Пылающие закаты

      Молодёжь восторженно выдохнула. Светловолосая девочка заёрзала на стуле и подняла бледно-зелёные глаза на отца.       — А дальше? — тихо спросила она. — Расскажешь, что было дальше?       Нортон-старший кинул быстрый взгляд на собравшихся гостей и улыбнулся дочери.       — Не думаю, что тебе будет интересно это слушать, Дейла, — отмахнулся он.       — Вот именно, — голос принадлежал высокой чёрноволосой женщине. Гордая осанка и надменный вид делали её слишком молодой для своих лет, и оттого очень красивой. Женщина с вызовом посмотрела на светловолосого мальчика — копию отца.       — Как давно ты видел мать, Норт? — спросила она.       Мальчик растерялся и даже немного покраснел, но все же ответил — тихо, надеясь, что услышат не все:       — Два года назад.       Женщина покивала. В глазах её скрывался гнев.       — И ты считаешь, это нормально?       Норт ссутулился и опустил голову, и это только больше разозлило чёрноволосую женщину.       — Зря ваш отец с ней связался, — покачала она головой. — Она не умеет сидеть на одном месте: на уме одна работа. Не создана она для детей. Ваша мать — кукушка.       Она неодобрительно посмотрела на сгорбившихся Норта и Дейлу. Последняя робко утирала мокрые глаза.       — А вы даже не можете ничего сделать! — продолжала отчитывать женщина детей. — Это же ваша мать, а не чья-нибудь еще! Хороши внучата на мою голову, хороши…       — Мама, прекрати! — прикрикнул на неё Нортон-старший. — Они же всего лишь дети.       — Большие дети уже, понимают всё, — парировала женщина.       — Ладно, давай не будем портить гостям настроение, — сухо сказал Нортон и сложил руки на груди. Его мать только раздражённо пожевала губами, но стихла. Внезапно установившуюся тишину прорезал противный звук отодвигаемого стула, и из-за стола вышла Дейла. Девочка громко всхлипнула и, прикрывая рот ладонью, стремительно покинула комнату. Бабушка проводила её удивлённым взглядом.       Со своего места поднялась Лисса.       — Видите, до чего довели девочку? — сердито бросила она. — У неё и без того слабое здоровье.       — Ну и куда выскочила? — вновь разгневалась женщина. — Сидела бы на попе ровно. Такой шанс у тебя был найти себе нормального мужика, а ты все равно вернулась к этому ушлёпку, — кивок на Нортона.       Лисса возмущённо ахнула, хотела было бросить в ответ какую-нибудь колкость, но вместо этого гордо подняла голову и вышла вслед за Дейлой.       Нортон-старший, хозяин этого дома и вечеринки, с тоской окинул взглядом всех гостей. Прошло уже больше тринадцати лет спустя их совместного путешествия, и Огнев решил пригласить к себе товарищей. У них всех уже появились собственные семьи и дети, они чего-то достигли в жизни — словом, стали совсем другими людьми. Взрослыми и самодостаточными.       Супругам Диаману и Селене Драгоций (удивительно, Нортон только в этот вечер узнал их фамилию!) посчастливилось стать родителями сына. Диаман выучился на врача, и теперь делал большие успехи в медицине, проводя сложнейшие операции. А Селена, на удивление, пошла по стопам мужа и тоже стала врачом. Вот что называется вдохновлять друг друга. Интересно, сынка тоже посвятят в медики?       Нортон перевёл взгляд на Костю. Огнев и не думал, что друг вновь сойдётся с Диарой. Они поженились и стали родителями двух замечательных мальчишек. Старший из них — Ник, сидел рядом с отцом и был до ужаса на него похож. Сам же Костя летал на седьмом небе от счастья и гордости за жену и детей. Он был очень работящим, трудился на благо Диары и сыновей и безвозмездно отдавал им всю свою любовь.       — Диара будет сегодня? — спросил Нортон у Кости. Тот помотал головой.       — Я звонил ей, — ответил Лазарев. — Сказала, что мелкий был сильно расстроен после сада и хотел спать, и она решила не тащить его через весь город по морозу.       Нортон с пониманием кивнул и посмотрел на младшую дочь.       Глядя на Василису, улыбка сама расцветала на лице Нортона. Он любил Лиссу всем сердцем, но ещё больше он любил их дочь. Эта маленькая девчонка, так сильно похожая на мать, просто покорила Нортона своей живой, яркой личностью. Конечно, Огнев любил всех своих детей одинаково, но он бы хотел, чтобы и их отношения были тёплыми. Норт и Дейла старше Василисы всего на год, и, когда они были маленькими, не понимали, что Василиса им не совсем родная сестра. А потом, подрастая, двойняшки прознали про это и стали отдаляться от сестры, которую считали бракованной. Обвиняли в этом рыжую мачеху, что пришла на замену их матери. Лисса же оказалась на редкость крепким человеком, и, несмотря на нескончаемый поток ненависти двойняшек к себе и своей дочери, приняла чужих детей, как своих собственных. А теперь они подросли, острые углы в их отношениях стали потихоньку сглаживаться, и Нортон был очень рад этому.       Но вот его матушка, Нерейва, снова всё испортила. Она всегда была такой — вечно недовольной и злой. Весь град гнева она обрушивала на единственного сына, будто бы не была рада его рождению однажды, оттого никогда не любила. Нортон уже привык с этим мириться, но вот очень надеялся, что при гостях она тарахтеть не станет. Зря наделся. Такие люди, как его мать, не меняются, а с годами становятся всё хуже и хуже.       Дейлы и Лиссы всё не было видно, общее настроение бесповоротно испорчено, и Нортон здраво рассудил, что вечеринку пора сворачивать. Гости стали собраться и расходиться. Драгоциям Нортон предложил остаться у него, ведь они приехали из-за границы, а Костю с Ником он вышел проводить на крыльцо.       — Вы простите меня за мать, — виновато сказал он. — Неудобно получилось. Костя дружеским жестом хлопнул друга по плечу.       — Не переживай, — успокоил мужчина. — Всякое бывает. Всё нормально.       К дому подъехало такси, и Костя с Ником покинули дом Огневых. Нортон ещё с минуту стоял на крыльце, небрежно засунув руки в карманы брюк, и думал. Ему почему-то вспомнилась Нира. Тогда, тринадцать лет назад, лежа на неудобных сиденьях в автобусе, пристегнутый наручниками, в полуобморочном состоянии Нортон понял, что бесповоротно влюбился детской наивной любовью во взрослую женщину. И Нира что-то разглядела в нём, пока шло расследование и судебное заседание. Была ли между ними настоящая любовь? Определённо, нет. Искры? Страсть? Конечно, да.       Нортон удивился, как легко он смог выкинуть из головы Лиссу. Он был наивным дурачком. Наверное, только недавно мужчина понял, каково было Лиссе тогда. Убитая горем от расставания, девушка собрала свои вещи и покинула дом в надежде найти жизнь получше той, которую ей предложили. Проведя три года заграницей, околесив всю Европу, Лисса вернулась в дом ни с чем. И, к своему удивлению, обнаружила Нортона одного с двумя новорожденными детьми на руках. Они по-новому посмотрели друг на друга, и их любовь проснулась вновь, год спустя подарив им общую дочь.       Колкий морозец пробирал до костей, и Нортон поёжился, вспомнив, что вышел на крыльцо в тонкой рубашке, даже не накинув пальто. Он ещё раз окинул взглядом приусадебную террасу, парковку и повернулся, схватившись за ручку двери.       Перед домом остановилась машина. Мотор стих, и дверца громко хлопнула. Нортон уже знал, кто это. Мужчина обернулся и стал спускаться по лестнице вниз. К нему медленно подошла женщина: невысокого роста, с пышной копной блёклых каштановых волос, поддёрнутых лёгкой сединой, уставшим взглядом серых глаз, но всё той же прямой осанкой и твёрдым шагом.       Нира.       — Привет, Нира, — кивнул Нортон.       — Здравствуй, Нортон, — сказала она.       — Давно тебя в этих краях не было видно. Зайдёшь?       Нира проигнорировала предложение Нортона и окинула любопытным взглядом трёхэтажный сверкающий особняк за спиной Огнева.       — Вот как живёт владелец «ЗолМеха»… Дети дома?       Мужчина с подозрением глянул на неё, но всё же ответил.       — Конечно, дома. Где же им ещё быть? — хмыкнул он.       — Скажи им, чтобы собирали вещи, — сухо произнесла Нира, встряхнув головой. Нортон поражённо замер, словно на него ведро воды вылили.       — Что?.. Зачем?       Нира тяжело вздохнула, будто бы Нортон был маленьким ребёнком, не понимающих простых вещей.       — Я хочу забрать детей, Нортон, — объяснила она. Лицо мужчины перекосилось от злости.       — Ты? Ты хочешь забрать их, Нира? Я не ослышался? — прошептал он так близко, что его горячее дыхание коснулось виска женщины. Однако Нира и бровью не повела, мягко отстранившись от него.       — Да, я заберу их. Они будут жить со мной, — взгляд её был твёрдый и неприступный, как каменная стена.       Нортон помотал головой.       — Я не отдам их тебе, — сказал он. — Ты бросила нас тогда, и теперь желаешь всё исправить, вот так просто приехав и забрав детей?       Нира недовольно поджала губы.       — Зачем ты приехала? — спросил в лоб Нортон. — Разве тебя просто так отпустили? Увидев, как каменная стена в глазах женщины пошатнулась, Огнев понял, что попал в яблочко.       — Как у тебя дела с работой, Нира?       Она повернула голову в сторону и закусила губу.       — Я ушла в отставку.       — Вот как? — Нортон удивлённо поднял брови.       Нира кивнула. Вскинула серые глаза и посмотрела на Нортона.       — И на что ты надеешься? — спросил он, наклоняясь ближе. — Как ты будешь заниматься воспитанием детей, если у тебя даже работы нет?       — У меня хорошая пенсия, — её голос дрогнул, но она подавила в себе эту слабость.       — Что у тебя случилось? — Нортон быстро понял, что у Ниры приключились какие-то неприятности. Но она не ответила. Просто смотрела в сторону, на заснеженную террасу у дома. А потом произошло нечто неожиданное для них двоих. Нира подняла серые глаза, полные слёз, и громко всхлипнула, сдерживаясь из последних сил. Нортон в один миг преодолел расстояние, разделявшее их, и прижал её к себе. Нира уткнулась лбом в его грудь и зашлась судорожным плачем.       Нира никогда не плакала. Всю жизнь Нортон видел в ней сильную, решительную и смелую женщину, и думал, что она никогда не прогнётся под грузом проблем. Даже в минуту острых конфликтов она давала ему понять, что не потерпит унижения, будет идти до последнего и, если нужно, проиграет, но проиграет с честью и отвагой. Сейчас же рядом с ним стояла маленькая, отчаявшаяся, простая женщина. Женщина, которая потеряла всё.       — Я продала квартиру, — подтвердила она его догадку. — Даже машина не моя.       Нира немного успокоилась и подняла голову. Её глаза опухли и стали красными, тушь смылась и стала замерзать на морозе, но Нортону отчего-то стало жарко. Ему вдруг захотелось пожалеть, приласкать Ниру, как бездомного котёнка, дать ей всё самое лучшее. То, чего она достойна.       — Пойдём в дом, — сказал Нортон и потянул её за руку:       — Пойдём.       — Зачем ты это делаешь? — спросила Нира, когда они поднимались по лестнице к входной двери. Нортон замер на секунду, а потом обернулся.       — Когда мы познакомились, я не имел ничего. Я был никем, но пришла ты и спасла меня. Ты подарила мне множество счастливых дней и ночей, сына и дочь, но сама ничего не попросила взамен. И теперь, когда ты потеряла всё, что тебе было дорого, я хочу отплатить тебе тем же. Я хочу спасти тебя.       Нира с затаенным дыханием смотрела на него, а потом улыбнулась своей самой лучшей улыбкой, которая так нравилась Нортону.       И они ушли в дом.

***

      Морозный вечер накрывал белую землю. Небо было чёрным-чёрным, а звёзды — яркими-яркими. Такими яркими, что с трудом удавалось верить, что это действительно наяву.       Миракл давно не видел звёзд. Всё, что он видел последние двенадцать лет — это тяжелые решётки, косые, злые взгляды, ужасные побои, грязные рты, полные отборного мата, которым Миракл даже на свободе не рисковал пользоваться, и ужасную, гнетущую темноту тюрьмы. Сейчас же, когда срок подошёл к концу, Миракл понял, как сильно ему не хватало простого заката или тихой звёздной ночи; возможности пойти и купить себе новую рубашку просто так; подарить цветы первой встречной девушке и сказать, какая она красивая сегодня; рискнуть и снова поступить в университет, когда тебе без малого сорок лет. Миракл вдруг понял, что в этих простых мелочах и кроется настоящая свобода.       Он так и не смог бросить курить. Хотел, пытался, но не смог. После тюрьмы здоровье стало ни к чёрту, и от постоянных стрессов и бессонницы его спасали только сигареты. Миракл выпустил изо рта очередную порцию белого дыма, и тот растаял в тёмном небе. Неподалёку, в нескольких метрах, за цветным узорчатым забором располагался городской детский сад. Мужчина лениво наблюдал, как гаснет свет в окошках, как выходят из здания родители с детьми и направляются домой. Мимо прошла женщина, держа за руку пятилетнюю девчонку. Интересно, подумал Миракл, как бы они себя повели, узнай, что только что прошли мимо убийцы? Он докурил и бросил тлеющий окурок на снег, придавив его ногой. Поднял воротник своего длинного пальто и сунул руки в карманы. На улице был крепкий мороз.       Тихий скрип снега заставил его обернуться, а сердце — биться быстрее. Больше двенадцати лет он не видел ту, что мечтала о нём. А ведь сам и не сразу понял. Диара была прекрасна, как в тот день, когда он видел её в последний раз. Казалось, даже само время не властно над ней: блестящие чёрные локоны, живые глаза, яркая улыбка и нежные, открытые жесты. Такой видел Миракл Диару спустя столько лет.       В глазах женщины вспыхнул огонёк: горячий и страстный. Она сорвалась с места, в три шага преодолев расстояние между ними, обхватила руками лицо Миракла и поцеловала его. В эту минуту мужчина понял, что никого и никогда ещё так не любил, как Диару. С какой надеждой и верой она ждала его — это нельзя было описать словами, но она, на удивление, смогла.       — Я сохранил каждое твоё письмо, — первым делом сообщил Миракл, только они оторвались друг от друга. Диара солнечно улыбнулась и смахнула снег с его плеч. Начинался снегопад.       — Останься со мной, — попросила она, с мольбой глядя на него. — Останься, Миракл. Я дам тебе всё, что захочешь.       Мужчина нахмурился. Этого он и боялся.       — У тебя муж. Дети, — покачал головой он. — Будь я проклят, я не могу.       Диара поджала губы. Её глаза стали блестящими.       — Но я так люблю тебя, — прошептала она. — Ты же знаешь…       — Послушай, Диара, — прошептал Миракл, грея её руки в своих. — Как бы мы ни любили друг друга, нам не суждено пройти этот путь вместе. Если бы у тебя не было детей… Я не могу рушить их детский мир, Диара. Я сам развалил свою жизнь, ввязавшись с то грязное дело, понимаешь? Я больше не хочу губить чужие судьбы. И твою особенно.       Губы Диары дрожали, а из глаз покатились слёзы.       — Ты загубишь мою судьбу, если уйдёшь от меня! — воскликнула она. Миракл лишь досадно покачал головой.       — Хорошо, — кивнул он. — Давай представим. Ты уходишь от мужа, забираешь детей, и мы начинаем жить вместе… Но я что я смогу дать тебе, Диара, ты подумала? Я после тюрьмы. Я едва ли смог найти жильё и работу, на моей жизни раз и навсегда поставлен крест, понимаешь? Ты хочешь, чтобы я тянул тебя на дно? Что я тебе смогу дать…       Диара судорожно вздохнула и прижалась к Мираклу.       — Свою любовь, — прошептала она. — И, возможно, ребёнка.       Миракл поражённо ахнул. А Диара молчала и улыбалась, прижимаясь к груди любимого мужчины.