«Революция есть идеал, вооруженный мечом». (с) Виктор Гюго.
Залитый дневным светом рабочий кабинет расположен на тридцатом этаже офисного здания. Из его окон видна чудесная панорама прилегающих к центру “Совета” городских массивов. Внутри мерно тикают старинные напольные часы, от дуновения прохладного осеннего ветра слегка дрожит нежно-бирюзовый тюль. В дальнем углу комнаты, на удобном плечистом кресле, цвета горького кофе, расположилась, на вид немолодая, но приятная женщина. Ее скуластое резкое лицо, едва тронутое морщинками, выражало крайнюю заинтересованность. Тяжелым взглядом непроницаемо-черных глаз она внимательно смотрела в экран проектора, висящего на противоположной стене ее уютного, но холодного кабинета. Нечто, происходящее на нем, вызвало у женщины непроизвольный смех. Ее глубокий голос звучал в стенах кабинета всего пару секунд, до тех пор, пока картинка не сменилась и не началась новая видеозапись, вызвавшая у женщины недовольное восклицание: “Какого ляда?!”***
- Эфир нашей программы вновь прерывает спецвыпуск экстренных новостей. Митингующие заполонили улицы столицы, массовым шествием люди идут уже через Манежную площадь, по направлению к Красной площади. Николай Романов, подробнее с места событий. «Приветствую вас, уважаемые телезрители. Вы смотрите прямое включение с протестной акции против назначения нашего великого вождя и президента на новый пятый срок. Люди скандируют “Долой монархию” и “Свободу политзаключенным”, до этого звучали такие лозунги как “ Мы не хотим “повторять”” и “ Руки прочь от Совета”. Митингующие сооружают баррикады на площади. Они решительно настроены держать оборону, в случае прямого столкновения. Вскорее лидеры движения выйдут на кон…» - Видимо, на площади используют устройства глушащие сигналы связи, чтобы не позволить оппозиционным лидерам влиять на интернет сообщество своими экстремистскими призывами. По нашим данным, для урегулирования конфликта и обеспечения безопасности нашим гражданам, по приказу правительства Москвы в город были введены войска. Несмотря на внушительное количество буйных митингующих, наши полицейские с доблестью выполняют свой служебный долг... - читая с суфлера новые строки, ведущая скривилась. - Вы сейчас издеваетесь? В наш штаб поступила информация, что некоторые представители органов правопорядка заняли сторону митингующих и не позволяют своим коллегам даже подходить к организаторам незаконной акции и задерживать взбесившихся бунтовщиков. Наш корреспондент вновь на связи. Николай? - «Прошу вас, не слушайте то, что говорят на федеральных каналах, все это - ложь! Данный митинг был мирным шествием с высказыванием гражданской позиции нашей оппозиции, таких же людей как мы сами..» - мужчина, не мигая, смотрел прямо в объектив камеры и с надрывом продолжал говорить. - Прерывайте эфир! Немедленно прервите эфир! - прозвучало за экранами телекамер в студии. -«...Однако, на настоящий момент, после применения военными подрывного боезаряда, митингующие стали активно защищаться...Что же вы делаете?!» - прокричал мужчина. Засвистели пули. Криками людей заполнился эфир ведущего телеканала страны в момент, когда очередная пуля попала в камеру корреспондента, предварительно пробив его голову. - Что происходит черт побери?! - ведущая новостей подскочила с места, ее глаза в панике забегали по помещению, а рот все продолжал исторгать проклятья до тех пор, пока рядом с ее лицом не пролетел нож. Женщина осела на пол, прикрывая голову руками. Она беззвучно зарыдала, моля о пощаде. - Я всего лишь актриса, я читала то, что мне давали...не трогайте. Умоляю вас!Эфир прерывается.
Белый шум.
Через пару мгновений связь налаживается и перед камерой возникает силуэт мужчины. За его спиной стоят двое. Свет в студии чуть приглушен. На фоне слышны завывания толпы и чей-то плач. На глазах у многомиллионной публики происходит невероятное. Лицо мужчины освещают фотовспышки камер, а сам он чуть дрожащим голосом произносит: «Я не должен был лгать вам все эти годы. В качестве моего извинения примите…» Фотовспышки участились. Мужчина смотрел прямо в объектив камеры, практически не моргая и ни на секунду не отводя взгляд. Он медленно потянулся левой рукой к собственному рту, хватая пальцами кончик длинного языка,покрытого толстым слоем белого налета. Одно движение правой руки, и тот самый нож, что до смерти напугал ведущую, раскаленный огнем металл, отделяет плоть от плоти, прижигая оставшийся нервно вздрагивающий в ротовой полости обрубок.Связь вновь прерывается, на этот раз уже окончательно.
Однако, телеэфир заполняет не белый шум, а жуткий цифровой скрежет, отдаленно напоминающий смех.
***
По толпе разносится одобрительный гул. Кто-то скандирует “Долой власть чекистов!” , кто-то -“Власть Совету семи!”, однако, вскоре народ затихает, замечая проекцию самих себя на Кремлевской стене. Дроны пролетают над митингующими, сменяя кадры на стене один за другим. Воцарилась гробовая тишина. Взгляды людей обращены на стены, где быстро меняющиеся планы заменила проекция человека, вышедшего вперед из общей массы людей. Это был человек в черных одеждах: длинной мантии поверх рубашки с острым воротом, заправленной в брюки. Сегодня было по-осеннему прохладно, но никто не дрогнул, также как не дрогнул и он. Его лицо было закрыто балаклавой, на голову был наброшен мантийный черный капюшон, который перед самым началом речи этот человек скинул со своей головы. Стягивая балаклаву вниз, он ясно дал понять, что не скрывает лица от своего народа и правосудия. Он не боится за собственную жизнь и готов доказать это не только острым словом. - «Оглушающие взрывы. Коптящий огонь. Народный гнев. Вот что ждет Великую державу будущего, в которой власть принадлежит узурпатору. Нестерпимая боль. Предсмертная агония. И долгожданная Смерть. Поджидают режим за углом темной подворотни наших осиротевших городов. И что послужило тому виной? Неуемная жажда власти правителей? Желание людей быть свободными? Разрушающая жажда справедливости простого человека. Мир, погрязший во тьме, объял огонь. В огне он и сгорит до тла. Но не восстать ему из пепла подобно фениксу. Не возгореться новым пламенем и не сиять северной звездой. Подобное возможно лишь в мечтах человека премилого и невероятно наивного, что верит в сказочных фей и мир во всем мире. Феи нашего века держат в руках пулеметы, а мир во всем мире - всегда предвещает войну. Бессилье поражает слабых духом, безумие - сильных мира сего. Война - это всегда кроваво. Война - это всегда про смерть. И эта бойня, на которую нас собирается послать главнокомандующий, не будет исключением из правил. Хотя, вы можете сказать, кому если не НАМ нарушать традиции, не так ли? Но здесь традиций нет, нет менталитетов, нет религий. Есть только непроглядный мрак и звонкий скрежет металла. Есть только кровь, на которой можно клясться в верности. И боль, что будет преследовать в ночных кошмарах. Здесь нет победителей, и нет проигравших. Сейчас мы - и те, и другие одновременно. Не будет ни горечи поражений, ни радости побед… Грядут перемены, дающие надежду на светлое будущее наших детей. Мы заставим власть считаться с нами, а не уходить от ответов, прячась в своих бункерах! Мы заставим их говорить по фактам! Мы должны бороться с произволом и угнетением нашего народа, несмотря ни на что! И мы будем. Независимо от того, сколько прицелов наведены на нас, и сколько военных привлечено к подавлению нашей воли. Мы никогда не сдадимся! И пусть весь мир горит адским пламенем, если в нем нет места чести и справедливости! Пусть ВСЁ горит! И если нужно, мы все сгорим вместе с ним!»- «Пусть все горит!» -«Пусть все горит!» -«Пусть все горит!» «ПУСТЬ ВСЕ ГОРИТ!» - скандирует толпа.
« Мы не смиримся с этим произволом. Ваши “победы”, добываются страданием нашего народа… Нашей кровью… И даже сейчас вы не станете вести с нами диалог. Ведь вам проще перестрелять несогласных и заткнуть им рты, чем выйти на честные переговоры. В вашей войне мы теряем своих любимых. За ваши просчеты мы расплачиваемся своими жизнями. Судьба нашей страны слишком долго находилась в некомпетентных руках, события уходящего месяца вновь доказывают ущербность правящего аппарата. Все вы пойдете под трибунал, а обвиняетесь вы в тяжком преступлении - против своего народа! Ценой ваших ошибок, стали миллионы поломанных судеб. Вы поплатитесь за то, что совершили. Пришло возмездие по ваши грешные души. Настала ваша пора бояться темноты!» Вдруг из толпы стали доноситься крики людей, заметивших необычную активность в рядах силовиков. Это выступило очередным сигналом для военных, которые тут же открыли огонь по протестующим.Прогремел взрыв.
____________________________________________________________
Резиденция “Совета Семи” находилась, как раньше бы сказали, на самой окраине златоглавой столицы. Это было “небольшое” тридцатиэтажное здание, выглядящее как типичный офисный центр с панорамными окнами в пол и вертолетной площадкой на крыше. Кооператив занимался вопросами усовершенствования медицины, образования и некоторых наукоемких процессов. А с недавних пор, когда глав совета затянуло в нескончаемые политические войны, компания взяла курс на госуправление. В главном здании располагались ведущие специалисты компании и их непосредственная начальница - Арсеньева Е. А. . Женщина без преувеличений жесткая и требовательная, но все же справедливая. Главным своим сокровищем в первую очередь она считала компанию дочери, которая, увы, уже практически двадцать лет как покоится с миром в земле, оставив после себя не только сокровище-компанию, но и величайшую из всех возможных драгоценностей мира - “золотого ребенка”. Ребенка, который, к огромному сожалению бабули, никогда не отличался усидчивостью и смирением. Вот и сейчас, в очередной раз пересматривая видеоматериал новостных каналов и интернет платформ, вещающих о невероятной, проникновенной речи Госпожи Лермонтовой, женщина задается множеством вопросов. “Вот же неугомонная девчонка, не сидится ей спокойно под защитой компании. Знает же, если поймают никакими средствами и деньгами не откупимся. Расстреляют на месте. Глупое дитя… как можно заставлять родню волноваться? Кажется, меня скоро хватит удар...или нет”. -Елизавета Александровна, - по кабинету разнесся звук бархатистого мужского голоса. - Миша?.. Что-то произошло? Ты выглядишь встревоженно, - женщина встала с темно-кофейного кожаного кресла, стоящего в углу кабинета (подле небольшого журнального столика), и поспешила занять свое место за рабочим столом, приглашая вошедшего юношу присесть на стул перед ней. - Как проходит твоё обучение? Ты всем до… Ахахах, ладно-ладно, не смотри так. Говори с чем пришел. - Она вернулась, - коротко ответил юноша. В его серебристых глазах плясали черти, а тонкие губы растянулись в усмешке. Выдержав паузу, чтобы босс взвесила смысл его слов и восприняла их всерьез, брюнет продолжил. - Точнее ее доставили сюда на носилках с шестью пулевыми. Прострелено легкое, задета бедренная артерия, одна пуля прошла по касательной лишь поцарапав ее щеку, зато вторая - слепое ранение в голову...Также произошла перфорация кишечника и разрыв некоторых внутренних органов, видимо это - последствия взрыва. Сейчас ей занимается Анна, но все же…- он закусил губу. - Может вы повлияете на нее? Она ведет себя крайне безрассудно. Пытается играть в героя, хотя сама понимает, что это бессмысленно. Они это начали, но пусть конкретно она уступит это место тем, кто сильнее и все же способен выстоять в прямых физических конфликтах. Она все же дипломат, а не воин. Её жертва - не имеет смысла. На этой бойне она - лишняя. Ее потенциал раскрывается из тени, а не под свистом пуль или в гари покрышек. - А ты скажи ей об этом сам, - пожимая плечами, произнесла Елизавета, прищурив свои и без того небольшие черные глаза. - Быть может Михаил послушает тебя и отступит. - Вы сейчас серьезно, босс? - скептически обведя взглядом Арсеньеву, юноша приподнял одну из смольно-черных бровей. - Когда она вообще меня слушала? Всегда себе на уме… - Тогда отчего же ты считаешь, что я смогу повлиять на ее решение, если даже ты, ее друг, на это не способен, - женщина шумно выдохнула, вглядываясь вглубь голубовато-серых глаз напротив. - Булгаков, не зарывайся,- шикнула женщина на мальчишку, который имел наглость выругаться в присутствии начальницы. - Я же не говорю, что совсем ничего не могу сделать, - Елизавета Александровна хитро блеснула глазами, усмехаясь. - Как ты смотришь на то, чтобы я отправила вас двоих в какой-нибудь крайне далекий филиал кооператива? С организаторскими способностями Михаила вы точно сможете поднять даже самый убыточный отдел. Она будет вести, а ты - сдерживать. Анну я отправить с вами, конечно, не могу. Хотя, как ты понимаешь, она бы справилась с этим гораздо лучше тебя. Не в обиду, дорогой, - манерно отмахнулась она. - Ну, так отправьте! Чего вам стоит? -Ты хочешь, чтобы я со спокойным сердцем отправила за тридевять земель родную кровь? За кого ты меня держишь, мальчишка? - Это сейчас не имеет значения. Её безопасность я вам гарантирую, а вы гарантируете мне то, что отошлете ее куда подальше от места боевых действий. - Что ж. Тогда по рукам, - женщина лениво протянула Мише руку для рукопожатия и, как только тот протянул ей свою, Елизавета грубо притянула юношу к себе, сбивая со стола документы. - Ты отвечаешь за нее головой. Если что-нибудь произойдет, а ты об этом умолчишь… - Я знаю. - Прекрасно, - отпуская руку брюнета, отвечает Арсеньева. - Что на счет Японии? - Исключено! - увидев, как сильно вытянулось в удивлении лицо Елизаветы, юноша смутился. - Я не знаю языка и вряд ли пойму даже коллег по цеху, не то что пациентов. И мое обучение… - Хочешь в Сибирь? - с ехидством спросила женщина. - А чем вам Сибирь не угодила? - Все с тобой ясно, - она недовольно нахмурилась. - Значит ты не подойдешь для этого задания. Может тогда...Тютчев? или Маяковский? или… - Нет! - Значит поедешь с Михаилом в Японию. Все ясно или мне повторить? - победно усмехнувшись, Елизавета Александровна потянулась и достала из кармана бордового пиджака мобильный телефон. - Я сообщу руководству центра, что вы прилетите к ним со дня на день. - За что вы меня ненавидите, Елизавета Александровна? - обреченно промямлил юноша, облокачиваясь на спинку стула. - Я слишком люблю свою внучку, чтобы оставить ее в чужой стране без надежного друга. Вы с ней росли вместе и давным-давно сработались, поэтому я и хочу, чтобы именно ты сопровождал ее. Слышала, что дел в Йокогаме будет невпроворот. Война между Портовой Мафией и какой-то организацией эсперов завершена, там нужны хорошие специалисты по вопросу реабилитации людей со сверхспособностью среди гражданских. Детей войны там тоже немало. Раздолье. Будет где разгуляться Вашему Высокоблагородию. - Как можно быть столь циничной, босс? Погибли люди… - Люди умирают каждый день, Миш. Мне надоело их оплакивать, я все же русская, - отъехав от стола, женщина встала с кресла и, грациозно наклонившись вниз, подняла с пола несколько листов, упавших на пол минутами ранее. - А что до цинизма… С каких пор цинизм стал чем-то плохим? Это всего лишь умение называть вещи своими именами, не подменяя понятия и не прикрываясь устаревшими нормами морали. Проживешь с мое - поймешь… - Эйджизм - это бред. - Исчезни уже, мальчишка. Не заставляй меня идти на крайние меры, - подмигнув Булгакову, Елизавета томно вздохнула, расстегивая две верхние пуговицы блузки. - Что-то здесь жа-арко, не находишь, дорогуша? - Понял-принял, уже ухожу! - юноша как ошпаренный вылетел из кабинета начальницы, громко захлопывая за собой дверь._________________________________________________________
Светлые стены, жесткая кушетка и знакомое женское лицо перед глазами - вот что предстало пред взором Михаила, когда она вновь смогла открыть свои агатовые глаза. Нежно улыбнувшись, девушка привстала на локтях и ласково произнесла: «Доброе утро, Аня». - Добро утро? Ты сейчас серьезно?! - недовольная гримаса исказила мягкие женские черты. - Я была готова убить тебя еще раз, после того как диагностировала клиническую и биологическую смерть… По факту, ты была мертва! Ничего не хочешь мне рассказать? - Эээ, нет, - солнечная улыбка тронула губы Лермонтовой, она легонько наклонила голову набок и сдержанно рассмеялась. - Ну, если ты настаиваешь, то… эм, я немного повздорила с властями. - Это всем известно, а я хочу знать детали. - Амм, как ты наверное знаешь, меня скрутили на площади и попытались допросить о планах "Совета" на месте. Ну, а я зачитала на потеху публике пару революционно-матерных стишков, сказала, что у власти жулики и убийцы, а те, кто виновен в гибели Шен Ло еще и конченные ублюдки, - практически не меняясь в лице, произнесла Миша, потупив взгляд. - На том и порешили черти меня пристрелить. Хотя уверена, никто не станет спорить, мое появление было эффектным... - Аня, немного неловко об этом просить, но все же... Можно мне чаю, пожалуйста? Женщина, сидевшая на стуле около больничной койки, спокойно встала с места и, смерив лежащую на постели девушку понимающим взглядом, вышла из палаты. В это же время, на глазах пациентки навернулись слезы, которые она поспешила скрыть за белой подушкой, заключая ту в объятья чуть подрагивающих рук, утыкаясь в нее лицом. В ее голове пронеслась вся плеяда событий минувшего дня. Отмахнуться от нее Лермонтова не смогла бы , даже если б хотела. Смерть наставника, кровь протестующих, омывшая каменную кладку Кровавой площади... собственная смерть - все отзывалось тупой болью. Сколько она так просидела, погруженная в мысли, Михаил точно бы не смогла сказать. Но видимо прошло достаточно времени с момента ухода Ахматовой за пределы палаты. Влажные угольные глаза, застланые пеленой слез, вмиг раскрылись, стоило лишь услышать скрип открывающейся двери больничных покоев. Это вновь вернулась Анна, держащая в руке поднос с горячим крепким чаем и свежей выпечкой. Поставив поднос с ароматными лакомствами на стул, женщина присела у изголовья кровати, мягко коснувшись плеча девушки и отклоняя тело той назад. Лермонтова сидела спиной к Анне, опираясь на ее мерно вздымающуюся грудь. Девушка больше не плакала, она прикрыла глаза и, коснувшись способностью сознания женщины, начала по-немногу приходить в себя. - Мне больно, Ань... - Это пройдет. Боль потери утихнет и отойдет на задний план. Ты будешь помнить об этом всегда, но скорбь и печаль уйдут, оставив после себя лишь отпечаток светлой грусти и ты посмотришь на мир их глазами… его глазами. Придет день когда мы перестанем бояться жить и научимся испытывать счастье даже от банальных и казалось бы наивно-милых вещей. Уйдет тень, уляжется шторм, и нашу тихую гавань озарит ясное рассветное солнце, - женщина бережно поглаживала Шу по волосам, перебирая ее тугие каштановые локоны, тщательно продумывая светлые образы, чтобы поделиться ими с эспером. -Ты веришь в это? - Лермонтова потянулась за красивой керамической кружкой, над которой все еще клубился пар, кивком головы намекая Ахматовой взять вторую. Ее голос казался абсолютно безразличный, в нем не было ни иронии, ни лукавства, присущего её горячной юности. Взгляд ее пустых бездонных глаз настораживал и пугал. По спине Анны пробежали мурашки. - Честно? - грустно усмехнулась женщина, покорно склонив голову. Они больше не разговаривали вслух. Помещение погрузилось в звенящую тишину, и лишь тиканье часов связывало грезы и реальность. Миша была невероятно благодарна подруге, что та не пытается ее разговорить или развить эту тему. Боль потери еще слишком свежа для подобных душеизлияний, быть может когда-нибудь девушка и расскажет об этой странице своей жизни, но точно не сейчас, когда само ее сердце обратилось незаживающей кровоточащей раной. Откусив от сладкого пирожка небольшой кусочек, шатенка принялась лениво его жевать, совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Анна сидела рядом все это время, присматривая за своим “ Золотым дитя”, которому не посчастливилось стать новой фигурой на шахматной доске этой истории.Всего-навсего ребенок, желавший любить этот мир. Всего-навсего взрослый, выучившийся его ненавидеть.