Стальной венец 1: тамахаганэ

      — Я считаю, что будет разумнее ампутировать…       — Пошёл к чёрту! — Кеншин схватил врача за шиворот и потянул на выход из кабинета. — Чтобы я тебя здесь не видел больше, шарлатан! И передай своим коллегам-умникам, что, если хоть ещё один из вас предложит порубить моего ребёнка на части, я самолично сделаю это с ним!       Мужчина ещё некоторое время кричал проклятия вслед убегающему из поместья ирьёнину, но позже вся энергия мгновенно иссякла. Шихоин повалился в кресло и стал массировать переносицу: уже который день голова просто раскалывалась.       «Пятый. Уже пятый врач твердит одно и тоже».       Личного доктора семьи выгнали в тот самый день, когда Учиха принёс умирающую Йоруичи домой. Тогда у ребёнка поднялась температура, он была в бреду и лихорадке. Врач на протяжении долгих часов боролся за жизнь девочки. Когда её состояние стабилизировалось, и принцесса наконец заснула, доктор вышел в коридор к её родителям и вынес вердикт: инфекция попала глубоко и быстро распространяется, и лучшим вариантом будет ампутация ноги с целью предупредить заражение всего тела. Встреча с этим врачом закончилась, как и с пятым.       — Мы должны это сделать! Должны, Кеншин!       — Нет, Айяно! Никогда! Никогда, слышишь меня? Мы загубим ей жизнь! Если этому ребенку суждено умереть сейчас, то это будет для неё лучшей участью, чем то, что хочешь выбрать ты!       Тогда Айяно стала неистово бить мужа, пока ей не вкололи снотворное. Проснувшись, женщина заплакала так истошно и страшно, что слышно её было в любой части поместья. С тех пор (а ужас этот начался два дня назад) она не вставала с постели, а если и делала это иногда, то ходила по покоям как призрак.       Дом погрузился во мрак. Люди, под стать атмосфере поместья, стали предпочитать одежду тёмных тонов, будто заранее готовясь к трауру. Единственное, что осталось прежним, это погода. Она была такой же солнечной и знойной, раздражая своей неуместностью. Дождь и сырость были бы более подходящими в такое время.       Шисуи и Итачи в тот день остались в поместье до вечера. Младший мальчик домой не спешил, ведь Саске уже почти выздоровел, а с отцом отношения были натянуты. У Шисуи дома была мать, но она привыкла к частому отсутствию сына из-за работы.       Они вдвоём вместе с братьями Шихоин сидели в столовой, а компанию им составляли чашки с чаем и какая-то закуска, однако кусок в горло не лез.       Акира дал Шисуи свою одежду, чтобы он смог переодеться. И теперь Учиха сидел в широкой рубахе и штанах тёмно-зелёного цвета с красной окантовкой, хотя рукава оказались чуть короче, чем было необходимо, но это никого не смущало.       — Ей же говорили, не лезть в эту чёртову воду, — Хидеки разогнал тишину. — Почему она такая упёртая, почему просто не может выполнять обычные правила?       — Хидеки, — медленно и слабо произнес Акира, — ничего уже не исправишь. Нам остаётся только ждать.       Мальчик тяжело вздохнул и опустил голову на сложенные в замок руки. Ни старший, ни младший из братьев не смели плакать, боясь показаться слабыми. Но у Акиры в горле стоял ком, он так сильно сжимал горло, давил, не давая нормально выходить словам. После вердикта врача все надежды, ещё теплившиеся внутри, испарились, казалось, что вот-вот — и сдерживаемые слезы задушат его. Каждый твердил одно и то же: сестра либо умрёт, либо останется калекой. И мальчик не знал, что для неё лучше. Однако, когда мозг выбрасывал воспоминания об этой жизнерадостной, такой всё время шустрой и любознательной девочке, первый вариант казался предпочтительнее.       — Отец должен на это решиться. Его эгоизм отвратителен.       — Эгоизм? — Акира поднял осунувшееся лицо. — А не будет ли эгоизмом оставить шестилетнего ребёнка без ноги? Это справедливость по-твоему? Чёрта с два! — мальчик ударил кулаком по столу, разлив свой чай на деревянную поверхность.       Тут Шихоин не выдержал, встал из-за стола и вскоре скрылся за дверью, чтобы спрятать непрошеные слёзы, которые бурным потоком вырвались из мальчишеских красивых карих глаз, как только дверь за ним хлопнула. Сидящие в столовой могли на секунду услышать звуки плача.       Шисуи за всё время не поднимал головы, рассматривая своё отражение в чашке.       «Ты не успел. Как иронично, Шисуи Телесного Мерцания, как иронично».       Юноша вспомнил своего отца. Он тоже потерял ногу, но на войне. Здоровье его сошло на нет, и он был прикован к кровати, а со временем перестал узнавать и собственного сына из-за болезни. То, что осталось от этого человека, было кошмаром. Постоянно в бреду, внезапных панических атаках и истериках. Мать денно и нощно сидела с отцом, пытаясь хоть немного привести его в норму.       Год назад он умер. Однако, вопреки пережитой смерти мужа, пройденной войне, потере многих товарищей и друзей, постоянному страху, что сын не вернётся домой, женское сердце держало оборону. И единственное, что сказала Учиха в тот день, когда она и Шисуи смотрели на мёртвое тело их родного человека на постели, было: «Отмучился. Смерть долго его искала». Без слёз, спокойно, но сын понимал, что написано невидимыми чернилами на её лице. Огонь в материнских чёрных глазах стал ещё слабее.       Хидеки молча поднялся и вышел из помещения.       — Шисуи, — окликнул друга Итачи тихим голос, — нам пора.       В ответ старший лишь кивнул, поднимаясь из-за стола. Оба тихо покинули дом, ведь до них сейчас никому не было дела. Они рассказали и сделали всё, что могли.       Дверь в комнату Йоруичи скрипнула. Хидеки, держа свечу, поёжился. Ему казалось, что он попал совсем в другое место: шторы были плотно задёрнуты, лишь тоненькая полоска света иногда мерцала от их легкого движения; пахло какими-то лекарственными препаратами, которые вызывали неприятное раздражение в носу и горечью оседали на языке; ощущение времени пропадало, но оно заменялось другим, ощущением повторяющегося цикла, состоящего из страха неизбежного и давящего чувства тревоги. Можно было даже назвать это замкнутое пространство склепом. Помещение принимало гостей холодно и мрачно, к мальчику в голову на секунду залезло сомнение: стоит ли ему уйти? Но увидев свою сестру на кровати, так медленно и глубоко дышащую, погруженную в сон, Хидеки отбросил все колебания и смело зашёл. Ему позволили посетить её ненадолго, нужно было воспользоваться этим шансом.       — Привет, — прошептал мальчик, получив в ответ тишину.       Он подумал и поставил свечку на стол, что стоял в противоположном от кровати углу, а не на прикроватный комод, чтобы свет не разбудил ребёнка.       Хидеки присел на поставленный у изголовья кровати стул и посмотрел в лицо девочки. Бледное, мраморное, гладкое. Она казалась скульптурой, куклой. Глаза под веками подрагивали: ребёнок видел сон. Мальчик аккуратно взял руку Йоруичи и большим пальцем стал гладить костяшки её кисти.       — Сестрёнка, — глаза Хидеки заволокла влага, но, вздохнув, он продолжил шёпотом, — я всё время дразнил и обижал тебя. Знаешь, скажу что-то резкое, ты понимаешь. Но … но я … просто знай, что я тебя люблю. Честное слово. Поправляйся, пожалуйста, не покидай нас.       Мальчик склонился над рукой ребёнка и дал волю слезам.       В то время, как Акира сидел в своих покоях, пытаясь успокоиться, Хидеки плакал в комнате сестры, Кеншин пил саке в кабинете и советовался со своими подчинёнными, Айяно беспокойно спала, а Шисуи и Итачи медленно брели к своему району, Йоруичи снился сон. Самый страшный, который она видела в своей жизни и, возможно, увидит.       У всех людей бывают такие сновидения, что оставляют на сердце отпечаток на всю жизнь. Эмоции, пережитые в нём, заставляют вскакивать в поту и со сбитым дыханием. И, вспоминая его через много лет, становится не по себе. Хорошо, когда этот кошмар снится единожды. Йоруичи же этот сон снился нескончаемое количество раз за время болезни. Даже, когда на следующий день её перевезли в больницу Конохи, ситуация не изменилась. Девочка не просыпалась, и тот ужас, что терзал её под закрытыми веками, не оставлял ни на секунду. Она словно попала в какой-то замкнутый круг, а сон своей настойчивостью будто пытался ей что-то сказать. Или предупредить.       Картинки быстро сменяли друг друга, но со временем, когда сон повторялся из раза в раз, девочка стала вычленять отдельные фрагменты, ужасаясь их содержанию.       Впечатление её было настолько сильным, что она наяву начала тихо двигать губами, озвучивая увиденное. Врачи сказали, что девочка в бреду.       Все началось с Луны. Йоруичи увидела её, огромную и белую. Казалось, что на чёрном полотне вырезали круг. Спутник через секунду окрасился в алый. Дальше Луна превратилась в глаз некоего чудовища, такого огромного, что с лёгкостью возвышался над скалой с ликами Хокаге. Девочка слышала страшные крики и плач, взрывы и удар металла о металл. Тут перед глазами начали проноситься картинки сражений: люди бились друг с другом, с какими-то белыми монстрами. Кровь, внутренности, кости, сожжённые тела и мухи над трупами сменяли друг друга так быстро и стремительно, напоминая какой-то калейдоскоп или карусель.       Внезапно всё ускорилось так сильно, превращаясь в одну разноцветную ленту, что нельзя было ничего понять. А вскоре наступило затишье, и Йоруичи с поля боя перенесло в другое место. Это был тихий квартал, вокруг ни души, маленькие дома, окружающие дорожку, не подавали признаков жизни внутри.       «Свет нигде не горит. Но ещё рано ложиться спать».       Пришедшая мысль казалась инородной, будто бы кто-то дал послушать ей запись чужого голоса. Голоса детского и мальчишеского.       С каждым сделанным шагом обстановка на секунду искажалась, добавляя деталей, которые через мгновение пропадали. Йоруичи видела окровавленное оружие, мёртвых и повреждённые дома. Будто бы в этом месте произошло сражение. Погибших было несчётное количество.       Девочка хотела остановиться и закричать, спрятаться, заплакать, но ноги вели её дальше, будто проводя экскурсию по страшной выставке. Каждый раз, проходя мимо трупа, который то исчезал, то появлялся, Йоруичи думала, что он схватит её за ногу, но её тело упорно тянуло вперед, невзирая на истинный ужас. Порой она наступала на тела, с омерзением слыша звук раздавливаемого мяса и костей.       Ребёнок шёл босиком, оставляя кровавые следы за собой. Неведомая сила тянула в лес, что лежал впереди. Он был чёрный, без единого проблеска света, даже свечение огромной луны не попадало в чащу. Йоруичи двигалась в кромешной тьме. Время от времени девочка слышала хлопанье крыльев и шелест. Внезапно что-то приземлилось ей на плечо. Девочка остановилась, прислушиваясь к тяжести на правой руке. Она не смела повернуться, почему-то будучи уверенной, что ни в коем случае нельзя смотреть в глаза этому неведомому чудовищу. Резкий крик птицы заставил девочку вздрогнуть и обернуться. Глаза существа горели красным, больше ничего нельзя было увидеть, лишь алые огни в темноте. Вскоре девочку окружила, кажется, тысяча подобных птиц, которые резко распахнули свои кровавые глаза. Они летали вокруг ребёнка, оглушительно каркали, цепляя своими перьями лицо Йоруичи. Прошло мгновение, и все вороны взмыли вверх. Лес начал исчезать. И не лес это был вовсе. Это была иллюзия, это были птицы.       Территория расчистилась, наступила тишина, прерываемая звуком падающей воды. Водопад.       Йоруичи двинулась дальше. Это был обрыв, напротив которого со скалы спускался огромный поток воды.       «Внизу река Нака. Водопад идёт из Могами. Где-то там я утонула».       Йоруичи увидела силуэт почти у самой пропасти. Он стоял спиной, девочка не могла разглядеть лица, но она знала, кто был этим человеком.       «Шисуи».       Он был выше и крупнее, старше, чем во время знакомства его и девочки, но она была уверена.       «Шисуи!»       Он не оборачивался. Йоруичи подходила всё ближе. Юноша держал что-то в руке, с которой капала кровь.       «Шисуи?»       Девочка протянула руку и положила ему на плечо. Наконец Учиха стал медленно оборачиваться. Шихоин вскрикнула и упала на землю. У Шисуи не было глаз.       Йоруичи стала отползать назад, юноша же медленно двигался к ней, протягивая руку. Когда девочка резко замерла, не по своей воле, как будто что-то парализовало её тело, она подняла голову, смотря на пустые окровавленные глазницы с ошмётками мяса, Учиха тоже остановился и с безумной улыбкой вытянул руку прямо перед лицом Йоруичи.       Шисуи раскрыл ладонь. У девочки перехватило дыхание и дрожь пробила всё тело. Она открывала и закрывала рот как рыба, но ни звука не вырывалось из глотки. Слёзы не шли, сухие широко открытые глаза с ужасом взирали на то, что было в ладони у Учиха. Вырванный глаз.       Медленно подняв взгляд, Йоруичи увидела, что вместо Шисуи стоит Итачи, который поднял три пальца левой руки в направлении к лицу девочки. Шисуи же шёл к обрыву.       «Шисуи, не надо!»       Слова так и остались в грудной клетке, а юноша медленной походкой направлялся всё ближе к пропасти. Йоруичи наблюдала за ним, пока пальцы Итачи не зафиксировались на левом глазу девочки, с силой надавливая на глазное яблоко. Девочка с ужасом следила за действиями Учиха, не в силах противостоять. Внезапно мальчик стал сначала искажаться, а потом блекнуть, и Йоруичи могла сквозь него увидеть, что Шисуи стоит лицом к ней на краю обрыва.       «Стой!»       Неожиданные силы наполнили тело, и девочка, сорвавшись с места, побежала навстречу к Шисуи. Но она никуда не двигалась, сколько бы ни бежала. Образ юноши отдалялся. Йоруичи отбрасывало в туннель, темный и длинный, а в конце него был Шисуи. Девочка пыталась приблизиться, но будто бы отдалялась лишь дальше.       «Нет!»       Шисуи отклонился назад и провалился в пропасть. После этого всё потемнело, но буквально через секунду туннель снова обрел источник света. Справа от Йоруичи, потом слева, а дальше во всю длину коридора по обе стороны от девочки стали зажигаться огни. Девочка повернулась к правой стене и присмотрелась. Горела некая ткань с рисунком.       «Это герб моей семьи».       После этой мысли Шихоин услышала звериное рычание сзади. Повернувшись, она встретилась с зелёными глазами. Взрыв.       Йоруичи с глубоким вдохом вырвалась из этого царства кошмаров в реальный мир. Сознание ещё не верило, что всё закончилось, и ждало продолжения. Но того, что происходило сейчас, не было в повторяющейся цепочке снов. Она очнулась.       Шихоин тяжело дышала, приходя в себя. Волосы прилипли ко лбу, а глаза щипало. В помещении не было полного мрака, хотя на дворе стояла ночь. Девочка неуверенно закрыла то один, то другой глаза. На месте. После этого действа из глаз потекли слёзы, проводя дорожки по вискам, спрятавшись где-то в волосах. Йоруичи не плакала и не хотела этого. Слёзы скопились во время её пребывания во сне.       Девочка повернула голову вправо и влево, осматриваясь. Комната была незнакомой. На улице был ливень. Капли его шумно барабанили на улице. Сквозь закрытое окно они отчётливо были слышны.       Гром и молния — и комната полностью озарилась. Йоруичи благодаря этому заметила что-то чёрное сидящее на её груди. Зелёные глаза смотрели прямо в лицо девочки.       — Полночь.       Йоруичи подняла руку, касаясь мягкой шерсти. Кошка наконец легла и закрыла глаза.       Кеншин сидел в своём кабинете. Мужчина решил, что теперь это место станет его временным пристанищем. Он отдал Айяно их общую спальню в распоряжение. Честно говоря, ему было страшно смотреть на состояние своей жены, и это была основная причина. Шихоин мог бы выбрать другую, одну из гостевых комнат, но в его кабинете, в тусклом освещении, закинув ноги на подлокотник кресла, он чувствовал себя защищённым и готовым в любой момент к действию.       — Господин! — в комнату ворвался Тэкеши, глава охраны. Кеншин, резко распахнул глаза и подскочил. — Сюда скачет лошадь.       — Лошадь?       — Да. Без наездника.       Шихоину понадобилась пара секунд, чтобы переварить слова подчинённого, но позже он кивнул и проследовал за охранником.       Они вышли к крыльцу, не заходя за порог. Ветер заносил капли дождя во внутрь помещения, от чего деревянный пол был мокрый. Вода попадала в лицо Кеншину, но он, жмурясь, пытался разглядеть сквозь пелену обстановку перед собой.       — Не запускайте лошадь, она может быть заминирована.       Тэкеши кивнул, дал сигнал своим людям, и они направились к массивным воротам. Медленно и тяжело они раскрылись. Кеншин остался внутри, наблюдая за ситуацией в окружении других бойцов.       Тэкеши быстро пробежал со своими людьми расстояние от поместья до ворот.       — Это лошадь посла! — Широ, что стоял слева, напрягся.       Тэкеши кивнул своему подчинённому, и тот, без лишних слов, начал подходить к лошади, что недовольно била ногой по грязи. На её боку висела большая тканевая сумка, полностью пропитанная водой. Но воин заметил, что её дно по цвету отличалось от остального материала. Что-то густое медленно капало с него на землю.       Кеншин быстрым шагом направился по дорожке через дождь.       — Господин, вам лучше вернуться.       Шихоин скрестил руки на груди и не ответил.       Широ медленно развязал сумку и аккуратно раскрыл. То, что было внутри, заставило его вздрогнуть. Он сглотнул, стал осматривать лошадь. Никаких взрывных печатей. Сняв с нее сумку, он все-таки оставил животное снаружи, и понёс ношу внутрь.       — Что там?       Охранник испуганно посмотрел на начальника. Вместо слов он протянул сумку.       — Быть не может…       — Да что там такое? — Кеншин вырвал сумку и заглянул в неё. Кровь в жилах похолодела. У Шихоина затряслись руки, и он уронил ношу на землю. Она упала, слегка укатившись в сторону, и из неё показалась отрубленная голова посла**.       — Учиха… Сюда. Немедленно, — Кеншин, словно под гипнозом, произнёс слова, смотря на то, что осталось от Кэзухиро Ума*. — Скажите Фугаку, что я согласен.