, как от толчка. Открыла глаза и поняла, что находится дома в собственной постели, но как добралась сюда, не помнила. Воспоминаний в голове о вчерашнем дне вообще не наблюдалось. Задумавшись, почему так произошло, она вспомнила некоторые обрывки и успокоилась. Нужно время на то, чтобы упорядочить и переварить чужую память, поэтому подсознание ее бережет и выдает чистый белый лист на вопрос «Как прошел вчерашний вечер?». Когда все будет осмысленно и упорядоченно, тогда она сознательно сможет все вспомнить и вспомнить необычайно четко. Обычно это происходило намного быстрее, но в этот раз она работала с достаточно много пожившим на свете человеком и копала как можно глубже, боясь упустить хоть одну деталь. А пока стоит расслабиться и привести себя в порядок. Тем более, как она уже понимала, вчера из-за глубины поисков она получила серьезные травмы, так что теперь точно ей не стоит торопиться в попытках узнать, что же она там увидела. Кстати, насчет порядка. Рена оглянулась по сторонам и увидела, что в комнате она одна, но ее одежда лежит аккуратно сложенной на кресле в конце комнаты. «Черт возьми, кто же обо мне позаботился? Обычно после таких копошений я с трудом доползаю до собственного порога и не в состоянии даже раздеться. Значит, кто-то добрый принес меня сюда, раздел, искупал и уложил в постель». Она заглянула под одеяло и убедилась в своей полной наготе. Постель рядом с ней была смятой, и она не могла понять — спал кто-то рядом или же она просто беспокойную ночь провела. Встав с постели, она потянулась всем своим гибким телом, выгнулась дугой и, зевая, подошла к комоду. Оттуда были извлечены шортики из плотного непрозрачного черного кружева и короткая белая маечка. Коса, растрепанная и из-за этого похожая на толстую гусеницу, была ловко распутана, расчесана и превращена в высокий хвост. Живот сводило от голода, и Рена ринулась на кухню, даже не заглядывая по пути в ванную, чтобы умыться. Уже на подходе к кухне она почуяла аппетитный запах и остановилась как вкопанная. Кто-то нахально орудовал на ее кухне и даже не стеснялся этого. — Что за черт? — ругнулась Рена и подумала, чтобы прихватить с собой полоску бритвенно-острого металла. Но потом решила, если кто-то готовит ей завтрак, то убивать ее не будут. Или по крайней мере покормят перед смертью. Переступила порог и чуть не сползла по стеночке от изумления. — Доброе утро, Рена! — спокойно поздоровался с нею Орочимару и попробовал что-то готовящееся в кастрюле. — Голодна? — Доброе утро, Орочимару-сама! Что я вижу? Вы готовите мне завтрак? Он усмехнулся и закрыл крышкой кастрюлю. — После такой ночи не грех было бы тебя накормить. Это же своего рода традиция? — А кофе? — Рена мучительно пыталась вспомнить раньше времени, было ли что-то или просто Орочимару шутит. — И кофе. Готово будет через пять минут. Ты успеешь еще умыться. Рена развернулась и, совершенно сбитая с толку, потопала к умывальнику. А Орочимару с удовольствием полюбовался на ее ошарашенное лицо, а потом и прямую спину, украшенную затейливыми змеями. * * * Рена задумчиво ковырялась в тарелке, на которой лежал рис с овощами, обильно политый острым соусом. — Невкусно? — спросил Орочимару, уже доевший свою порцию. — Вкусно. Я просто немного не в себе и растеряна. — Почему? — он встал и занялся приготовлением обещанного кофе. — Твоим заявлением о совместных вечере и ночи. — Я пошутил. — Я уже знаю. Но мне в первый момент было несколько сложно принять мысль, что ты нагло воспользовался моим бессознательным состоянием. Орочимару ухмыльнулся и снял две чашки с кошками с полки. — Я не воспользовался. — И даже не попробовал? — недоверчиво спросила Рена, отодвигая тарелку. — Признаюсь, мысли такие были, — ответил Орочимару, разливая кофе, — и было не так уж просто не воспользоваться. Видела бы ты себя со стороны — нагая, прекрасная и делающая непристойные предложения. Рена ухмыльнулась — уж она действительно могла предложить Орочимару все что угодно. — Очень непристойные? — Абсолютно непристойные. Они переглянулись, и Рена рассмеялась. — Ты шутишь. — Ну как сказать. Ты попросила меня раздеться, потом позвала к себе в ванную и в итоге спала на мне голой и бесстыжей всю ночь. Девочка моя, я же не каменный! Она вздохнула и уткнулась в чашку. — Мне извиниться? — За это — даже не вздумай! — усмехнулся Орочимару. — Кстати, я тут недавно узнал, что, оказывается, в Конохе танцует одна талантливая девушка. Наоко по прозвищу Птичка. Слышала о ней? — Первый раз слышу. Я не увлекаюсь женским стриптизом, — Рена уткнулась в тарелку. — И самое интересное, что, несмотря на свою сомнительную профессиональную деятельность и места работы, она все еще девственница, хотя есть с десяток анонимов, с которыми она якобы спала за немалые деньги, и каждый утверждает, что именно ему достался редкий цветочек. И суммы называют от пятидесяти тысяч до полумиллиона. — О как, даже не могла подумать, что жизнь проституток так интересна. А с такими расценками я бы и сама могла бы не сильно дорого уступить свою «непорочность». — И вот, несмотря на все это, ее непорочность выставлена на аукционе меценатов. Причем участвуют влиятельные люди не только Страны Огня. И даже, вот потеха, те самые анонимы, которые утверждают, что уже успели вдохнуть ее первый аромат, — он смотрел на нее с насмешкой и любопытством. — Орочимару, а ты, оказывается, интересуешься торгами с таким любопытным лотом? — Я личность разносторонняя. И знаешь, даже наш общий знакомый сегодня с утра пораньше, поднимая пыль от спешки, даже не умывшись и толком не проспавшись, внес первый взнос за участие. Вот только мне интересно, откуда у него столько денег-то возьмется? Ведь за Птичку борются весьма богатые люди, и пять миллионов не каждая голова шиноби стоит. Представляешь, Наоко оценили даже дороже, чем мою жизнь! — Мир причудлив — девственность проститутки нужна людям больше, чем нукенин, который вырезал пару тысяч людей. — Вот я сижу и думаю, может, Птичка эта стоит того, чтобы и мне достать свои сбережения? — Орочимару, не знаю, что там у тебя с финансами, но годовой бюджет мелкой деревни шиноби отдавать за право первой ночи не слишком ли безрассудно? — Рена с любопытством смотрела на него. — А если серьезно, тебе настолько нужны деньги? — он смотрел на нее без осуждения. — Нет, мне элементарно скучно. — И что ты будешь делать, когда Птичку купят? — Она получит свои деньги за вычетом комиссионных Маме и Дому Меценатов, — Рена доела рис и подтерла куском лепешки острый соус, — Орочимару, ты готовишь божественно. Можно у тебя пару уроков взять? — Только у меня дома — там все необходимые материалы есть. А потом куда Наоко денется? — По слухам, удачно выйдет замуж и осядет где-то за горизонтом. Думаешь, она первая у меня? Орочимару встал и прошелся по кухне, допивая свой кофе. — Я удивлен, что ты подрабатываешь на поле продажной любви. — Ой, за деньги я спала не так чтобы часто, не то что для души. Знаешь, до того, как я смогла стать шиноби, мне трудно было удержать в собственности имение. Каждый крутится как может. Ты меня презираешь за это? — Нет, — он пожал плечами, вновь садясь на свое место, — мне любопытно, сколько тебе нужно денег, чтобы ты отказалась от этой профессии. Она поморщилась. — Никакая это не профессия! Сейчас я вполне зарабатываю и как шиноби. Хотя знаешь, на миссиях мне приходилось спать с мужчинами гораздо чаще, чем я это делала за деньги. А Наоко... она давно танцует, и ей пора замуж. — Ясно. Странная ты, мне сложно порой понять — дешевка ты или нет, — он отвернулся к плите, наливая себе новую порцию кофе. — Если судить по моим расценкам, то скорее, я бесценная. И вообще, сворачивай эту тему, мне странно выслушивать от тебя высказывания о морали и нравственности, — Рена чувствовала раздражение и жгучий стыд за то, что он узнал ее секрет. Она была совершенно уверена в том, никто не смог бы связать плоскодонку Рену с пышнотелой красавицей Наоко. Но вчера она по сути сама призналась, что была с Джирайей, а узнать, где и с кем он был, было совсем просто даже для сопляка из Академии. — Я не собираюсь тебя судить, — Орочимару и вправду не чувствовал, что она совершила что-то постыдное. Он прекрасно знал, как именно порой заканчиваются провалы на миссиях для женщин-шиноби, знал, как часто им приходится спать со своей целью. По сути, они это тоже делают за деньги, только вот озвучивается все это немного иначе, что не так сильно ранит гордость таких шиноби. А некоторым, говорят, даже нравится. — За это тебе большое и искреннее от меня спасибо, — она смотрела на него внимательно и с неожиданной теплотой во взгляде, — закрыли тему? — Да, я больше не буду к ней возвращаться, он сел напротив Рены с полной чашкой. — Хорошо. Знаешь, у меня тут появилась одна мысль… — Какая? — Если мне захочется с тобой поговорить, то как я могу тебя найти? Ведь это ты всегда ко мне приходишь… Орочимару улыбнулся и протянул ладонь. — А я все ждал, когда ты наконец захочешь со мной встречаться добровольно. Дай руку. И он вложил ей в ладонь неведомо откуда взявшуюся там змейку. Маленькую и золотую, с янтарными глазами. — Что это? — изумилась Рена. — Твой новый браслет. Я его давно с собой таскаю, но все никак не приходилось случая тебе его отдать. Он осторожно обвил гибким холодным телом тонкое запястье и вложил хвост в изогнутые клыки змейки. Пасть захлопнулась, и браслет с щелчком застегнулся. — Красивый, — Рена покрутила его, — и как им пользоваться? — Если захочешь меня увидеть, сними его и дай попробовать своей крови. Это не просто золотой браслет, а разновидность змеи призыва, но она спит очень глубоко. Напившись крови, она проснется и поспешит ко мне, а дальше я сам найду тебя. И найду очень быстро. — Здорово. Спасибо. Она перегнулась через стол и медленно провела языком по его щеке. А потом снова уселась на свое место и взяла чашку. Но кофе не спешила пить, чтобы не прогнать вкус его кожи на языке. — Я думаю, между нами накопилось много вопросов, которые не произнесены вслух. — А ты уверена, что желаешь слышать ответы и самой давать некоторые пояснения? — Нет, не уверена. Но это все же мне необходимо. — Зачем? — он обнял ладонями чашку и откинулся на спинке стула. — Ты хочешь меня забрать и много раз предлагал нукенинство под твоей опекой. Я не хочу уходить, но хочу понимать, почему для тебя это так важно. — Я не отвечу тебе на все твои вопросы. Уж точно не сейчас. — Пойдем с кухни в гостиную. Мне тут неудобно. Рена подхватила кружку и, не дожидаясь Орочимару, перешла в другую комнату и залезла с ногами в кресло у панорамного окна. Он последовал за нею и разместился в углу дивана, а чашку пристроил на широком подлокотнике. — За мной следят? — Да, АНБУ пасет тебя уже несколько дней. Думаю, это из-за меня. Я навел знатного шороху в лесу. — И ты не боишься сидеть напротив окна размером со стену? — Милая, не принижай моих способностей. Думаешь, для меня сложно быть там, где я хочу, и при этом ни тебя не подставить, ни самому не засветиться? — Думаю, в сердце столь крупной Деревни шиноби даже для тебя это не так просто, как ты хочешь показать, — она пригубила кофе и посмотрела на Орочимару очень внимательно. — Милая моя, я же не один. Она кивнула. — Да, я не подумала о том, что ты можешь путешествовать со свитой. Так что насчет некоторого разбирательства между нами? — Зачем? — повторил он свой вопрос. — Потому что ты ведешь себя совершенно алогично. — Ты тоже. — Я — существо без цели. Я живу, пока живется, дышу, пока дышится, и большего мне не нужно. У тебя цель есть. Это по глазам видно, пойми. И ты тратишь свое время на меня. А время таких, как ты, стоит очень-очень дорого. К этому можно относиться по-разному, но тут уж как есть. — Ты до ужаса меня интересуешь. — Не спорю. Но у меня сложилось весьма четкое ощущение того, что не в том смысле, что в начале. Разве нет? И пусть ты последнее время прямым текстом намекаешь на интимные отношения, но мотивы твои наверняка стопроцентно корыстные. Ты же не просто легендарный саннин, но и легендарный эгоист. И пусть я не считаю себя уродиной, но я — вовсе не тот приз, ради которого такой, как ты, начнет вести себя по-человечески глупо. Прости, но мне казалось, то ты выше всех этих половых проблем. Твои проблемы, они, знаешь ли, глобальны. — Милая моя девочка, не нужно делать из меня импотента, который грезит только о великом. Я здоровый мужчина со здоровыми потребностями. И пусть я полностью контролирую эту сферу своей жизни, не пытаясь присунуть каждой мимо проходящей, как делает тот же Джирайа, но почему ты не допускаешь мысли, что я хочу иметь интересную любовницу, чье тело мне нравится и чей ум — будоражит? — Может, потому что я не расцениваю себя достойной постели такого великого человека, как ты? Орочимару рассмеялся: — Ох, не пытайся убедить меня в том, что у тебя комплекс неполноценности. — Так зачем я тебе нужна? Не стоит врать, что только из-за того, что ты меня хочешь. Он ухмыльнулся, сделал долгий глоток и не ответил на вопрос. Вместо этого он задал свой: — Скажи, откуда ты столько знаешь обо мне? — Ты — легенда. — Мне лестно это слышать, но никто, слышишь, никто не знает смысла всех моих исследований. А ты, просто глядя на меня, сказала, что мне нужны тела. И сказала это с такой уверенностью, будто лично рылась в моих экспериментальных рабочих журналах. Если бы эта техника личного бессмертия существовала ранее, то для меня ничего удивительного в твоем знании не было бы. Но я изобрел ее и испробовал. Причем не так давно, и она является секретной и, по этой долбанной классификации, — проклятой, запрещенной. Ты пила кровь Джирайи и смогла выяснить кое-что из моего прошлого, но в его прошлом не было меня нынешнего. Скажи, откуда такие знания? — он внимательно смотрел на Рену, ожидая ее ответа. Рена улыбнулась: — Твою кровь я тоже пробовала. Ты помнишь это? — Да, — он насмешливо посмотрел на нее, — я так же помню и кое-что другое — после той дегустации тебе не было плохо, как после Джирайи. Следовательно, я могу сделать вывод, что на тот момент тебя не интересовало мое прошлое и ты просто очищала кровь, как и говорила. Рена поморщилась. — Ты догадливый. — Не одной же тебе быть умной. Может, не будем лгать друг другу? — Ты первый начал, — она надула губы и отвернулась к окну, всячески демонстрируя свою обиду. — А теперь ты как ребенок считаешь обиды. То, что говорилось до этой беседы, не стоит считать отправной точкой. Давай лучше все-таки мы начнем с того момента, когда ты предложила обсудить кое-что. Да и мы оба обладаем лишь своими наблюдениями, выводами и общедоступной информацией. И вообще, как ты себе представляешь старт нашего знакомства с полной откровенности? — Ладно. Можно сказать, что я пришла к такому выводу путем логических размышлений на основе собственных наблюдений и общедоступной информации, — она снова к нему повернулась. Он подпер подбородок ладонью и прищурился как довольный кот: — Очень хочу услышать логическую цепочку, которая привела тебя к такому любопытному выводу. Ведь ты даже представить не можешь моего ошеломления, когда ты мимоходом выдала мне над супом из акульих плавников мою большую тайну. За то, что ты с такой легкостью бросила мне в лицо, умерли люди, и многих из них я сам уничтожил, лишь бы результаты моих исследований не вышли за пределы территории, которую я контролирую. Рена уселась ровнее, гордая его признанием ее заслуг. — Посыл первый — ты хочешь изучить все техники, которые только возможны. — Было такое. — Отсюда следует главная проблема — нехватка времени, что совершенно очевидно. — Могу тебя заверить, что это очевидно не очень-то для многих, — он глотнул кофе. — Посыл второй, подтвержденный кровью Джирайи, — ты искал возможности продления своей жизни, искал бессмертие, — Рена беззастенчиво кое-где притягивала свои выводы, основываясь на непроверенных гипотезах. Сейчас по сути она и формировала окончательное понимание ситуации, просто наблюдая за Орочимару и его реакциями. Он сам подтверждал все те выводы, которые она озвучивала. — Было такое. Мне нужно больше времени, чтобы все успеть, что я задумал. А для этого обычной короткой человеческой жизни не хватит. — Верно. Следующим звеном в моих рассуждениях было то, что ты выглядишь от силы на двадцать семь-тридцать лет. Но ты примерно одного возраста с Джирайей, а он стар. — Я вел здоровый образ жизни, — пошутил Орочимару. — Угу, как я и сама не догадалась, — с сарказмом прокомментировала Рена, потом продолжила: — следовательно, ты уже нашел или способ продления своей жизни на неопределенный срок, или личное бессмертие. Я сильно сомневаюсь, что ты пошел по пути Цунаде Сенджу и стал мастером-иеронином. — Возможно, — он с удовольствием слушал, и ему было жутко интересно, как она расправилась с наиболее сложным моментом поиска ответа лишь на основе имеющейся у большинства информации, — но ты не забывай о том, что Цунаде-химэ обладает чем-то подобным моему состоянию. — Да, но насколько я понимаю, она бесконечно поддерживает свое тело. Забери всю ее чакру или нанеси достаточный урон — я уверена в том, что она умрет. — Давай определимся с термином бессмертия. Как ты это понимаешь? — он смотрел на нее с любопытством учителя, который внезапно нашел понятливого ученика среди толпы идиотов. — Бессмертие — это идея о том, что очевидный закон жизни, что все живое смертно, в каких-то случаях нарушается. Это представление о непричастности смерти. Бессмертие — это качество всего неумирающего и вечно живущего, — сказала она менторским скучным тоном. — Хорошо. Сама определение придумала? — Нет, в книжке вычитала. — То есть, по-твоему, я не убиваем? — Это вряд ли, потому что я не верю, что, несмотря на всю твою гениальность, ты смог найти способ обрести истинное бессмертие за такой ничтожно короткий срок. Скорее всего, ты умеешь продлять жизнь. Понятие «бессмертие» следует отличать от понятий, характеризующих возможность живого организма существовать неизвестно долгое время или существовать дольше обычных сроков существования для подобных организмов. По сути дела, ты являешься долгожителем. — Очень хорошо. Дальше. — В понятие «бессмертие» обычно включается бессмертие души — представление о том, что человеческая душа живет вечно, независимо от тела. И бессмертие физического тела — представление о вечно живущем человеке. Я не думаю, что тебя интересовало продление жизни и без того единственной бессмертной сущности. Гораздо важнее для тебя сохранить бессмертным тело. И не просто бессмертным, а в отличном состоянии, способным выполнять все намеченные тобой цели. Тело, в котором была бы твоя душа, твой дух, твои разум и память. Разве я неправа, нэ? — Верно. — Следовательно, ты должен был озадачиться вопросом поддержания своего тела, данного при рождении, в отличном, вечно молодом состоянии. Скорее всего, ты в этот момент вспомнил те живые существа, которые потенциально бессмертны. Если несчастный случай не остановит жизнь, они, возможно, способны к неограниченному существованию. — Это какие? — Ну… навскидку я могу сейчас вспомнить только морских актиний и пресноводных гидр. Кроме них эта способность часто приписывается и определенным рыбам и пресмыкающимся, особенно тем, которые способны к неограниченному росту своего тела. — Да, у меня такие мысли были. Но как думаешь, из-за чего мне пришлось свернуть исследования в этой области? Точнее, не области, а в эту сторону? Рена задумалась и ответила: — Я вижу тут две проблемы. Основной обмен и активность этих животных очень низкие, обычно в десятки раз ниже соответствующих характеристик млекопитающих и птиц, что предусматривает намного более медленное старение. Кроме того, рост тела часто помогает животному замедлить старение, но именно увеличение размера уменьшает приспособляемость организма к условиям окружающей среды, например, возможности получения достаточного количества еды, что может привести к смерти. Таким образом, тяжело сделать различия между смертью непосредственно от старости и смертью от внешних причин. В дополнение, бессмертными часто можно считать организмы, которые не сохраняют индивидуальности, как это вполне справедливо для организмов, которые размножаются бесполым путем. А для тебя очень важно оставить тело максимально человечным с виду и уж тем более нельзя терять личность. Это было бы равносильно смерти, а следовательно, являлось бы полным провалом. — Хорошо, очень хорошо, — Орочимару смотрел на нее с жадным любопытством, от которого Рене становилось не по себе. — Если подумать, то следующим шагом для тебя должно было стать решение проблемы бессмертия физического тела путем решения вопроса старения. Но опять-таки, времени на разработку технологий, позволяющих исключить старение на уровне клеток, исключая их мутацию, нет. — Так, а дальше? Что бы сделала ты? — Я бы занялась душой. — Почему? — Общеизвестно, что, когда умирает тело, душа переходит в другое существо, как раз рождающееся в этот момент. — И? — Орочимару подался вперед, глядя на Рену с искреннем восхищением. — В последнем случае решение проблемы индивидуального физического бессмертия я бы ожидала от полноценного переноса в другую физическую оболочку. — Этот «перенос сознания» нельзя назвать бессмертием с точки зрения самого человека, подвергаемого этой операции, поскольку записанное на внешний носитель сознание в соответствии с этой точкой зрения будет являться всего лишь точной копией индивидуальности, но не самой индивидуальностью. Что ты на это скажешь? — Скажу, что сознание не должно разделяться с душой, а путешествовать вместе. И в этот момент должно быть свободное тело. Орочимару кивнул. — Так возникла Фуро фуси но дзюцу, Техника Бессмертия — переселение души. Это дзюцу дает возможность выбрасывать собственную душу во вселенную, закрепляя дух. Таким образом тот, кто использует технику, может найти и овладеть другим телом. — Значит, я оказалась права насчет тел. Он вновь взялся за чашку с остывшим кофе. — Ты умна. Рена пожала плечами и поставила свою пустую чашку на пол: — Я просто умею думать и сопоставлять факты. Это несложно. Орочимару закинул ноги на диван и вальяжно, как кот, растянулся на нем. Непроизвольно Рена залюбовалась его отличной фигурой, небрежно обрисованной простой футболкой и джинсами. — Теперь твоя очередь ответить на пару личных и сентиментальных вопросов, — напомнила Рена. Он вздохнул: — Может, не нужно? — Нужно, — непреклонно ответила она. Он повернулся на бок и прикрыл лицо волосами. Из-под их рваной завесы за Реной наблюдали очень внимательные и старые глаза. — Ладно. Напомни-ка, на чем мы остановились? — Я задала тебе вопрос, почему вначале ты рассматривал меня как что-то одно, а теперь — другое? — Узнал тебя ближе. — Не ответ. Сначала ты заинтересовался тем, что я могу тебе дать нового. — Да. — Но наблюдая… — Ох, опять наблюдая! — он вновь перекатился на спину, как игривый кот. Но сбить с толку Рену оказалось не так просто: — Но наблюдая, я заметила, что отношение к избранникам на стол экспериментатора несколько иное. — И сильно иное? — Значительно. Чего ты хочешь? Он помолчал. — Я хочу забрать тебя с собой. — Нет, — она встала и прошлась по комнате, — почему мы снова возвращаемся к этой теме? Мое решение принято, и оно не будет меняться. — Почему? — он с интересом наблюдал за ее гибким телом. — Не хочу. Ты поиграешь мной и бросишь. — Я бросаю только непроходимых тупиц. Или от меня сами уходят. Она фыркнула и села напротив дивана прямо на пол, укрытый пушистым серым ковром. — Да ну? — Истинно так. — Кто твои родители? — Не знаю. — А шпильки? Ты говорил, что они принадлежат твоей матери. — Принадлежали. Она мертва. — Отец? — Тоже. Рена подползла поближе, чтобы понаблюдать за его лицом. Оно было безразлично, но напряженная дрожь угадывалась в тонком изгибе губы. — Ты помнишь их? — Нет. — Тогда на каком основании ты назвал свою мать стервой? — Потому что она не имела права бросать меня. Теперь твоя очередь отвечать на вопросы. Рена подползла еще ближе и облокотилась на диван. — Хорошо. — Расскажи о своих родителях. Рена запрокинула голову и ощутила его ладонь под своим затылком: — А смысл? Ты наверняка навел справки обо мне. — Навел, — не стал отпираться Орочимару, — но я уже понял, что то, что написано в твоих досье, вовсе не всегда отражают правду. — С чего ты взял? — спокойная уверенность и непроницаемость глаз, прикрытых веками. — Например, твой аттестат Академии или анализ крови из медкорпуса. — И что? Я просто не хочу привлекать излишнего внимания. — Но уже привлекла. Многое о тебе знают? — Лишь то, что я чувствую себя готовой рассказать. — Ты, несмотря на свой ум, еще молода и неопытна. Я гарантирую, что о тебе знают гораздо больше, чем ты думаешь. Она пожала плечами. — Все равно это верхушка айсберга. — Твои родители? Кто они? — Не знаю. И им будет лучше, если никогда не узнаю. — Почему? — Потому что я их уничтожу, — равнодушный, спокойный тон человека, который уже принял такое решение. — Расскажи. — Нечего рассказывать. Что бы ты сделал с теми, кто породил тебя и бросил в лесу? — Нашел бы и убил. — А я не хочу искать — мне лень. Поэтому просто пусть не попадаются на моей дороге. — Это ты убила своих опекунов? — Да. — Почему? — Отчим был педофилом, а мачеха его покрывала. Знаешь, мне почему-то по жизни везет на всяких извращенцев, и это уже не смешно. К тому же он меня избивал. Говорил, что это мой путь ниндзя. Вот и пришлось подстроить несчастный случай. Ты же и сам знаешь — на войне всякое может случиться, и вырванная глотка тому не исключение. — Ты каждый раз рассказываешь разные истории о своей жизни в приемной семье. Я лично уже шесть вариантов насчитал. Какой из них правдивый? — Один из них. Иногда я рассказываю правду ради разнообразия. Орочимару протянул руки и втащил ее к себе под бок, благо ширина дивана это позволяла. — Я точно знаю, что тебя били. Почему терпела? — Почему бы и нет? Пока все держалось в рамках разумного, это было несложно, но как только от намеков он перешел к прямым действиям, я убила. Убила их обоих. — Значит, сейчас ты сказала о них правду? — Возможно, — ее лицо было непроницаемо, но спокойно. Даже если в ее душе и бушевали эмоции, в ее глазах и мимике это никак не отражалось. — Это твоя первая кровь была? — Нет. Уже давно нет. Они молчали, слушая, как тикают часы. Рене было дико и странно лежать с ним бок о бок. Но ощущение было приятное. — Орочимару? — М? — Почему ты ведешь себя последнее время со мной то как отец, то как любовник? — Потому что я еще сам не определился. — Ты человек без принципов, мне иногда страшно с тобой рядом. — Почему без принципов? — он развернул ее к себе лицом. — Если бы я не была так на тебя похожа, то ты в лучшем случае прошел бы мимо. В худшем — даже не знаю, что б сделал, — фантазия у тебя богатая. Стало быть, как только я потеряю твой интерес или выгоду своего бытия в рамках твоих планов, то исчезну из твоих мыслей. Мне не нужен такой отец, да и любовник такой не нужен подавно. — Я могу как-то продемонстрировать свои добрые намерения? Убедить в том, что ты завоевала мой интерес безраздельно? Рена задумалась. — Ну… Для начала было бы неплохо, чтобы ты определился с ролью. Орочимару улыбнулся, совершенно по-кошачьи. — Определюсь в ближайшее время, но для этого мне нужно глубже познать обе роли. И начну-ка я, пожалуй, с роли любовника, глядишь, тогда до роли отца не придется добираться, учитывая, как сильно ты любишь обоих твоих «папаш». А потом осторожно, как фарфоровое, взял ее лицо в ладони и притянул к своему. Рена закрыла глаза и не противилась.