Сновидец (the Dreamer of Dreams)

"И я вижу свой сон и проснувшись, и засыпая вновь", - Фиона МакЛеод.

      Тревожно было во дворце короля Ванды, перед которым трепетали враги и которого уважали друзья. Его придворный художник отказывался завершать почти готовую фреску, которая должна была украсить стены тронного зала, где проходили самые важные приёмы. Он работал над ней долгие месяцы, но внезапно, кода все ждали, что вот-вот распахнутся двери зала и под звуки флейт и арф король воссядет на трон, а прекрасные придворные закружатся в танце на празднике в честь чудесной фрески, работа на ней остановилась.       Эрик, так самый художник и друг короля Ванды, лишился рассудка. Король любил его, как родного сына и не находил себе места в тот день, размышляя о том, кто бы смог помочь Эрику и убедить его вновь взяться за работу. Но всё было тщетно.       Дворец затих. Пусто было в залах и коридорах. Не играла музыка за ужином, не пелись песни. Не было слышно и голоса Эрика, который прежде звучал каждый вечер и который так любили все – и король с принцессой, и вельможи с фрейлинами, и даже старая кухарка со своей хромой кошкой, - за удивительную чистоту и нежность.       Утром того злополучного дня Эрик как обычно вошёл в тронный зал, неся с собой кисти и краски. Улыбка его была ярка как всегда и такая благодать была на лице его, что все, кто видели его в то утро, не могли не любоваться им. Легко, точно вспорхнув, взобрался он по лесам к последнему незавершенному месту своей работы. Вдохновенно взмахнув кистью, Эрик вдруг остановился. Рука его застыла в воздухе и кисточка упала на мраморный пол. Порывистый выдох раздался в тишине, словно кто-то ударил Эрика в грудь, и он без чувств полетел вниз.       Очнулся Эрик уже в своей комнате в окружении тревожных лиц лекарей и слуг. Обведя их безумным взглядом, он вскочил на ноги и со страшным криком прогнал всех вон, раскидывая пузырьки со снадобьями и пилюлями. Комната с мягким серым светом зашторенных окон опустела, однако же долго оставаться в одиночестве Эрику не пришлось. С шумом распахнулась дверь, и на пороге оказался сам король Ванда. Бросив хмурый взгляд на разбитые склянки и пролитые снадобья, он строго посмотрел на Эрика, бледного и потерянного. Король был готов разразиться гневной тирадой за то, что Эрик так неуважительно обошёлся с теми, кто хотел помочь ему, но, заглянул в его глаза, усмирил свой пыл. Ангельские, прозрачные, как ледяные озёра, глаза его дорогого друга были полны отчаяния. Никогда ещё король не видел горя на его лице. «Что с тобою, Эрик? Поведай мне», - мягко произнёс король Ванда. Опустив голову, Эрик отвечал:       - Этой ночью я видел сон, мой король. И в этом сне мне привиделись глаза. В их взгляде был весь свет: и золотое солнце августа, и злая февральская вьюга, и мощь морского шторма, и нежность первого дождя. Мой король, я не смогу закончить свою фреску, пока не увижу их снова. Это были те самые глаза, которые должны быть на ней, но я не могу изобразить их, не увидев воочию. Они нужны мне! - воскликнул Эрик, и слёзы покатились по его лицу.       Участливо вздохнув, король Ванда положил руки на поникшие плечи Эрика и отечески отвечал:       - Мой юный друг, всё, что ты говоришь, тяжкое наваждение. Ты устал, и твоей голове нужен покой.       Весь день Эрик провел в постели, но не мог сомкнуть глаз даже ночью: глаза, что видел он, прекрасные и манящие глаза, вновь смотрели на него.       На следующее утро король Ванда нашёл Эрика на мраморных ступенях, что спускались к озеру. Дразня природу, первые лучи алого солнца ласкали ещё сонные цветы, укутанные лёгким, как вуаль невесты, влажным туманом. Они выкрашивали белоснежный дворец в розовый и лиловый, и серебристое озеро, мерцавшее у ног Эрика, переливалось драгоценным перламутром. Под проснувшимся ленивым ветерком заколыхали на тонких стебельках чашечки разбуженных маков и затрепетали золотые кудри Эрика. Заслышав шаги, он обернулся и, пошатываясь, поднялся на ноги. Всё ту же невыразимую тоску увидел король Ванда в его потемневших глазах. Она была так велика, что король не нашёл слов, чтобы утешить художника. Поняв, что ничем не может помочь ему, он развернулся и стал с мягким шорохом мантии и звоном пряжек подниматься вверх, обратно во дворец.       Как вдруг маленькая фигурка пташкой вспорхнула перед ним. Это была крошка-принцесса Уна. С бубенцами в волосах и с резным золотым шаром в руках Уна подбежала к Эрику, уронившему голову на дрожащие руки. Король улыбнулся ей в надежде, что она сможет развеселить художника, ведь он всегда так любил играть с ней.       Со звонким смехом принцесса подбросила мяч, но Эрик не поймал его: он не смотрел и не видел ни Уну, ни короля, ни искристое озеро перед ним. Ничего не отвлекало его от тяжелых мыслей. Уна с удивлением подошла к ближе к своему другу и с наивностью, присущей всем детям, прямо и ласково спросила его, почему он не хочет играть с ней, но ответа не последовало. Тогда мягкие, словно лапки котёнка, руки принцессы обвили его шею, и только в тот момент Эрик очнулся и посмотрел на неё. Но Уна вдруг испуганно вскрикнула и подбежала к отцу, спрятавшись под его расшитую мехом и золотом мантию. Её друг, который никогда не упускал момента рассмешить её, соратник во всех играх смотрел на неё, как незнакомец, и глаза его были пусты. Что случилось с её любимым Эриком? Что заставило её задрожать в такое удивительно тёплое утро?       Собрав в себе силы, Уна вновь подола к нему, отважно решив во что бы то ни было заставить его улыбнуться. Она сняла розу, алевшую в её волосах и тонкими пальчиками, вставила её в кудри Эрика. Словно ветер с ледяных морей налетел на дворец короля Ванды, и роза мгновенно засохла и почерневшие лепестки её рассыпались по плечам Эрика и упали в озеро.       Слёзы страха застыли в глазах маленькой принцессы, и она, подобрав белый подол, со звоном бубенцов в волосах убежала во дворец. Погружённый в своё горе, Эрик не заметил этого, и только следил за тонущими мёртвыми лепестками, которые опускались на дно среди камней.