Контрабанда

Очень скоро по улице к башне паромеханика герра Франца потянулись экипажи. Неприметные с одной стороны, они всё же несли на своих дверцах знаки Высоких домов, которым принадлежали. Потому что обычные горожане не могли позволить себе содержать даже одну лошадь. В какой-то мере количество и состояние лошадей было тем, в чём Высокие дома пусть и не явно, но соперничали друг с другом. Экипажи встречал у двери одинокий огонёк свечи, для надёжности запрятанный за стекло фонаря. Приблизившись достаточно, можно было разглядеть и невысокую старуху в опрятном нарядном переднике — ей оказалась ключница паромеханика ларра Берта. Женщина попадала в ореол света не полностью, и от этого казалось, что руки, держащие фонарь, принадлежат госпоже темноте. Ни один из экипажей, которые словно старались не встречаться в узком мощёном проулке, не останавливался возле пожилой ларры надолго. Позволив пассажирам и женщине у дверей перекинуться парой слов, грумы продолжали свой путь, чтобы высадить господ у старого нежилого здания. Это был небольшой театр, который порой давал кров приезжим труппам, те целый сезон показывали привезённые спектакли и после ехали дальше. Все театры на Ацелоте являлись передвижными, потому что ни один из городов-крепостей не был намерен кормить актёров круглый год. Очередной экипаж задержался возле башни чуть дольше. — Ларра Хелена? — старуха Берта с достоинством кивнула показавшейся из-за шторок женщине, в ответ получив такой же кивок и тёплую улыбку. — Ларра Берта, доброй ночи. Как ваше здоровье, когда почтите наш дом своим присутствием? — женщина, тон которой оказался очень мягким, по-особенному выделила слова «наш дом», и уголок губ ключницы в это мгновение еле заметно дёрнулся. — Благодарю за беспокойство, ларра Хелена! Слава Всевышнему Отцу, всё в порядке. Вот только хозяин приболел, поэтому аукцион решено провести без его непосредственного присутствия в здании старого Театра. Это совсем недалеко. — О, я помню это здание. Такое мрачное… Оно всегда навевало на меня тоску и даже вызывало изжогу своим видом. Как здоровье герра Франца? — Не слишком хорошо. У него жар и сильный кашель, порой он бредит. Думаю, это пустынная лихорадка. Глаза женщины в экипаже округлились. — Но ею же несколько лет никто не болел? Она жутко заразная, а после такая слабость… — Хозяину не повезло, — вздохнула Берта. — Мы недавно взяли помощника, он долго путешествовал по пустыне. Он и принёс лихорадку, они оба больны. Зато мне она не грозит, я переболела ей ещё в юности, и теперь её можно не страшиться. Так что надеюсь, герр Франц скоро поправится. — Да поможет ему Всевышний… — с опаской проговорила ларра Хелена, чуть отстраняясь от оконца, тут же меняя тему: — Вы, конечно, не расскажете, что интересного будет происходить на этом таинственном аукционе? — она изящно приподняла тёмную бровь, что придало её кругловатому лицу крайне любопытствующее выражение. — Об этом будет объявлено перед началом, так что вы, ларра Хелена, удовлетворите своё любопытство, если поторопитесь. Женщина в экипаже кивнула. — Быть может, вас подвезти до театра? Думаю, я последняя, а ходить по тёмным улицам нашего города нынче стало небезопасно. — Не стоит беспокоиться, — вежливо отказалась ключница, выразительно поправляя передник. О спрятанных под ним гуне и ноже в лёгких ножнах мало кто догадывался. А о том, что миловидная пожилая ларра неплохо ими владеет, из ныне живущих знал только Франц. — Мне следует подождать ещё немного, вдруг кто припозднился. Аукцион герра Франца открыт для всех решившихся его посетить. — Что ж, тогда до встречи, ларра Берта, — ларра Хелена склонила голову, и ткань шторки опустилась, скрывая за собой лицо. Грум тронул поводьями, лошадь всхрапнула, и колёса начали движение по неровным камням мощёной дороги. — До скорой встречи, — тихо ответила ключница, провожая экипаж цепким взглядом. — Всевышний, помоги. Пускай всё уладится наилучшим образом, — прошептала она, оставшись в темноте улицы наедине со своей догорающей свечой. Когда фитиль коснётся лужи расплавленного воска, она должна будет покинуть свой пост и отправиться в театр к началу аукциона. Ей не помешают чернота теней и безлюдность подворотен. Пожилая ларра давно перестала бояться и научилась давать самый жесткий отпор своим страхам и обидчикам. Она волновалась только об одном: сможет ли её Франц поладить с беловолосым незнакомцем и принять необходимость того, о чём сама старуха догадывалась уже давно. **** В полутёмной зале старого театра говор и перешёптывания затихли лишь тогда, когда на пустовавшую сцену вышла пожилая ларра в опрятном дорогом переднике и с тяжёлой связкой ключей, прилаженной к поясу сбоку серого шерстяного платья. Та самая, что провожала экипажи перед башней паромеханика. Она замерла с краю и словно ждала, пока на неё обратят внимание и перестанут увлечённо переговариваться. Это была ключница герра Франца ларра Берта, и многие сидящие в зале знали её, если и не в лицо, то по рассказам других людей. — Хочу поприветствовать вас на нашем тайном аукционе, — начала она, когда в зале стихли последние шепотки. Её голос, негромкий, но очень уверенный и совершенно не старческий, запросто разлетался по зале, добираясь до последних занятых рядов. Акустика в помещении театра оказалась замечательной, как и атмосфера чего-то торжественного и таинственного. — Я хотела бы сразу извиниться, многоуважаемые герры и ларры, что самого виновника аукциона не будет среди нас этой ночью. К сожалению, герру Францу нездоровится, известия об отзыве лицензии очень подорвали его здоровье и спокойствие, как вы понимаете. Есть вероятность, что он заболел пустынной лихорадкой, — по залу разнёсся вздох удивления, — но на его решение устроить аукцион болезнь не повлияла. Ларра Берта переступила с ноги на ногу, и к ней из темноты кулис подошёл пожилой и очень высокий мужчина с седыми бакенбардами и гладко выбритым подбородком. Его кустистые брови добавляли суровости и твёрдости взгляду небольших глаз, сидящих под ними. Он что-то негромко сказал ей, и когда та кивнула, тут же скрылся в темноте закулисья, чтобы выкатить оттуда передвижной длинный столик. На нём пошатывались и подпрыгивали первые лоты аукциона — небольшие механические куклы, как бабочки распятые на неподвижных подставках. — Сегодня мне поможет герр Анцио, — мужчина, остановившийся рядом с ней, кивнул залу. — Он доверенное лицо одного из всем известных Высоких домов, и он будет следить за тем, чтобы все сделки на сегодняшнем аукционе проходили согласно правилам. — Это смешно, ларра Берта, — выкрикнул лоснящийся дороговизной одежды полный мужчина с третьего ряда. — Мы все знаем, зачем пришли сюда, на ваш «тайный аукцион». О каких правилах вы говорите? Покажите нам гуны, никто не собирается покупать третьесортные заводные куколки герра Франца, это нас не интересует. Ларра Берта какое-то время молчала, но её сухие, в перетяжках змеистых вен, кисти сжались в неприветливые кулаки. — И вам доброй ночи, герр Пандоло, — ответила она, наконец. — Согласно воле учредителя аукциона, — медленно сказала ларра Берта, чеканя каждое слово, — гуны не будут представлены к торгам до тех пор, пока не найдут хозяев все остальные лоты. Так пожелал герр Франц, и если вы с чем-то не согласны, никто не вправе задерживать вас здесь помимо вашего желания. Ключница ответила учтиво и вежливо, но мужчина с третьего ряда зло крякнул, словно давясь заготовленными словами. — Не слишком ли вы самоуверенны для прислуги человека, которого лишили городской протекции и лицензии? — подала голос молодая женщина, увешанная драгоценностями по дорогой ткани платья, с другой стороны зала. — Даже если герр Франц надеется продать все свои безделушки, как долго вы проживёте на вырученные средства? Без лицензии никто не будет работать с ним напрямую, а через посредников заключать сделки крайне невыгодно, тем более в вашем положении… — Ларра Лейро, если не ошибаюсь? — ларра Берта прищурилась, вглядываясь в сумрак. Она знала всех представителей немногочисленных Высоких домов, их хозяев и отпрысков, и постоянно пополняла свои устные досье на каждого из этих людей сплетнями, подолгу гуляя по продуктовому рынку и общаясь со своими знакомыми товарками. — Дело в том, ларра Лейро, что в благовоспитанном обществе не принято интересоваться материальным состоянием и планами человека, попавшего в опалу власти, или этот пункт уже стёрли из свода этикета в вашем Доме? Ларра Лейро лишь отвернулась, не желая больше говорить на эту тему. Только сидящие рядом с ней могли бы отметить поалевшие скулы женщины и блеск стыда и обиды в её глазах. Ларра Берта кивнула, и мужчина рядом с ней ударил небольшой палочкой с мягким наконечником по переносному гонгу. Глубокий звук пронёсся над рядами, и женщина провозгласила: — Тайный аукцион герра Франца объявляю открытым. Первый лот — механические куклы. Начальная ставка — три кредита за экземпляр. Как видите, цены у нас не кусаются, — ключница улыбнулась, смело и даже с каким-то вызовом глядя в зал. — Ну же, уважаемые. У всех вас есть либо дети, либо иные родственники, не откажущиеся от подобного замечательного подарка. Поскорее закончим с промежуточными лотами и перейдём к тому, что вас всех так интересует, — женщина договорила, и уголок её тонких губ изломался в неровной улыбке. — Четыре кредита за танцовщицу в алом платье, — подняла руку женщина с задних рядов. — Три с половиной за солдата Эпохи Увядания, — пробасил мужчина с самого края первого ряда. Торги начались, а это означало, что их план начал приводиться в действие. «Только бы всё сработало как надо», — стучало хрустальным молоточком в голове Берты. Она не сомневалась в том, что её мальчик всё правильно рассчитал. Скорее всего, так проявлялось волнение сродни нервному возбуждению, охватывающему актёра перед выходом на сцену. Впрочем, для Берты спектакль уже давно начался. **** — Но это возмутительно! — закричал герр Пандоло после перерыва, в который всем присутствующим на торгах аукциона был подан согревающий колер — середина ночи на Ацелоте резко окатывала холодом, заползая в старое здание театра, и цепко тянула ледяной сыростью от каменного пола. — Вы издеваетесь над нами?! Голос полного мужчины рокочущим эхом прокатился по залу, гасясь в длинных и пыльных бархатных портьерах занавеса. Причиной его гнева был гун — тот самый ртутный экземпляр, за который пришли побороться как представители Высоких домов, так и механики побогаче. Проблема была лишь в том, что гун выставлялся на торги в разобранном виде несколькими лотами. Это вызвало недоумение у всех, сидящих в зале. — Это воля герра Франца. Если присутствующих это не устраивает, мы можем снять лот с торгов, — спокойно и чётко проговорила Берта, внутренне ликуя и аплодируя своему паромеханику. Только её мальчик мог додуматься до такой шутки — сцепить между собой всех, кто желал завладеть ртутной смертью в единоличное пользование. По залу прокатилось эхо недовольных переговоров. Планы многих были расстроены последней новостью, но это совершенно не волновало сухонькую пожилую женщину в строгом форменном платье и опрятном переднике. — Если всех устраивают условия дальнейших торгов, думаю, стоит продолжить? — спросил герр Анцио, подходя к другому краю стола с ящичками, в которых мирно и совершенно безобидно лежали части от смертоносного оружия. — Лот первый. Рукоять и спусковой механизм. Начальная цена — двадцать кредитов. — Двадцать один, — тут же донеслось из зала. — Двадцать три, — крикнул женский голос. Берта смотрела на этих людей, чьи видные или скрытые масками лица были едва видны в сумраке скудного освещения, и пыталась понять, что с ними не так. В них не проглядывало ни тени сомнений или нерешительности. Желание завладеть оружием, которое, по сути, убивало себе подобных, более того, невиновных ни в чём людей, что еще неделю назад могли ходить по улице и кивать головой в знак приветствия, поглотило их целиком. Скажи им Берта правду о вотерхаймских выродках сейчас, и её назвали бы выжившей из ума старухой, сказочницей, подняли бы на смех. Словно заводные механические куклы, люди дёргано вскидывали руки и называли всё новые ставки, пытаясь перекричать друг друга. Их алчные взгляды были обращены к сцене, на матово блестящие коробочки с частями ядовитой смерти на передвижном столе. И им не было дела ни до чего другого. Тихий упругий толчок заставил здание театра вздрогнуть, а людей внутри зала — удивлённо замолчать. — Что это было? — поинтересовался герр Пандоло, счастливый обладатель трёх частей гуна из пяти. Его Дом был очень богат и влиятелен. Поговаривали, что этот полный мужчина даже метит на пост градоуправителя. — Вероятно, подземный толчок? — как можно спокойнее предположила Берта, про себя отметив: «Началось». Когда последняя часть гуна ушла к пожилой ларре в чёрном богатом вдовьем платье, Берта объявила торги законченными. Дальнейшая судьба оружия её мало интересовала. Чертежи герр Франц не продавал, сказав, что грамотный механик сможет воссоздать их, имея в руках образец. Вот только части образца были теперь в разных руках, и дальнейшие интриги между Высокими домами уже не волновали пожилую ключницу. Всё сложилось как нельзя удачно. — Отец Всевышний, что это? — ошеломлённо вскрикнула женщина в синей шляпке, вышедшая в ночь одной из первых. В стороне башни паромеханика, вырываясь из-за близлежащих домов, полыхал огонь. Он окрашивал кофейный сумрак ацелотской ночи в кроваво-оранжевые оттенки. На улицах уже собирались люди, послышался отдалённый вой пожарной повозки — та спешила по узким мощёным проулкам, чтобы начать тушить пожар. Огонь голодными языками вырывался из треснувших круглых окон, лизал каменную кладку стен, просачивался дымом из-под конусообразной крыши с чугунным флюгером в виде ворона. Едва выйдя на улицу и увидев происходящее, Берта схватилась за сердце и уже было побежала в сторону башни, но её остановила уверенная рука герра Анцио. — Отпустите, молю вас, отпустите, — вырывалась пожилая женщина, и на её глазах, почти выцветших от груза лет, блестели слёзы. — Там же он, мой мальчик! И ещё этот помощник, которого он нанял недавно… Они же оба погибнут! — Ларра Берта, успокойтесь, — громко твердил мужчина, никуда её, конечно, не отпуская. — Сейчас подъедет пожарная повозка. Разве в силах вы в одиночку совладать с таким огнём? Одумайтесь. Вполне вероятно, что герр Франц и его слуга давно выбрались оттуда. А если нет, то… там уже некого спасать, — твёрдо закончил он. — Слишком жаркое пламя. Услышав последние слова, пожилая ларра взвыла, оседая в хватке рук на колени, марая платье в песочной пыли мостовой. «Мой Франц, мой дорогой Франц, как же так?» — приговаривала она между рыданиями. Замершая было толпа, выплывшая наружу из театра после аукциона, потянулась ближе к пожару в башне, чтобы увидеть происходящее своими глазами. Она обходила рыдающую женщину, словно поток воды обтекает камень, попавший в русло. Башня пылала всеми окнами, от каменной кладки стен ощутимо жарило, словно от раскалённого камина. Люди наблюдали за огнём, стоя в ближайших переулках, не рискуя подходить ближе. Всё же башня механика, мало ли, что могло быть внутри неё. Да и воздух рядом был слишком раскалён. Вскоре подъехало три пожарных повозки с большими баками пенной смеси. Люди в огнеупорных плащах настроили механизм и принялись за поршень, заставляя жидкость устремиться по холщовому шлангу. Никто не знал, есть ли кто внутри или нет. Все любопытствующие в молчании наблюдали за борьбой пенной воды и огня, и в многочисленных взглядах зрителей отражались алые всполохи. **** Утренние газеты оповестили весь город о трагическом несчастном случае на севере Вотерхайма. «…Башня паромеханика выгорела изнутри дотла, оставив пожарным лишь обглоданные огнём закопченные стены, остов лестницы и пару человеческих останков на тех этажах, где были спальни. Замки подвальной лаборатории вскрыть пока не удаётся, и существует мнение, что туда огонь не добрался. Герр Франц, лучший паромеханик города, признан погибшим в жутком пожаре, как и его помощник, которого называли Джер. Церемония похорон назначена на утро следующего дня. Детали и причины возгорания уточняются. Все, желающие проститься с талантливым человеком, представителем лучших мастеров нашего города, приглашаются на церемонию похорон к северным воротам города. Останки будут преданы песку в закрытых гробах из-за неприглядного вида…» Франц хмыкнул, уже не читая принесённую Бертой газету, а пробегая глазами последние строчки. Его бывшая ключница недавно ушла — ей предстоял допрос с пристрастием, который она должна была выдержать с достоинством. «Дохлая крыса вам в кладку, а не моя лаборатория», — подумал паромеханик с весёлым злорадством. Они сидели за небольшим столом на кухне городского смотрителя ледника, места, куда переправляли так или иначе появлявшиеся в городе трупы. Специально оборудованная комната в подвале позволяла поддерживать очень холодную температуру, которая не давала телам портиться слишком быстро. — Как вы считаете, герр Денир, — обратился механик к полному низенькому мужчине, по просьбе Берты приютившему двух беглецов на несколько дней в своём крайне безлюдном и спокойном доме. — Присутствовать на собственных похоронах — это очень странно? На самом деле Франц хотел бы спросить об этом беловолосого, что сидел напротив в какой-то напряжённой позе, переплетя пальцы рук и устроив этот замок на столешнице. Но тот бы не ответил. Он стал каким-то задумчивым и будто нервным после произошедшего устроенного ими пожара, почти перестал разговаривать. — Нет-нет, герр Франц, ни в коем случае, — эмоционально зачастил мужчина, от чего его второй и третий подбородок слегка затряслись. — Я не отпущу вас, да вы и сами должны понимать. Ларра Берта с меня голову снимет, если с вами что-нибудь случится… — И как долго нам здесь прятаться? — он обвёл взглядом скромно обставленную, но опрятную кухню герра Денира. Сегодня в доме не было даже кухарки — хозяин отпустил её, чтобы та не мешалась под ногами и не знала о скрывшихся беглецах. — Несколько дней? Неделю? Или целый месяц? — Этого я не знаю, не знаю, — заговорил герр Денир, не замечая, как по привычке в волнении начинает повторять слова. — Может, день-другой, а может и подольше. Когда вернётся ларра Берта, тогда и обсудите. А сейчас она сказала, нужно сидеть «тише воды, ниже пустынной колючки». Франц не мог не заметить, как беловолосый приподнял голову и скользнул по нему взглядом очень решительным и тёмным, заставляя что-то сжаться внутри. Словно чудовище давным давно решило что-то, и теперь… только поджидает удобного момента. У них было время до вечера — должна была вернуться Берта. Время текло мучительно медленно, и Франц то и дело поглядывал на настенные часы, отрываясь от скучной книги по анатомии человека — единственной, что нашлась у смотрителя ледника. Джер неподвижно сидел в кресле рядом и, казалось, дремал. Наконец, Франц захлопнул книгу и потёр усталые глаза. Герр Денир выделил им небольшую каморку, обставленную старой мебелью, где не было даже окна. Масляная лампа светила тускло, и глаза болели от непривычно малого количества света. Он посмотрел на беловолосого, грудь которого мерно вздымалась от дыхания. «Спит… Хотел бы и я поспать, да только ни в одном глазу из-за нервов…» — подумал Франц. — Зачем ты отдал всё той… девочке? — вдруг спросил Джер, не открывая глаз. — О чём ты? — удивился Франц. Это было неожиданно, как вопрос, так и вообще зазвучавший голос беловолосого, которого он не слышал, кажется, пару дней. — Ты отдал девочке в башне… свои чертежи и инструменты. — Мне они не нужны, — пожал плечами Франц, понимая, наконец, о чём его спрашивают. Вариант, который значился как «я думал, ты этого хотел, когда положил руку мне на плечо», он благоразумно не озвучил. — Но почему? — беловолосый открыл глаза и даже сел повыше в кресле. Зевнул, обнажая островатые клыки. — Ты больше не собираешься заниматься… своим делом? Франц только усмехнулся. Кому теперь нужно его дело, когда он и живым-то не считается. В этом городе для него всё закончено. Бесповоротно. От этого осознания что-то внутри заныло, будто разбуженное от долгого сна. Что теперь вообще будет с ним? С ними всеми? — Потому что мне эти чертежи не нужны. Они все тут, — паромеханик едва ощутимо постучал себя по голове. — А ей могут пригодиться. Мне показалось, что девочка может быть талантлива. Инструменты у меня свои, личные, и они всегда со мной, не волнуйся. Кстати, почему ты вообще спросил? — Ты должен… доделать свою шкатулку, — спокойно ответил Джер, глядя глаза в глаза, не моргая. Франц на мгновение вскипел гневом. Каков наглец! Как это чудовище может вообще говорить ему, что он должен?! А потом как-то неожиданно вспомнился керамический горшок, тёплое свечение и выращенное за считанные минуты зелёное растение. Он прикусил язык, заставляя бранные слова остаться внутри, застряв в глотке. Франц только отвернулся, чтобы не видеть этого пробирающего до глубины души взгляда ядовитых глаз, и снова открыл книгу наугад, на середине. Он не заметил, как Джер оказался прямо за его спиной. — Мне нужно… уходить, — тихо, но очень уверенно проговорил беловолосый. — Моё время… истекает. — О чём ты? — взволнованно обернулся Франц, отмечая, как тот осел вниз и словно ещё больше напрягся, сдерживая себя. — Ты голоден? Тебе нужна кровь? — Мне нужно, чтобы ты пошёл со мной, — неожиданно ровно сказал Джер, заглядывая в глаза снизу. Они словно засветились жёлтовато-зелёным светом, опрокидывая Франца в видения тех далёких счастливых дней, когда он с упоением мастерил свою чудесную музыкальную шкатулку. — Зачем? Куда?.. — растерялся он, выныривая из тумана воспоминаний. — Разрешишь мне? — беловолосый взял его запястье, прижимаясь к нему носом и губами. — Невозможно пахнешь. Франц успел только мимолётно кивнуть, как тонкую кожу снова вспороли левым клыком и припали к тёплой струйке губами. Больно не было. Было как-то сладко, и сонливая тяжесть растеклась по всему телу. — Если ты не пойдёшь — я уйду один, — тихо проговорило чудовище перемазанными в крови губами, через мгновение снова приникая к уже затягивающейся ранке. — Я не знаю, хватит ли у меня сил… дойти без тебя. Без твоей крови, — сказал он чуть позже, приглаживая уже зарубцевавшийся шрамик большим пальцем — через пару часов и от него не останется следа. — Но я должен идти. Меня там… ждут. — Кто? — словно из забытья спросил Франц, не осознавая, что все его вопросы остаются без ответов. — Я не знаю, — глухо ответил Джер перед тем, как Франц заснул глубоким спокойным сном, уронив голову на руку, покоящуюся на столе рядом с книгой. — Но я должен… вспомнить. Берта появилась в доме смотрителя ледника ещё засветло, ласково поздоровавшись с отчего-то раскрасневшимся герром Дениром у порога и тут же отправляясь в каморку, где ждали её возвращения двое беглецов. Открыв дверь, она нос к носу столкнулась с Джером, на плече которого висела тощая холщовая сумка. Он явно собирался уходить. — И далеко ты собрался, Габриэль? — спросила она, прищуриваясь и наступая по шажочку так, что тому пришлось спиной вперёд ретироваться обратно в комнатушку. Беловолосый вздрогнул, услышав своё истинное имя. Единственное, что он помнил о себе достаточно ясно. Он не то чтобы боялся эту бойкую старушку, но не хотел поднимать шума, чтобы не будить так сладко уснувшего за его спиной Франца. Тот нервно мерил каморку шагами всю ночь, не соизволив поспать ни минуты. Порой Франц ненадолго останавливался, морщился и прислушивался к голосам и шуму с улицы, пока город стоял на ушах из-за устроенного им представления. — Мне нужно идти, — твёрдо произнёс беловолосый, когда Берта зашла в комнату достаточно далеко для того, чтобы прикрыть за собой дверь. Разговор был не для чужих ушей. И только тогда он почувствовал запах — металла, пороха, какой-то еды и слежавшейся ткани. — Никуда ты не пойдёшь один, тем более сейчас. Вотерхайм до сих пор гудит, градоуправитель рвёт на себе волосы оттого, что башня так сильно выгорела изнутри, и, вероятно, вместе с тайниками, полными чертежей, — Берта хмыкнула. — Тебя, такого подозрительного, просто не выпустят за ворота. Или, возможно, тебе понравилось отдыхать на Площади Наказаний, грея голову на чурбаке, пропитанном чужой кровью? Беловолосый только помотал головой и вздохнул. — Но я не могу оставаться тут… ещё дольше, — тихо и уныло прошептал он, наблюдая, как Берта подходит к Францу и ласково теребит его за плечо. — Моё время… быстро истекает. — Значит, отправишься так скоро, как это станет возможно и безопасно. А сейчас посиди и помолчи, Габриэль. Иногда уговорить этого мальчишку на то, чего он и сам подсознательно желает, просто до невыносимого трудно, — она вздохнула, с какой-то материнской заботой приглаживая тёмные жестковатые волосы на макушке и затылке, наблюдая, как Франц неторопливо просыпается, поднимая голову с книги. — Я заснул? Берта? Берта! Как хорошо, что ты вернулась! Как всё прошло? — сонно поинтересовался тот, растирая глаза пальцами. — Всё прошло отлично. Они, конечно, задавали много вопросов, но я стойко изображала потрясённую горем няньку-ключницу. — И что дальше? — устало спросил Франц. — А дальше тебе нужно собираться, мой мальчик. Нужно выбраться за стены Вотерхайма сегодня ночью, когда холодные часы начнут сменяться рассветным теплом, — невозмутимо ответила Берта, приглаживая седые волосы, чуть растрепавшиеся по бокам у ушей. — Что? — опешивше выдохнул Франц, округляя глаза и совершенно просыпаясь. — О чём ты вообще говоришь? — Ну же, Франц, ты же умный мальчик. Тебе нужно уходить из этого города и начинать новую жизнь. Тут ты умер, тебя лишили лицензии как паромеханика, твои услуги в этом дрянном городе больше не нужны. Ты понимаешь, в какой ситуации оказался? — Я… но куда? И как же ты? — слишком много свалилось на него за последние дни, его голова звенела и тянула книзу от всего, что ей приходилось переваривать за такой сжатый срок. — Я не пропаду, — улыбнулась Берта, с любопытством поглядывая на воспитанного ей давно не мальчика — мужчину. Она помнила множество эмоций на этом лице. Гнев, радость, смех, задумчивость, злость, удивление, даже страх. Но такое искреннее непонимание и растерянность видела впервые. — У меня всё же есть семья, хоть я и не рассказывала тебе. Я ушла от них еще в юности, чтобы не мешать сестре стать женой хозяина одного из Высоких домов. Мне, конечно, не будут рады, это долгая история… Но за дверь всё же не выставят — весь город знает, в каком положении оказалась «несчастная, потрясённая небывалым ударом, потерявшая главного кормильца и доброго хозяина ключница ларра Берта». Постесняются осмеяния и шума вокруг своего Дома. Так что не думай обо мне, Франц, я-то жива, — Берта хитро подмигнула. — Но… как я без тебя? — словно хватаясь за соломинку, Франц вцепился в сухие, перевитые вздувшимися венками запястья. — Очень просто, мой мальчик, очень просто, — Берта улыбалась, поглаживая пальцами кожу на руках Франца. — Я уже не в тех годах, чтобы запросто вынести переход по пустыне и приключения. Но ты справишься. Тем более, ты же пойдёшь не один? — она выглянула из-за его плеча, рассматривая безучастно прислушивающегося к разговору беловолосого. — Отправитесь в Удсток. Там найдёте мою племянницу Линзи. Она поможет разобраться, как всё устроено в этом странном прибрежном городе-порте. — Племянницу? — удивлённо выдохнул Франц, тут же отпуская её запястья и хватаясь за голову, останавливая жестом руки открывшую было рот Берту. — Нет, постой-ка, хватит с меня на сегодня. Слишком много всего, я будто сплю, и мне снится фантастический сон, в который меня втянули помимо моей воли. Это всё нереально, невозможно, я… я просто не готов никуда идти! — закончил Франц на повышенных тонах. — В истерику впадёшь потом, — строго ответила Берта, не по-женски крепко сжимая его плечи, сейчас Франц был как никогда похож на совершенно растерянного мальчишку. Она хотела бы обнять его, подбодрить, но знала, что от этих проявлений её чувств тот только больше расслабится и распустится, начиная уповать на несправедливость судьбы. Какая разница, какая она, эта судьба? Если ветер весело и игриво тычется в повисшие паруса, у корабля есть только один выбор — плыть. На скалы ли, или к райскому необитаемому острову — тут уж как повезёт с капитаном. Но Берта всегда надеялась на лучшее — так было принято у всех уроженцев с предгорий. — А сейчас поужинаем, и собирайтесь. Кое-что я попросила достать герра Денира, кое-о чём позаботилась сама. Всё будет в порядке, мой дорогой. Выше нос. Франц уныло вздохнул и, бросив взгляд на молчаливого беловолосого, отправился в умывальную — освежиться перед ужином. — Почему вы… решили, что нам с ним по пути? — спросил Габриэль, снова устроившись в кресле. — А разве не так? — приподняла бровь Берта, присаживаясь на обитый кожей стул, ещё тёплый от недавнего присутствия на нём Франца. — Ты появился в нашем доме, и тут-то всё пошло наперекосяк. И Франц сам не свой стал. Только слепой не углядит закономерности. Значит, тебе и нести часть ответственности за происходящее. Ответственность. Понимаешь это слово? — Берта сощурилась, глядя холодно и пристально в зеленоватые глаза. — Ответственность, — Габриэль прокатил слово на языке, словно пытаясь распробовать — каково оно на вкус? — Я понимаю… ответственность. — Вот и славно, Габриэль, вот и славно. Ты говорил, что тебе нужно на запад, ты хочешь попасть на Хейм? Удсток — единственный город-порт на Ацелоте, так что вам с Францем в любом случае по пути. Позаботься о нем, а он позаботится о тебе, — сказала Берта и встала, словно подводя черту под разговором. Её платье еле слышно прошуршало, касаясь стула и шкафа, когда она пошла к выходу из комнатки. — Скоро ужин, не опаздывайте. **** Двое мужчин стояли на высокой массивной стене, окружающей город Вотерхайм, и вглядывались в ещё серое небо и блёкло-оранжевые пески у подножия каменной кладки. За их спинами край земли уже наливался ржавым теплом, и самый край просыпающегося солнца показывался над ровным горизонтом там, далеко, за башнями и шпилями ещё спящего внизу города. Двое просто стояли и смотрели вперёд, словно никак не решаясь на очередной шаг. Стараниями одной бойкой старухи они были экипированы полной амуницией вольных охотников — широкополые шляпы, позволяющие лицу не обгореть под солнцем пустыни, дыхательные маски со сменными фильтрами, дающие свободно дышать даже во время песчаной бури. Длинные кожаные плащи до лодыжек, открывающие высокие походные полусапоги. Цвет у одежды был странный — серо-коричневый, пятнистый, чтобы не слишком выделялся на фоне оранжевых дюн. На обоих крест-накрест висели набитые полезным сумки и оружие на поясе — необычное, авторское. Берта не стала продавать на аукционе один особенный комплект, который Франц делал специально по заказу симпатичной ларры Бриджиты, что впоследствии отказалась покупать гуны из-за «нехватки средств». «Слишком дорого», — сказала она. Франц хмыкнул, закрыл кейс и вышел вон, даже не собираясь обсуждать снижение цены. Она едва покрывала себестоимость оружия, а ларра слишком надеялась на свою яркую внешность и красивые миндалевидные глаза. — Ты готов? — мрачно спросил Франц, разминая пальцы в механических перчатках. В них же был встроен нож, кресало, несколько видов отвёрток «починить на скорую руку» и складная лупа. Стоящий рядом беловолосый мужчина кивнул. Для него весь этот лишний вес на плечах, грубоватая одежда, снедь в сумках, оружие чувствовалось крайне непривычно и слегка мешало двигаться естественно. Он то и дело перебирал плечами, пытаясь привыкнуть, но получалось плохо. — Я никогда раньше не был за стенами… вот так, — снова подал голос Франц, имея в виду, что никогда прежде не покидал надёжное убежище городских стен Вотерхайма и не бежал в пустыню практически в одиночку. В первый и последний раз это был серьёзно подготовленный отряд из стрелков, навигатора, наблюдателя и повара. Одинаковым в прошлом и нынешнем походе была лишь цель — крепость-порт Удсток, путь в который начинался с железнодорожной станции, до которой было чуть меньше дня пешего пути по опасным пескам пустыни. Франц вздохнул. Это будет просто невероятное чудо, если они дойдут хотя бы до платформы. Благостью Всевышнего Отца, осенением крыла ангела. Франц почти не верил во всё это. Почти. — Не бойся, — тихо сказал беловолосый, неровно обрезанные чуть выше плеч пряди волос которого теперь были надёжно спрятаны под шляпой. — Я чувствую, ты… боишься. Не нужно, — повторил он. — Я помогу. Черви и птицы не трогают меня… Не тронут и тебя. — Хорошо, — вздохнул Франц спустя несколько мгновений тишины и ветра, гуляющего над зубцами каменной кладки. Вспомнив уроки юности, затянул хитрый узел на верёвке, прежде мотком висевшей у пояса. Потом накинул петлю на один из выступов, сцепил края карабином и подёргал, проверяя на прочность. — Ты сильнее, — неохотно признал он. — Подстрахуешь меня сверху, это сложнее. Я подстрахую снизу, когда будешь спускаться. Смотри внимательно, как. Не торопись. Франц мысленно помолился, снова поблагодарив Берту за давние уроки плетения узлов и лазанья, и, покрепче вцепившись перчатками в верёвку, осторожно перекинул ногу на другую сторону. Высота завораживала и ненадолго выбивала воздух из лёгких. Теперь для них с чудовищем начиналась совсем другая история. И Франц не мог бы сказать, что даже в теории был готов к ней.