Как только каннибалам начинает угрожать смерть от истощения, Господь, в своём бесконечном милосердии, посылает им жирного миссионера. Оскар Уайльд
Огромного размера паук-птицеяд (Mygale avicularia), этакий членистоногий динозавр, битый час, если не врут его биологические часы, с показным равнодушием поглядывал на небольшую лягушку, принимающую солнечные ванны на гниющем стволе дерева неизвестной породы. Красно-синяя окраска животного угрожающе говорила: «Не ешь меня, козел, а то копыта отбросишь!» Паук, терзаемый повышенным обменом веществ, наплевал на предрассудки и гигантским скачком напал на самодовольную амфибию. Мощными челюстями он разжевал свою жертву вместе с кожей, кишками и костями. Особенно ему пришлась по вкусу печень, ведь именно с ней, согласно поверьям, к едоку переходят сила и храбрость жертвы. Паук почувствовал, будто напился живой воды. «Еще по сто пятьдесят и все...» — подумал он, облизываясь, на своем паучьем языке. Аппетит, говорят, приходит во время еды. Вскоре та же участь постигла еще одну лягушку, неосторожную карликовую жабу и слишком любопытного птенца волнистого попугайчика. Последнему птицеяд прокусил голову, едва не сломав себе челюсти, и так насосался теплой липкой крови, что, будь он альбиносом, окраска брюха приобрела бы ярко выраженный красный оттенок. Птицеяд оглядел останки своих жертв и рыгнул. Его потянуло ко сну — очевидное влияние закона Архимеда. Внезапно он почувствовал далекую вибрацию. Кто-то идет? Десерт? Паук прислушался: крупный экземпляр! К сейсмическим толчкам прибавились хруст веток и чье-то бормотание. «Человек?!» Птицеяд почувствовал себя крайне неуютно. Этот вид обезьяноподобных мог доставить серьезные неприятности. Конечно, он не боялся бледнолицых, особенно самок, трусливо визжащих при встрече с любым насекомым, но вид краснокожего заставлял его вспомнить все прежние грехи. Каждый индеец — это гарантированный геморрой. В подсознании паука четко отпечатались события прошлого года, когда его любимому папочке эти сволочи из садистских соображений поотрывали ноги. Ужасная смерть! Несчастного пустили на яд для стрел, а крепкую паутину — на рыболовную сеть. Паук огляделся по сторонам и приметил в скалах едва заметную расщелину. Вот оно — спасение! Он юркнул туда, лишь на три секунды разминувшись с рахитичным индейцем с олимпийским луком за спиной. «Спортсмен!» — презрительно подумал паук. Индеец, заметив боковым зрением какое-то движение, проявил ненужное любопытство и сунул руку в дыру. Птицеяд, подчиняясь заложенному в него природой инстинкту самообороны, тяпнул агрессора за протянутую конечность. «Гангрену тебе за батю, с*ка!» — пожелал он от всей души. Индеец взвыл от боли и выдернул из дыры окровавленную руку. — Засада! — вскричал он. Испугавшись столь громкой реакции, наполовину оглохший паук отскочил в глубь своего импровизированного укрытия. Снаружи пожилой и опытный индеец обругал пострадавшего полным набором плохих слов, коих набрался у изредка появляющихся здесь проездом европейцев и американцев. Поток критики он завершил словами на местном наречии, означавшими, что индеец очень тупой человек, раз сует руки в первую попавшуюся дыру, предварительно не посветив туда фонариком. Затем старик успокоился, оглядел дыру и заляпал ее огромным куском гуано, найденным тут же неподалеку. После этого он, воздев руки к небесам, наложил на это место «табу». «Боже, теперь я в полном дерьме!» — в отчаянии подумал паук, осознав, что убежище превратилось в удушливую западню. Но внешний мир уже забыл о его существовании, не такая уж важная птица этот птицеяд!***
Вектор Степанович Синицын, руководитель экспедиции, член географического общества Ленинградской Академии наук, вытер пот со лба и тихо выругался, помянув чью-то мать. — Не кочегары мы, не плотники... — где-то впереди послышались звуки известной песни в исполнении заместителя по политической части советской научно-исследовательской экспедиции Луиджи Германовича Зарубы. — Но сожалений горьких нет... Понять Вектора Степановича можно — обманутые корыстными проводниками, они третий день блуждали по джунглям Амазонии. Скоро кончатся тушенка и гречка, а замполит знай себе песни трубит! — А мы монтажники-высотники... — не унимался Луиджи, лихо разрубая туристическим топориком мешающие продвижению лианы. — И с высоты вам шлём привет! — Луиджи Германович! — окликнул его Синицын. — Да, Вектор Степанович? — Который сейчас час? — Третий пополудни пошел. — А день? — Семнадцатое июня. Год тоже желаете знать? — с неприкрытым сарказмом спросил Луиджи. — Нет, год я знаю... — Вектор Степанович устало присел на пенёк и скрутил самокрутку из махорки и старой газеты «Комсомольская Правда» с портретом Леонида Ильича на развороте. Замполит не занес этот факт вопиющего неуважения к дорогому генсеку в свою тайную записную книжку сексота, так как ранее и сам вынужденно использовал газеты с его портретом в гигиенических целях. Шёл 1971 год. Советский Союз, несмотря на козни НАТО, продолжал строить светлое социалистическое будущее в ходе Девятой Пятилетки. Партия, а конкретно коммунистическая ячейка Ленинградского Завода СельхозТехники (естественно, под видом сноповязалок там выпускали тяжелые танки), поручила ему подготовить репортаж о загадочных животных таинственной Бразилии для передачи Николая Дроздова «В мире животных». Тяжело, а надо! Заведующий при заводе живым уголком, герпетолог по образованию, Вектор Степанович вначале хотел было отказаться, сославшись на незнание «бразильского» языка, но жена назвала его шовинистом и изменила со слесарем из ленинградского НИИ сельского хозяйства. Больше Вектора Степановича в героическом Ленинграде ничего не держало, и он согласился. — Вектор Степанович, надо идти! — Я устал, Луиджи... — тоскливо пробормотал начальник экспедиции. — Зачем мы выбрали Пурус? Почему не Тапажос? Или хотя бы Мадейру?! Мы здесь умрём... — А как же Дроздов? Программа «В мире животных»? Партия?!.. — воззвал к его совести замполит. — Они в вас верили, а вы?! Синицын не успел ему грубо ответить. Рядом с его головой что-то просвистело. «Должно быть, дикие обезьяны...» — подумал он, озираясь по сторонам, но тут же в пенек, между его ногами, вонзилась стрела с цветастым пером попугая на конце. А дальше... Вектор Степанович похолодел от ужаса. Прямо из джунглей на них вышли несколько отвратительного вида индейцев, которые на ломаном русском языке потребовали бросить оружие и поднять руки вверх. — Это самоуправство! — возмутился Луиджи Германович, но на его протесты никто не обратил внимания, а на голову обрушился тяжелый удар дубинкой.***
— Командирские часы... Луиджи очнулся с больной головой, связанным и лежащим на полу какой-то хижины, устланной циновками из пальмовых листьев. «Командирские часы?.. Русскоговорящие индейцы?! Должно быть, мне послышалось...» — подумал он. Но на правой руке, там где раньше его грела приятная тяжесть механических часов фабрики «Восток», теперь было подозрительно пусто. «Спёрли, макаки, именные часы...» Оглядевшись, он обнаружил рядом с собой начальника, тоже связанного по рукам и ногам. — Доброго здравия! В хижину вошёл седовласый старик с длинной бородой и голубыми глазами. По виду, как определил Луиджи, явный европеоид. Спустя пару секунд он разглядел на его загорелом плече почти выцветшую татуировку «Белая Гвардия Всех Сильней» и судорожно сглотнул. Контра! — Вектор Степанович Синицын, — прочитал старик в партийном билете. —Странное имя, никогда не слышал... — ВЕликий Коммунизм ТОРжествует! — объяснил глава экспедиции, приподнимая голову. — Я что-то слышал об этой тенденции, но все равно неожиданно!.. Красные, значит... И сюда добрались ваши длинные руки? По мою душу? «Тенденции?.. Начитанный, собака!..» — подумал замполит. — Нам... Э-э... Нам неизвестно, кто вы. А сами мы — путешественники, — оправдывался Синицын. — У нас экспедиция... Зоологического, а не политического характера. — Путешественники? — Я член Географического Общества... — Член?! — на лице старика появилось выражение удивления. Вектор Степанович не разобрал, это старик так шутит или всерьез, поэтому на всякий случай добавил: — ...Географического Общества! — А этот кто? — Это Луиджи... — «Макаронник»?! — снова удивился старик. — Parli italiano? — Нет, что вы. Это тоже вполне пролетарское имя. — Но Луиджи... — Ленин Умер, но ИДеи ЖИвы. — Святая Дева Мария... — перекрестился старик. — Что делается-то... — Они забрали мои командирские часы! — возмущенно прошептал Луиджи на ухо Вектору Степановичу. — Нам нужно бежать! — А зачем вам бежать? — вдруг поинтересовался старик. — Но как вы... Как вы услышали?! Я же шепотом! — Сорок лет живу я на природе. Свежий воздух, натуральное питание, никакой химии. Знаете, как подкрадывается к жертве ягуар? Хороший слух необходим, если хочешь выжить в этом зеленом аду. — Значит, вы не собираетесь нас отпускать?! — К чему такая спешка?.. Изволите со мной перекусить? — спросил старик и тут же дал команду молодому индейцу с перевязанной рукой снять веревки с пленников. Индеец мучился, ведь работать с узлами одной лишь рукой было неудобно, но, видимо, в этом заключалась большая житейская мудрость этого племени. — А что сегодня к столу? — поинтересовался, почесывая живот, довольный освобождением Вектор Степанович. — Не беспокойтесь, мы не каннибалы. Старик запустил руку в вещмешок, отобранный у замполита. — ЕлабУжская тушенка... — прочитал он название на этикетке трофея, вызвав разочарование у начальника экспедиции. — ЕлабУж — это что, Франция? — Елабуга! — возмущенно ответил Луиджи. — Советский Союз! Старик бросил банку обратно в мешок. Конечно, он знал о существовании этого города, даже родился неподалеку. Да, странная у него была манера шутить... — А нет ли у вас... — Кусочка сыра? — попробовал угадать Вектор Степанович, вспомнив Бен Ганна из «Острова сокровищ». — У меня непереносимость лактозы! — замахал руками старик, а через пару секунд с придыханием спросил: — Нет ли у вас березового сока? — Березового сока?! — округлились глаза Вектора Степановича. — Увы, нет. На лице старика отразилось глубокое разочарование. — Простите, но вы еще не представились?.. — вмешался Луиджи. — Нам хотелось бы знать, с кем мы имеем дело? — Действительно... — старик вдруг выпрямился, расправил плечи. — Покорнейше прошу простить! Вождь племени этих мумба-юмба... Капитан третьего ранга Николай Евграфович Саблин! В отставке, разумеется. — Саблин?!.. Тот самый? — удивился Вектор Степанович. — Вам известно мое имя?! — нахмурился старик. — Каким образом? — Ну конечно! Вы считаетесь одним из известнейших авантюристов тридцатых годов, и до сих пор вас считали бесследно исчезнувшим в джунглях Амазонки, подобно британскому полковнику Фосетту! — Зачем вы подыгрываете его самомнению? — шепнул Луиджи. — Посмотрите, на его руке татуировка... — В ней нет ничего интересного... — ответил ему Саблин, вновь удивляя своим прекрасным слухом. — Ошибка молодости. Белое движение кануло в Лету... В хижину вошли несколько молодых и гибких телом индианок. Две из них подали гостям и вождю самодельные кружки, а на стол между ними поставили разные фрукты, что-то похожее на ломтики «мяса» и большой бурдюк с какой-то мутной жидкостью, в которой плавали цветки орхидеи. — Банкет и развлечения за мой счет! — подмигнул гостям Саблин. Третья индианка в одной набедренной повязке принялась танцевать у отполированного металлического шеста, ублажая взор собравшихся своим бюстом. — Обратите внимание на шест... — шепнул Луиджи Вектор Степановичу. — Полировка! Они знакомы с обработкой металла! — Полноте вам! — возразил Саблин. — Эти дикари умеют только охотиться на разную дичь, ловить рыбу и... Самое сложное, что они делали своими руками, когда я оказался в их племени, это галоши из каучука, получаемого из сока гевеи. — Значит, это вы познакомили их с получением и обработкой металла? Но вы же вмешались в естественный ход эволюции! — Не вмешайся я в ход эволюции, товарищ Луиджи, — Саблин сделал особое ударение на слово «товарищ», — ваша филейная часть варилась бы вон в том большом глиняном котле... Ваш Ленин тоже вмешался... При упоминании имени вождя Мировой Революции замполит едва не вспыхнул как порох, но Синицын, положив ему руку на плечо, удержал Луиджи от столь опрометчивого поступка. «Мы не в Союзе, а в гостях!.. Уважим хозяина!» — шепнул он ему. Опираясь на трость, Саблин с усилием поднялся на ноги, открыл дверцу уже полусгнившего, источенного термитами небольшого комода и выложил перед своими гостями несколько предметов. — Этот металлический шест для стриптиза и вот эти вещи перед вами — всё, что осталось от моего «Стилета»... — с грустью вздохнул старик. Бронзовые буквы «l» и «t», ржавый «маузер» К-96 с гравировкой на испанском языке и уже без патронов, пустая гильза от полуторадюймового снаряда, офицерский кортик без ножен, пара серебряных пуговиц с морским якорем и полуистлевший парагвайский флаг. Полуголая индианка у шеста тем временем опрокинула на себя бурдюк с водой и, поблескивая стекающими с тела капельками, чуть увеличила скорость своего танца. Луиджи держался изо всех сил, но оторвать глаза от молодых, задорно торчащих грудей было почти невозможно. Саблин это заметил. — Давайте выпьем! За знакомство! В кружках оказалась жидкость, напомнившая Луиджи родимый самогон, но с тропической спецификой. Саблин предложил закусить чем-то, отдаленно напоминающим вареные сосиски. Голодные путешественники с жадностью принялись поглощать еду. — Воблы, простите, не держим-с... — А что это? — Сушеный пенис аллигатора... Местные и настоечки из них готовят! Луиджи немедленно вырвало на пол. Саблин заржал как дикий мустанг. — Давно мне, старику, так смеяться не приходилось!.. Это шутка была! Простите великодушно! На самом деле это капибара. — Ну и шуточки у вас... — Индейцы, они шуток не разумеют. Фантазии — ноль. Так что вы для меня словно глоток свежего воздуха! — Ну спасибо... — кисло улыбнулся Луиджи, вытирая губы. — Вы не расскажете свою историю? — спросил Вектор Степанович. — Нам безумно интересно! Саблин почесал подбородок, снова встал и попросил гостей выйти за ним из хижины. Деревушка индейцев на первый взгляд казалась небольшой — на центральную площадь выходило с десяток хижин, но если приглядеться, то сквозь заросли можно было увидеть, что жизнь продолжается и там. К Саблину подбежал белобрысый малец с потасканным футбольным мячом и попытался продемонстрировать свое умение им жонглировать. Саблин дождался, пока он ошибется, уронив мяч на землю, похвалил его и отправил играть с другими детьми. — Мяч из реки выловили, — пояснил он своим гостям. — Течением принесло, наверное, из Перу. Потом рука его уверенно ткнула в небольшую каменную пирамиду, на вершине которой на черном столбе красовался сверкающий на солнце металлический череп. Один глаз у черепа отсутствовал, второй походил на известный драгоценный камень красного цвета. На столбе висела табличка из махагониевого дерева с русской надписью «Не влезай — убьет!» Тотем охранял печального вида молодой индеец, вооруженный коротким копьем с обсидиановым наконечником. Наблюдательный Луиджи вдруг обратил внимание на одну его особенность — у того недоставало одной важной части мужского тела. — Минет... От аллигатора! — с ухмылкой пояснил Саблин. — Так сказать, производственная травма! Охота в здешних водах — опасное занятие. Луиджи криво улыбнулся. — Что это? Нанотехнологии древних инков? — Голова убийцы... Механический человек, опаснейшая тварь... — после некоторого молчания медленно заговорил Саблин. — Его не берут пули, закаленная сталь... Однажды в грозу в тотем ударила молния, глаз его немедленно зажегся красным светом, а челюсти задвигались, будто грозясь сожрать любого, кто его коснется... Луиджи подумалось, что старик явно бредит. Сорок лет среди дикарей – нельзя провести столько времени на свежем воздухе и не свихнуться. «А ведь поначалу производил впечатление здравомыслящего человека, пусть и с отвратительной манерой шутить!» — Псих... Альцгеймер! — шепнул он Вектору Степановичу, но тот, похоже, заинтересовался словами Саблина. — Вы... Вы ему поклоняетесь? — пытаясь подробнее разглядеть артефакт, спросил он вождя племени. — Я?.. Я что, похож на круглого идиота? А вот они, — Саблин указал на кучку индейцев, с любопытством глазеющих на пленников, — они — да. — А не могли бы вы нам его продать? — поинтересовался деловитый Луиджи, вдруг решивший, что тот красный глаз — не что иное, как крупный рубин. — На кой? На кой мне тотем без черепа? Это краеугольный камень моего авторитета в этом племени. И потому я бессменный вождь у них уже сорок лет, невзирая на происки оппозиции. К тому же вам нечего мне предложить! — Оппозиция среди дикарей?! Он точно бредит! — вновь шепотом усомнился в адекватности старика замполит. — Что все-таки с вами случилось? — в отличие от Луиджи Вектор Степанович решил не делать скоропалительных выводов, а разузнать как можно больше. — Вы же говорили, будто я известная личность?.. — вопросом на вопрос ответил Саблин. — А что вам известно обо мне? — Мне известно, что в конце Гражданской войны вы бежали с врангелевским флотом в Тунис. Потом... — Стояние в Бизерте... — пробормотал Саблин, присев на пенек. — Что ж... Эту историю можно начать и с Бизерты.