Квест «Выбери-Лучший-Орден» для Вэй Усяня

— Лань Чжань, а, Лань Чжань, знаешь, о чем я подумал? — весело спросил его Вэй Усянь, вернувшись с охапкой веток на их место. — Ты, я вижу, успел уже заскучать, давай посмотрим, завалялось ли еще что-нибудь у меня в мешочке Цянькунь. Я очень запасливый, уверен, мы отыщем немало интересных вещей! С этими словами он бросил на землю ветки, как уже ненужные, и, по дороге снимая мешочек с пояса, сел на холодные камни плечом к плечу рядом с Лань Ванцзи. Впрочем, тот, вспомнив о манере поведения, которой всегда придерживался, все равно, спустя какое-то время, отодвинулся, но не настолько далеко, чтобы нельзя было разглядеть то, что Вэй Усянь делал. Он делал вид совершенно скучающий и незаинтересованный, пока Вэй Ин, высунув кончик языка от усердия, запустил в мешочек Цянькунь руку и, словно дразня, не спешил вынимать что бы там ни было наружу. В какой-то момент Лань Ванцзи даже показалось, что Вэй Ин делает так нарочно, чтобы попытаться подловить его на том, что ему все-таки интересно, ведь, покосившись в его сторону в очередной раз, наткнулся на озорной взгляд серых глаз, которые смеялись и словно говорили: «Ай-я, Лань Чжань, все-таки тебе интересно, чем я занят. Ну же, можешь не прятаться, если хочешь посмотреть». Вспыхнув, Лань Ванцзи отвернулся, напоследок одарив Вэй Ина тем осуждающим взглядом, какие дарили самым настоящим преступникам — словно Вэй Ин был виноват в том, что Лань Ванцзи не смог устоять перед соблазном. Вэй Усянь, поняв, что его все-таки замечают в какой-то степени, предложил ненавязчиво: «А давай сыграем! Ты будешь угадывать то, что я собираюсь достать!» Даже не задумываясь, Лань Ванцзи мгновенно ответил, словно малейшее промедление могло заставить Вэй Ина подумать, что он всерьез взвешивает это предолжение: «Нет». — Ну и ладно, все равно нельзя было ожидать другого ответа, — пожал плечами Вэй Усянь. — Но как бы там ни было, я — единственный, кто может обратить на себя твое внимание, и волей-неволей ты будешь посматривать в мою сторону и потом в игру втянешься. Оттого, что Вэй Ин был как никогда прав, оттого, что они оба понимали эту неписаную истину, Лань Ванцзи хотелось провалиться под землю. Подальше от фактора, рядом с которым становилось отчего-то так неловко. Тем временем Вэй Ин достал небольшой, длиной в ладонь, пурпурный мешочек и, заглянув в него, воскликнул: «Радуйся, Лань Чжань, какое-то время мы не будем практиковать инедию!» Он развязал тесемки, подогнул края, так, чтобы содержимое было видно лучше всего, и сунул Лань Ванцзи под нос. Тот отреагировал гораздо спокойнее него, словно эта находка его не совсем порадовала, зато Вэй Ин не унимался и снова тараторил без умолку, как будто за двоих сразу: «Какой я расчетливый, что решил спрятать эти сухари! Лань Чжань, давай только сразу договоримся, что будем экономить их, иначе какой толк, если все съедим за один раз? Тогда я буду есть по два сухаря в день, а ты — три». — Почему? — резко развернулся к нему Лань Ванцзи. Осознав, что Вэй Ин не понял самой сути его короткого вопроса, он повторил уже более полно. — Почему тебе два, а мне — три? — Лань Чжань, не отказывайся от того, что я сам не могу себе позволить! — рассмеялся Вэй Усянь, прижав руку к груди и закатив глаза так, словно этот один сухарь раздора он отрывал от сердца. — Конечно, это для того, чтобы твоя нога поскорее зажила. К слову, о ноге. Давай-ка всерьез займемся сейчас более важными делами, чем перекладывание вещей. Он отложил в сторону мешочек с сухарями и мешочек Цянькунь и достал из-за пазухи другой, подаренный Мянь-Мянь, с травами: «Посмотри, что там есть, чтобы поскорее вылечить твою ногу». — Нет нужды тебе так печься обо мне, — отвернулся Лань Ванцзи, хотя голос его звучал так, словно он предлагал вовсе забыть о ней. — И травы сейчас ей не помогут. Открытых ран нет. — Было бы кощунством растратить такие ценности на обычные царапины, — заключил Вэй Усянь. — Оставим его про запас, в таком случае. Он снова вернулся к мешочку Цянькунь. Следующий предмет он доставал долго и осторожно, и когда извлек его полностью, Вэй Усянь с облегчением выдохнул и обрадовался даже больше, чем сухарям: «Вот это да! А я все никак не мог взять в толк, куда же я дел его!» Светясь от счастья, Вэй Усянь показал чудесную находку Лань Ванцзи, но тот, в отличие от Вэй Усяня, обрадовался ей еще меньше, чем сухарям, и строго спросил: «Что это?» Впрочем, Лань Ванцзи и так знал, с чем он имеет дело, но Вэй Усяню его вопрос показался нуждающимся в ответе, и он почти закричал: «А ты как думаешь! Вино, конечно! И не просто вино — частичка вашего дома, вашего Гусу — самая настоящая Улыбка Императора! Это я в Юньмэне у перекупщика выторговал, еле-еле уломал продать подешевле. Я тебя, конечно, люблю, но делиться не буду, даже не проси, тут и самому мало… Да ладно, я не жадный, просто шучу, и если ты изъявишь такое желание… А когда я его выпью, можно будет попробовать вскипятить в сосуде воду — вдруг получится». Вэй Усянь с улыбкой отставил сосуд в сторону, на самый устойчивый и плоский камень, и снова полез рукой в мешочек. На этот раз, достав предмет, он спрятал руки за спину и сказал: «Лань Чжань, в какой руке?» Недоумевающе Лань Ванцзи посмотрел на него и со всей серьезностью спросил: «Что — в какой руке?» — Неужели ты и эту игру не знаешь? О, мне непременно нужно заняться твоим просвещением: есть столько замечательных вещей, о которых ты не имеешь понятия! Просто попробуй угадать, в какой руке я спрятал для тебя подарочек, если угадаешь — получишь его». Лань Ванцзи долго разглядывал предплечья, всерьез настроенный отыскать что бы там ни было, как вдруг неприятная догадка поразила его. Вэй Ин улыбался уж подозрительно хитро. — Выстави руки вперед, — потребовал он. Вэй Усянь недоуменно захлопал глазами, будто совсем не понимая, о чем он говорит: «Зачем это нужно? Кажется, и так неплохо». — Если я угадаю, ты переложишь подарок в другую руку, так, чтобы он мне не достался, — спокойно константировал Лань Ванцзи. — Лань Чжань! — изумился Вэй Ин. — Как ты поразительно быстро соображаешь. Мы с отцом тоже в такую игру играли, только с конфетами или орехами, так мне все детство понадобилось, чтобы понять, что он жульничал! А матушка, вот, постоянно в загаданную мной руку перекладывала подарочек. Можно сказать, жульничала, только наоборот!.. Лань Ванцзи промолчал. К счастью, до Вэй Ина дошло, о чем именно он болтает, не слишком поздно, и он тут же бросил эту тему, сколь не хотелось бы ему поговорить о матушке и отце. Во время столь долгой разлуки с ними хотелось представить, что родители всё ещё рядом, и если в Пристани Лотоса всем его рассказы были интересны, то здесь был совершенно другой случай. Не стоило тревожить рану. Вэй Ин отмахнулся от печальных мыслей и резонно возразил: «Но если я выставлю руки вперед и сожму подарочек, один мой кулак будет больше другого, и ты сразу поймешь». С этими словами он поднял с земли мелкий камень и сжал в кулаке: «Поэтому если угадаешь, где камень, — получишь подарочек!» Действительно, когда Вэй Ин выставил руки вперед, кулаки были совершенно одинаковыми, и никак нельзя было понять, где был камень. Между тем Лань Ванцзи впервые по-настоящему хотел выиграть, долго думал и, наконец, указал на левую руку: «Здесь». Вэй Ин расхохотался и раскрыл кулак — ладонь была пуста. — Тогда в правой. Все еще продолжая смеяться, Вэй Усянь продемонстрировал и правую руку — так же пустую. — Ха-ха-ха, Лань Чжань, видел бы ты свое лицо! Как ты догадался, что я могу переложить из одной руки в другую, и не подумал о том, что я могу не взять предмета вовсе? Ты только не обижайся, я в любом случае хотел подарить тебе эту штучку! Пока Лань Ванцзи не успел смертельно обидеться, Вэй Ин на раскрытой ладони протянул ему небольшое изделие из темно-зеленого нефрита — высотой в мизинец лягушку искусной работы. Подобные безделушки часто можно было найти на рынках, они были красивы исключительно на прилавках, а когда их приобретали, тут же занимали достойное место среди тех вещей, которые вроде бы и не нужны, а выбросить рука не поднимается. Лань Ванцзи все никак не решался взять ее в руки, так бы и смотрел с расстояния, если бы Вэй Ин не привлек его внимание снова: «Лань Чжань, ну же, бери, это от чистого сердца. Ничуть не потому, что мне девать ее некуда. На тебя похожа, посмотри, какая серьезная и хладнокровная!» Взяв лягушку, Лань Ванцзи повертел ее в руках немного и, устроив ее в левой руке, сказал: «Лягушки холоднокровные, а не хладнокровные». — Ага, а ты ещё и занудный. Понял ведь, что я хотел сказать, так зачем нужно было такой момент портить? Оставив Лань Ванцзи с лягушкой наедине, Вэй Ин достал дальше тугой сверток и прокомментировал: «Тут ничего интересного, всего лишь запасной комплект одежды…» Он снова посмотрел на своего спутника — его верхние одеяния, что должны быть белее снега, сейчас превратились в грязное и рваное тряпье, и только лента, за чистотой которой он следил с особым усердием, осталась неизменно белой. Спина Лань Ванцзи все еще была ужасно грязной, вероятно, в такой одежде ему находиться было противно, а раздеться и остаться по пояс обнаженным не позволяли правила ордена или приличия. Вэй Усянь снова взял сверток в руки и принялся развязывать, Лань Ванцзи же, подумав, что он собирается переодеться, отвернулся в сторону, не сводя с лягушки глаз. Вэй Усянь, так и не сумев развязать веревку, стягивающую сверток, бросил его Лань Ванцзи. Сверток упал тому прямо на колени, он слегка вздрогнул от неожиданности, едва не выронив лягушку, и вопросительно посмотрел на Вэй Усяня. Тот ответил: «Лань Чжань, моя одежда еще чистая, к тому же, она темных цветов, и грязь не слишком заметна на ней. А вот твою можно только выбросить или сжечь. Переодевайся давай». — Мне это не нужно. — Почему это не нужно? — возмутился Вэй Ин. — Ты не подумай, она совершенно чистая, после стирки ни разу не ношенная. Правда, возможно, будет немного узко в плечах, но вот по длине как раз. — Вэй Ин. Мне не нужно. — Вечно ты решаешь, что тебе нужно, а что нет, и не думаешь о том, что кто-то может считать совсем иначе. Строишь из себя вечно такого самодостаточного, словно ты один в своем мире, и никто не нужен тебе. Не даешь никому приблизиться и позаботиться о тебе! Так тебя ни одна девушка не полюбит, поверь на слово. Если скажешь мне явную причину, почему ты не можешь взять то, что тебе предлагают, я, так и быть, отстану от тебя. Лань Ванцзи, недолго думая, ответил с какой-то непонятной неуверенностью в голосе, заранее понимая, что его слова покажутся Вэй Ину неубедительными, и тот опять решит, что Лань Ванцзи просто чересчур скромен: «Мне нечего дать тебе взамен». — Какие глупости! Не слушая больше возражений, он приблизился к Лань Ванцзи, взял лягушку и отставил в сторону, чтобы ненароком не повредить ее — Лань Ванцзи от такой наглости растерялся и замешкался. Вэй Ин сел рядом с ним на колени и, схватив того за края ханьфу, резко дернул вниз, оголив белые плечи и грудь. После треска ткани лицо Лань Ванцзи от ужаса сделалось такого же белого цвета, что и его ханьфу некоторое время назад, до того, как все испачкалось. Он уперся руками в плечи Вэй Усяня и принялся отталкивать его, но тот продолжал свое дело упорно, даже когда Лань Ванцзи был так яро против. Так они оба упали на каменистую землю, прокатившись по ней и извалявшись в пыли. — Надену! Хватит! Я надену! — зашипел Лань Ванцзи от злости и досады — нога все еще ныла, а Вэй Ин ненарочно все норовил навалиться на нее, — затем подполз к месту, где сидел ранее, разорвал веревку, не мучаясь с узлом, и накинул на себя первое, что попалось под руку. Вэй Усянь, потирая ушибленную спину, с радостью сказал: «А вот теперь будешь знать, что значит спорить со мной, второй молодой господин Лань. Лучше тебе всегда сразу слушаться меня, тогда… м-м-м! М-м!» Лань Ванцзи определенно знал, когда заклинанием молчания воспользоваться будет лучше всего. Закончил Вэй Усянь обследование мешочка Цянькунь в полной тишине, ни разу не обрадовавшись больше никакой находке: то ли от того, что попадаться начали действительно бесполезные безделушки, купленные по дороге в Юньмэн, то ли от того, что Лань Ванцзи все еще держал его рот на замке. Итак, вытащив все, что там было, и не найдя больше ничего интересного, он принялся запихивать вещи обратно в хаотичном порядке и скоро все оказалось на прежних местах. Лань Ванцзи погрузился в медитацию, позабыв о наложенном на Вэй Усяня заклинании молчания или просто желая остаться в тишине, и Вэй Усянь, прихватив с собой мешочек Цянькунь, отправился снова к берегу, где спала черепаха. Он посидел на каждом камне, просмотрел каждый цунь земли вокруг себя, совсем измаявшись от скуки и снова собрав немного веток, вернулся на прежнее место. Похоже, уже наступило девять — Лань Ванцзи, неукоснительно следуя режиму ордена Гусу Лань, к тому времени уже спал. Однако было в его положении и что-то хорошее, Вэй Усянь обнаружил, что губы его снова могут шевелиться. Вокруг было мертвенно тихо и вместе с тем почти темно — только ярким маячком все еще оставалась у каменной стены красная россыпь углей, словно скопление фонариков в темном небе. Мягким розовым светом она освещала лицо Лань Ванцзи, устроившего себе постель из мха неподалеку — он умудрился уснуть в благопристойной позе, положив руки на грудь, даже при таких обстоятельствах. Вэй Ин бесшумно прошел мимо, чтобы ни единым звуком не тревожить чужой сон, и достал из мешочка Улыбку Императора. Ему захотелось выпить ее именно сейчас, когда что-то тяжелое скопилось в его груди от неизвестности и неуютности — при том, что они были бродячими заклинателями, родители никогда не выбирали подобных мест. Впервые он чувствовал себя так одиноко, будучи не один. «А чего ты хотел? — спрашивал ехидный голос в голове. — Думал, что природное обаяние твое на всех без разбора действовать будет? Полагал, что даже если вы останетесь только вдвоем, что-нибудь изменится, и он станет к тебе добрей? Нет, вы с ним из совершенно разных миров — и пытаться больше не стоит налаживать контакты — необязательно же нравиться прямо всем-всем?» Нет, чужое мнение его редко когда заботило. Умом он понимал, что нравиться всем нельзя, всегда найдутся завистники и просто дурные люди. Но Лань Чжань ни в коем случае не завистник и не плохой человек, при этом ему Вэй Ин не нравится. И почему расположение именно этого человека ему так хочется получить? Гордость говорила ему бросить это гиблое дело и не опускаться до того, чтобы безрезультатно бегать за Лань Ванцзи, разум говорил, что если Лань Ванцзи он безразличен, то почему Вэй Усяню не должно быть соответственно так же без разницы. И только душа отказывалась вставать в один ряд с ними и убеждала, что всегда можно попробовать ещё один раз, а потом ещё и ещё — в конечном счёте когда-нибудь Лань Ванцзи надоест избегать его и он сдастся прямиком в его дружеские объятья. Вэй Усянь, чтобы перестать поскорее думать обо всем, откупорил сосуд и, с наслаждением вдохнув терпкий аромат, аккуратно приподнял горшочек, криво улыбнувшись, и прошептал: «Выпьем за то, что мы все еще живы и будем жить. Долго и счастливо». Первый крупный глоток обжег с непривычки горло — как никак, Вэй Ину давно не удавалось уже дорваться до выпивки — и выбил слезу, а дальше подействовал алкоголь — и Вэй Ин стал снова спокоен как никогда. Сладость вина сравнялась с горечью страха внутри. Он сам понимал, что унывать нельзя, но как-то перестать думать об их весьма плачевном положении он не мог. — Лань Чжань, а, Лань Чжань? — тихо позвал он в пустоту, зная, что ему не ответят. — Я и правда настолько приставуч, насколько и представить не могу? Лань Ванцзи не ответил. Промыв горшочек и поставив его туда, где он не разобьется, Вэй Ин уж было приготовился лечь на остатки мха, которые честно оставил ему Лань Ванцзи — вот уж кого никак нельзя было назвать эгоистом. И только теперь, с другого ракурса, когда разделяли их только красноватые угли, похожие на фонарики, Вэй Ин заметил, как в их свете тускло поблескивает спинка маленькой лягушки из нефрита у Лань Ванцзи в руках.