Голубой песок

      Ночь лилась в открытое окно, текла жаром по телам и сушила кожу. В такие ночи жажда становилась нестерпимой и сколько ни пей воды, духота сковывала горло вновь. Асли давно не насыщалась водой и научилась утолять жажду иным способом. Она пила Талиту.       Тихое шуршание простыней, прерывистые вздохи и лихорадочный блеск глаз — Асли не могла и не хотела прекращать любоваться чужим, таким непохожим на её, телом. Не знавшая людей, джинн узнавала их по своей Царице. И люди казались ей невероятно хрупкими. Зачем природа создала их такими? Джинны в истинной форме были чистейшей энергией, стихией. Они просачивались сквозь любые стены, впитывались в песок и овладевали чужим разумом. А люди? Как выжило существо, которое, если поцеловать за ухом, провести языком по шее или спустится губами к груди, становилось мягким, лоснящимся, будто шелк? Как человек смог вытеснить джиннов, если для того, чтобы лишить его всякой власти над собственным телом, достаточно лишь развести его ноги, открывая самое уязвимое и чувственное.       Чем выше поднимался интерес, тем ниже спускались поцелуи. А Асли была крайне любопытным джинном.       Так и сейчас она вольготно лежала между ног Талиты, гладила полные бедра и неспешно двигала языком, чувствуя трогательную дрожь чужого тела.       Тихое «Ещё» срывается с разомлевших губ. Оно вмещает в себя множество значений, каждый раз новое, но джинн ещё ни разу не ошиблась. Асли смотрит лукаво. Ей даже жаль, что её тело лишь иллюзия и радости плоти ей чужды.       Но в иллюзорном теле определенно есть свои плюсы. И это касается не только боя. Асли меняет свой язык, делает его по змеиному длинным и гибким. Она нарочно показательно ведет его волной, хвастается бессовестно, и скалится довольно, когда в глазах Талиты видит яркий восторг и блестящее, хмельное нетерпение. Джинн дразнит — кружит вокруг входа, вот-вот и ускользает. Как легко управлять Царицей государства, которому служишь. Талита хнычет по-детски и дергает джинна за волосы. Неприятно.       — Сейчас обижусь и уйду, — её ещё раз дергают за волосы. Вот же капризная.       — Работай! Обидчивая нашлась.       Асли смеется, но покоряется. Одним движением оказывается внутри, жар обхватывает язык, сдавливает плотно, жадно, а Талита давится собственным стоном.

***

      — До конца нашего союза остался год.       Талита не отпустила джинна после секса и утянула с собой рядом. Асли не представляла, что за удовольствие просто лежать в жаркую ночь и обнимать кого-то. Но теперь она вряд ли смогла бы от этого отказаться. Названная в честь звезды, её Царица, казалось, светилась под холодным светом Луны.       — Королевство падет раньше. Мы уже ослабили его достаточно. Месяц и оно само сдастся твоему Царству, — от ребер Асли из голубого песка соткалась рука, она затушила свечи у кровати, но льющаяся в окно Луна все равно падала на царскую постель.       — Я не об этом, — как-то грустно вздохнула девушка, — Через год ты и твоё войско уйдете.       Уйдем — понимала Асли. Но молчала. Она впервые не знала, что ответить своей Царице. Но та и не стала ждать       — Ты можешь стать мужчиной?       Вопрос озадачил Асли.       — А чем тебя не устраивает женщина?       — Устраивает, почему же. Я прошу лишь стать мужчиной там. Внизу. Ты ведь можешь?       Асли, как и любой голубой джинн могла. Любое животное, любое состояние кроме жидкости. Лишь одно оставалось неизменным — цвет.       — Могу, — вышло неуверенно.       — Но? — поймала её интонацию девушка.       — Но это только иллюзия. А значит ты не сможешь зачать.       Талита издала тихое «пффф».       — Не велика потеря, — задор в голосе Царицы казался слишком звонким.       Бедра Асли обвил голубой песок, меняя иллюзию, подстраивая её под свои желания. Джинн никогда не думала, что будет использовать великую силу, не только чтобы побеждать врагов одного за другим, но и чтобы менять пах с женского на мужской.       Талита с готовностью оседлала её бедра, потерлась промежностью о головку, примеряясь. По закушенной губе Асли поняла, что угадала с размером.       — Знаешь… мне все же жаль, что ты ничего не оставишь мне на память о себе, — Талита не дала джинну вникнуть в сказанное и одним тягучим жарким движением опустилась на её член. Пару секунд она, замерев, сжимала его в себе. Изумительно влажно, плотно и горячо. Ни капли боли на соблазнительном лице, только ничем не прикрытое, чистое удовольствие. Когда Царица начала двигаться, бесстыдно наслаждаясь каждым глубоким толчком, Асли поняла, что теряет голову: каждый толчок в медово-хмельном теле девушки отдавался в её иллюзии.       В свете Луны, ослепленная страстью, она не увидела на себе человека.       Кажется, Талита тоже была джинном. Она не умела превращаться в ветер, она ступала по земле босыми ногами; она не умела проникать в чужой разум, она говорила и слушала; она не умела менять форму, она имела восхитительное тело, самое желанное и прекрасное. Но она была стихией. Неуправляемая, красивая и, о дьявол! опасная.       Джинн вскинулась, припадая к груди девушки, сорвала её с ритма и задала свой, резкий, сильный, почти жесткий, если бы на каждый толчок девушка не вскрикивала, крупно вздрагивая, близкая к финалу.       Когда Талита замерла на Асли, загнанно дышащая, влажная от испарины и приятно уставшая. Когда в воцарившейся тишине джинн услышала, как громко и часто бьется в чужой груди сердце. Тогда она и поняла, что, узнавая тело Царицы, изучала что угодно, только не её саму.