ID работы: 9587270

Разбитая надежда

Слэш
NC-17
Завершён
2209
автор
Размер:
648 страниц, 67 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2209 Нравится 1744 Отзывы 741 В сборник Скачать

Глава 33. Секрет отца

Настройки текста
Примечания:
После победы над «Восьмью Заветами смерти» Лига Злодеев потеряла союзника в лице «Мацубы». Выполнив свое обещание и отомстив ненавистным якудза, Фукувару потерял всякий интерес к Шигараки. Лига Злодеев кое-как сводила концы с концами. Денег неоткуда было взять, грабежами пока не решались заняться — залегли на некоторое время на дно. После такого громкого нападения на базу якудза Герои точно не будут сидеть сложа руки. И примутся рыскать по всему городу в поисках Злодеев, причастных к этому. Ихиро сидит на полу, согнув ноги в коленях. В лаборатории отца тускло светят лампы. Веки от этого будто прозрачного света становятся тяжелыми, налившимися свинцом. Ихиро прикрывает глаза, откладывая в сторону небольшой блокнот и карандаш. С белого листа смотрит парень с зелеными волосами, одетый во что-то непонятное. Только он так и остается на бумаге, на него не действует причуда, превращающая все нарисованное в реальный предмет. Людей эта сила обходит стороной. Оживление рисунков — это ее самая первая приобретенная причуда. Ихиро смутно помнит события того дня, но хорошо помнит свои ощущения. Ее маленькую голову трехлетнего ребенка разрывало от душевной боли. И, как часто говорят про мгновения перед самой смертью, жизнь пролетела перед глазами. Только это была не жизнь Ихиро. Она видела картины нелегкой судьбы женщины, которая попала под колеса мотоцикла и умерла практически сразу. И так каждый раз — все приобретенные причуды заставляют ее пережить страдания прежних владельцев. Их голоса иногда звучат в голове, но Ихиро со временем научилась «отключать» их, стала спокойнее и равнодушнее относится к получаемым эмоциям. Только вот сама испытать все эти кипящие людские страсти она не может. Единственное чувство, которое Ихиро способна ощутить — это страх и уважение к отцу, Учителю, своему благодетелю. Ихиро поднимается на ноги. За то, что она упустила Изуку во время нападения Лиги Злодеев с «Мацубой» на «Восемь Заветов Смерти», она не понесла наказания, хотя рассчитывала и была к этому готова. Шигараки, видимо, не сказал об этом ее отцу, хотя тот и без слов Шигараки всегда все узнает каким-то невероятным образом. Маленькая тень Ихиро быстро скользит по стене коридора. В лаборатории отца нет, остались только лишь она одна и подопытные в клетках, сидящие там, как животные. На них она не обращает никакого внимания. Их худые тела с выступающими костями ребер еле различимы в тусклом свете, кто-то открывает потерявшие блеск глаза и с некоторым страхом смотрит на проходящую мимо Ихиро. В памяти выживших еще свежо воспоминание, какую мясорубку она устроила, убив многих пленных. Тогда тело было вне ее власти, двигалось само по себе, и остановиться она, как бы сильно не хотела, не могла. Ихиро обнимает себя за плечи — ее остановил Шигараки. Однако теперь она может использовать все приобретенные причуды — и чередовать, и совмещать их без каких-либо последствий для своего тела. Раньше Ихиро так не могла. Ихиро нравится то, какой она стала — сильной, полезной отцу и Шигараки, который даже похвалил ее, несмотря на неудачу. Но она понимает, на периферии сознания мелькает мысль, что с приобретением силы она потеряла кое-что очень важное. Те остатки человечности, которые еще трепетали в ее душе, исчезли, растворились в той жидкости для превращения мертвых в Ному, пронизанной электричеством. И от этой потери в сердце, все еще бьющимся, как у обычного человека, царит ледяная пустота. Ихиро проходит мимо двери, которая всегда была крепко закрыта на несколько хитроумных замков, которые без использования особой причуды или специального пропуска не откроешь. Она никогда не видела, что там скрывается — отец запретил ей заходить туда. Но сейчас дверь почему-то неплотно закрыта, поэтому система безопасности не защищает ее. Сквозь узкую щелку пробивается тонкий лиловый свет. Ихиро наступает на эту полоску света, заглядывая в комнату через эту щель. Ей становится интересно, что же там может прятать отец. Какого-то невероятно сильного Ному? Какое-то тайное оружие? Ихиро вздрагивает. Она не хочет, чтобы ее заменили другим монстром или оружием, ведь тогда она станет лишь бесполезным телом, ни на что не годным. И ее выбросят, как старую, ненужную вещь. «Надо узнать, что там…» — мелькает в голове Ихиро, хотя внутренний голос предупреждает ее, что если отец узнает о ее поступке, то ей не поздоровится. Но пусть лучше ее накажут, пытают и отдадут в руки Шигараки, чем найдут ей замену. Она не без усилия открывает дверь и одним шагом преодолевает расстояние, отделяющее ее от комнаты. По коже бегут мурашки от холодного воздуха, сквозняком тянущимся по полу. Ихиро смотрит вперед, на аппараты, светящиеся изнутри таким знакомым светом. Взгляд задерживается на одном из них, стоящим чуть дальше, около стены. Сердце пропускает удар, а глаза широко распахиваются. В полупрозрачной лиловой жидкости Ихиро видит обнаженное тело женщины с длинными распущенными волосами. Локоны закручиваются в мелкие кудряшки на кончиках, челка поднимается, открывает тонкое красивое лицо, не выражающее никаких эмоций. Женщина кажется невесомой, парит внутри аппарата, чуть расправив руки. Ее окружают мелкие пузырьки кислорода, скользящие по коже, местами темной от глубоких ожогов. Только это и заставляет понять, что женщина все-таки живое существо, а не кукла. Лишь на настоящей человеческой коже огонь может оставить такие страшные следы. Ихиро, не дыша от волнения, медленно подходит к аппарату. «Это… Ному?» — произносит мысленно она, внимательно разглядывая лицо женщины. Ее черты кажутся смутно знакомыми, а цвет волос вдруг напоминает об Изуку. У него точно такие же изумрудные волосы, только от яркого света и пропитавшей их насквозь жидкости они кажутся немного другого оттенка, более холодного, приближенного к темно-бирюзовому. Глубокие ожоги на щиколотках, плечах, груди уродуют прекрасное тело. Ихиро неотрывно смотрит на женщину, раздумывая, что это за существо может быть. Отец запрещал сюда заходить, потому что не хотел, чтобы она увидела ее? Эта женщина так важна для него? Но что-то с неимоверной силой тянет Ихиро к этой женщине, пробуждает неизвестные ей чувства. Не сопротивляясь этому, она подходит еще ближе к аппарату. «Что ты… такое?» — задает Ихиро немой вопрос. — «Ты человек или ты как я… не совсем человек?» Женщина, конечно же, не отвечает. Рука Ихиро невольно поднимается, внутренняя сторона ладони прижимается к стеклу аппарата. И в ту же секунду обычный тусклый свет сменяется на аварийно-красный, и оглушительный звук сигнализация заставляет ее сорваться с места и опрометью выбежать из комнаты. В голове звучит эта сирена, виски сдавливает боль, а внутренний голос кричит Ихиро, что отец теперь точно ее накажет, точно откажется от нее, ведь непослушная вещь ему не нужна. На глазах выступают ледяные слезы, которые она быстро смахивает рукой. Когда звуки сирены затихают, Ихиро спокойно выдыхает. Но из памяти все никак не выходит эта женщина. А странное чувство, которое она испытывала, глядя на нее, никак не оставляет Ихиро в покое.

***

Химико зябко поводит плечами, кутаясь в тонкую кофточку — приближающаяся с каждым днем осень дает о себе знать. Живот жалобно урчит от голода. Со вчерашнего вечера не ела, но это сейчас ее мало волнует. Волнует то, где сейчас Изуку. Химико сейчас в Хосю, в пригороде Токио, куда он уехал на поезде вместе с девчонкой. Но это никак не приблизило ее к Изуку. «Мой сладкий Изуку-кун… — мысленно стонет Химико, прикусив нижнюю губу. — Ты и представить себе не можешь, как сильно, как сильно я хочу тебя… увидеть разорванным в клочья!» В заброшенном здании за чертой города сыро — на бетонных стенах зеленеет не то мох, не то плесень, пробирающий до костей ветер свободно скользит между балками, перекладинами и брошенными стройматериалами. Здесь мерзко воняет чем-то гниющим. С раздражающим писком пробегает между кусками арматуры и мусором огромная красновато-коричневая крыса размером с котенка. Но Химико не обращает на все это ровным счетом никакого внимания. В этот момент в голове пульсирует лишь одно — Изуку, Изуку, только он, один лишь он. Взгляд мутнеет, а щеки становятся пунцовыми от возбуждения. «Изуку-кун, Изуку-кун… твоя кровь сводит с ума… ты сводишь с ума… А-ах, я так хочу сойти с ума от вкуса твоей крови…» Химико ладонью слегка сжимает свою грудь, громко выдыхая. Дрожь по всему телу доставляет ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Сосульками висящие грязные локоны липнут к коже, покрывшейся испариной. Она медленно прикрывает глаза, а в голове рисуется образ Изуку, искалеченного и такого жалкого, но невероятно возбуждающего. Химико представляет, как медленно острием ножа взрезает его нежную кожу, слушает истошные вопли и языком слизывает текущую из всех ран кровь. Этот невероятный вкус, теплом расползающийся по всем внутренностям, напрочь лишает ее разума. И в приступе эйфории Химико одним движением отнимает жизнь у Изуку, у ее любимого Изуку, полоснув ножом по такой беззащитной и словно умоляющей перегрызть ее шее. Ради секундного удовольствия ей совсем не совестно убить человека. На свете нет ничего прекраснее стремительных секунд агонии. Когда тело дрожит в последней попытке ухватиться за ускользающую тонкую нить жизни — все, даже самые сильные Герои, становятся невероятно слабыми и такими беззащитными. Представляя все эти картины, Химико тихонько постанывает, ерзая на жестком куске бетона и скрещивая ноги. Она изгибается в спине и вдруг так и замирает. За спиной слышен звук шаркающих шагов по бетонной крошке. Химико, цокнув языком, оглядывается. «Кто это там помешал мне мечтать о моем мальчике?..» Но тут ее губы резко растягиваются в довольную улыбку. Химико видит Твайса, который несет под мышкой какой-то объемный сверток. — Что сегодня вкусненького раздобыл, Твайс-кун? — она облизывается, показав на секунду белоснежные острые клыки. — Я такая голодная, что съем целого тунца. Целиком! — Химико руками показывает, какого размера должен быть тунец, чтобы утолить ее голод. Он садится рядом с ней и разворачивает сверток, громко шуршащий оберточной бумагой. — Вот, что смог, — Твайс виновато смотрит на нее, как будто взглядом извиняется за то, что не принес ничего поизысканнее. И тут же, изменившимся голосом говорит: — Как нехорошо — воровать! Но ради Тоги-чан… Он не договаривает, потому что Химико выхватывает у него из рук консервную банку и принимается с интересом вертеть ее в руках. Ногтем указательного пальца постукивает по плоской круглой поверхности. Поразмыслив, Химико достает из кармана кофточки нож-бабочку и, покрутив его в руках, резким движением втыкает острие лезвия в тонкий металл. Через несколько секунд натужного пыхтения она поднимает криво вырезанный кружок и бросает его в сторону. С грохотом он ударяется обо все встретившиеся на пути обломки кирпичей, куски арматуры и прочий мусор и с тихим звоном закатывается куда-то в угол. — М-м-м, что это у нас тут? — в глазах Химико вспыхивает голодные огоньки. — Рыбка! Большим и указательным пальцем она хватает маленькую тощую рыбешку и, запрокинув голову, кладет ее на язык. С серьезным видом принимается жевать. Проглотив, Химико морщится и выдает презрительное: — Ну и гадость же! — и тут же тянется за второй. Она не останавливается, пока на дне банки не остается немного масла, пропахшего рыбой и мелких ошметков. — Помыться бы еще, — с губ слетает тяжкий вздох, однако выражение лица, освещенного возбужденным счастьем, не меняется. — Чувствую себя такой грязной! — Может, — предлагает Твайс, — вернемся на базу? Химико энергично мотает головой. Она встает и упирается руками в бока, показывая тем самым, что ее намерения крайне серьезны и нет ничего, что заставило бы ее сойти с намеченного пути. — А как же Изуку-кун? Мы так и не нашли его! Грязь, пот… а, это все не важно. Важен лишь он… его кровь… Пойдем, Твайс, мы еще не были в той части города, — Химико пальцем показывает на еле видные крохотные домишки на горизонте. Их крыши будто обволакивает густой кисельный туман серо-фиолетового цвета. И все становится нечетким, расплывается вдалеке — словно кто-то провел по бумаге кистью с полупрозрачной акварельной краской. Вообще отсюда открывается красивый вид на город. Пыльное небо расчерчивают сероватые перистые облака, еле заметно бегущие по синему полотну. Кучерявыми барашками рассыпанные зеленые кроны деревьев кажутся неподвижными, хотя ветер с силой подхватывает выбившиеся из светлых пучков прядки Химико. Он играется с ними, лишь больше запутывая и без того нерасчесанные волосы. В центре города свечками устремляются в небо сверкающие стеклянными панелями высотки вперемешку с крохотными зданиями. Люди, такие крохотные и с трудом различимые, словно электроны кружатся невидимыми точками вокруг невидимого ядра. Хосю еще расти и расти до мегаполиса по типу Токио, но даже так он кажется невероятно оживленным. По северным окраинам, словно зернышки риса, рассыпаны редкие синтоистские храмы. Краснеют их характерные тории и загибаются вверх журавлиными крыльями края крыш. На юге, на границе пригорода, серыми блоками темнеют недостроенные заброшенные здания, давным-давно сгоревшие дома, от которых остались лишь бетонные стены и крыша, но почему-то их никак не снесут. Японию считают одной из самой высокотехнологических стран, и подобный контраст между деловым центром городов и унылыми голыми бетонными блоками никому не нужных построек удивляет. В этом районе-призраке, не обозначенном ни на каких картах, селятся бездомные, мелкие преступники и тихие Злодеи, которые слишком слабы, чтобы хоть что-то противопоставить Героям. Если бы в душе Химико было хоть что-то, способное увидеть в окружающем ее мире красоту, она не преминула бы полюбоваться открывшейся перед ней панорамой. Но она видит прекрасное лишь в истекающем кровью теле. Твайс, чье сердце еще не до конца очерствело, на долю секунды задерживается, чтобы посмотреть на раскинувшийся город. Но тотчас же он отворачивается и первым спускается по местами проржавевшей строительной сетке. Следом за ним — Химико. Твайс старается не смотреть вверх, чтобы не смущать девушку, чья юбка то поднимается, то опускается под резкими порывами ветра. Открывается «неплохой» вид на розовое в цветочек нижнее белье. Окраины сильно отличаются от центра, суетливого и шумного. В обеденный перерыв офисный планктон наполняет всяческие закусочные, кафе и рестораны, но это лишь там, где возвышаются небоскребы. Проезжает одинокий грузовичок, скрипнув тормозами на повороте. Химико таращит глаза, и со стороны может показаться, будто она провинциальная дурочка, впервые увидевшая грузовик. Но на самом деле ее разъедает изнутри нетерпение и желание поскорее найти Изуку. Поэтому Химико рассматривает каждый дом, каждое деревце, словно там он пытается спрятаться от нее. Здесь так тихо и безлюдно, словно все живое покинуло эти места. Частные домики в традиционном стиле перемежаются с многоэтажками, но не такими пугающе высокими, как офисные центры в сердце Хосю. Лишь одна группа младшеклассников лениво тащится вдоль противоположной стороны проезжей дороги. Они громко смеются и пугают друг друга своими причудами. Потом их внимание привлекает внешний вид Твайса — обтягивающий комбинезон черного цвета с серыми полосами. И лицо тоже полностью скрыто. Школьники застывают в удивлении, переглядываются и пальцами тычут в Твайса. Химико за время пребывания в Хосю узнала, что Героев здесь мало, а Злодеи не слишком наглеют — довольно тихий пригород. Поэтому дети так и реагируют на него: — Смотри, смотри!.. Это что, Герой? Настоящий? Дядя Герой, — кричат школьники, — дайте нам автограф, пожалуйста! Один даже хочет перебежать через пустую дорогу, чтобы получить росчерк от незнакомца в своей тетрадке. А потом он будет с гордостью показывать его всем своим друзьям и приукрашивать рассказ об этом «Герое» дополнительными подробностями, как тот спас его от кучки злобных Злодеев. — А? Я что, похож на Героя? — эмоционально жестикулирует Твайс. Потом принимает устрашающую позу, которая кажется Химико комичной, потому она тотчас же прыскает со смеху. — Мы вообще-то из Лиги Злодеев, и вам лучше держаться от нас подальше! Хотя, слушай, Тога-чан, нас же не стоит бояться? Мы их не тронем… Пока он говорит, Химико мизинцем оттягивает нижнее веко и показывает язык. Дети, вздрогнув как один, с визгом убегают. Она усмехается, провожая их взглядом. «Фу, как стремно, — хмыкает и отворачивается, щурит глаза так сильно, что те превращаются в две узкие черточки. — Фанатеть по Героям, это же так стремно… А вот если бы они видели Пятнышко или… или моего Изуку-куна, они бы точно втрескались в них по уши, — она хихикает в зажатый кулак. — Не-не, нетушки, если кто-то полюбит моего любимого Изуку-куна, я его на кусочки порежу. Он мой, — облизывается Химико, — только мой…» Она легко запрыгивает на бордюр и, раскинув руки в разные стороны для равновесия, мелкими шажками идет вперед. Потом резко разворачивается на низких каблуках темно-коричневых ботинок и спрашивает Твайса: — А ты когда-нибудь в кого-нибудь влюблялся, а, Твайс-кун? Твайс растерянно трет шею, не ожидавший такого вопроса. Если бы костюм не закрывал не только все тело, но и лицо, Химико увидела бы, как в мгновение ока меняется цвет его щек. — Н-нет, не думаю… А почему ты спрашиваешь? Химико поводит плечами и продолжает идти, размахивая руками. — Да так… интересно просто. Хм, что я буду чувствовать, если Изуку-кун ответит мне взаимностью? Она задумывается над этим. Химико видела взаимную любовь лишь в дешевой манге, купленной в круглосуточном магазине на последние карманные деньги, когда она училась в средней школе. Только вот все ее существо всегда тянулось к другой любви, которая казалась окружающим чем-то ненормальным, сумасшедшим. Химико уверена, что люди только усложняют свою жизнь всякими правилами и стандартами. Почему нельзя жить так, как ты хочешь? Почему надо ломать себя, переступать через собственные чувства только лишь за тем, чтобы быть нормальным, быть как все? И разве быть как все — это нормально? Кто или что определяет ту саму грань, когда одобряемое обществом превращается в то, что будет отвергнуто? Химико всю свою жизнь пыталась стать «обычным» ребенком, но к чему это привело? К тому, что ее маска «нормальности» рассыпалась в прах, превратилась в ничто. Только лишь Лига Злодеев показала ей, что существуют люди, готовые принять тебя такой, какая ты есть, со всеми твоими недостатками и слабостями. И эти люди стали для Химико настоящей семьей. За это она им безмерно благодарна. — Если ответит, это же хорошо! — с уверенностью заявляет Твайс. — А-а, да зачем тебе эта взаимность, от любви же одни проблемы. Химико через плечо смотрит на него, чуть наклонив голову набок. — Ты прав, Твайс-кун, одни проблемы… — с ее губ слетает грустный вздох, но они тут же расплываются в широкую улыбку. — А не плевать ли на это? Если сейчас мне хорошо — значит, так и надо жить! Верно? Жизнь такая хреновая, так и зачем делать ее еще хреновее и переживать, ответит он или нет! Твайс энергично кивает. Химико смотрит вдаль, рассматривая дорожные указатели. Изуку не похож на нормального человека, она поняла это по глазам. У обычных людей глаза, как у дохлых рыб — пустые, без той самой искры безумия, которая превращает скучную, дерьмовую жизнь в вечную эйфорию. Когда Изуку вступил в Лигу Злодеев, он показался ей просто необычным. Его спокойствие при разговоре с жутко пугающим Шигараки и умение драться восхищали Химико. Но вид побитого, залитого то ли собственной, то ли чужой кровью Изуку привел ее в такой дикий восторг, что Убийца Геров, стоявший тогда рядом с ним, отошел на второй план. Слабый внешне и одновременно невероятно сильный — это противоречие удивляло, и поэтому ее тянуло к нему со страшной силой. Такой вкусной крови, как у него, Химико еще ни разу не пробовала, еще никакой ее запах, смешанной с потом и грязью, не сводил с ума до такой степени. Тогда, в Тартаре, она хотела наброситься на него, это желание сжигало ее изнутри. И если бы Твайс не остановил ее и волоком не затащил бы в портал Курогири, Химико сделала бы это, разорвала бы на части, выпотрошила бы Изуку, который так испуганно смотрел на нее. «Но…» — задумывается Химико, — «этот вкус крови… такой знакомый. Такая же безумно вкусная была у того мальчика, который спас меня от насильника… Да я бы и сама справилась с тем типом, но все равно тогда сердечко так быстро забилось… и вот тут так горячо было, — она прижимает руку к груди, ощутив сквозь ткань одежды учащенный пульс. — Это был он? Или не он? Вообще не помню его лица… А вот вкус я отлично помню — такое ни с чем не спутаешь. И он точно, точно такой же!» Кровь каждого человека уникальна. Это как отпечатки пальцев — не повторимый узор хаотичных линий. Химико, как никто другой, знает это. У кого-то она на вкус, как тухлое мясо — от одного лишь запаха уже начинает подташнивать. У кого-то на вкус обычная, не вызывающая никаких эмоций. А у некоторых невероятных людей, как Изуку, она очень сладкая на вкус, а запах заставляет сердце биться быстрее, а душе все пылает огнем возбуждения. Химико не задумывалась над тем, связан ли вкус крови с характером, да к тому же она и не пыталась узнать темперамент своих жертв. Но почему-то кровь тех, кто ей нравится, особенно вкусная. Или наоборот — ей нравятся те, у кого она вкусная? Они проходят мимо магазинов с разноцветными зазывными вывесками. Невероятно тихо, только из приоткрытых дверей доносится еле слышная попсовая музыка. Ноздри Химико непроизвольно дрожат, стоит ее тонкому нюху уловить невероятный аромат свежеиспеченного хлеба. Они останавливаются перед небольшой пекарней, сквозь окно которой видна витрина, ломящаяся от самой разнообразной выпечки. Химико сглатывает слюну — от запаха под ложечкой начинает посасывать. — Какая вкуснятина… — бормочет она и переводит взгляд на Твайса. Многозначительно смотрит на него, и тот понимает ее без слов. Через несколько минут дверь пекарни резко и с шумом распахивается, и оттуда пулей вылетает двойник Даби. Твайс и Химико ждут, притаившись за углом. Химико с наивным детским интересом прислушивается к крикам хозяина пекарни — он вызывает полицию и, задыхаясь, называет адрес. Как наивно — пока полиция приедет, они уже давно сделают ноги. Двойник швыряет пластиковый фирменный пакет, набитый до краев всякой выпечкой, и в следующую секунду он стекает вниз черной вязкой жидкостью. Злодеи срываются с места, и улица вновь становится пустынной и безлюдной. — Ты… ха-ха, видел его лицо? — покатывается со смеху Химико, когда они убегают на достаточное расстояние от пекарни. Вдалеке слышится вой сирены полицейской машины. — Почему ты… х-ха… использовал именно Даби-куна?.. — она рукой ныряет в мешок и достает аппетитно выглядящий пирожок. Химико надкусывает его и приоткрывает рот, потому что горячая ягодная начинка обжигает язык. — Будь я продавцом, я не продала бы ничего такому страшному чуваку! Ничегошеньки! Твайс усмехается, уплетая за обе щеки тайяки. — Даби прибил бы тебя на месте, услышь он такое. Химико пожимает плечами. — Не прибил бы. Да я его и не боюсь! Он хороший, классный. Вы все в Лиге классные! Такие классные, что, — она кладет остатки пирожка в рот и с набитыми щеками говорит, — фто фсеми хочу штать!.. Какая вкуснятина!.. дай еще одну булочку, Твайс-кун! Твайс протягивает девушке закрученный рогалик, политый шоколадной глазурью, и невольно любуется ее кошачьими глазами, загоревшимися радостью и голодом. Однако даже вкусная еда не заставляет Химико забыть о своей цели. Каждый угол, каждый двор она внимательно осматривает. Даже смотрит на асфальт, словно хочет увидеть следы ног обожаемого человека. Они проходят мимо многоэтажного жилого дома, останавливаются рядом с ним и, задрав головы, смотрят на хаотично разбросанные выступы балконов и развевающиеся на ветру только что постиранные вещи. Тут Химико застывает, опускает руку с рогаликом и с шумом проглатывает кусок. Все внутри нее начинает трепетать, как в лихорадке. Ноздри раздуваются от того самого запаха, который она давно не ощущала, но из ее памяти он никогда не выветрился бы. «Пахнет… кровью Изуку-куна… — ее зрачки расширяются, закрывая собой желтую радужку. — Запах старый, но…» Твайс с удивлением заглядывает ей в глаза: — Что-то случилось, Тога-чан? Химико, дрожа всем телом, несколько раз кивает. Приоткрывает рот и пересохшими губами ловит сладкий воздух, словно пропитанный любимым запахом. Из пальцев выскальзывает рогалик и с мягким звуком падает на асфальт. Химико даже не обращает на это внимания. — Я… чувствую запах, — слова с трудом подбираются, язык становится непослушным, — его запах. «Нет-нет, это не может быть ошибкой! — она быстро идет, ведомая видимой только ей лентой запаха, двигается, словно в трансе. По диагонали пересекает улицу, петляет между домами. — Я ни с чем его не спутаю… Но кто… — Химико чувствует злость и раздражение, — Кто мог опередить меня и… увидеть моего, моего обожаемого Изуку-куна в крови? Мое, мое… только мое!» Химико замирает, потеряв путеводную нить запаха. Она моргает несколько раз, приходя в себя, и обнаруживает, что стоит по середине внутреннего двора, окруженного со всех сторон неприступной крепостью жилых домов. Запах крови здесь особенно сильный, но именно здесь он и заканчивается. Как будто это тупик. Сердце пропускает удар. Но Химико отрицает этот факт, кругом обходит все дома, выбегает на соседние улицы, с шумом вдыхает пыльный городской воздух, но… Ничего. — Я больше не чувствую его… — она пораженно шепчет. Изуку ускользает от нее, как будто он не человек, а фантом, призрак. Стоит только протянуть руку, чтобы пальцами ухватиться за его горло и сжать до хрипящих вздохов, как он тут же исчезает. Химико опускает голову, стискивая зубы до боли в деснах. Твайс легонько сжимает ее плечо. — Давай в другом месте поищем, Тога-чан. Ты его еще обязательно найдешь! Химико хмурится, но не сбрасывает его руку с плеча. «Конечно, найду. Он никуда от меня не денется. Если только он не успел сбежать в другой город…». Нет, Изуку точно никуда не сбежал — запах крови, его крови, говорит об этом красноречивее любых слов. — Я хочу одна поискать, — тоном, нетерпящим возражений, произносит Химико. — Я пойду одна. — А вдруг наткнешься на Героев или полицию?.. Узнаю бесстрашную Тогу-чан! — Не наткнусь. Ни разу ни одного не встретила же, — она бросает короткий взгляд на Твайса, улыбнувшись уголком рта. Химико берет из пакета круассан и с жадностью откусывает от него приличный кусок. Вслух она не говорит этого, а мысленно шепчет: «Просто я хочу побыть одна». Химико почти бегом проскальзывает в переулок, ведущий на широкую улицу, совсем не глядя на вмиг погрустневшего Твайса. Химико бродит по городу почти час. Она поднимает голову и смотрит на серо-голубое небо, остановившись. Руки прячет в карманах кофточки, а носком ботинка пинает крохотный камушек. Все безрезультатно. Может она что-то делает не так? «Вряд ли я встречу его вот так… на улице, — думает Химико. — Обшарить бы все квартиры… Но это долго, да и жильцы не скажут спасибо за такое. Не хочется мне что-то лишний раз с полицейскими общаться». Она проходит мимо ресторана быстрого питания и сквозь огромный прямоугольник окна смотрит внутрь. Рассматривает посетителей, но знакомых изумрудных волос не видно. Химико прикусывает нижнюю губу и идет дальше. Несмотря на то, что она ни на дюйм не продвинулась вперед в своих поисках, с ее лица не сходит сладкая мечтательная улыбка. В сознании Химико еще хранится незабываемый запах, от которого рот наполняется вязкой слюной. От долгой ходьбы ноги неприятно ноют. Химико подходит к автобусной остановке, со всех сторон изрисованной бессмысленными на первый взгляд граффити. На стекло приклеена карта Хосю с описанием всех автобусных маршрутов. Химико разглядывает эту карту, пальцем обводя то тот, то другой район. «Мы туточки с Твайсом-куном около недели, почти весь город обошли… — палец скользит на юг, где зеленым многоугольником изображен какой-то парк. — Нет, вот здесь не были… Тогда потом схожу туда. А сейчас, — она резко плюхается на скамейку под крышей остановки, — моим ножкам надо отдохнуть». Химико вытягивает ноги и откидывает назад голову, прижавшись затылком к прохладному жесткому стеклу. И медленно закрывает глаза.

***

Кровь течет по ее губам, пачкая светлую кофточку, обжигает горло своим сводящим с ума вкусом. Тело под ее руками не двигается, как будто не дышит. Может, он уже мертв? Химико плевать, она пальцами вытирает капли со щек и подбородка и смотрит на безвольно лежащего Изуку. Разорванные губы, разбитый нос, синяки под глазами и множественные царапины и раны на его голой груди — все это одурманивает ее. Химико смеется во все горло и хрипло спрашивает, обжигая горячим дыханием его ухо: — Ты любишь меня… а, Изуку-кун? Острие ножа невесомо скользит по еле заметно вздымающейся груди. «Жив, конечно же, жив…». Изуку не отворачивается, а смотрит ей прямо в глаза, мутные от дикого возбуждения. И еле слышно шепчет: — Люблю… я люблю только тебя… моя любимая Химико-чан. Химико чувствует восторг. Ее пальцы гладят нежную кожу щек, любовно убирают со лба слипшиеся от пота и крови зеленые прядки волос. Как же он прекрасен, до чего же невероятен в эти секунды, балансирует на грани жизни и смерти, в крохотном шаге от полнейшего безумия. Химико с нежностью слизывает алые блестящие капли, выступающие из порезов. А когда кровотечение останавливается, она зубами подцепляет рваные края кожи около ран, и кровь новым потоком течет по телу. Химико хочет утопить Изуку в собственном сумасшествии и своей любви, понять которую никому, кроме нее самой, не дано. Нет-нет, Изуку понимает ее любовь. Ее сердце переполняется восторгом — Химико склоняется над ним и слышит, как с запекшихся от крови губ слетает еле различимое: — Останься со мной навсегда, прошу… Стань мною. Все ее существо переполняется восторгом. Как долго она ждала этих слов, сколько она мечтала об этом! Все тело Химико сотрясает лихорадочная дрожь, когда Изуку произносит эти слова. Она медленно опускает веки, и каждый волос поднимается, словно под дуновением легкого ветерка. Когда Химико полным обожания взглядом смотрит прямо в глаза Изуку, то видит в чернильной темноте его зрачков свое собственное отражение. Нет, на нее смотрит совсем не она, а он. Зеленые растрепанные волосы, веснушки, рассыпавшиеся черными точками по щеками — мечта Химико наконец-то воплотилась в реальность. Из горла вырывается безумный визгливый смех. Химико сама не узнает себя, словно это смеется не она, а он. Она — это Изуку, Изуку — это она. Они вместе словно один человек, как будто единое целое. Это нечто, выходящее за рамки нормального, не объяснимое человеческим языком. Глаза превращаются в узкие темные щелочки, а щеки обагряет румянец. Невероятное ощущение — чувствовать себя под оболочкой любимого, быть вправе трогать себя везде, где только пожелаешь, но пальцы будут находить не твои собственные изгибы тела, а его, его. Химико зарывается руками волосы и запрокидывает голову, гладит шею и тихонько стонет, когда ловит взгляд Изуку, полный восхищения и потерявший всякие намеки на разум. Глаза мутнеют, будто подернутые пеленой — они самые невероятные, лучшие, что Химико когда-либо видела. Да весь Изуку — это восьмое чудо света. — Ты совсем как я… даже лучше… Химико облизывает губы и наклоняется прямо к его лицу, дыханием касается кожи. Языком рисует узор на щеках, обводя по контуру каждую веснушку. И сначала аккуратно, а потом настойчиво и жадно целует его. «Еще, еще… — шепчет внутренний голос, заполнивший собой весь ее воспаленный от возбуждения мозг. — Больше, больше!» Пальцы скользят по его груди, заставляя Изуку вздрагивать. Химико нащупывает место, где в ее ладонь с живой силой бьется сердце. Не отрываясь от невероятно сладких губ, она перебирает в пальцах нож, удивляясь контрасту между горячим телом и обжигающим холодом лезвия. — Твое сердце… принадлежит только мне, — не разрывая поцелуя, шепчет Химико, и в следующую секунду Изуку весь содрогается в предсмертной агонии. Губами она чувствует его последний вздох перед тем, как с хлюпающим звуком вытащить из навсегда остановившегося сердца нож. Лезвие красное от его крови, и в металлической поверхности Химико вновь видит себя, но сохранившей облик любимого. «Везде он… Вся я — это он… Изуку-кун, Изуку-кун… Как же я люблю его!..» Она вскакивает и в безумном экстазе кружится вокруг себя, прижимая к груди нож, хранящий на лезвии тепло чужого тела. Химико исполнила свою мечту, внутри нее все ликует, а радость так и рвется наружу. Но, споткнувшись о вытянутую руку Изуку, она замирает, вглядываясь в широко распахнутые глаза уже мертвого человека. Нож выскальзывает из ее пальцев. Химико садится перед ним на колени и обнимает его голову, прижимая к своей груди. — Даже мертвый, даже мертвый ты прекрасен. Я люблю тебя, обожаю, до безумия люблю… — хрипло шепчет она, а в ушах звучит не ее, а его голос. — Твоя кровь все еще теплая, не правда ли?.. — Химико пальцами собирает брызгами рассыпавшиеся капли на его груди. Облизывает ладони, жмурится от удовольствия. — Ты всегда невероятен… Я теперь хочу не только твоей крови, я… я… хочу съесть тебя!.. Что ты там, на том свете, видишь? — широкая улыбка освещает ее перепачканное лицо. — А я стала тобой… да-да, и теперь я единственный Изуку-кун, другого больше не существует… Мы навечно вместе, и лишь моя смерть разлучит нас… Ты же разрешишь съесть кусочек тебя? Не-ет, всего тебя!.. Химико заливается истерическим смехом, смеется до боли в животе, до выступивших на глазах слез. Медленно склоняется над рваной раной в груди, жадный оскал пугающе меняет ее лицо. Тонкая нить слюны растягивается между рядом верхних и нижних зубов. Исчезает, порванная кончиком языка, когда Химико облизывается. Нижняя челюсть еле заметно дрожит, когда ее отделяет пара сантиметров от еще теплой плоти. Ее ноздри раздуваются от приторно-сладкого запаха мертвого тела любимого человека, а зубы готовы вот-вот впиться в Изуку. Вдруг Химико вздрагивает всем телом и оборачивается. «Я же здесь была одна… так кто?» — не понимает она, отчетливо различая звук голоса, зовущего ее: — Тога-чан, э-эй, Тога-чан! Ты же так простудишься! Химико смотрит на Изуку, но его лицо неподвижно. Ей кажется словно кто-то легко трясет ее за плечо, но сколько она ни оборачивается, ни хватает саму себя за плечи — никого нет. — Ну, просыпайся, Тога-чан! Тело Изуку расплывается, как в тумане. Тяжелые веки с трудом поднимаются, и прямо перед собой Химико видит Твайса. — Тога-чан… Химико трет ладонью заспанные глаза, широко зевнув. «Это был всего лишь сон?.. — с грустью думает она. — Как жаль… А ведь все было таким настоящим… как будто все на самом деле…» — Было сложно тебя найти, знаешь ли! Я замучался тебя искать — ты совсем как настоящая Злодейка, настоящих Злодеев труднее всего найти. Сладкая истома сна еще не отпускает ее. Как теплое одеяло обволакивает и греет. Нет никакого желания сбрасывать ее с себя. А тут еще и Твайс несет откровенный бред, который ее мозг еще не способен переварить. Химико нехотя потягивается и бормочет: — Вот и зачем ты меня разбудил? Я же сказала, что хочу побыть одна… или я не говорила? — язык спросонья заплетается. — Мне тут такое… такое снилось… Ты бы знал, что!.. Лицо Твайса оказывается в паре сантиметров от кончика ее носа. Химико хмурится, не понимая, что это он делает. Но от его шепота сон в мгновение ока как рукой сняло: — Я видел его. Химико сначала удивленно моргает, до нее не сразу доходит смысл слов. Потом ее губы растягиваются в самую широкую улыбку, на какую она только способна. И Химико с визгом бросается ему на шею, сжимая в объятиях: — Правда? Правда? — ее глаза так и пылают радостью. -Ты мой спаситель, ты такой молодец, Твайс-кун, так бы и расцеловала!.. Но нет, нет, мой первый поцелуй только для него… — она отпускает смущенного Твайса и, прижав руки к груди, кружится на носках. Душу переполняет дикая радость. — Воплотить бы тот сон в реальность… Химико останавливается, как будто вспомнив что-то очень важное. — А где, где ты его видел? Где? Твайс опять наклоняется и на ухо шепчет ей, словно это какой-то страшный секрет.

***

Темнота черным покрывалом опускается на Хосю. Солнце садится уже около шести, а ближе к семи уже кажется, что наступила ночь. Изуку выходит через заднюю дверь раменной — главный вход старик Танака уже закрыл и повесил огромный замок. Он накидывает на голову капюшон и бесшумной поступью — это уже стало в некоторой степени привычкой — идет через близлежащий парк, чтобы срезать путь до дома. Изуку специально носит объемные кофты и толстовки, достаточно длинные, чтобы не были заметны набитые карманы. Он вдыхает полной грудью ночной холодный воздух. Странный парень Анаки и его слова не выходят из головы. Но что-то в нем заставляет Изуку пока подождать и не спешить с ответом. Такое чувство, будто Анаки заглядывает не в душу собеседника, а глубоко в сознание. Изуку не знает, есть ли такая причуда, позволяющая покопаться в мыслях другого человека, но предполагает, что тот школьник это может. Поэтому его и преследовало неприятное скользкое ощущение при разговоре с Анаки. Но все равно Изуку решает понаблюдать за этими «бессмертными». Он хмыкает: «Говорят же, что анархия бессмертна. Построить общество без власти — это, конечно, звучит заманчиво… но не произойдет ли простая смена власти со старой на новую?» Вряд ли эта шайка школьников, косящих под панков, сможет совершить что-то, хоть отдаленно напоминающую революцию. И уж тем более основная масса их не поддержит. Но Изуку любопытно, предпринимают ли они хоть какие-то действия, или же они просто мирные теоретики-идеалисты? В парке тихо, только лишь верхушки деревьев еле слышно шелестят под властью ветра. Скамейки черными рядами темнеют по краям аллеи. Изуку краем глаза видит сгорбленную фигуру и вздрагивает от неприятного чувства, словно за ним следят. «Глупости, — передергивает он плечами, доставая из кармана пачку сигарет и, зажав между зубами оранжевый фильтр, вытаскивает одну. — Кто будет за мной следить? Только если из Лиги…» Сгорбленной фигурой оказывается старик, дрожащими руками сжимающий трость. Пара его узких, будто кошачьих глаз неотрывно следит за каждым шагом Изуку. Этот жадный взгляд кажется ему знакомым, но он тут же отбрасывает эту мысль — что этот чуть живой старик сделает ему? Но страх на цыпочках подкрадывается к его сердцу, целясь прямо в него своими острыми когтями, готовый вот-вот впиться. «Черт, Изуку, прекращай уже бояться, как девчонка!» Зажигалка глухо щелкает несколько раз, на мгновение в его зрачках отражается оранжево-алый язычок пламени. Изуку делает несколько лихорадочных затяжек, пока сердце не перестает так бешено стучать. Но спокойнее все равно не становится. Его всего словно ощупывает чужой взгляд. Пот липкими каплями течет по спине, заставляя содрогнуться. Изуку сглатывает. «И давно ты стал таким параноиком?» — спрашивает он сам себя. Рукой шарит по заднему карману джинсов и нащупывает холодный металл пистолета. Это немного успокаивает, даже несмотря на то, что там обычные пули, без яда и без крови Чизоме. Изуку решается обернуться. Но скамейка, где до этого сидел старик, пуста. В любой другой ситуации он лишь расслабился бы и с облегчением вздохнул. Но сейчас его нервы практически на пределе, как натянутая струна — вот-вот лопнут. Изуку быстро смотрит по сторонам, пытаясь увидеть, куда ушел старик — он не успел бы далеко уйти. Но парк пуст, лишь оглушительно каркает несколько раз на верхушке дерева ворона. Хлопнув крыльями, птица срывается с ветки, и ее темный силуэт освещает бледный свет от появившейся на небе луны. Все тело сотрясает бешеная дрожь, когда мягкие руки нежно обнимают его со спины, что-то теплое прижимается к нему. Изуку задерживает дыхание, а сердце с шумом летит вниз, прокатившись по всем внутренностям. Сигарета бесшумно падает на асфальт из открывшегося в страхе рта, когда знакомый голос томно и до приторности сладко шепчет: — Вот я и нашла тебя, И-зу-ку… кун…
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.