Разбитая надежда

«Я… я свободен! Свободен!» — все еще не верит Изуку. Он бежит вдоль домов, расправив руки и позволяя широким рукавам толстовки взлетать на ветру, будто это крылья. Изуку смеется во все горло, запрокинув голову. На улицах многолюдно, но Изуку кажется, что он один на всем белом свете. Он бежит вперед, не замечая криков прохожих, которых он чуть не сбивает с ног. Не обращает внимания ни на что, кроме своего ни с чем не сравнимого чувства свободы. Но когда Изуку добегает до сверкающего в свете прожекторов фонтана, он останавливается. Брызги воды охлаждают не только горящие щеки, но и его чувства. «Успокойся, Изуку, — говорит он сам себе. — Успокойся. Твоя радость может вызвать подозрения… Ты же не хочешь, чтобы тебя поймали?» Изуку, вырвавшись на свободу, не хочет вновь потерять ее. — Но где это я? — оглядывается по сторонам Изуку. И с ужасом видит, что он попал в совершенно незнакомую часть города — он ничего не узнает, не знает даже, что это за улица. Изуку понимает — он потерялся. Везде, куда ни глянь, цветные вывески, на которых улыбаются молодые девушки, рекламируя разные товары. Из домов играет музыка, над головой подрагивают при каждом порыве ветра ярко-красные фонарики. «Что я наделал!.. — с отчаянием думает Изуку, сжимая голову руками. — И куда мне теперь идти?» Изуку пятится и комкает край толстовки. «Черт, черт, черт… У кого бы спросить?» — Он с затаенной радостью замечает одиноко стоящую у витрины круглосуточного магазина женщину. Превозмогая страх и стеснение, Изуку подходит к ней и, запинаясь, спрашивает: — Из-извините, а вы не подскажете, что это за место?.. Женщина оборачивается и, выдохнув ему в лицо огромный клуб дыма, заплетающимся языком говорит: — А-а, потерялся малец? Ладно, так и быть, помогу тебе. Это Кабуки-те — отличное место, не правда ли? И она громко хохочет, будто только что услышала или сама придумала крайне остроумную шутку. От нее пахнет алкоголем и еще чем-то мерзким. Женщина очень вызывающе накрашена — ярко-красные, будто вымазанные кровью губы, жирно подведенные глаза и алый то ли от выпивки, то ли от румян кончик носа. До Изуку не сразу доходит смысл ее слов. Но когда он начинает прокручивать в голове смутно знакомое «Кабуки-те», с ужасом осознает, куда именно его занесло. «Ой-ой-ой! Мама говорила про этот квартал — она называла его местом, где… где много преступников и проституток!» — вспоминает Изуку, глазами шаря по улице в тщетных попытках найти выход из этого «лабиринта». — Представляешь, малыш, — с неожиданной нежностью произносит женщина, — у меня совсем нет денег… Изуку на секунду забывает, что он не один, и, услышав ее голос, вздрагивает. — Совсем-совсем нет, — притворно хнычет женщина. — Не поможешь мне подзаработать? Я помогу тебе расслабиться, а ты… — она дотрагивается пальцами с устрашающе длинными ногтями до его подбородка, — а ты поможешь мне заработать… «О чем она… говорит?» — не понимает Изуку, но чувствует исходящую от нее опасность. Изуку, как ошпаренный, отскакивает от нее. Его уши пылают не то от обиды, не то от смущения и страха. Изуку, не слушая крики женщины, что он не пожалеет и что она готова даже скидку ему сделать, бежит в противоположную от нее сторону. В то мгновение Изуку даже и понятия не имеет, что с каждым шагом все глубже и глубже погружается в трясину настоящего лабиринта улиц Кабуки-те.

***

Ихиро бросает последний взгляд на исчезающую между домами зеленую шевелюру Изуку. Она встряхивает тонко звякнувшую связку ключей и равнодушно думает: «И что мне с ними делать?» Ихиро вытягивает руку вперед, стоя над самым краем крыши, и расслабляет пальцы. Связка ключей стремительно падает вниз, сверкнув в последний раз где-то в гуще травы. Такой же зеленой и густой, как волосы Изуку — делает для себя внезапное сравнение Ихиро. Удивительно. И, как только ключи упали, Ихиро неспеша идет двери и спускается по лестнице вниз. Ихиро задает сама себе уже в который раз один и тот же вопрос: а почему она помогла этому совершенно незнакомому ей человеку, Изуку Мидории, сбежать? И только сейчас находит ответ — ей просто захотелось сделать его счастливым. Он же счастлив теперь, не правда ли? Ихиро без былого равнодушия понимает, что ей впервые захотелось что-то сделать. Не из-под палки и не посредством угроз. Ихиро останавливается перед дверью своей комнаты, схватившись за ручку. Откуда она знает, как сбежать отсюда? Весь свой план Ихиро даже и не придумывала. У нее было такое чувство, что она не раз так сбегала. «Но я этого не помню… — качает она головой. — Я не помню, чтобы сбегала отсюда. Только почему-то знаю, как это сделать». В голове Ихиро все перепуталось. Она прикрывает глаза, стараясь вспомнить хоть что-то из своего прошлого, сейчас подернутого дымкой. «Как давно я не видела отца? — хмурится Ихиро, все еще стоя перед дверью и не открывая ее. — Год, два года? Нет, я его совершенно не помню. Кажется, я его в последний раз видела, когда мне было пять лет… Или раньше?» Все, что всплывает в памяти Ихиро — это полумрак комнаты, капельница, провода, трубки и чьи-то истошные вопли. Нет, это ее вопли. Но почему она кричала? «Папочка, не надо, я буду слушаться! Пожалуйста!» Холодок непривычного ей страха пробегает по всему телу. — Почему ты не спишь? Этот голос заставляет Ихиро обернуться. Она ошиблась — сегодня ночью, как назло, воспитательница решила проверить, как спят дети. И сейчас за спиной Ихиро стоит Кантоку-сан. Надзирательница. Ихиро моргает пару раз, раздумывая над ответом. — Не спится. Бессонница. А почему вы сами не спите? — переводит она тему. На лице Кантоку-сан появляется какое-то неприятное выражение. — Возвращайся в свою комнату, — тихо и с какой-то странной злобой говорит женщина, шаря рукой в кармане фартука. Она недоуменно сводит брови, не найдя там того, что искала. «Значит, заметила», — щурится девочка. Ихиро спешит скрыться в комнате, но Кантоку-сан заставляет ее остановиться, окликнув: — Погоди-ка, Ихиро-тян… Покажи мне свои руки. Кантоку-сан, нахмурившись, разглядывает две протянутые вперед ладони. Потом говорит: — А теперь карманы. Кантоку-сан выворачивает наизнанку все карманы девочки, но ничего не находит. «И как только я догадалась выбросить ключи?..» — с облегчением думает Ихиро. Теперь, когда она избавилась от главной улики, ее не в чем подозревать. Но в то же мгновение Кантоку-сан хватает Ихиро за кончик уха и тянет на себя. Девочка пытается руками ее оттолкнуть, но женщина крепко держит ее. — Это же ты их взяла, неправда ли? — шипит Кантоку-сан ей прямо в лицо. «Как она узнала? Какая разница, она не сможет это доказать…» Ихиро решает стоять на своем до конца. Хотя ей страшно до дрожи в коленях. — Я не понимаю, о чем вы говорите… Отпустите меня, пожалуйста! — Отпустить? Я знаю тебя, ты не такая паинька, какую из себя строишь, — говорит Кантоку-сан, будто щипцами стискивая ее ухо. — Я начала работать тут недавно, но мне предыдущая воспитательница рассказывала, как ты отсюда пыталась сбежать… И не раз. И не два. А постоянно. «Сбежать? Я?» — ничего не понимает Ихиро. Ее сковывает непонятно откуда взявшийся ужас. — Благодаря твоему отцу, — продолжает Кантоку-сан, — мы смогли тебя вернуть обратно. Какой добрый человек! — неприятно улыбается женщина. — Как он нам помог! «Помог? Мой отец?» Ихиро ее не слушает. В голове вновь звучит ее собственный отчаянный вопль: «Папочка, не надо, я буду слушаться! Пожалуйста!» — Поэтому отдай мне ключи по-хорошему… По всему телу Ихиро проходит будто разряд электрического тока. Ее затапливает беспричинный ужас, непонятно почему появившийся. Ихиро, не соображая, что делает, поднимает руку. В ту же секунду все тело Кантоку-сан пронизывает насквозь что-то черное. А потом она слышит ужасный, леденящий душу крик. Ихиро отдергивает руку, зажимая руками уши. Ей кажется, что она оглохнет от этого крика. Женщина безвольно падает на пол. Проходит секунда. Другая. Ихиро наконец-то решается отнять руки от ушей и с ужасом недоумением смотрит на лежащее на полу тело Кантоку-сан. «Что это было?» — Кантоку-сан?.. Когда она касается ее плеча и чувствует на пальцах что-то влажное и теплое, когда ее ноздрей достигает тошнотворный запах чужой крови, Ихиро начинает смутно понимать, что произошло. «Кто это сделал? — широко распахнутыми глазами смотрит она на растекающуюся по полу темную кровь. — Злодеи? На нас напали злодеи?.. Они меня тоже убьют?» При мысли, что ее тоже могут убить, Ихиро срывается с места и бежит вниз по лестнице: — Кантоку-сан, она… она… Кто-нибудь, помогите!.. Ихиро не понимает, что Кантоку-сан убила именно она, а не злодеи.

***

Изуку лицом прилипает к витрине, на которой блестят в разноцветных обертках сладости. Сглотнув, он тянется к карману, но не находит его и опускает руку. У него нет ни денег, ни еды — ничего. А живот при виде всех этих сладостей и фастфуда в уличных ларьках ужасно громко урчит. Изуку кажется, что урчание его живота слышат все прохожие. Изуку, пока бежал, понял, что Кабуки-те не такое уж и страшное место, как его описывала мама. Да, та женщина сильно испугала его, но больше таких он не встречал. Шатались только пьяные мужчины в разорванных в пылу драки костюмах. Но они Изуку не трогали, махали лишь ему руками и криками звали пойти к каким-то «девчонкам». Изуку, перепугавшись, убегал от них, прячась в толпе. «Но все-таки, — думает Изуку, оглядываясь по сторонам, — здесь очень красиво!» Над головой светятся красные фонари, из магазинов и баров играет веселая музыка, а в душе Изуку одно только счастье. Но кушать хочется. И очень сильно. Изуку давно заглядывается на разложенные чуть ли не на самом краю прилавка блинчики с джемом. Не раз в его голове мелькает шальная идея схватить парочку и дать деру, пока продавец не очухался и не поднял крик. Но совесть говорит Изуку, что это нехорошо, очень нехорошо, даже если он голоден. Да у него и духу не хватит что-либо украсть. «Вдруг кто-нибудь обронил монетку по дороге, — уговаривает самого себя Изуку ничего не воровать. — Вдруг мне на что-нибудь хватит…» Изуку ходит между ларьками, низко опустив голову и глядя на асфальт под ногами, но ничего хоть немного похожего на монету не находит. Он видит только всякий мусор, не свойственный чистым улицам Токио. «Не везет мне сегодня, — вздыхает Изуку. — Но зато я смог сбежать — не должно же мне вечно везти!» — Эй-эй, ты, малой! Изуку оборачивается, услышав за спиной чей-то голос. К нему развязанной походкой, засунув руки в карманы и посасывая губами сигарету, подходит мужчина с иссиня-черными волосами. На его рубашке половина пуговиц отсутствует, а штаны потеряли свой прежний черный цвет и стали серыми от пыли. Из-за спины этого мужчины появляется еще один. У этого, в отличие от первого, светлые волосы. Но одет он точно так же, только без сигареты во рту. «Что им от меня надо?» Изуку нутром чует, что этих людей нужно опасаться, и делает осторожный шаг назад. Спиной упирается в стекло витрины закрытого магазина. Бежать некуда. — Слушай, мелочи не найдется? На выпивку несколько йен не хватает. Ну, не жлопься, одолжи. — У меня нет денег… — бормочет Изуку. Темноволосый мужчина презрительно фыркает, хохотнув: — Пришел сюда без единой сраной йены? Ты, малой, ври, да не завирайся. Не хочешь по-хорошему дать, возьмем силой. Правда, бро? Второй, тот, что со светлыми волосами, издает утвердительное «угу» и для наглядности сжимает кулаки. — П-подождите-подождите! — отчаянно машет руками Изуку, оглядываясь по сторонам. Он, как назло, забрел в какой-то темный переулок, и никого, кроме него и этих двух здесь нет. — Я не вру! У меня п-правда ничего нет. — Докажи! — поднимает подбородок первый и с наглым самодовольством смотрит на перепуганного до смерти мальчишку. Изуку нервно смеется и хлопает себя по бокам. — У меня и карманов нет, чтобы прятать… Я не вру вам, честное слово! Темноволосый, не слушая его, бросает второму: — Давай-ка проверим его, бро! Блондин кивает и, не успевает Изуку и пикнуть, как он впечатывает его в стекло витрины. На секунду в глазах темнеет от адской, прошивающей затылок насквозь боли. Стекло звенит от этого удара, но не разбивается. — Не… надо! — хрипит Изуку, теряя голос не то от страха, не то из-за сжимающей его горло руки. Изуку хочет закричать, но его рот зажимает чужая огромная ладонь. Он мычит что-то нечленораздельное и вертит головой из стороны в сторону, пытаясь вырваться. Но все бесполезно — мужчина во много раз сильнее Изуку. «Если бы у меня была причуда… — с отчаянием думает Изуку, — как у Всемогущего… как у Каччана…» Если бы у него была причуда, он бы не оказался в этом мерзком месте, а спал бы дома. А рядом была бы мама. Изуку чувствует, как чужие руки шарят по всему его телу и жалобно скулит, делая последнюю попытку вырваться. «Пожалуйста, пожалуйста, кто-нибудь… — мысленно умоляет он, — кто-нибудь, спасите меня!» Но никто не приходит ему на помощь. — Слышь, бро, да у него и правда ниче нет, — как в тумане слышит Изуку. — Зря время только потратили. Пошли отсюда… Изуку чувствует, как пальцы разжимаются и отпускают его шею. Он безвольно оседает на асфальт, как тряпичная кукла, из которой вытащили всю вату. Изуку еле дышит от страха, ловя пересохшими губами будто раскаленный воздух. Сознание по мелким крупицам начинает возвращаться к нему. И в следующую секунду, заливаясь слезами ужаса, Изуку срывается с места и бежит черт знает куда. Бежит, не глядя по сторонам, бежит, спотыкается и рвет тонкую ткань штанов об асфальт, разбивает колени в кровь. Но не обращает на это внимания, продолжает бежать, бежать, бежать… Горло горит огнем, и Изуку останавливается лишь тогда, когда ноги подкашиваются от усталости. Пот каплями стекает по его щекам. Изуку облизывает пересохшие губы и чувствует на языке противный солоноватый привкус. Он, закашлявшись, прижимает руку к груди. Сердце бешено стучит, как будто хочет разломать грудную клетку и выскочить наружу. Изуку всхлипывает, его плечи мелко дрожат. Он садится на корточки и, обняв себя за плечи, беззвучно плачет, мысленно проклинает этот жестокий мир и того, кто смотрит на него сверху и как будто издевается над ним. «За что? — рыдает Изуку. — Почему я? В чем я провинился, что… что… Я же просто хотел сбежать, не хотел там жить!.. Почему герои меня никогда не спасают? Почему?..» Изуку сжимает кулаки, чувствуя заполняющую его душу ненависть к героям. Они не спасли его, когда он был на волоске от смерти, они не спасли его маму. Они не пришли ему на помощь сейчас. «А спасают ли они вообще кого-нибудь? — по слогам мысленно произносит это Изуку, с каждым словом все больше и больше веря в это. — Не геройствуют ли они просто на камеру?» Холод напоминает о себе сильным ознобом. Изуку опускает глаза вниз и с ужасом видит, что вся его толстовка разорвана, и из-под черных лохмотьев розовеет его голое тело. Он зябко ежится и шмыгает носом. «Наверно, порвал, когда падал», — вздыхает Изуку Он решает, что если будет немного двигаться, то непременно согреется. Изуку бредет в неизвестном направлении, обняв себя за плечи и дрожа от холода. Ему глубоко плевать, куда идти — все равно он потерялся и не знает точно, где находится. На Изуку волной накатывает апатия и сонливость, ему хочется свернуться где-нибудь клубочком и забыться глубоким сном. «Может, зря я сбежал?» — думает Изуку. От этих мыслей хочется плакать, но сил нет даже на это. Изуку чувствует разочарование не только в своем освобождении, но и в своих идеалах. Больше герои ему не кажутся великими. Изуку идет, опустив голову вниз, и не смотрит вперед. И неожиданно для самого себя врезается лбом во что-то твердое. — Смотри куда прешь, пацан, — слышит Изуку. Изуку краснеет, сжимается от страха в комочек и старается пройти мимо как можно скорее. — И…извините, — бормочет он, но неожиданно для себя замирает на месте. В его голове, как выключатель, что-то резко щелкает. «Неужели?.. Нет, быть того не может…» Человек, не останавливаясь, идет дальше. Изуку оборачивается и, во все глаза глядя на до боли знакомую катану за спиной, ярко-алый шарф, обмотанный вокруг шеи, охотничьи ножи на поясе и ботинки с шипами, одними губами произносит: — У-убийца… Героев?