Стальной венец 1: тамахаганэ

      

Я действительно устал от боли, которую слышу и чувствую, босс…       Я устал от людей, которые так ненавидят друг друга. Их мысли режут меня, как осколки стекла. Я устал от того, что часто хотел помочь и не смог. Я устал от тьмы, которая окружает меня. Но больше всего устал от боли. Её слишком много. Если бы я мог положить ей конец, мне захотелось бы жить дальше. Но я не могу.       Стивен Кинг, «Зелёная миля»

      Саске сосредоточенно всматривался в глаза Йоруичи. В ожидании того, что хотела показать девочка, Учиха изучал цвет радужки, отмечая для себя, что казавшиеся ранее зелёными глаза таковыми вовсе не были. В них преобладало золото янтаря, янтаря цвета светлее, чем, например, у Акиры. В потёмках комнаты и отблесков свечей глаза принимали и вовсе какое-то белое сияние. Красивым это назвать было сложно. Было в глубине её взгляда нечто дикое, хищное, жуткое.       Саске на секунду опустил глаза ниже, переводя внимание на синяк на лице принцессы, что в данном освещении казался лишь тенью некоего предмета. При дневном свете можно было видеть градацию цветов в неровном круге, который в центре ещё синел, но дальше расходился в зеленовато-жёлтой расцветке. Саске мог похвастаться такой же меткой, из-за чего старший брат Йоруичи, Хидеки, пошутил что-то про близнецов и родовые пятна.       — Не отвлекайся, — Йоруичи подняла голову мальчика пальчиком за подбородок. Произнесла она, конечно, это с возникшей из-за отсутствия переднего зуба шепелявостью.       — У меня уже глаза устали.       — Терпи.       Через некоторое время Йоруичи многозначительно замычала, а Саске удивлённо поднял брови.       — Вот, смотри!       — Кажется, вижу!       Нижнее веко левого глаза девочки ритмично задёргалось из стороны в сторону. Через секунду к нему подключился и правый. Саске мог видеть, как подрагивал ряд ресничек под пугающей жёлтой радужкой девочки.       — Как ты это делаешь?       — Оно само получается. Это началось после нападения на поместье. Хаттори говорит, что это нервный тик.       — А тебе больно?       — Нет, немного даже щекотно, но мешает сфокусировать взгляд. Отвлекает что ли. Не знаю, не особо удобно.       — Понятно, — проговорил Саске как-то задумчиво. Он и не заметил, как засмотрелся на отсутствующий зуб девочки. — Ой, кстати, твой зуб.       — Он был молочный. Скоро прорежется новый. Правда, мама?       Айяно медленно повернула голову от окна и как-то напряжённо улыбнулась. Её красивое, статное лицо в последнее время пережило неприятные метаморфозы, в следствие чего многие в поместье всерьёз обеспокоились за здоровье госпожи. Холодная статуя, не человек. Удивительно, как быстро может застыть кровь в человеческих жилах, когда на долю несчастных падает град горестей.       Женщина держалась всеми силами, дарованная ей природой внутренняя энергия не давала затлеть. Однако и сама Шихоин порой не замечала, как внезапно атаковали её воспоминания, страх и тревога — злейшие враги людей с багажом. В моменты нападения этих трёх злодеев женщина уходила в себя, мозг её непрестанно рисовал различные исходы и повороты, сердце стучало сильнее, делать вздох становилось сложнее, а в мышцах пропадала сила. Айяно злилась на себя, внутренне кричала, не позволяя, естественно, показывать всего этого душевного шторма в жизни: ещё детей напугать можно, да и не престало дворянке столь отчаянно показывать свои эмоции. Хватило уже того дня, когда она и её муж чуть не убили их дочь. Тогда, казалось, она накричалась на всю оставшуюся жизнь, сама от себя того не ожидая. Вот они и сказались, тепличные-то условия, когда текущая всегда своим чередом река жизни не способна своей водной стихией приносить разрушения. Оказывается, способна. Айяно готова не была. А кто бы был?       Женщина опять тяжело вздохнула и коротко произнесла:       — Конечно, кошечка.       — Скоро и у Саске-куна должны начать зубы выпадать. Надеюсь, что это случится натуральным способом, а не как у вас, принцесса Шихоин, — старая служанка, словно подтверждая незыблемую истину своих слов, кивала, продолжая быстро работать спицами. — Какой срам, какой срам…       Йоруичи закатила глаза и громко вздохнула, пытаясь прервать опостылевшие и столь часто повторяющиеся в последнее время тирады старой женщины. Саске улыбнулся: девочка, с синяком на пол-лица, выбитым зубом и треснутой губой, казалось, совершенно не видела причины для употребления такого высокопарного слова, как «срам», и простодушно отмахивалась от всех укоров или, наоборот, излишнего волнения и опеки со стороны домочадцев. В конце концов, имеет ли какое-то значение такая ерунда, как выпавший молочный зуб?       — У самой-то зубов всю жизнь не хватало, — шепнула Шихоин мальчику на ухо. — Крокодил со вставной челюстью.       Саске засмеялся, однако смех быстро был загнан обратно в грудь, так как мальчик ощутил, как неприятно натянулась кожа на лице и маленькие ссадины и ранки хором заныли. Да и опухшая щека не позволяла провести какие-либо манипуляции с мимикой.       Оба ребёнка резко обернулись к двери, когда за ней послушались глухие удары: звук быстрых шагов по паркету. Знакомые голоса были признаны Йоруичи за братские.       Девочка вспомнила наказ Акиры и Хидеки отвлечь Саске, завлечь его какой-нибудь игрой. На вопрос сестры, к чему, собственно, это нужно делать, старшие ответили, что скоро может случиться плохое. Йоруичи ещё тогда недовольно скривилась на такое искренне детское выражение «может случиться плохое», но согласилась. Иначе быть не могло.       И сейчас, смотря на встревоженное лицо Саске, на потихоньку выплывающее из черноты его глаз подозрение, девочка поняла, что просто занять этого мальчика каким-нибудь занятием или рассказом будет не так-то просто. Слишком он был умён для своих лет.       — Йоруичи, я домой хочу, — голос мальчика дрогнул. — Почему брат меня ещё не забрал? Отец бы не разрешил мне остаться допоздна в чужом доме. И мама будет беспокоиться.       — Всё в порядке, малыш. Итачи на задании, придёт поздно, но придёт.       — А папа и мама? Разве они не могут меня забрать? — в голосе Саске отчётливо слышалось недоверие. — Ерунда какая-то, Йоруичи. Что происходит?       Девочка перевела взгляд на двух женщин в комнате, однако на их лицах не было поддержки и стремления помочь. Лишь отрешённая задумчивость у одной и чёрствая сосредоточенность у другой.       — Саске, — девочка придвинулась ближе к мальчику, который тут же отпрянул: так ему не хотелось снова смотреть в эти пугающие глаза, — предчувствие тебя не подводит: должно случиться что-то плохое. Я не знаю что, не знаю когда и где, но должно. Так сказали братья. А ещё мы с тобой ничего не сможем сделать. Только помешаем. И сейчас ты обязан быть здесь, ради твоей же безопасности. Ты же понимаешь, что Итачи не оставил бы тебя в месте, где опасно?       — Да, но…       — Никаких «но». Пора взрослеть, малыш. Поэтому не капризничай и жди скорого возвращения брата. Ты ведь хочешь стать настоящим ниндзя. Так и веди себя подобающе.       Саске помрачнел, опустил глаза и стал разглядывать свои руки. Какое же противоречие блеснуло в его глазах: беспомощность в купе со злостью от осознания той пресловутой беспомощности.       — Мы точно ничего не можем сделать?       — Пока что мы можем только не паниковать и доверить дело близким.       Глаза Саске стали ещё темнее, и мальчик словно отключился, погрузившись во внутренние размышления.       Йоруичи посмотрела в окно. Луна, огромная и мертвенно бледная, подсматривала в их мрачные покои. Стаи туч тщетно пытались зажать небесное светило в свой капкан, но быстро отступали, словно разлетающиеся стаи ворон. Белая сфера, казалось, надвигалась и надвигалась всё ближе к земле, настолько она была невероятно масштабна. Ещё мгновение, и она закроет собой весь небосвод, ослепив своим сиянием всех живущих под её магическим влиянием.       «Будто вырезанный круг на чёрном полотне…»       В памяти яркой вспышкой возникли образы сна, такого далёкого, такого нереального, сна из другого времени и вселенной. Отголоски прошлого щекотали душу, сжимали холодные руки на сердце, играли на рёбрах.       «Сейчас она станет красной».       Но она не стала. Однако девочка не сомневалась, что она ещё увидит багрянец наряда Луны. Облачение для праздника смерти.       Страха не было. Как и неопределённости. Всё казалось логичным, паззлы складывались в чёткий рисунок. Мораль? Возможно то, что собирался сделать Итачи, было самым что ни на есть символом морали.       Итачи смотрел на дома с погасшими огнями, на знакомые пустые улицы, на одинокие деревья. Его квартал, его дом, его семья. Были этими вещами ещё, возможно, пару часов назад. Этой ночью они лишь его миссия.       Правила игры просты: нейтрализовать наиболее ярых революционеров и захватить остальных членов клана. Включая женщин. Включая стариков. Включая детей. Плен — условие Хокаге. Следовало бы вознести этого человека в лик святых за такую доброту, ведь он не позволил убить всех людей, а всего лишь приказал сломать избранным жизни, заточив в тюрьму. Милосердие дело тонкое, и часто трактуется весьма извращённо.       Стоила ли игра свеч? Стоя в окружении Корня АНБУ и осматривая местность, Итачи был уверен, что стоила. Если вопрос касался жизни младшего брата, любая жертва и поступок были оправданы. Закон, принцип, этика, нравственность, заповедь, Бушидо — всем этим был Саске для Итачи, ведь именно младший, сам того не зная, диктовал старшему путь, направляя дорогу его жизни определённым маршрутом. Поэтому сейчас всё шло по плану, всё было верным, всё укладывалось в рамки правила под названием «Саске».       — Мы будем следить за тобой, Учиха, — сказала тигриная маска слева. — За каждым твоим шагом. Одно неверное движение, сомнение или неуверенность, и договор расторгнут.       — Знаю, — Итачи покрутил в руках маску, вскоре отложив её в сторону. — Идём.       Отряд шиноби исчез, а оставленная Итачи маска с мордой ласки пустыми глазницами уставилась на Луну.       Шисуи быстро проглотил горсть медицинских пилюль, ощущая, как, тая, лекарство выпустило отвратительную горечь в глотку. И снова кто-то начал баловаться с выключателем в голове юноши, и, на секунду отключившись, Шисуи приложился головой к коре дерева.       «Если так пойдёт и дальше, я просто останусь лежать в этих кустах в луже своей блевоты».       Уже дважды за весь путь шиноби пришлось делать остановку, отпуская своё сопровождение вперёд. Шисуи не знал, что, бывало, он во время бега просто отключался и лишь чудом не разбился. Тело Шисуи просто не выдерживало отдачи от Котоамацуками, и юный шиноби решил, что завидует Фугаку и его незнанию.       — Не хотите махнуться, Фугаку-сан? — сказал Шисуи в пустоту и нервно рассмеялся. Интересно, это техника или куча таблеток сейчас насиловали его мозг?       Рядом плавно колебалась чужая чакра. Видимо, Тэкеши оставил несколько воинов с мальчиком. Шисуи глубоко вдохнул и выдохнул уже на ветке ближайшего дерева.       — Ну что, впер…       Ряд кунаев ровной шеренгой проследовал за Шисуи, с треском врываясь в плоть дерева. Учиха уже через мгновение мог видеть это место за пять метров слева от себя. Предприимчиво крепко вцепившись пальцами в кору дерева, юноша активизировал шаринган. Резкая, сжимающая в тиски боль, при которой у Учиха заложило уши и был слышен лишь один истошный свист, пронзила всё тело, и Шисуи похвалил себя за своё решение крепко ухватиться за дерево. Шаринган ещё не подчинялся ослабевшему мальчику, за что о его применении придётся забыть на некоторое время.       Рука ловко вытащила кунай, твёрдо обхватывая его дрожащими пальцами. Шисуи стал одним нервом, остро воспринимая каждый шорох, треск, порыв ветра. Он был словно наг без своих глаз, но ничего другого не оставалось.       Поразмыслив, что если бы его хотели убить, то уже сделали бы это, да и он сейчас для врага представлял лишь лёгкую мишень, Шисуи опустил кунай.       — Вы из АНБУ или Корня? — громко произнёс юноша.       В ответ тишина. Учиха уже решил, что переговоры не состоятся, как на ветке дерева напротив он заметил движение. Тень медленно выступала к лунному свету, демонстрируя своё лицо. И Шисуи его узнал.       — Данзо.       — Как я понимаю, ты спешишь к своему другу на выручку. Но это лишнее: с ним всё в порядке. Он выполняет своё задание.       — Задание? — сердце Шисуи ёкнуло.       — Клан Учиха, как оказалось, представляет ещё большую угрозу, чем можно было предсказать. Итачи устранит опасность.       Шисуи сжал челюсти. Он предрекал такой исход, знал, что Итачи нельзя было одного отпускать. Главы знали, за какие верёвочки потянуть, как поймать их обоих в капкан.       — Итачи сам предложил.       — Враньё.       А может и не совсем ложь. Даже для своего лучшего друга, для Шисуи, Итачи являлся тайной. Его мысли были словно за непроницаемой стеной, и ни его лицо, ни слова — ничего не могло выдать их. И Шисуи засомневался. Способен ли был Итачи на подобный поступок? В любом случае шиноби нужно было спешить.       — Я должен быть рядом с ним.       — Я тебя и не держу. Но помни одно: порой люди готовы совершить невероятное, когда под угрозой оказывается нечто дорогое для них. И никто не способен их остановить. Даже близкие.       Намёк был понят. Итачи не отступится от своей цели, считая её единственно верным путём. И никакие уговоры его не остановят. Неужели друзьям придётся сразиться?       Йоруичи не знала, был ли это конец череде горьких событий, но стало тише. Совсем тихо.       Мучаясь позже бессонницей, юная наследница вспоминала самую страшную вещь той роковой ночи — глаза маленького Саске, когда он узнал. Глубокие чёрные глаза мальчика таили тогда в себе такое количество эмоций, что, казалось, он сам потонет в них. Но последнее, что отразилось в них, перед тем, как мальчик закрыл лицо в порыве истерики, был ужас и безнадёга. Девочка сама была испугана и лишь могла растерянно открывать и закрывать рот, не произнося ни звука. Она не знала, что сказать, ведь любые слова звучали бы глупо. А Саске всё плакал, пока совсем не изнемог.       Шисуи находился в больнице и долго не приходил в себя, а когда всё-таки он очнулся, и Йору пустили его проведать, она расплакалась. Это был совсем не тот Шисуи, которого она помнила. Этот был какой-то истощённый, бледный как смерть, со впалыми щеками. Глаза были замотаны бинтами. Всегда живые и чувственные губы потеряли цвет, и на них лишь блёкло лежала тень прежней улыбки мальчика. Когда принцесса взяла Шисуи за руку, в ней не было прежней силы. Конечность лишь тонкой слабой веточкой еле сжала пальцы Шихоин.       Шисуи единственный, кто остался в живых из отряда Тэкеши. Корень Данзо, как рассказывал позже Учиха, не позволил им просто так вмешаться в резню. Начался бой. Однако к тому времени часть клана была перебита. Фугаку и Микото Учиха, а также Яширо, Текка и Инаби Учиха как главная движущая сила восстания были ликвидированы первыми. Среди других жертв оказалась и мать Шисуи.       Данзо, вопреки приказу Хокаге, не желал останавливаться лишь на аресте клана. Шисуи упомянул на допросе, что тот пытался стравить его и Итачи, что, к сожалению, у него вышло. Видимо, по итогу намереваясь забрать глаза обоих и скрыться. Или захватить пост Хокаге, чёрт его знает, этого старика.       Отряд командира Тэкеши дал сильный отпор, защищая жителей, но и сам отряд с командиром в конце концов был повержен. Как только прибыла подмога Хокаге, Данзо с остатками своих бойцов скрылся. Он был объявлен в розыск.       Итачи же расставил приоритеты. Миссия по уничтожению клана провалилась, значит лучшим выходом было сдаться. Поэтому он, по прибытии шиноби Конохи, поднял руки, стоя над раненным и потерявшим сознание Шисуи.       Оставшихся в живых членов клана заточили в тюрьму. Через некоторое время, не без вмешательства и усилий клана Шихоин, была построена резервация, куда были перемещены потерянные души злосчастного клана. Огороженная территория ежедневно патрулировалась. Однако большая угроза исходила извне. Жители Конохи, узнав, что Учиха планировали восстание, не на шутку взбунтовались, выплёскивая накопившийся за долгое время страх, а там же и злость на почти погибший клан. Было совершено несколько попыток поджога жилищ в резервации. Погибших не было, а тюрьма полнилась бунтующими уже среди местного населения деревни. Спокойствие местным только снилось.       Для Саске главы селения нашли пристанище в поместье Шихоин, что также произошло не без влияния отца Йоруичи. Шисуи после выписки немедля начал своё временное и неформальное опекунство над мальчиком. Итачи всё ещё находился под стражей. Саске же после происшедшего не произнес ни слова.       И вот настала долгожданная тишина. Хаос угомонился, и время всё расставило на привычные места, возвращая лодку в сбалансированное состояние. Не всё, конечно, можно было вернуть на прежние позиции. Йоруичи многого было не нужно. Ей лишь хотелось возвратить искру в чёрные глаза малыша Саске. И, о Боги, дайте же Шисуи набрать вес.       Природа потихоньку засыпала, ведь медленно подступающую зиму никто не отменял. И люди с каким-то внутренним необъяснимым чувством радости и облегчения отнеслись к выбравшемуся из-за туч солнцу, будто оно было способно решить все проблемы и помочь пройти невзгоды.       Шисуи и Йоруичи не были исключением. Пожелтевший и тусклый сад всё ещё манил, и двое, заранее не договариваясь, оказались там. Девочка теперь могла сама забраться на высокую ветку дерева, используя чакру. Пока что только на короткий промежуток времени. Шисуи довольно хмыкнул.       — У вас огромный потенциал, принцесса.       Йоруичи протянула руку, и сидящий на ветке Учиха помог ей преодолеть последнее расстояние.       — Не видела тебя в последнее время.       — Я был у матери, — девочка вздрогнула от этих слов: Шисуи говорил о могильной плите, и от этого становилось не по себе. — Потом пытался тренироваться там, где мы обычно это делали с Итачи.       — В поместье тебе уже не нравится?       — Нет, принцесса, не в этом дело. Просто порой хочется вернуться в покинутые, но дорогие сердцу места. Люди что-то пытаются в них найти, но сами не знают что именно.       — А ты нашёл?       Шисуи улыбнулся опустил глаза вниз. Бинты с лица мальчика были сняты, и Йоруичи наконец-то могла не теряться, когда говорила с другом. Отсутствие зрительного контакта смущало её.       — Ищу. Ещё ищу.       Йоруичи кивнула и тоже опустила взгляд.       — Я, кажется, нашла.       Учиха приподнял бровь, с интересом вглядываясь в лицо ребёнка.       — Шисуи, — она повернулась к выжидающему другу, — я стану шиноби.       Учиха на секунду нахмурился, но сразу же постарался надеть снисходительность на лицо.       — После всего, что произошло, вам всё ещё кажется это заманчивым?       — Нет, не кажется. Но у меня нет другого пути. Я это поняла. Это моя дорога, и я её отыскала. Чувствую, что так нужно.       Не было в голосе девочки ни наивности, ни задора. Было очевидно, что, перед тем, как огласить вердикт, Шихоин подумала не один раз, осознавая всю серьёзность решения.       — Это тяжёлая дорога.       — Знаю.       — Хорошо.       Больше никто ничего не сказал. В молчании оба наслаждались шелестом листьев, прохладным ветром и жаром солнечных лучей. И умиротворённость снова наступила в больных душах детей.       — Сожалею. Ваш план почти удался.       Данзо не уловил сарказм или издёвку в тоне юноши. Однако слова жгли, и удержаться от парирования было сложно.       — Если бы ты подключил свои силы, мы могли бы захватить Коноху. Шанс упущен.       — Упущен.       Короткая и прямая реплика взбудоражила всё нутро старика. Он кипел внутри, демонстрируя лишь привычную холодность на лице. Для него оставалось немыслимым, что малец держал себя на равных с ним, с великим и умудрённым жизнью шиноби. Данзо уже собирался высказать ещё пару тройку недовольств, однако собеседник опередил его.       — Но это лишь начало, — юноша прошествовал к окну, держа руки за спиной. — Мы крепчаем. Коноха же потеряла половину своей мощи. Нам лишь нужно время, и мы сможем дать достойный ответ. Терпение — величайшее оружие.       Данзо сжал зубы: этот мальчишка ещё смеет пичкать его премудростями жизни.       — Тебе бы стоило проявить большее уважение.       Юноша улыбнулся и снова отвернулся к окну. Ничего в его позе и выражении красивого лица не намекало на смятение и панику. Глаза его прямо смотрели вперёд, и всё в нём будто бы говорило, что мир в скором времени будет принадлежать ему.       Нэо сладостно предрекал это, и глаза его засверкали пуще прежнего.