Самая трезвая мысль

Гэвин раздраженно запихивает мобильник в карман джинс и допивает черт знает какой по счету коктейль. Облизывается, заказывает ещё. Сегодня он хочет ужраться в хлам, чтобы хотя бы на один гребаный вечер перестать испытывать к себе отвращение. Выпивает и чувствует во рту приторное шоколадное послевкусие. Заказывает еще, рассчитываясь за всё сразу. Грохочущая музыка отдается вибрацией по всему телу, и из-за неё он не слышит, как в кармане прерывисто надрывается телефон. Осушив последний бокал, Гэвин оглядывается. Свет в этом клубе мелькает под каждый бит, сфокусировать взгляд на чем-либо — задача невыполнимая. Ему видны лишь извивающиеся силуэты: парни, девушки, трансы, андроиды — в этой толпе не отличишь одного от другого. Взгляд Гэвина давно затуманился от крепких напитков, координация на грани исчезновения. Но детектив всё равно поднимается с барного стула и отправляется в сторону популярных среди завсегдатаев кабинок. Старый как мир крючок для удержания посетителей. Хотите секса? Не обязательно покидать клуб — находите пустую кабинку и развлекайтесь. А потом возвращайтесь к бару, чтобы выпить еще один дорогой коктейль. Как раз то, что нужно. Осталось найти такого же желающего, как и он сам. И выбор Гэвина, после долгих поисков на ослабевших ногах, падает на высокого брюнета, что стоит поодаль от толпы и осматривается. Подтянутая фигура, широкие плечи, черная водолазка… Гэвин прикусывает губу и подходит ближе — достаточно близко, чтобы рассмотреть и убедиться, что это не андроид. И достаточно близко, чтобы незнакомец его заметил. Пьяный разум и впрямь воспринял того за копию Ричарда из-за мелькающего света, но это не он. Не настолько пробирающий взгляд, не та тёплая улыбка. Голос, который говорит что-то у самого уха, тоже не тот. От этого голоса не хочется дрочить, до боли закусывая губу. И всё же Гэвин его выслушивает. Разглядывает пухлые губы напротив, вспоминает, что он пришел расслабиться и забыться, а не сравнивать всех мужчин с Ричардом, как он делает это в последнее время. И вскоре Гэвин дает согласие толчком в грудь — в сторону кабинок. Только с шестого раза они находят пустую. Гэвина тут же прижимают спиной к стене. Жадные и грубые прикосновения выбивают разумные мысли из головы. Словно в тумане, Гэвин чувствует чужие губы и целует в ответ, трётся пахом о бедро парня, и дыхание сбивается от того, что в кабинке резко становится невыносимо жарко. Воздух тяжелеет от запахов пота и возбуждения. Гэвин позволяет делать с собой всё, что захочется незнакомцу. Позволяет сдернуть футболку, кусать ключицы, позволяет оттянуть свои волосы на затылке и залезть рукой под расстегнутую ширинку. Всё, что угодно, лишь бы приблизить разрядку. От нахлынувшего возбуждения опьяненный мозг перестает соображать совсем. Гэвина мажет, ему кажется, что всё это делает RK900. В какой-то момент, после особенно сильного трения о член, из горла вырывается стон. Мольба, состоящая из одного имени, такого знакомого, что разум озвучивает его неосознанно. Это блядское имя уже сохранилось в подкорке. Единственное, которое он будет помнить в бреду или в пьяном возбуждении, хотя еще несколько месяцев назад от одного его звучания сводило зубы. — Кто такой этот Ричард? — С усмешкой спрашивает незнакомец. — А впрочем, неважно. Для тебя я могу быть кем угодно. Вновь влажный поцелуй у основания шеи. А затем, слишком резко, теряется опора. Гэвина больше не поддерживают чужие руки и нога между бёдер, а потому подгибаются собственные колени. Спасает только стена за спиной. Исчезает чужой запах. Вместо этого, стоя с закрытыми глазами, за грохотом битов Рид слышит непонятную возню и ругательства. Он пытается разлепить веки и понять, что происходит, но слишком темно и перед глазами плывет. Только когда перед ним появляется высокий силуэт со светящимися надписями на фирменном белом пиджаке, понимает. Наконец, фокусирует взгляд на лице, и просто ждет. Может, это очередной глюк? Такой совершенный и идеальный. Вот он хмурится и внимательно осматривает, мелькая желтым диодом. Вот силуэт придвигается ближе и от него веет морозным запахом с улицы. Кажется, этот глюк вовсе не собирается никуда исчезать. — Вам пора домой, детектив, — Голос звучит мягко, но настойчиво. Девятисотый склоняется и поднимает с пола брошенную футболку. — Пожалуйста, поднимите руки, я помогу одеться. Но Гэвин и не думает слушаться. Он стоит неподвижно, прижавшись спиной к стене, и медленно осознает, что перед ним реальный, а не выдуманный мозгом Ричард. Неожиданной вспышкой внутри закипает обида. Не контролирующий себя Рид позволяет ей вылиться на андроида. — Ты, — Тычет пальцем в грудь Ричарда и дуется, словно ребенок. — Ты ничего не понимаешь, — язык заплетается, и Гэвин говорит со всей серьезностью, на которую способен пьяный человек, еле стоящий на своих двоих. — Глупая ходячая…банка! — Последнее слово он выплевывает с такой интонацией, будто произносит самое смертельное оскорбление на свете. Сейчас Гэвин в этом уверен. — О чем вы, детектив? — Меж бровями на лбу появляется складка. Андроид щурится, искренне пытается уловить смысл слов мужчины. — Чего именно я не понимаю? — Ни-че-го, — Поджав губы, Гэвин вытягивает из руки Ричарда свою футболку и теперь пытается попасть рукой хотя бы в один рукав. — Ходишь со своей блядской каменной рожей. Такой крутой и важный. И нихуя не видишь, — Только с третьей попытки футболка поддается мужчине, не без помощи озадаченного Ричарда. Правда, наизнанку и задом наперед, но андроид опускает эту деталь. — Ты же андроид…бесчувственная машина, — Он смотрит прямо в глаза напротив и нисколько не смущается катастрофически малым расстоянием между лицами. — И всё же я не понимаю, что вы имеете в виду. Вы пьяны, вам нужно домой. Позвольте мне… — Андроид тянется к детективу, чтобы поддержать и вывести из кабинки. — Отвали, — Мужчина хмурится и отпихивает от себя руки. — Тупой пластик! Не понимает, значит? Не понимает, не видит, как сильно в него втрескался Гэвин. Не заметил ни одного взгляда на свои губы и свое тело. Не заметил, что последние несколько месяцев Гэвин затихает и тушуется, стоит Ричарду встать особенно близко, а после иногда уходит в туалет, потому что не может это всё контролировать. Не понимает, от чего Гэвин сердится, если Ричард кому-то улыбается — ведь андроид улыбается кому угодно, но только не Гэвину. Бесит. Как же это, блять, бесит. Раз не понимает, значит, Гэвин ему объяснит. Он рычит и подается вперед, прижимаясь к чужим губам своими. Замирает на глубоком вдохе. Проходит, кажется, целая вечность прежде, чем Ричард неуверенно отвечает на поцелуй, только тогда Гэвин позволяет себе шумно выдохнуть. В этот момент музыка в клубе затихает. Исчезают все люди и прекращаются стоны в соседних кабинках. Остаются только ноющее возбуждение в паху, запах заснеженной улицы и мягкие губы, неожиданно теплые и умелые. Был бы Гэвин в трезвом состоянии, не без ревности бы спросил, где Ричард научился так целоваться. Но сейчас он только жмется к андроиду и углубляет поцелуй. Сталкивается своим языком с чужим, зарывается пальцами в мягкие волосы и чуть оттягивает — как же давно он мечтал это сделать. Ричард отвечает с тем же пылом, обхватывает талию мужчины, и тот вновь оказывается прижатым к стене. Гэвин постанывает от удовольствия, у него кружится голова. И на мгновение он забывает, что целует андроида, ведь машина не способна на такую страсть. Так может целоваться только тот, кто очень изголодался. Для этого нужно быть живым. — Ричард… — Он чувствует ладонь на своей щеке, чувствует, как вторая рука андроида опускается к его паху и оттягивает вниз джинсы вместе с бельем. Из горла вырывается хриплый стон, когда член оказывается в твердых тисках пальцев. Уверенно, но аккуратно Ричард двигает рукой в ускоренном темпе, целуя уголок раскрытых губ детектива. «Где он всему этому научился?» — этот вопрос, дважды подчеркнутый и обведенный красным, вспыхивает в подсознании яркой надписью, в то время как сам Гэвин вжимается затылком в стену и жмурится. Может, он по ошибке попал в ночной клуб «Рай»? А андроид перед ним просто очень сильно похож на Ричарда. Эта мысль исчезает так же быстро, как и появляется — девятисотый надавливает большим пальцем на набухшую головку, распределяет смазку по кругу, а после отнимает руку от члена и тем же пальцем очерчивает линию губ мужчины. В трезвом состоянии Гэвин бы чертыхнулся. Он бы скривился в гримасе отвращения и послал Ричарда к черту с такими играми, но сейчас он подхватывает палец языком и раскрывает рот шире. И Ричард проталкивается глубже. Давит, распределяет смазку по всему языку, и это заводит до потери всех здравых мыслей. Ричард проводит подушечкой по кромке зубов и смотрит, как зачарованный. А после возвращается к члену. В этот раз быстрее и жестче, отчего у Гэвина дрожат колени. Ему приходится двумя руками обнять чужую шею, чтобы не свалиться, громкий стон переходит в мычание из-за накрывших сверху губ. Долгожданный оргазм заставляет Гэвина застыть, толкнувшись членом в кулак, и мелко задрожать, навалившись на андроида. Звон в ушах, размытая картинка и голос Ричарда откуда-то издалека, словно Гэвин находится под толщей воды — последнее, что он запоминает, прежде чем отрубиться.

***

Самая первая и главная причина, по которой просыпается Гэвин — ему жутко хочется отлить. Почти не разлепляя глаз, чтобы их не резал дневной свет, он сползает с кровати и плетется босыми ногами до туалета. Закидывает голову от облегчения, натягивает боксёры обратно, делает пару шагов к раковине и пьет воду из-под крана. Потому что сушняк такой, будто последние сутки Рид провел в ебучей пустыне. Только напившись и быстро почистив зубы, он поднимает взгляд к зеркалу и тупо пялится в своё отражение. Увиденное доходит до сознания не сразу. Сперва в глаза бросается два засоса на шее. Один ближе к ключице слева, второй справа под самой скулой. Затем Гэвин видит собственные губы — искусанные, в мелких трещинках. Немного болят. Так бывает, если долго с кем-то сосаться. Или долго кому-то отсасывать. Только после этого Рид понимает, что стоит перед зеркалом в одних трусах, но он совершенно не помнит, как раздевался. Зато воспоминания о том, что именно он делал в клубе, всплывают так четко и быстро, словно мужчина не пил вообще. Гэвин закрывает глаза и медленно прислоняется лбом к холодной поверхности зеркала. Всё. Это пиздец. Он проебался так сильно, как только было возможно. И если он думал, что просто влюбившись в Ричарда, достиг дна, то этой ночью в клубе явно постучали снизу. Гэвин помнит всё, до мельчайших деталей. Он помнит, как решился позвонить Ричарду, чтобы ему признаться, но вместо этого разозлился и просто послал андроида к черту, сбросив звонок. Он помнит незнакомца, который явно оставил один из засосов на шее. Ещё ярче он помнит Ричарда. Как стонал от его прикосновений, как чувствовал свой собственный вкус на языке, как прижимался к андроиду и дрожал у него в руках. Гэвина тут же бросает в жар. Уже через минуту он включает воду в душевой, садится на пол кабины и прислоняется спиной к холодной стене. Он сам выкопал себе могилу и сам же в неё закопался. Вот как теперь вести себя с Ричардом? Как теперь вообще находиться рядом с ним, зная, что он знает. И почему…почему он ответил Гэвину? Не оттолкнул, не начал читать морали или осуждать. Только теперь Гэвин вспоминает, как диод того барахлил красным, словно подавал сигнал бедствия, и как насос, имитирующий сердце, барабанил куда-то в грудь, да так сильно, что Гэвин сам его чувствовал. Гэвин вспоминает собственное удивление тому, с каким голодом ему отвечал андроид. Объяснения этому он не находит даже сейчас, в трезвом состоянии. Ричард впивался в губы напарника и, мужчина осознает это только сейчас, прижимался к бедру собственным стояком. — Это какой-то бред, — Гэвин рычит от злости. Он ничего не понимает. — Андроиды ничего не чувствуют. Он имитировал, издевался надо мной, чтобы пользоваться этим на работе. Он просто… Воспользовался тем, что я нажрался. Сукин сын! — это единственное обьяснение, которое пришло на ум, теперь всё кажется Гэвину логичным и очевидным. Он раздраженно поднимается на ноги, принимается смывать с себя запах пота, алкоголя и сигарет. Смыть с себя все эти прикосновения, собственную сперму. Гэвин сердит и… очень обижен. Ему больно так, что он хочет разбить кому-нибудь морду. Он просто притворится, что ничего не вспомнил. Будет работать, как и прежде, и не поведется ни на одну провокацию. И пусть этот кусок пластикового дерьма только попробует что-нибудь вякнуть. Гэвин устроит ему самую настоящую войну — в этом он клянётся сам себе, когда натягивает чистые домашние штаны и старую водолазку с теплыми носками. За окном сегодня особенно холодно, ходить дома в одних трусах ему совсем не улыбается. А вот ходить и весь день придумывать стратегию этой самой войны, идея вполне сносная. Вот только Гэвин напрочь про нее забывает, стоит ему открыть дверь спальни и на пороге наткнуться на Ричарда. Сердце пропускает удар, вся воинственность исчезает в одно мгновение. И снова проебался. С похмелья даже не подумал о том, что Ричард всё еще может быть в квартире. Ведь это он дотащил мужчину до кровати. — Доброе утро, детектив, — Улыбается одним уголком губ. Щурится. — А оно доброе? — Осторожно отвечает Гэвин и делает полшага назад. — Какого рожна ты ошиваешься в моей квартире? — Ваше состояние было крайне неудовлетворительным. Я решил проконтролировать, чтобы наутро с вами всё было в порядке. Как вы себя чувствуете? Болит голова? — Делает осторожный шаг ближе, словно кот, который подкрадывается к добыче. Гэвин продолжает отходить назад. — Я в порядке, — Облизывает пересохшие от волнения губы. — Спасибо за беспокойство, теперь можешь съебаться на все четыре стороны. — Вы помните что-нибудь с прошедшей ночи, детектив? — Вкрадчиво интересуется, игнорируя последние слова мужчины. — Помню, что нажрался, и ничего больше. Тебе то что? — Гэвина останавливает письменный стол, который так некстати оказывается позади. — Вы в этом уверены? — Смотрит с усмешкой. Видит и знает, что Гэвин ему врет. Читает ложь по его лицу. И становится практически вплотную. Так близко, что Риду приходится отклониться, нависнув над столом. Зря. В ту же секунду Гэвина, как хрупкую девицу, берут за талию и усаживают на деревянную поверхность. Ричард разводит его ноги в стороны, устраивается вровень между ними и нависает сверху. — Уверены, что совсем ничего не вспомнили? — Да иди ты в… — Рид запинается и поджимает губы, бегая по лицу андроида взглядом, не в силах посмотреть в глаза. — Куда? — Забравшись пальцами под водолазку, оглаживает бока. — Я был пьян и не контролировал себя, — Гэвина берет мелкая дрожь и он нарочно заставляет себя разозлиться, чтобы не поплыть как незрелый школьник. — А вот почему ты мне подыгрывал — это отдельный вопрос. Вот только не делай вид, что и в самом деле был возбужден, окей? Ты просто имитировал, чтобы теперь… Гэвин не договаривает. Ричард кладет его ладонь на собственный пах, и теперь мужчина четко чувствует чужой жесткий стояк. Его так и хочется огладить, но Рид не шевелится. — Я был бы очень рад, если бы это была имитация, детектив. Если бы я мог контролировать и отключать возбуждение каждый раз, когда у меня на вас встает, моя жизнь была бы проще, вы знаете? — Что? — В недоумении переспрашивает мужчина. Всё это выбивает из колеи. — Я правда не видел, что нравлюсь вам. Потому что пытался сперва бороться, а затем примириться с собственной в вас влюбленностью. Всё, что я мог, это изучать свои на вас реакции. Читать многочисленные статьи о чувствах на глупых форумах, изучать порно-фильмы, мастурбировать… Я понятия не имел, что моё тело настолько чувствительное. До тех пор, пока из-за вас не стал девиантом. И понятия не имел, как сильно вас хочу, пока не услышал, как вы стонете моё имя в кабинке клуба. — Почему я должен тебе верить, жестянка? — Слегка раздражённо спрашивает Гэвин. — Потому что у вас точно такой же стояк, как и у меня, детектив, — Ричард приподнимает руки выше, проходится пальцами по ребрам и оглаживает уже твердые соски. Гэвин вдыхает глубже. — И мы обязаны что-то предпринять, иначе однажды нас просто застрелят, потому что мы будем сосредоточены на своих членах, а не на преступниках. Всё время. Злые и недотраханные. — Знаешь, это самая трезвая мысль, которую я слышал от тебя за последнее время. Ричард улыбается ещё шире, и от этого, Гэвин готов поклясться, даже светлеет в комнате. Тогда же Гэвин понимает, что запланированная им война отменяется, даже не успев начаться.