Горное чудище Охимирои

Жил был бочар Слава в одной деревне. Как-то случился с ним заказ в соседнем городе. Собрался бочар рано утром, в путь-дорогу. Попрощался со своими, собрал обручи, которыми досочки скреплял, чтобы они всюду вместе держались и двинулся. Идёт песенку напевает, на ходу присочиняет всякого. Что круглее колобочка-бочка-бочка? Только бочка, только бочка, Сутонтон, сутонтон. К жизни чтоб найти примочки-очки-очки Только в бочке, только в бочке… Диоген в огромной бочке, сутонтон. Вся красивая в цветочках-очках-очках, Только бочка, только бочка! Сутонтон, сутонтон. Если бы Ван-Гогу бочку-бочку-бочку, Только бочку, только бочку! Он бы не отрезал мочку-очку. Сутонтон, сутонтон. Очень бочар Слава свою работу любил. А ещё больше песни сочинять ему нравилось. Соберёт вокруг себя ребятишек местных и поёт что в голову стукнет. Взобрался Слава на гору, по сторонам огляделся. Хотел боевой клич издать, но застеснялся перед красотами необъятными. А ну как решат, что он так неуважение проявил. Вдруг послышались снизу хлопки странные, как будто кто-то кусок глины об землю шварк, потом поднимает и снова. Испугался бочар и давай по сторонам глядеть. Глядит-глядит, а ничего и не видно. Махнул он тогда рукой, и дальше пошёл. Идёт, напевает, да всё куда-то не туда язык завивается. И вам «черти рогатые» и «трагический печальный фатум». А перед ним уже следующая гора, чуть повыше прежней, но тоже подъёмная. Стал Слава вверх карабкаться, песню уже не поёт, только «сутонтон» как пластинка заевшая повторяет. К середине горы разогнался. Расслабился, снова песню запел. Мрачно получалось и красиво, совсем не так, как до этого: В замогильной стороне… Сутонтон, сутонтон! Ветер дует молодой. Корка, рюмка — это мне. Сутонтон, Сутонтон! Спирт впитаю бородой. Снова звук раздался странный. Теперь уже ближе, проворнее. Как будто быстрее скачет. Испугался бочар Слава, оглядываться стал, а по этой горе растут такие деревья густые, что и не видно, что там внизу. — Кто идёт? — закричал громко, специально, чтоб лесорубы в соседней роще услышали и помогать бы пришли. — Они тебя не услышат. Как раз лес валят, — мерзко захихикало чудовище — голос то у него обычный. Высокий с дикцией поставленной, как будто он тут не людей запугивает, а дрова колет своим великим и могучим… Но вещи такие говорит, что сразу понятно — чудовище. Испугался Слава рванул, что есть мочи. Со второй горы чуть ли не кубарем скатился. Из двух направлений выбрал то, что правее. Решил — добежит-таки до лесорубов, они чудовище горное топорами, да криками громкими прогонят. — Не успеешь. Там ручей разлился, я тебя на переправе и сцапаю. Слава обернулся и глянул туда, откуда голос этот раздался. Увидел нос огромный, а над ним единственный глаз. По горе спускается, странными птичьими прыжками. Не то, чтобы слишком быстро, но до переправы и правда, пожалуй, сцапает. Пуще прежнего сердце заколотилось и снова задумался бочар Слава. Если к лесорубам нельзя, то можно к егерю в дом. Он раздолбай, конечно, но от чудовища защитит. Не зря же у него ружьё на стене висит. Ещё дедово. А если поныть, то и до дома, пожалуй, проводит. Чудовище мерзко захихикало: — Егерь твой занят поди. Я для него оленя на дерево посадил. Снимает. Слава представил себе это зрелище и невольно тоже рассмеялся: — Если попадёшься, он тебя жалеть не станет прибьёт только так, — соврал Слава. А сам подумал, что Валентин, скорее всего, и сам со смеху помирает. Олень на дереве, это ж надо! Пенделей шутнику надаёт и отпустит с миром. А то и пригласит пихтача с ним отведать за такое представление. Главное, чтоб с оленем ничего… — Да я сам кого хочешь… Я вообще-то, ого-го! Слишком уже близко подошло чудовище. Слава очухался и припустил пуще прежнего. Недалеко ещё одна гора есть, огромная, фиг заберёшься. Может там оно и отстанет. — Там я тобой и пообедаю! — заупрямилось чудовище. И бочар решил, что гора — самый верный вариант. Всё-таки третья, а число это как-никак счастливое. И просто «пообедаю» без объяснения — уже не так убедительно. Пыхтя, бочар Слава карабкался в гору. Обручи для бочек неудобно на локтях висели. То и дело за деревья цеплялись и стукались. Одна особо кривая и зловещая ветка за них хорошенько схватилась, а Слава вперёд со всей дури дёрнулся и покатились обручи вниз, прямо на чудовище. И сам бочар Слава покатился. Один обруч стукнул чудище по голове, другой, третий, а все остальные мимо упрыгали. А вот Слава не мимо. Настолько в яблочко, что лоб в лоб с чудовищем упавшим и столкнулся. Разглядел он его подробнее. Глаз огромный с ресничками, нос огромный еврейский, нога задняя одна обычная тоненькая, волосатая, а передние лапы две, мощные когтистые — от таких захочешь — не увернёшься. Лысенький, страшненький… и мелкий. Лапищи только эти. — Извините, — Слава прикусил язык и вытаращился на чудовище. Если эти люди атаковать, не думая умеют, то как с ними вообще быть, — паниковало горное чудище. Эдак он меня сожрёт, а уже потом, задним числом, план сочинит, как это было сделать лучше всего. Караул! А бочар Слава вдруг приблизился и чмокнул чудовище в его огромный нос. А потом подумал «это ещё зачем?» — Привет, меня Слава зовут, а тебя? — Я чудище Охимирои, — чудище придало своему голосу привычно-зловещую интонацию. А само в панике мыслями туда-обратно металось не могло решить что с этим страшным человеком делать. — Буду тебя Миро звать, — решил Слава. И снова поцеловал, теперь уже в рот. Опять подумал только в конце, что это уже точно было лишнее. Это что он меня жрёт что ли? — испугалось чудище Охимирои. С земли поднялось и давай пятится. Нос уже, наверное, откусил. И с пастью тоже что-нибудь нехорошее. Ай беда с ними! — Некогда мне тут с тобой возиться, — Охимирои оскалился зловеще. До сих пор от этой его улыбки люди в обморок падали или наутёк пускались. В зависимости от твёрдости характера. Слава в ответ улыбнулся. Чудище от этого ещё больше испугалось, но виду не подало. — Я на тебе тренировался, чтоб огромного зверя сказочного поймать. У него и лап столько же, сколько у тебя и ещё столько же. И рога страшные. И летать он умеет. И хвост у него как у павлина, а перья то в этом хвосте волшебные. Одно съешь — жить вечно будешь и по всем мирам своим ходом ходить научишься. И ещё он непробиваемый. Даже стрелой не застрелишь. Вот так-то! — с этими словами чудище Охимирои скрылось в кустах и припустило со всей возможной скоростью. Только пятка единственная сверкала. Поднялся бочар Слава, отряхнулся. Кольца свои собрал и направил стопы к домику егеря. Уж больно хотелось своими глазами оленя на дереве посмотреть. И про зверя этого сказочного расспросить. А уж если Валентин ему и пихтача предложит… С мечтательной улыбкой бочар Слава брёл по тропинке и мысли в голове перекатывал. Как будто он волна морская, а они — камушки кругленькие. А те, которые не кругленькие и обкатать можно. Слава сам не заметил, как запел. Получалось сопливо и романтично. Такое даже Сонечке не споёшь. Засмеёт и потом долго издеваться будет. Запоминать тем более было стыдно, поэтому он забыл.