***
Волосы Беллатрикс пылают на фоне огня. Он увидел её только что, впервые за год. Кажется, это самое большое из их расставаний. Она сражается как танцует, и это завораживает. Барти даже немного медлит, тормозит и спотыкается. Смешно. И она видит его. В пылу сражения их взгляды встречаются всего на мгновение, и этого достаточно, чтобы в груди впервые за долгое время взвыла тоска, обретя силы. — Мерлин, как же я скучал по тебе. Она была его погибелью, но всё же всегда оставалась той, кто делала его живым.***
Они лежали в старой бедной комнатушке в какой-то деревне прямо на деревянном полу в трещинах на шинелях. Беллатрикс ковыряла ногтями облупившуюся краску и кусала губу. — Знаешь, я подумала, что вот эта жизнь, которой живут Цисси и Андромеда, не для меня, — её щёки горели румянцем, в чугунной печке тлели угольки. — Это даже смешно, ведь я больше всех хотела иметь эту жизнь. Она перевернулась на другой бок, уткнулась в его грудь лицом и обняла: — Ещё и ты сбежал, как последний маленький трусишка. Но теперь… теперь… ты не сбежишь? — Не сбегу, — Барти поцеловал её в макушку. — Точно? — она ущипнула его за волосок у соска. — А то смотри, я ж тебя и в аду найду, из-под земли откопаю. Ты принадлежишь мне. Ты мне предначертан. Ты мой. Не забывай. И она поцеловала его в сомкнутые, мокрые и солёные губы. — А ты моя.