***
Одиночество — это то, к чему никогда не привыкнешь. Человек вообще такое существо, что может привыкнуть ко всему, смириться со всем. Но к одиночеству он все равно не может привыкнуть. Когда к его соседям по палате приходили родственники и друзья, Изуку особенно остро ощущал свое одиночество. Он с затаенной грустью смотрел, как счастливо улыбается один из парней, когда к нему приходит отец. Как обнимается со своей мамой девочка. Как им приносят гостинцы. Изуку они тоже угощали, но все это было не то. Не хватало именно этого родного тепла, которое Изуку потерял в один день. Он мысленно проклинал свою любовь к Всемогущему, тот день, тот торговый центр и самого себя. Все трое его соседей по палате попали сюда также после пожара в торговом центре. Так уж вышло, что они в тот день были именно там. Но не все пришли на фан-встречу с Всемогущим. Хару, например, вообще не нравился Всемогущий. Он был ярым фанатом Мируко и постоянно твердил, какая она милашка. Ее фотография даже стоит у него на заставке на телефоне. Изуку этого не видел, но слышал об этом. Хару вечно хвалился этой фотографией и говорил, что сам сделал ее. Хару очень энергичный и эмоциональный. У него, как сказал бы Кацуки, шило в заднице — никак не может усидеть на месте. У него ярко-рыжие, вечно торчащие в разные стороны волосы, которые он, кажется, редко расчесывал. А по румяному лицу Хару никак не скажешь, что он больной. Второй парень — Юки — вообще не был фанатом героев. Он любил кошек. Именно поэтому Юки быстро нашел общий язык с младшей девочкой — Аой. Единственное, что омрачало их радостную беседу, так это то, что Юки не может завести кошку. У него аллергия на кошачью шерсть, и Аой старалась всячески его поддержать. Она уверяла его, что плюшевая кошка — это совсем не плохо. Изуку хмурился и думал, какой детской и несерьезной кажется проблема Юки по сравнению с его собственной. Аой любила не только кошек, а вообще всех животных. Дома у нее есть канарейка, аквариумные рыбки и еще маленькая черепашка. Про черепашку Аой любила больше всего рассказывать — как она смешно прячет голову в свой панцирь от страха. — Изуку-кун, иди сюда, а то сидишь там, как неродной! — кричит из другого конца палаты Аой. Сегодня к ней пришла мама, и теперь кормит ее сладостями и показывает ей фотографии подросшей черепашки. После того, как соседи по палате узнали о смерти его мамы, все стали неожиданно очень дружелюбными и добрыми по отношению к Изуку. Откуда они узнали об этом, он так и не выяснил. Слухами, говорят, земля полнится. Изуку не понимал, что они стараются ему помочь, отвлекая от мыслей о маме. Он думал — они делают это специально, чтобы посмеяться над его горем. И все больше и больше замыкался и уходил в себя. — Не хочу. Аой вздыхает и пожимает плечами, оборачиваясь к маме. Но когда ее мама уходит, на прикроватной тумбочке Изуку появляются сладости, принесенные женщиной. Изуку тупо смотрит на них, словно не понимая, что это такое, и тут же отворачивается. Он отдает их Хару или Юки. Те рады, они любят сладости. Когда санитары приносят обед, Изуку нехотя ковыряется палочками и возвращает им полную тарелку. Он после того, как узнал о случившемся, не хочет есть. Он вообще ничего не хочет. Единственное, что хочет Изуку — убежать от реальности. Он, как черепашка Аой, прячет голову в панцирь. Панцирем ему служит одеяло, под которым он скрывается от окружающего его мира. Изуку хочет вернуться к прежней жизни, когда мама была еще жива. Но понимает, что это невозможно, и ему придется мириться с ее смертью. Изуку считает себя виновным в смерти мамы. Хотя где-то на периферии сознания понимает, что его вины тут нет, он сделал все, что в его силах. Ах, если бы у него была причуда — он мог бы что-нибудь сделать, может быть, успел бы спасти маму! «Ее уже похоронили или еще нет? — размышляет Изуку, отгородившись от окружающего его мира плотным занавесом собственных мыслей. — Ее сожгли в крематории или еще нет? А что сделали бы, если бы она сгорела дотла в пожаре? Там бы ее прах вряд ли нашли…» На Изуку нахлынула апатия. Он целыми днями лежал на своей кровати, глядел на потолок, разглядывая незамысловатые узоры трещин. Либо смотрел в окно и щурился от солнечных лучей, проскальзывающих сквозь жалюзи. Изуку чувствовал себя так, словно он потерял смысл существования. Может быть, так оно и было. Он потерял единственную поддержку в лице мамы на пути к своей мечте. Да и на свою мечту Изуку смотрел теперь уже под несколько иным углом. «Мальчик мой, я не буду тебе лгать или обнадеживать тебя…» Лучше бы Всемогущий солгал. Лучше бы он сказал, что у Изуку все получится. «… нельзя стать героем без причуды». Эти слова, произошедшее в торговом центре, смерть мамы заставили Изуку наконец-то понять, что он, как ни старайся, не сможет стать героем. Но тогда кем? «Изуку, а что ты сделал, чтобы стать хоть чуточку похожим на героя?» Что это за голос? У Изуку перехватывает дыхание на несколько секунд, когда он слышит в голове этот голос. Он принадлежит будто ему, но в то же время он и чужой, совершенно незнакомый. «Тебе нечего ответить? Потому что ты ничего не делал. Только кричал: хочу стать героем, хочу быть как Всемогущий! А сам при этом ничего не делал». Изуку представлял себя в будущем лишь героем и больше никем. Он жил одной только мечтой, что когда-нибудь в будущем он будет спасать людей с улыбкой на лице. Как Всемогущий, как его кумир, как тот человек, который срезал на корню все его стремления и вообще желание жить. И этот голос прав — Изуку палец о палец не ударил, чтобы хоть на один шажочек приблизиться к своей мечте. Не тренировался, не искал способа стать сильнее не за счет причуды, а за счет своего тела, своих мышц. Он ничего не делал. Изуку верил, что кто-то в один распрекрасный день принесет ему лицензию профессионального героя на блюдечке с голубой каемочкой. А причуда появится как-нибудь сама, чудесным образом. Но чудес ведь не бывает. В детстве Изуку плакал от восхищения и радости, что такой, как Всемогущий, вообще существует. Повзрослев, постоянно твердил, что хочет стать героем. Завел глупый и совершенно бесполезный «Анализ героев» — был уверен, что это как-то поможет ему стать в будущем героем. А как именно — никогда не задумывался. Герой, несомненно, должен быть сильным. Это для того, чтобы ловить злодеев и других преступников. Герой должен быть добрым и отзывчивым. А это — чтобы спасать людей. Бескорыстно спасать, а не ради собственной выгоды. Таким должен быть настоящий герой. Смог бы Изуку стать настоящим героем? Изуку только теперь понимает, что он был бы как раз одним из тех «фальшивых» героев, каких уничтожает Убийца Героев. Изуку содрогается при слове «уничтожает». Вспоминая все это, насмехаясь и презирая самого себя, у Изуку создается такое чувство, что его будто подменили. До фан-встречи с Всемогущим он был одним человеком, а теперь резко стал другим. Голова вновь начинает болеть. Изуку обнимает себя за колени, пряча лицо. Нет, он все тот же — маленький беспомощный мальчик, который боится одиночества. Изуку сейчас хочет лишь одного — простого человеческого тепла, поддержки и объятий. Но ничего из этого не находит.***
— У тебя есть какие-нибудь родственники? Изуку моргает, глядя прямо в лицо женщине средних лет. У нее некрасивая «бабская» прическа и совершенно безвкусные серьги. Яркие серьги никак не сочетаются с ее темным, почти черным платьем, на которое накинут больничный халат. Кто она такая — Изуку понятия не имеет. Да он и не спрашивает, ему все равно. Но этот вопрос заставляет его насторожиться и относиться к этой женщине с большим подозрением. — М-м, ну, у меня, вроде как, отец есть… — произносит Изуку, нахмурившись. Ключевое слово: «вроде». К двенадцати годам Изуку понял, что отца, скорее всего, у него и вовсе нет, а мама никогда не была замужем. Или он бросил их и уехал куда-нибудь подальше, лишь бы алименты не платить. Нормальный отец хоть раз дал бы о себе знать за все эти годы. — Разве? — женщина задумчиво хмурится. — Мы проверили все твои и Мидории-сан документы. Но никакого отца, про которого ты говоришь, не нашли. Напомни-ка, как его зовут? — Хисаши Мидория. Хотя, — с горечью усмехается Изуку, — можете его не искать. — Почему это? — женщина недоуменно приподнимает тонко выщипанные по старой моде брови. — Его нет в живых, так, что ли? — Не знаю, — честно отвечает Изуку, пожимая плечами. — Если он и существует на свете, это не важно. Я ему все равно не нужен. Изуку произносит это с такой легкостью, будто говорит о чем-то обыденном — как, например, кипятить воду и заваривать чай. Женщина остается отчего-то недовольна ответом, но ничего на это не говорит. Просто встает, в двух словах прощается с Изуку и выходит из палаты. Девушка-врач ждет женщину, прислонившись к стене. Когда та закрывает за собой дверь, резко выпрямляется и с любопытством смотрит на нее. Девушка не сказала Изуку, кто эта женщина. Хотя она заранее знала, что та придет. Девушке очень хотелось рассказать Изуку о причине ее прихода, чтобы для него переезд в детский дом не был неожиданностью и шоком. Но ей эта женщина строго-настрого запретила что-либо говорить мальчику о его ближайшем будущем. «Почему нельзя?» — удивилась девушка, но послушалась и ничего не сказала. Но, глядя в лишенные живого блеска глаза Изуку, она думает, что ему уже все равно. Все равно где, с кем и как жить. — Когда Мидория Изуку выписывается? — деловито интересуется женщина. — Через три-четыре дня. Его ожоги почти зажили, но врач советует подержать его здесь подольше. Очень уж подозрительно быстро его руки восстановились. — Неудивительно. Если его причуда — это быстрая регенерация, то… — Нет, — резко перебивает ее девушка. — У него нет причуды. Это и сам Мидория Изуку говорил, это записано и в его личном деле. Он беспричудный, — добавляет она. Эти последние слова прозвучали как приговор. Женщина в задумчивости теребит пальцами сережку. — Ну, это меня не касается. Когда он будет выписан, подготовьте его вещи. Он в тот же день переедет в детский дом. Не будем затягивать с этим. Женщина кивает на прощание и быстрыми шагами спускается вниз по лестнице. Девушка вздыхает и приоткрывает дверь палаты, заглядывая внутрь. — Надеюсь, он ничего не слышал, — шепотом произносит она. Изуку лежит на кровати, отвернувшись лицом к стене. Он водит указательным пальцем по обоям, будто рисует там что-то невидимое. Она ошиблась — Изуку слышал все до единого слова. «Значит, я остался совсем один, раз меня в детский дом заберут». Несмотря на свою апатию и безразличие ко всему, Изуку надеется, что его все-таки не заберут, и какие-нибудь, даже дальние родственники найдутся.***
«Пусть эти ожоги никогда не заживают, — думал Изуку, гладя на свои забинтованные ладони. — Пусть… они будут вечным напоминаем, какой я слабак». Однако на следующий день девушка сняла с его рук все бинты и с улыбкой сказала: — Ну вот, теперь ты как новенький! Все зажило. Я бы даже сказала, — пытается пошутить она, — как на собаке. Изуку не находит ее «шутку» смешной. «Так быстро…» — удивляется он, шевеля теперь здоровыми пальцами. Изуку чувствует одновременно и радость, и досаду. Радость — это оттого, что он почти выздоровел, и его могут скоро выписать. А досаду — это потому что Изуку-то хотел, чтобы ожоги остались навсегда. К тому же теперь, когда он почти здоров, его могут со дня на день отправить в детский дом. Изуку совсем туда не хочет и судорожно соображает, как бы отстрочить свой переезд. Изуку долго сидит, разглядывая свои ладони. Нет, все-таки что-то да осталось после ожогов. Это бледно-розовые шрамы, испещряющие почти всю его кожу. Маленькие на пальцах, большой пересекает всю внутреннюю часть ладони. Изуку думает, глядя на эти шрамы, что они выглядят очень даже и ничего, в какой-то степени красиво. От мыслей о шрамах и их красоте его отвлекает легкое прикосновение руки к плечу. Изуку поднимает голову и видит перед собой сияющее лицо Аой. «С чего это она такая радостная?» — думает и хмуро спрашивает: — Чего тебе? — А к тебе там кто-то пришел… сказал, что именно к тебе… — почему-то виновато улыбается девочка. Изуку удивленно поднимается с кровати. К нему пришли? Это так неожиданно, что руки непроизвольно дрожат. «Кто это может быть?» — не понимает Изуку. У него есть предположения, кто мог прийти навестить его. Но ни одно из его предположений не оказалось верным. На пороге, прислонившись спиной к дверному косяку, стоит тот, кого здесь Изуку никак не ожидал увидеть. — Кач…чан? — удивленно шепчет Изуку. На что Кацуки скалится и говорит своим обыкновенно насмешливым тоном: — Отвратно выглядишь, задрот. Ничего, что без приглашения?