***
Рогозина злилась. Элементарное преступление сотрудники расследовали слишком, по её мнению, долго, за что сейчас гневные комментарии получали все. Тихонов сидел, как на иголках, поглядывая на телефон. В какой-то момент он не выдержал и перебил начальницу. — Галина Николаевна, можно выйти? — нервно выкрикнул он. — Поплакать? — подняла бровь Рогозина и невозмутимо продолжила вести летучку. Лисицын всё ещё не мог успокоиться после «потери» вазы, прожигал глазами Юлю, а она пыталась за разражительностью скрыть рвущуюся наружу улыбку. Выяснение отношений впереди, но Соколова была уверена, что битву за вазу она выиграла. Всё равно она уже купила новую, а разбить эту входило в её планы. — И последнее, — Рогозина обвела глазами уже изрядно замученных подчиненных. — Нас опять направили на курсы повышения квалификации. — Сейчас раздражение в её голосе достигло своего апогея. — Отказаться не смогла, поэтому Лисицын и Соколова, ваш самолёт вылетает сегодня вечером, прошу немедленно ехать домой, собрать вещи и выдвигаться в аэропорт. Ну всё. Ярость Лисицына вырвалась наружу, сметая всё и вся на своём пути. — Галина Николаевна! Почему я? Не думал, что мне нужна переподготовка! Что за… — он хотел сказать бред, но наткнулся на злой взгляд Рогозиной и быстро исправился, — недоразумение. Я и без курсов хороший работник. — Опоздать на работу вместе с Соколовой, вместо того, чтобы слушать меня, целый час прожигать её глазами, это называется профессионализмом? Полковник бросила осуждающий взгляд и в сторону Юли, отчего та вмиг покраснела. — Это решено. Вспомнишь, что такое дисциплина, полезно будет. А ты, Юля, впервые поедешь в качестве майора, так что тоже на пользу пойдёт. Вопросы есть? — и не давая времени ответить, добавила, — тогда всё, расходимся. В машине Лисицын всё ещё злился, а Юля, отвернувшись к окну, молчала, не желая провоцировать его сильнее. Игривое настроение улетучилось ещё в кабинете. В обычное время она бы прыгала до потолка от возможности побыть с Костей вместе на курсах; она помнила прошлую поездку, когда ещё была капитаном. Но сейчас от майора веяло ураганом эмоций, будить вулкан ей не хотелось, потому она и молчала. В квартире первым делом Юля сгребла осколки, но Костя становился ещё мрачнее. Скрестив руки на груди, стоял и наблюдал за движениями Юли. — Если ты ждёшь извинений, не будет их, — отрезала она, устав от испепеляющего взгляда. — Из-за тебя всё, Юля. — Холод в голосе на секунду её напугал. — Собиралась долго — из-за тебя опоздали, теперь эта ваза. Одни проблемы, Соколова. Опасный момент, и Юля тоже начала заводиться. Отшвырнув веник в сторону, она выпрямилась, с вызовом заглядывая в глаза Кости. — Что ты сейчас сказал? — Молчание. Она сделала шаг ближе, а глаза уже извергали молнии. — Тебе, что, какая-то дурацкая ваза важнее меня? — Она не дурацкая, — машинально ответил Костя. — Ага, значит по второму пункту замечаний нет? Прекрасно! — Великолепно! Оба сверлили друг друга взглядом так, как всегда делали при ссорах. Соколова первая почувствовала, как к глазам подкатила предательская влага, но мужественно прожигала глазами мужчину напротив. А Костя уже жалел о сказанном, но признаваться не хотел. Решение, пусть и неправильное, пришло в его голову и он, не думая, озвучил его. — Майор Соколова, может, вы теперь и на самолёт опоздать хотите? На этот раз с Рогозиной будете объясняться вы. Юля вспыхнула. Они действительно могли опоздать, потому она не продолжила выяснение отношений, а быстро поспешила в комнату собрать вещи.***
Юле было обидно. Из-за какой-то дурацкой вазы так всё испортить. Сомнений в том, что ваза была дурацкой, у Соколовой не было: она абсолютно не вписывалась в интерьер квартиры Лисицына. Кошмарная керамическая ваза в форме слона, местами уже потёртая, хоть и подаренная от чистого сердца заботливой мамой Кости, вызывала у Юли далеко не радостные ассоциации. Она предложила спрятать этот ужас до момента, пока оба не открою лавку кошмарного антиквариата, но Лисицын вспылил, и пара вместо выходного дня в парке сутки выясняла отношения. Устав от разборок, Соколова плюнула и ушла спать, а Костя с чувством одержанной победы водрузил коричневого цвета нечто на столик возле зеркала. Наутро Юлино лицо перекосилось от злости, но она решила как-нибудь в «порыве страсти» начать целовать Лисицына прямо с порога, а потом «случайно» уронить сей шедевр подпольного производства и разбить его на мелкие осколки. Но всё вышло иначе. И, кажется, ситуация обернулась не в пользу Юли. — Кость, как поедем? На машине и оставим там, пусть Майский её заберет, или возьмём такси, или, может, аэроэкспресс? Тишина. Юля повторила вопрос громче, но Костя даже не повернул голову. Она замерла с сумкой, не зная, что ей делать дальше. Краем глаза Лисицын оценил «готовность» Соколовой и уверенно направился к выходу. — Ты мне скажешь, как мы едем или нет? — окончательно разозлилась Соколова, но на выходе из подъезда их ждала ярко-жёлтая машина с надписью «Яндекс Такси», и Юля поняла, что разговаривать Костя не намерен. Тогда и она замолчала.***
Пять часов молчания — определенный рекорд майоров Лисицына и Соколовой. Дорога до аэропорта, регистрация, контроль, ожидание. Оба сначала делали вид, что друг друга не знают, хоть и шли рядом, затем осматривали глазами смеющихся и довольных людей, спешивших кто куда, и перешли к тому, что исподлобья смотрели друг на друга. Костя понимал, что, возможно, перегнул палку, но Юля… Хоть бы сделала вид, что ей жалко эту вазу, в конце концов это подарок мамы, а для Лисицына это важно. А она отвернулась, всем своим видом демонстрируя, что прощение просить должен Костя. Вот в таком гордом молчании парочка и зашла в самолёт. Также, в тишине, взлетели. Юля заткнула уши наушниками, а Костя попытался задремать, что ему удалось. Правда, спустя время его разбудили стюардессы тем, что пробегали мимо, задевая руку Кости, неловко свесившуюся в проход. Лисицын, как опытный оперативник, заметил бледность стюардесс, подрагивающие руки, отсутствие нескольких пассажиров. Что-то происходило, и он это понял. — Соколова, — он толкнул её в бок, но Юля спала или делала вид, что спала. — Юлька, — прошипел он, вытаскивая наушник. — Лисицын, — она ударила его по руке, шокированная наглостью. — Да я тебя… Костя не дал ей договорить, приложив палец к губам, а сам глазами указал на напуганных, находящихся на грани истерик девушек, затем на пустые места, а затем многозначительно посмотрел на Юлю. Та мгновенно всё поняла. — Я поговорю, — одними губами прошептала она, чтобы не потревожить третьего пассажира у окна — старушку, что мирно спала. — Может, я? — с сомнением спросил Костя, боясь подвергать её риску. — Как-нибудь справлюсь, — язвительно отозвалась Юля. — А ты на себе в зеркало посмотри. Ещё сильнее напугаешь. С этими словами она выбралась в проход и направилась к стюардессе. К удивлению Кости та быстро увела Соколову куда-то за шторку. Лисицын занервничал, ожидая возвращения Юли, и испытал огромное облегчение, увидев её, но… Она шла такая бледная, от чего ладошки Кости вмиг заледенели. — Что? — выдохнул он, заглядывая в испуганные глазки Юли. — Кость, тут такое дело… — её голосок сорвался: несвойственно поведение Юли. — Ну, в общем… — опять замялась. — Пилотов больше нет. Она уткнулась в его плечо, без слёз, но подрагивающая, а Костя увидел, как по щеке молоденькой стюардессы стекла одинокая слезинка.