***
Эри не до конца понимает, что за люди окружают ее. Чизоме-сан — кажется, Изуку называл его именно так — два дня назад ушел, забрав весь свой арсенал самых разнообразных ножей. Никто не искал его — будто такое исчезновение на несколько дней вполне нормальное для него явление. Эбису приходил под вечер. Но как Эри не пыталась хоть как-то его расспросить о происходящем, переступив через стеснение и страх, тот не давал ей никаких ответов. Засыпал почти сразу же, лишь добравшись до футона. Она долго не могла понять, почему к этой девушке с кошачьими ушами обращаются в мужском роде. Эри постеснялась спросить об этом кого-либо и решила принять это как должное. Виннер тоже, к сожалению, молчал. Эри из детского любопытства разговаривала с ним, но все, что кот мог сказать, это удивленное «мяу» и мурлыканье, когда его чесали за ушком. Девочке несмотря на ее любовь к новому другу очень одиноко. Лишь Изуку уделял ей немного внимания. Но в последнее время он рано утром уходил и возвращался только тогда, когда солнце скрывалось за горизонтом. Эри в квартире, где они жили, не нашла никаких часов, поэтому единственным ориентиром движения времени было небо. Хотя, будь тут хоть десять настенных часов, она бы все равно не знала, который час — она не умеет определять время. Изуку приходил уставший, но все равно находил в себе силы поболтать хоть немного с ней. Но иногда — Эри тогда замолкала и с удивлением смотрела на него — он уходил глубоко в свои мысли. Переставал обращать внимание на что-либо, происходящее вокруг, на его губах на секунду мелькала слабая улыбка. Только вскоре он приходил в себя, хмурился и, качнув головой, продолжал какую-нибудь незамысловатую игру с Эри. Виннер прижимается пушистым боком к девочке, как будто чувствует ее одиночество и пытается поднять ей хоть немного настроение. Эри гладит его, а кот довольно жмурится, приподнимая голову, и даже сам трется об ее ладонь. Ей часто снится один и тот же сон. Эри каждый раз просыпается от страха, дрожит всем телом. Из головы не выходит образ Чисаки и его страшная, чем-то похожая на воронью ногу с ее острыми, черными и скрюченными когтями. Рука тянется к ней, хватает за запястья, за щиколотки и тащит за собой в темноту. Ей больно, теплая кровь течет по коже, оставляет на земле красные полосы. Но причуда не работает, словно ее и не было у девочки никогда. Эри вскрикивает от страха и широко распахивает глаза. — Мама!.. Мамочка… Вся спина мокрая от пота, а по щекам бегут дорожки слез. Сердце готово вот-вот выпрыгнуть из груди, а от страха ей кажется, словно кто-то сжимает ее горло, не давая сделать ни единого вдоха. — Опять плохой сон приснился? — она слышит шепот Изуку, проснувшегося от ее вскрика. Эри немного стыдно, что она нечаянно разбудила его. В ответ она кивает и сворачивается клубочком под одеялом, позволяя ему подвинуться к ней и погладить по голове. — Это просто сон, не думай об этом, — говорит Изуку, и его слова успокаивают бешено бьющееся сердце. — Тебе больше ничего не угрожает. Никто не причинит тебе боль, обещаю… «Я знаю, но…» — она мысленно отвечает ему. — Представь что-нибудь хорошее, — тихо советует Изуку. — И плохой сон больше не вернется… Эри всхлипывает, но это слезы не страха, а счастья. Впервые в жизни она чувствует себя в безопасности рядом с человеком. Ей хочется в порыве эмоций обнять Изуку. Но она помнит, что в минуты, когда ее чувства бурной рекой плещутся в сердце, странная сила в ее руках творит ужасные вещи. Эри знает, что родители исчезли по ее вине — так ей говорили якудза. И сама не раз была свидетелем того, как обычные вещи меняли форму, внешний вид или, того хуже, исчезли от одного ее касания в порыве эмоций. Нет, лучше сдерживать себя, чтобы не потерять Изуку. Ее собственная причуда пугает девочку, и, чем больше страх, тем сильнее желание научиться использовать ее во благо. Изуку кажется ей самым добрым человеком на свете. Он заботился о ней, спасал и вместе с ней сбежал из ужасной, проклятой подземной базы. Никто не относился к ней так, как Изуку. Он единственный, кому она рада в этом незнакомом доме. Кроме Виннера, конечно. Кот часто следил за ее попытками с помощью своей причуды сделать хоть что-то. Эри находила всякие ненужные обертки, бумажки и прочий мусор, клала их перед собой на полу и, сделав глубокий вдох, жмурилась и вытягивала вперед руки. Растопыренные пальцы замирают в воздухе на несколько секунд. Ничего не происходит. Эри приоткрывает сначала один глаз, потом второй. С сожалением смотрит на точно такой же фантик, каким он и был до этого. Виннеру надоедает это бессмысленное, по его мнению, занятие — он широко зевает и кладет мордочку на сложенные крестиком лапы. — Жалко, что ты ничем мне не поможешь, — вздыхает Эри, почесав кота за ухом. — мама… Изуку-сан тоже не знает, что делать… Изуку пытался понять, что же делать девочке, чтобы использовать причуду тогда, когда она сама того пожелает и как контролировать ее, а не давать времени предмета свободно откатываться назад. Он вечерами сидел с ней, но так ни к какому решению и не пришел. Изуку выглядел виноватым и на вопрос Эри, а как он сам использует свою причуду, признался, что он беспричудный. И поэтому даже понятия не имеет, что испытывает человек в такие моменты. Эри подходила с этим вопросом к Эбису. Но тот, шевельнув ушами, задумчиво отвечал: — Эбису не знает. У нее нет суперсил, как у сэмпая или Героев… Эбису просто кошка. За окном сгущаются тучи, как будто вот-вот брызнет дождь. Эри слезает с подоконника и слышит чьи-то шаги и звук хлопнувшей двери. «Мама?..» — мелькает в мыслях. Она отпускает Виннера, которого до этого крепко прижимала к груди, и бежит навстречу Изуку. Только приходит не Изуку. Широкая, чуть сутулая спина, всклоченные, давно не мытые волосы и тошнотворный запах крови, исходящий от вошедшей фигуры, заставляет Эри отшатнуться. Чизоме бросает на девочку короткий взгляд чуть красноватых глаз. Взгляд, словно это острие ножа, царапает ее где-то внутри. «Это не мама…» Эри отступает назад и прячется за углом. Чизоме вселяет в ее сердце необъяснимый страх. Этот страх напоминает ей то чувство, которое она испытывала при виде Чисаки. Только вот если якудза причинял ей боль, то Чизоме не обращает на нее ни малейшего внимания. Или делает вид, что ему плевать на девочку. Но, как бы то ни было, его аура, не видимая, но ощутимая, заставляла Эри постоянно убегать от него. Эта аура прозрачным туманом заполняет квартиру и вытесняет весь свежий воздух. Но познакомиться с этим человеком, которого так уважает Изуку, очень хочется. Может, он поможет ей научиться пользоваться причудой? Мужчина тем временем складывает на пол катану с острыми зазубринами, которыми особенно больно разрывать ещё живую плоть. Рядом лежат маленькие и побольше ножи с такими же неровными лезвиями. Эри не знает, зачем ему все это оружие. Она видела, что Эбису резала ножом еду во время готовки, но ее нож отличался и внешним видом, и размером. И не был таким пугающим. Этот человек вселяет в сердце страх, и назвался он жутким именем — Убийца Героев. Про Героев она слышала от якудза, и те с ненавистью отзывались о них. Но и Злодеев они тоже не любили, хотя относились к ним несколько лучше. От Изуку она вновь услышала слова, что Герои враги. Но теперь Эри узнала причину, почему они плохие. Но также поняла, что существуют — их трудно найти, но надежда умирает последней — хорошие Герои, настоящие, которых Изуку и Чизоме хотят найти. «Как все это запутанно… Есть хорошие, а есть плохие… А как мама узнает, кто есть кто? Мама хорошая, это значит, что все люди, похожие на маму, хорошие?» Все это слишком сложно для ее детского разума. Однако Эри поняла одну важную вещь — и Чизоме, и Изуку занимаются опасной, но крайне важной миссией по спасению всего мира. Это воодушевляло и саму девочку, и ей хотелось тоже внести свою лепту в спасение мира. Но все, на что у нее хватало смелости, это прятаться от Чизоме и не попадаться лишний раз на глаза. — Тебе что-то нужно? — резкий голос, холодный и обжигающий, как зимняя вьюга, заставляет мурашки пробежать по всему телу. — Говори быстрее, у меня нет ни времени, ни желания нянчиться с тобой. Эри выглядывает из-за угла, где до этого пряталась. Обнимает себя за плечи, как будто это спасет ее от этого монстра в человеческом обличии. Или сделает ее невидимой. Колени мелко дрожат, а во рту пересыхает от волнения. Вся смелость и отвага Эри мгновенно исчезает, стоит ей посмотреть в его кроваво-алые глаза. Они ужасны, на нее будто смотрит сама смерть, плещется вокруг зрачков река крови, а в голове вновь возникает образ Чисаки и его рука, черная воронья лапа, с которой он медленно стягивает перчатку. И все вокруг окрашивается в алые цвета. — Нет, я… ни-ничего… — с ее губ срывается жалкий писк. Так пищат слепые, голодные котята, наощупь пытающиеся найти свою пропавшую маму. Эри юркает в другую комнату, забившись там в угол. «Какой он… какой он…» — лихорадочно думает она, дрожа от необъяснимого страха, — «страшный, страшный… Когда же мама… нет, не так… Изуку-сан придет?» Хочется обнять его, почувствовать, как тот гладит ее по спине и спрашивает, чем она сегодня занималась. Изуку заберет весь ее страх себе и наполнит душу ласковой теплотой. Виннер, будто угадав ее мысли и переживания, прыгает к девочке на колени Эри проводит вечер в ожидании Изуку. Но он почему-то так и не возвращается этой ночью.***
От Юйлуня Изуку узнал, что как раз в этом районе и обитают так называемые фумецевцы. У него нет ни малейшей идеи, что можно противопоставить целой банде в десяток-другой человек. Да, пистолет он взял с собой, и складной нож лежит спрятанным на дне кармана. Но не перестрелять же их всех, просто чтобы отомстить за своих новоиспеченных подопечных! После знакомого щелчка зажигалки вспыхивает крохотный язычок пламени. Легкие наполняются дурманящим теплым дымом, а во рту пересыхает на несколько секунд, пока Изуку не отнимает сигарету от губ и не облизывает их. Под языком ощущается неприятная шершавость. «А у Каччана были такие мягкие губы…» — неожиданно мелькает в мыслях. Кожа на щеках вспыхивает огнем, когда он вспоминает тот самый поцелуй. Изуку, скрипнув зубами, бросает недокуренную сигарету и наступает на нее ботинком, раздавливая ее. — «Не думай об этом этом, Изуку…» — говорит он сам себе. — «Сейчас не время… Нет-нет, лучше вообще забудь про случившееся!» Изуку зарывается пальцами в волосы, скрывая эмоции, отпечатавшиеся на его лице. Однако на подобную мелочь никто из парней не обращает внимания. По их настроению он делает вывод, что спокойно поговорить с лидером Фумецы не выйдет. Парни хотят именно драки. Чисто теоретически, можно попробовать — на практике шансы на успех равны нулю или, по крайней мере, приближаются к этому значению. Вместе с Изуку их пятеро, фумецевцев может быть в два-три раза больше. Так их просто до смерти отмутузят, и дело с концом. «Если с ними придет и их лидер, я попробую решить все дипломатическим способом, » — размышляет Изуку. — «Должен же быть даже в банде головорезов хоть один человек, способный решить все словами, а не кулаками». — Когда они придут? — спрашивает Изуку у Юйлуня. Тот, по его словам, договорился каким-то образом через знакомых о встрече. — Не знаю, — он пожимает плечами. — Обещали, вроде, после заката… «После заката?» — хмыкает Изуку. — «Так и всю ночь можно простоять — тоже после заката ведь…» — И они, кстати, немного ебанутые на всю го… Юйлунь не договаривает, его голос заглушает звук громких гитарных аккордов. Вдоль проезжей части идет группа школьников, их волосы — полностью перекрашенные или с несколькими цветными прядками — заставляют прохожих особенно пожилого возраста оглядываться и неодобрительно качать головой. Впереди всех — парень с растрепанными волосами. На кожаной куртке, накинутой на плечи поверх школьного пиджака, ярко блестит множество металлических запонок. Он выглядит старше остальных школьников — даже, может, старше Изуку. Наверно, уже заканчивает старшую школу. Из его музыкальной колонки и слышны звуки какой-то старой рок-песни, прославляющей анархию. — Хочу завалить прохожего, ведь я… — завывают школьники. Некоторые плохо знают текст, сбиваются, однако поют довольно-таки слаженно. — …я хочу быть анархией!.. — Я вижу, что они точно на всю голову… — бормочет он, потому что представлял себе фумецевцев несколько иначе — как банду настоящих бандитов, а не как толпу разодетых, как панки, школьников. Они заворачивают во внутренний двор, окруженный домами, где их ждут четыре школьника и Изуку. — Юйлунь, что ты опять от нас хочешь? — кричит их «главарь», ткнув пальцем на кнопку колонки, и музыка тотчас смолкла. — Я тебе сотню раз говорил, что мы тебя не возьмем к себе… — тут он переводит взгляд на Изуку. — А это кто? На школьника не похож… Юйлунь горделиво поднимает голову. — А это наш гла-авный! И он сейчас вам зад надерет! «Ты чего несешь, придурок…» — мысленно шипит Изуку, бросив на школьника испепеляющий взгляд. Весь его план решить проблему дипломатическим путем рассыпался, как карточный домик. — Хочешь драки — будет тебе драка. Главарь панков отдает стоящему рядом колонку и, хрустнув пальцами, резко бьет кулаком Изуку в подбородок. Тот не ожидал такого быстрого и точного удара, язык обжигает металлический привкус крови, а в глазах на секунду темнеет. Нижние клыки впиваются в язык, и он жмурится от острой боли. Но Изуку тут же приходит в себя. И уже в следующее мгновение школьник зажимает руками живот, заскулив от боли. Все это, произошедшее в мгновение ока, служит для остальных сигналом к действию. С криком Юйлунь и его парни бросаются на панков, и школьники превращаются в один рычащий, воющий от боли, дерущийся клубок. Изуку рукавом вытирает струйкой текущую из уголка рта кровь и смотрит, как «главарь», пошатываясь, поднимается. — Сильно бьешь, — сплевывает он. «Ты тоже, » — мысленно отвечает Изуку, — «но не сильнее Каччана». Он удивляется, почему в такой момент опять на память приходит именно Кацуки. Но Изуку быстро отгоняет назойливые мысли. Он проводит языком по кромке зубов, проверяя, все ли на месте. Нет, ничего не выбили, но во рту все еще стоит неприятный металлический привкус. Школьник сует руку в карман джинсовой куртки, шарит там. На костяшках пальцев сверкают в лучах заходящего солнца металлические шипы кастета. И Изуку понимает, что драка из рукопашной превращается в вооруженную. «Зря я рассчитывал решить все мирно…» — Если есть оружие — доставай! Будем драться по-серьезному. Изуку дергается в сторону, на ходу доставая из кармана нож. Он видит, что навыков боя у парня совсем мало и его первый удар был лишь случайностью. Изуку недооценил их, слишком расслабился, теперь же он будет драться всерьез. Внутри все вспыхивает горячим огнем азарта. Но все равно ему не хватает доли секунды, чтобы избежать удара. Зазубрины кастета рассекают кожу на щеке, но из-за адреналина в крови боль почти не ощущается. Изуку хватает его за левую руку и, заломив ее за спину, ударом колена заставляет парня упасть на живот. «Главарь», закашлявшись от пыли, забившейся в ноздри, пытается вырваться. Но замирает, почувствовав на щеке обжигающий холод острой стороны лезвия. — Вот и все, — произносит Изуку. Щеку обжигает болью, он тихо шипит под нос, приподнимая одно плечо и им стирая текущую из раны кровь. Один из панков замечает, что их главарь повержен. Кричит своим, чтобы они оставили уже чуть дышащих от усталости парней и помогли ему, но Изуку не дает им это сделать. — Еще один шаг, — медленно, но громко произносит он, — и я перережу ему горло. Он аккуратно надавливает лезвием на горло, рассчитывая силу так, чтобы лишь поцарапать кожу, но не навредить школьнику. Тонкий порез кровоточит и заставляет панков замереть. В их глазах читается страх и растерянность — они не понимают, что делать. Изуку за волосы приподнимает голову главаря и спрашивает его: — Почему вы обижали Юйлуня и его друзей? Главарь почти сразу отвечает, но его голос звучит чересчур равнодушно и спокойно для этой ситуации: — Один раз побили за дело, так что пусть не обижаются… Осуждали наши… музыкальные вкусы и другие взгляды. Еще раз побили за то, что приставали к девочкам. Изуку поднимает взгляд на Юйлуня, а тот весь сжимается и делает неуверенный шаг назад. — Да пиздит он все… не делали мы такого! «По вашему поведению в раменной не скажешь, » — хмыкает про себя Изуку, начиная понимать, что тут к чему. Главарь усмехается, совсем не обращая внимание на приставленный к горлу нож: — Правда глаза колет? А ты, — обращается он к Изуку, — не выглядишь, как их дружок… Зачем же помогаешь этим отбросам? Дело приобретает интересный оборот. Изуку убирает от горла школьника нож и медленно выпрямляется. Все ясно, эти парни просто-напросто хотели отомстить. Юйлунь бросает беспомощный взгляд на него, потом на своих парней и, наконец, опускает голову. — Да я… Я просто хотел… Да ну вас всех к черту! Он смотрит на всех взглядом загнанного в угол зверя и резко срывается с места. Парни бросаются вслед за ним. Панки не догоняют их, остановленные голосом главаря: — Оставьте их… даже дело с ними иметь не хочется… Хуже мусора. Он встает и ударами ладони стряхивает с себя пыль. Изуку молча наблюдает за происходящим. Главарь косится на него, но во взгляде нет ни намека на страх — мелькает уважение. — Ты хорошо дерешься… Спортсмен? Изуку пожимает плечами. — Да нет, я сам как-то научился. — И тратишь силу на такой мусор, как они? — школьник кивком указывает в ту сторону, куда сверкая пятками убежали парни. Изуку не отвечает — слова звучат вполне справедливо, даже не поспоришь. Он делает вывод, что эти фумецевцы просто банда панков-школьников, которые не против подраться при случае. Изуку ожидал от них большего. Ощущается разочарование, но все-таки это было неплохой разминкой, давно он ни с кем не дрался с тех пор, как сбежал с Эри. Изуку поднимает голову и смотрит на небо, потемневшее от сгущающих сумерек. Больше ему делать здесь нечего. Трет тыльной стороной ладони рассеченную щеку, только размазывает кровь. Кожа саднит от каждого дуновения прохладного вечернего ветерка. Он прячет руки в карманы и делает несколько шагов. Но замирает, остановленный голосом школьника. — Подожди, — за спиной слышно легкое шарканье подошвы об асфальт. Он оборачивается. Изуку с удивлением смотрит на протянутую руку, испещренную, как и у него самого, порезами и шрамами. Руку человека, которому часто приходится бить и быть избитым. — Зови меня Анаки, — говорит школьник. Его манера речи резко меняется, словно перед Изуку появляется совсем другой человек. — Я взял это имя, потому что оно созвучно с великим словом «анархия» … Знаешь, мы не просто банда придурков-бездельников, как те четверо — нами движет бессмертная идея, мы строители нового мира, где каждый равен и свободен. Но сначала мы разрушим этот! Причуды даровали нам свободу, а Герои отняли ее. Хочешь вместе с нами бороться с этим обществом, загнивающим под гнетом власти? Сказал так, будто какую-то книжку процитировал. И что-то в нем напомнило Чизоме — его точно такое же желание изменить общество. Изуку цепляют эти слова, оседают в памяти и вселяют в сердце надежду, что они с Убийцей Героев не одни такие, кто видит несовершенства геройского общества и хочет изменить существующий порядок. Анаки не боится его, и это заставляет Изуку зауважать его в ответ. И этот школьник кажется довольно интересным. Но в то же время его охватывает странное чувство, стоит ему взглянуть в коньячно-карие глаза Анаки. Нет, это не гипноз, это что-то другое. Из горла готовы сорваться слова согласия, но Изуку резко отводит взгляд, одной лишь силой воли сдержав себя. Он лишь сжимает его ладонь в своей, и Анаки, словно прочитав его мысли, кивает: — Не спеши с ответом. Если наши цели совпадают, наши пути непременно пересекутся. Как бы мы ни желали этого избежать.***
Кацуки выписывают из больницы через месяц. До окончания его срока «наказания» еще столько же. За время, что он пробыл в больнице, Моясу пару раз навещала его. Кацуки удивился, он надеялся, что она будет чуть ли не каждый день к нему шастать. Но так даже лучше. Она приносила разные угощения, которые сама приготовила. Кацуки сухо благодарил ее, отвернувшись к окну. Моясу молча брала его за руку, сжимала ее пальцами и сидела так некоторое время. И молчала. Кацуки это напрягало, но он помнил их уговор и так же молча терпел ее прикосновение. Потом Моясу просто уходила. Он замечал не раз ее странную задумчивость. Спрашивать не хотел, а сам решил даже и не думать над этим вопросом — не его ума дело. Моясу оставляла аккуратно завернутые в цветные салфетки онигири, в которые, как она сказала, вложила всю свою любовь. Кацуки посмотрел на них так, словно они были напичканы ядом. Но, когда девушка ушла, надкусил один. На вкус — самый обычный рис с начинкой из вареного тунца. Ее «любви» он не почувствовал. Хотя отметил, что онигири были очень хорошими — пальчики оближешь. Только Кацуки никогда ей об этом не скажет. Когда он возвращается домой, первое, что он видит — это разноцветные звездочки, хороводом бегущие перед глазами. Не успевает Кацуки переступить через порог, как получает крепкий подзатыльник от матери. — Шило у тебя, что ли, в одном месте? — негодует она. — Сколько раз я тебе говорила — не суй нос не в свое дело. Не-ет, тебя так и тянет найти приключения на свою голову, мелкий говнюк!.. — Ой, отстань уже… Кацуки в который раз слышит это, поэтому не придает ее словам особого значения. Старуха всегда такая — очень переживает за него, а по-другому выразить свои чувства не может. — Я же к концу твоего обучения поседею вся! — Ну, знаешь, на светлых волосах не будет видно седины, — усмехается Кацуки и быстро прячется за дверью своей комнаты, только увидев, как женщина наклоняется и снимает с ноги тапок. Подошва со стуком ударяется и падает на пол. Оставшийся месяц Кацуки проводит, откровенно скучая. Однако в то же время он не бездельничает. В академии занятия идут своим чередом, поэтому он сам старается наверстать пропущенное. Будь Кацуки хоть в три раза сильнее, чем он есть сейчас, он не выпустится, не сдав обычные дисциплины. Каминари, доброй души человек, иногда писал ему частые и длинные сообщения, в которых подробно рассказывал, чем они каждый день занимались, что было нового. Кацуки, признаться, с интересом их читал. Но ничего в ответ не писал. Тетрадный лист весь испещрен мелкими закорючками его почерка. Кацуки бросает ручку и зарывается ладонью в растрепанные светло-русые волосы. На столе лежит его лицензия. Но вся радость, какую он испытал лишь увидев ее, исчезла в одно мгновение. Ему дали лицензию лишь за тем, чтобы у него и у академии не было проблем в будущем — удержать его от последующих «геройств» почти что невозможно. Он все равно не сможет, как он до этого хотел, официально стать Героем. Единственное, на что он может рассчитывать — это должность «принеси-подай» при какой-нибудь важной шишке. Или быть стажером и выполнять мелкие поручения, пока не зарекомендует себя, как хороший защитник общественного порядка от посягательств Злодеев. Однако даже так Кацуки будет проще выйти на Изуку. Если тот был одним из якудза, встретился ему во время нападения Лиги Злодеев на Тартар, то он точно связан со всеми этими группами преступников. И те, в свою очередь, имеют свою запутанную сеть связей. Кацуки вновь хочет взглянуть Изуку в глаза и как-нибудь вытянуть из него ответ на вопрос — почему тот стал таким? Нет, Изуку не похож на психа. Ни три года назад, ни сейчас. Но что-то в нем явно изменилось. Как будто Кацуки встречал все это время совершенно другого человека, словно его подменили. Или хорошо промыли мозги, заставив плясать под свою дудку. Да, последнее предположение кажется Кацуки самым разумным и логичным. Кацуки трет переносицу и морщится. Геройская лицензия одновременно и приближает, и отдаляет его от Изуку. Дает шанс вновь встретиться с ним, но в то же время накладывает свои обязательства. Если Кацуки будет не один, будет с другими Героями, а Изуку посчитают Злодеем — ему придется, стиснув зубы, переступив через себя, отбросить в сторону все чувства и смотреть на него, как на преступника. Но Кацуки не может представить, чтобы Изуку, этот вечно хиленький, ноющий задрот, беспричудный слабак, был способен на преступление, на убийство. Тот говорил, что убил несколько Героев, гражданских, и точно не врал — его взгляд говорил обо всем красноречивее любых слов. Кацуки пытается отмахнуться от образа, обрисовывающегося в его голове, усилием воли прогоняет эти картины, но воспаленный мозг продолжает рисовать их. Как в дымке, как в тумане он представляет Изуку, его недобро блестящие глаза, темнеющий, сжатый пальцами пистолет и кровь жертвы, брызгами рассыпавшаяся по одежде, стекающая по щеке. Безумный хохот, леденящий душу, и безумная улыбка, тронувшая его тонкие губы. Кацуки мотает головой, сжимает ладонями виски. Прочь, прочь, уходите… он не желает это видеть! Он с силой ударяет кулаком по столу. Дыхание Кацуки сбивается, он резко встает и принимается шагами измерять свою комнату вдоль и поперек, чтобы успокоиться. Сердце постепенно замедляет темп. Даже если это и так, даже если Изуку и убийца, преступник, Злодей, это не изменит его чувств к нему. Для Кацуки он все так же будет самым дорогим человеком. Да и чего греха таить — именно таким Изуку ему даже больше нравится. Не вечно ноющий беспричудный ребенок, а равный по силе лучший друг детства. Но почему же, почему же, черт возьми, Изуку стал врагом? Кацуки, как ни старается, сам не может найти ответ. Понимает одно — это произошло не просто так, кто-то или что-то сделало его таким. Его издевательства над Изуку в детстве вряд ли могли заставить того возненавидеть Героев. Он, скорее, захотел бы отомстить именно самому Кацуки… Но, если это из-за него, Кацуки приложит все возможные усилия, чтобы вернуть Изуку к нормальной жизни. В голове никак не укладывается, что для Изуку нормальной жизнью является то, как тот сейчас живет. А что, если это дело рук Лиги Злодеев? Но три года назад о ней не было слышно, может, она даже не существовала. Может, Изуку мстит за смерть своей мамы? Но кому мстить, если это был несчастный случай, и Герои, против которых он явно настроен враждебно, тут ни при чем? Не они же устроили поджог. Но все-таки эту теорию Кацуки не отбрасывает, тщательно размышляет над подобным вариантом. Ему вдруг вспоминаются слова Изуку о фальшивых Героях, так похожие на глупую и жестокую теорию Убийцы Героев. Кацуки лично слышал ее из уст самого Злодея, и она так осточертела ему, что хотелось причудой спалить ему все лицо, в первую очередь, чтобы замолчал и больше не заводил свою шарманку: «Фальшивки не имеют права на жизнь… эгоистичные стремления и амбиции превращают любого в фальшивку… я уничтожу это общество, но оставлю лишь истинных Героев…». Блевать тянуло от этих пафосных речей. Но мысль, что Убийца Героев, этот сумасшедший маньяк, и Изуку могут быть как-то связаны, кажется ему просто безумной. Потом он резко останавливается. Сердце пропускает удар, а сам Кацуки почти не шевелится несколько мгновений. В памяти всплывает сцена их первой встречи после мучительных трех лет. Реакция Изуку на его слова, что это из-за него Убийца Героев оказался в тюрьме, была настолько странной и не объяснимой, что тогда он даже и не задумался над этим. Кацуки был слишком шокирован, чтобы быть способным хоть немного здраво поразмыслить. А теперь, в спокойной обстановке, все эти факты складываются, как дважды-два. Изуку, несомненно, знаком с этим Злодеем. И точно для него Убийца Героев крайне важен, раз он так взбесился и чуть не убил Кацуки. И Изуку, несомненно, встал на путь, с которого уже вряд ли сойдет, и от этой мысли все холодеет внутри, а мечта подарить ему «нормальную» жизнь, как мираж, растворяется в жестокой реальности. Кацуки, чье сердце до краев переполняется отчаянием, резко садится на корточки и закрывает лицо трясущимися руками. «Деку, чертов придурок!.. Зачем, зачем ты только во все это ввязался?..»