***
Когда Бэкхён заводит об этом разговор в первый раз, Кёнсу шипит, плюется и уходит обижаться на шкаф. Второй и третий разы не отличаются, но Бэкхён не сдается. Он приводит все новые доводы, соблазняет отсутствием дневного сна и возможностью сидеть за компьютером. Возможность неплоха, но не настолько, чтобы Кёнсу согласился сдаться на опыты. Он у себя, в конце концов, один. А как Бэкхён колдует, он в курсе. — Ты снова станешь человеком, — нудит Бэкхён снизу. — Сможешь пить чай, кофе и алкоголь. — Я при жизни был трезвенником, — Кёнсу свешивает голову вниз. — Нет, и даже не уговаривай. — Да там даже не я все готовить буду. — В прошлый раз тоже не ты все готовил. Меня не впечатлил результат. — Ты мне не доверяешь? — Это мы уже проходили, — Кёнсу бы поднял брови, но они, какая досада, отсутствуют. — Ни на полкоготочка. — Нужно просто отделить твою человеческую часть от кошачьей и все. — И все? — Отделить, подавить и запечатать. Да это даже не я буду делать! — Кёнсу ждет. — Ладно, я, но под присмотром! Ничего такого не будет, ты просто вернешь себе человеческое тело. А характер? Характер человеческий он тоже вернет? Кёнсу его нынешний больше нравится. — Нет. — Ну почему? — Я боюсь, — честно говорит Кёнсу. — За что бы ты ни брался, все проходит через весьма специфическую окружность. — Поверь, там нечему идти не так, — Бэкхён проникновенно заглядывает ему в глаза. — Я верю в твой талант, — Кёнсу прячется в угол. Кёнсу фыркает, избегает и всячески демонстрирует презрение, но Бэкхён не сдается. Судя по всему, он твердо намерен Кёнсу осчастливить. А Кёнсу твердо намерен избежать этого всеми силами. Кёнсу, конечно, помнит, что он почти что бессмертный, но уверен, что превращения не переживет. Вялое позиционное препирательство продолжается с переменным успехом и уже успевает наскучить, когда Бэкхён изобретает убийственный аргумент. Он обещает решить вопросы гигиены раз и навсегда. Кёнсу ругается вслух, яростно спорит и отказывается так категорично, как только может. Бэкхён на каждый его цветистый выпад говорит только «Гигиена, Кёнсу» и внимательно смотрит. Им обоим понятно, что перед гигиеной любые вопросы меркнут. Кёнсу задолбался вылизывать яйца. Через неделю он смиряется с неизбежным. — Ладно, — цедит Кёнсу, усевшись утром Бэкхёну на грудь. — Так и быть. Превращай меня в человека обратно. — Что? Сейчас? — по утрам Бэкхён соображает не очень хорошо. — Можно я хотя бы оденусь? Кёнсу фыркает, спрыгивает и мажет по его лицу хвостом, чтоб неповадно было. К чести Бэкхёна ориентируется в ситуации он быстро. В полдень Кёнсу поставлен перед фактом вечернего превращения обратно. Кёнсу морально готов, но не так быстро. Он еще не до конца с кошачьей формой простился. Бэкхён, впрочем, не спрашивает. Он просто несет Кёнсу в какой-то подвал, не слушая возмущений, гладит всю дорогу по голове и чмокает в нос перед тем как опустить в центр печати. Кёнсу польщен, но вида не показывает, не кошачье дело любовь проявлять. А вот то, что в подвале ждут профессор, заместитель и еще какие-то люди, Кёнсу вовсе не радует. Он вполголоса спрашивает, нельзя ли отправить их всех к черту, на что Бэкхён так же вполголоса отвечает, что нет. Кёнсу разочарован. А еще больше он разочарован тем, что процесс небыстрый и обещает занять пару часов. Кёнсу выслушивает инструкцию (не покидать пределы печати, не ходить, не говорить, а лучше вовсе не двигаться), зевает и сворачивается в клубок. Кот он в конце концов или нет. Бэкхён шипит, чтобы он просыпался. Кёнсу громко спрашивает, повлияет ли его сон на процесс, получает отрицательный ответ и с чистой совестью погружается в сон. Не на часы же ему смотреть, в самом деле.***
Кёнсу потягивается и зарывается поглубже в одеяло. Тепло, мягко, но слишком светло на его вкус. Он недовольно ворчит, натягивает одеяло на голову и понимает, что что-то не так. Сильно не так. Он поднимает голову. Голова точно не та. Кёнсу зевает и языком ощупывает клыки. Клыков во рту не наблюдается. Он вытягивает руку и разглядывает длинные пальцы на лысой кисти. — Да не может быть, — бормочет Кёнсу вслух. Откидывает одеяло и ощупывает человеческое тело с двумя руками, ногами и всем прочим, что полагается. Тело почти такое, как он помнит, но отличия в лучшую сторону, так что он не расстраивается. Лицо наощупь не определяется, но Кёнсу согласен потерпеть пару минут. Он расталкивает Бэкхёна и сообщает ему, что процедура сработала. Кёнсу снова человек, он больше не будет спать по восемнадцать часов, вылизываться в труднодоступных местах, обижаться по пустякам и совать нос не в свое дело. Бэкхён односложно мычит и смотрит поверх его головы. Кёнсу бросает попытки донести благодарность и идет в ванную. Там зеркало, а Кёнсу хочет узнать, как теперь выглядит. Ему очень нравились его четко очерченные губы и большие глаза. Губы, пожалуй, больше, хотелось бы, чтобы и сейчас он был воплощением разврата и похоти. Кёнсу включает свет и останавливается напротив зеркала. Что ж, по крайней мере, черты лица примерно такие, как были при жизни. — Я все уберу, — быстро говорит Бэкхён, просунувшийся в дверной проем. — Честно. — Бён Бэкхён, — медленно говорит Кёнсу. — Да это даже не я делал! Так что технически… Да тебе идет даже! — Молись, Бэкхён. Бэкхён исчезает мгновенно. Отражение Кёнсу в зеркале дергает черным кошачьим ухом и нервно машет хвостом.