***
Из-за дыма ничего не видно. Изуку спотыкается о ступеньки и падает на колени, распластавшись на лестничной площадке. «Еще немного… еще немного», — думает Изуку, практически ползком добираясь до этажа. — Мама! Мама, ты здесь? — кричит Изуку. Сердце сжимается от радости, когда он слышит тихий, еле различимый кашель. — Мама! — опять кричит Изуку. Но радость вмиг улетучивается. Сгорает до тла. — Мама? Огня мало, почти что нет, но из-за дыма ничего не видно, трудно дышать. Каждый вздох — будто нож, кромсающий легкие на мелкие кусочки. Изуку зажимает рот ладонью и задерживает дыхание. — Изу… уходи… — слышит Изуку. Или ему кажется, что он это слышит. — Мама?.. Изуку видит сквозь сизый дым темную фигуру, лежащую на полу. Женщина — нет, это точно его мама — надрывисто кашляет, царапает ногтями плитку. Она жива, и Изуку чувствует, как его сердце вновь радостно затрепетало. Огня вокруг нее нет, только дым. Дым, дым, один только дым. Изуку вздрагивает — где-то в глубине этажа он слышит детский плач. Это плачет маленький ребенок, прижавшись к стеклянной витрине. — Кто-нибудь… пожалуйста… — всхлипывает ребенок и, заметив Изуку, бросается к нему. Малыш, видимо, решил, что он герой, что он поможет ему. Но не успевает Изуку ничего сделать, как страшный, оглушительный грохот заставляет его зажмуриться от ужаса. Стекло витрины разбивается на тысячи осколков, в воздух, и без того наполненный дымом, поднимается пыль. «Ребенок! Где он?» — мелькает мысль у Изуку. Когда пыль оседает, он не видит ничего, кроме груды разбитого стекла и кусков обвалившегося потолка. Изуку хрипло дышит, прижимая руку к груди. Его трясет мелкая дрожь после осознания того, что ребенок погиб под завалом, непременно погиб — обломки огромные, он не выжил. Изуку страшно, Изуку обнимает себя за плечи и чувствует, что он совершенно не создан для профессии героя. Герои видят смерть на каждом задании. Они спасают людей от этой самой смерти. «А мама… маму ведь может тоже так…» — с ледяным ужасом осознает Изуку и заставляет себя подняться на ноги. В голове звенит его собственный детский голос: — Мамочка! — пообещал маме когда-то Изуку. — Я буду для тебя настоящим героем! Что бы ни случилось, я тебя обязательно спасу! Ты веришь в меня? — Верю, — ответила мама. — Ты для меня и так уже герой… «Давай, Изуку, ты сможешь! — мысленно шепчет он. — Ты должен… нет, обязан спасти ее!» Изуку нестерпимо жарко, душно, голова кружится от недостатка кислорода, но мысль, что он должен спасти маму, придает ему сил. Стоит языкам пламени только лизнуть руку женщины, как Изуку хватает ее в охапку и тащит к лестнице, не обращая внимания на обжигающее пламя, перекинувшееся с платья мамы на его руки. Изо всех сил дует на то и дело вспыхивающий то тут, то там огонь, на свои обожженные ладони. Он шепотом, криками умоляет ее подняться, уходить от сюда. — Мама, мама! — зовет ее Изуку. Но в ответ слышит лишь молчание. Изуку в одно мгновение понимает, что мама ему не ответит, когда заглядывает в ее будто стеклянные глаза. Они стали как у бездушной куклы — ни единого намека на жизнь, лишь пугающее сходство с такими знакомыми зелеными глазами. Изуку отползает на коленях от женщины, задыхаясь больше не от едкого дыма, а от ужаса. Дрожь пробегает по всему его телу. Он закрывает руками лицо, его плечи вздрагивают. Он чувствует заполняющий его ледяной ужас. «Почему? Почему? — почти рыдает Изуку. — Почему у меня нет причуды? Я бы мог… мог как-нибудь помочь ей! Спасти ее… Это несправедливо! Я просто хочу ее спасти! Она должна быть жива! Она не может…» Шаги. Еще шаги. Несколько людей бегут по лестнице, слышно их неровное и тяжелое дыхание. — Сказали, что здесь еще остались люди… — говорит первый. — Вряд ли они выжили — такой дым… Изуку дрожит от радости — последний голос принадлежит Всемогущему. — Сюда! Сюда! — надрываясь, кричит он. — Всемогущий, пожа… Изуку не договаривает, хрипло кашляет, падая на колени рядом с мамой. «Пожалуйста…» — Быстрее, там кто-то кричал? Ты слышал? Сквозь дым Изуку видит смутный силуэт героя и слабо улыбается, бросая короткий взгляд на маму. «Я же говорил, что спасу тебя…» — Он жив! Этот мальчик жив! Давай, выноси его быстро… А что с этой женщиной?.. Господи, да она уже… Эти слова — последнее, что слышит Изуку перед тем, как потерять сознание. Изуку тонет в чернильной темноте.***
— … бедный мальчик, остался совсем один. Голос. Женский голос. Бодрый и звонкий. — Неужели у него не осталось вообще никаких родственников? А это уже мужской голос. Низкий и несколько уставший. — Нет. В телефоне той женщины, которая его мать… были только номера знакомых и коллег. Мужа у нее тоже нет… Мужской голос отвечает что-то нечленораздельное. «Где это я?» Изуку медленно открывает глаза. Все расплывается, словно смотришь сквозь мутное, запотевшее стекло. Первое, что видит перед собой Изуку, это белоснежный потолок. «Белый?.. Я что, умер? Нет, когда умирают, видят черный… Или все-таки белый?» Изуку жмурится на секунду, оглушенный внезапным криком: — Доктор, он очнулся! «Очнулся? Значит, я не умер». Краем глаза он видит, как к нему подскакивает девушка в белом халате. Получше Изуку не успевает ее разглядеть, да он толком-то на нее и не смотрит. Только чувствует, как ее необыкновенно сильные руки помогают ему принять сидячее положение, аккуратно придерживая за спину. Голова раскалывается будто пополам от боли. А еще немного кружится. Изуку кажется, что его голова стала похожа на наполовину сдутый шарик. Сожмешь его руками, и он превратится в крохотный, смятый лоскуток. Но это ничего, потерпеть можно. — Где это я? — хрипло спрашивает Изуку. Картинка перед его глазами становится постепенно четче. Теперь он с интересом разглядывает двух людей, стоящих напротив него. Это, несомненно, врачи — и на девушке, и на мужчине совершенно одинаковые белые халаты. — В больнице, — улыбается девушка. Изуку опускает взгляд на руки. Его ладони и запястья перебинтованы. Он пытается пошевелить пальцами, но тут же приходит к выводу, что это плохая идея — морщится от боли. «Что со мной произошло?» — не понимает Изуку. Он совершенно ничего не помнит. — Тебя спасли герои. Ты был в торговом центре, в котором начался пожар. Герои чудом успели… — теперь говорит врач. Изуку начинает вспоминать, что произошло. Всемогущий, его слова. Пожар в торговом центре. Мама. Изуку будто прошибает электрическим током: «Мама! А что с мамой?» — Вы знаете, где сейчас моя мама? Что с ней? С ней все хорошо? — запальчиво спрашивает Изуку. И, заметив несколько удивленный взгляд девушки, быстро добавляет: — Инко, ее зовут Инко. Инко Мидория. Так что, вы знаете, как она? Девушка делает какое-то неопределенное движение плечом, мол, не знаю. А врач просто отворачивается. — Прости, но я не знаю, — грустно улыбается девушка. Но Изуку ей почему-то не верит. Ему кажется, что она врет.***
— Ты обжег руки огнем, — объясняет девушка, снимая старые и накладывая новые бинты. Изуку кивает и хмуро смотрит на свои покрасневшие пальцы, кожа облазит и висит белыми лохмотьями. «Так ужасно выглядит…» — думает и отворачивается. Изуку за день, который он провел в больнице, узнал, что пожар был вчера. А он пролежал без сознания полдня, не меньше. Эта девушка рассказала ему об этом. В палате Изуку не один — кроме него здесь находятся еще трое. Два парня его одногодки, а девочка — немного младше. Он с ними еще не познакомился, чувствовал смущение и какую-то странную неуверенность. Но то и дело ловил на себе их заинтересованные взгляды. Пару раз Изуку открывал, было, уже рот, чтобы заговорить с ними. Да так и не решился. Изуку может свободно ходить по палате, но у него почти тотчас начинает кружиться голова. Или его начинает подташнивать. Изуку все никак не понимал, почему с ним такое происходит. Девушка-врач объяснила — это все от того, что он надышался дымом. Поэтому Изуку предпочитает сидеть на своей койке, обняв руками колени и отвернувшись к окну. За окном плывут серые облака. За ними ему нравится наблюдать. — Вы совсем-совсем ничего не знаете о маме? — не теряет надежды Изуку. За весь день никто так и не ответил на его вопрос. Может, врачи здесь действительно ничего не знают о маме? Если она не в больнице, это значит, что с ней все хорошо. Или… «Нет! Не думай о плохом!» — энергично мотает головой Изуку, прогоняя прочь все нехорошие мысли. Но если бы мама была не в больнице, была здорова, то непременно навестила бы его. Или маму не пускают к нему? Изуку настолько плох и не здоров, что к нему нельзя приходить? Голова становится будто чугунной от множества вопросов. — Прости, но я правда ничего не знаю о ней, Мидория-кун, — ласково улыбается девушка. Эта девушка-врач очень добрая, думает Изуку и улыбается ей в ответ. Такая же добрая, как и его мама. — Вот как… А вы так и не нашли мой телефон? Я точно помню, я взял его вчера утром и положил в карман! Девушка качает головой. — Нет, я все твои вещи обыскала, но так и не нашла. Изуку хмурится. «Скорее всего, я выронил его где-нибудь, когда бежал к маме…» — предполагает он. И тут же ему в голову приходит неожиданная мысль: «Если мама в порядке, дома, то я могу ей позвонить! В больнице должен быть телефон. Как хорошо, что меня мама когда-то заставила выучить ее номер…» — Извините, а у вас есть телефон? Я бы хотел позвонить… — Телефон? — удивленно хлопает глазами девушка. — Конечно, есть. Он в коридоре, пройдешь прямо, а потом поверни налево — он там… Ты сам дойдешь или проводить? А то мне бежать надо… — Да, я сам. Спасибо большое. Девушка улыбается ему и быстро уходит. Голова с каждым разом кружится все меньше и меньше, а тошнота почти отступила. «Значит, я иду на поправку!» — с радостью думает Изуку. Изуку набирает номер телефона и прижимает трубку к уху. Слышит противные, нудные гудки, которые ему никогда не нравились. «Почему нельзя сделать вместо гудков что-нибудь поинтереснее? — думает он. — Ну, скажем, пение птиц или какую-нибудь веселую песню? Тот, кто придумал такие гудки, был очень скучным человеком». Проходит секунда, две, больше. Изуку уже долго стоит, прижимая к уху телефонную трубку. «Мама обычно тут же отвечала, когда ей кто-то звонил, — удивляется Изуку. — Занята, значит». Он опускает, было, руку, чтобы повесить трубку, но резко замирает. Из палаты, что находится рядом, слышится голос врача, которого Изуку видел, только очнувшись. — Тебе нужно когда-нибудь сказать ему правду. Завтра похороны, а он все еще думает, что она жива. «Про кого это они?» — хмурится Изуку. И тут же думает, что нехорошо подслушивать чужие разговоры. Хотя узнать, про кого это говорит врач, очень интересно. — Как вы это себе представляете? Сказать ему правду? Вы хоть представляете, какой это будет для него удар! — убитым голосом говорит девушка. Изуку узнает ее голос по интонации, хотя от ее прежней веселости не осталось и следа. Изуку ровным счетом ничего не понимает. — Но сказать когда-нибудь надо. Не маленький, должен понять. Сегодня же скажи Мидории, что его мать мертва. Телефонная трубка выскальзывает из рук Изуку. А из динамика звучит монотонное и повторяющееся: «Абонент не отвечает или временно не доступен…»